***
На следующей неделе Дин покупает у Сэма ноутбук. Изначально Сэм хотел отдать его просто так — он месяцами копил деньги на новый и продолжал настаивать, что старый ему не нужен, — но Дин никогда не умел принимать благотворительность. В итоге они остановились на 150 долларах, а мышка шла как бы в подарок. Эш заходит, чтобы проверить ноутбук, находит его сносным, а потом некоторое время копается в настройках. Дин понятия не имеет, что тот делает, но это что-то чертовски упрощает использование клавиатуры. Теперь он должен нажать и удерживать каждую клавишу где-то полсекунды, прежде чем компьютер согласится ввести букву. Хотя на написание каждого слова уходит немного больше времени, время, которое он экономит, избавляясь от необходимости исправлять ошибки там, где его пальцы соскальзывают, с лихвой компенсирует это. Так или иначе, Дин думает, что его рукам становится немного лучше. Позже на этой неделе он говорит об этом Бенни, который подтверждает это и задаёт несколько вопросов о том, как обстоят его дела в повседневной жизни. После того, как Дин признаётся, что у него всё ещё довольно часто болят запястья и кисти рук, Бенни заставляет его попросить у Бобби более сильное обезболивающее, — очевидно, «взять себя в руки и просто справиться с этим» не является приемлемым обезболивающим средством. Как бы сильно Дину не нравилось полагаться на наркотические вещества, он вынужден признать, что не скучает по ощущениям, подобным тому, что кто-то словно рубит мачете его суставы. Дин всё ещё проводит много времени в доме Каса, но больше не пользуется его компьютером. Иногда Дин приносит свой ноутбук и пытается уболтать Каса на покупку одного из классических автомобилей, но в основном они просто разговаривают. Кас ненавидит свою работу сильнее, чем когда-либо, и Дин думает, что сейчас он как никогда близок к тому, чтобы просто сдаться и уволиться. Однажды поздним сентябрьским днем Кас ведёт себя гораздо тише, чем обычно. Дин сидит на диване рядом с ним, инвалидное кресло стоит подле него, и через некоторое время он протягивает руку и толкает Каса локтем. — Эй, — говорит он. — Что случилось? — Что ты имеешь в виду? — Брось, вот не надо этого. Что не так? — Сегодня годовщина смерти моей матери, — говорит Кас. В его голосе так мало эмоций, что поначалу Дин не совсем улавливает смысл этих слов и думает, что Кас просто выдал ещё одну отговорку. Когда понимание щёлкает в его сознании, он чувствует себя самым большим мудаком во всём мире. Он уже знает, что мать Каса умерла, когда он был маленьким — рак молочной железы, обнаруженный слишком поздно, уже после того, как он дал метастазы, — но Кас никогда по-настоящему не рассказывал об этом. — Чёрт, Кас, прости, — говорит Дин. Он осторожно прислоняется к Касу, прижимаясь головой к его шее. Кас обнимает Дина, кладя руку на его плечо. — Ты помнишь её? — Мне было всего два года, — говорит он, — так что нет. Иниас на два года старше, поэтому у него есть какие-то воспоминания. Но Анна была единственной, кто мог вспомнить её лицо. Чёрт, трагедии всё продолжают накапливаться сегодня. — А сводные братья и сёстры? От другой матери? — Да, — говорит Кас. — Мой отец, вероятно, посетит её могилу, но я не знаю, присоединятся ли они к нему. Она похоронена в Иллинойсе, возможно, мне стоило поехать, но… — Путь от Канзаса до Иллинойса долог, — соглашается Дин. — А Иниас? — Не знаю. Мы не разговаривали с тех пор, как посетили могилу Анны. С тех пор прошло два месяца; два месяца с того момента, как Кас появился в комнате Дина, дождевая вода капала с его волос, а его глаза были полны печали. — Почему вы, парни, не общаетесь? Поссорились или что-то такое? — Нет, ничего такого, — говорит Кас. — Нет ни гнева, ни злобы, просто… отсутствие точек соприкосновения. Когда Анна была ещё жива, мы оставались близки ради неё, но единственным, что связывало нас после её смерти, была боль от того, что она ушла. Мы пришли к обоюдному решению разорвать все контакты. — Отвратительно рационально, — говорит Дин. — Клянусь, наверняка ты никогда в своей жизни не совершал ничего плохого. Кас как-то нехорошо смеётся, и Дин с интересом поворачивает голову. — Ого, чувак, расскажи. — Нет, — отвечает Кас мгновенно, агрессивно, и Дин отстраняется, чтобы как следует посмотреть на него. — Кас? — Нет. Это… нет, — говорит Кас, проводя рукой по лицу. — Слушай… — начинает Дин, на самом деле не зная, что нужно сказать, но всё равно желая попробовать убедить его. — Семья — это сложно. Я понимаю. — Всё совсем не так. — Так расскажи мне, что это, — Кас теребит свои рукава, очень старательно избегая взгляда Дина. — Кас, ты должен дать мне что-то здесь, чувак. Ты должен доверять мне. — Я не хочу, чтобы ты знал обо мне плохое, — тихо признаётся Кас, и часть сердца Дина разбивается. — Кас, во мне буквально девяносто девять процентов плохого, но ты каким-то образом находишь в себе силы оставаться рядом и искать тот один процент. Ты серьёзно думаешь, что я смогу осудить тебя за один плохой поступок, когда в тебе так много хорошего? Кас смотрит на него глазами, которые с таким же успехом могли бы быть зеркалами, тёмными и переполненными тысячью вещей — печалью, отчаянием, благодарностью, выбери одно, выбери всё. — Дин, — выдыхает он, как будто на самом деле Дин не может иметь этого в виду, как будто он не понимает, что говорит. — Испытай меня, — говорит Дин. — Итак, вы с Иниасом не общаетесь. Кас сглатывает. — Да, ну, Иниас у нас разумный. С другой стороны, гены моей мачехи, по-видимому, содержали какую-то мутацию, которая сделала невозможным угодить тем детям, которых она произвела на свет. Так, это уже что-то. — Их трое, да? — Бальтазар, Эстер, Уриэль, в таком порядке. Бальтазару девятнадцать, и сейчас он живёт… где-то. Он ушёл в какой-то момент между пятой и шестисотой ссорой по поводу его образа жизни. — Что, чувак спал с чуваками или что-то такое? — спрашивает Дин. — Да, но и я тоже, и никого это особо не волновало, — говорит Кас, и Дин понимающе кивает. — Скорее всего дело было в том, что он спал примерно с тремя одновременно, находясь под воздействием веществ, за распространение которых ты всю свою карьеру сажал людей в тюрьму, — продолжает Кас. — Ого, — выдаёт Дин, не совсем уверенный, что здесь сказать. — Это, эм… это что-то. — Я старался, — говорит Кас, его взгляд устремлён куда-то вдаль. — Я так старался, Дин. Мне было десять, когда он родился, — я учился в школе-интернате, но мне нравилось возвращаться домой, чтобы увидеться с ним. Он ровнялся на меня. Я так гордился тем, что знаю его… Я так им гордился. — Да, я понимаю, — мягко соглашается Дин. Он всегда гордился Сэмом, так сильно гордился, что порой понятия не имел, как вынести это чувство — не раз ловил себя на том, что говорит о своём брате с кассиршами и девушками на ресепшене. Он ничего не мог с собой поделать; он хотел рассказать всем, кого встречал, об оценках Сэма, о том, что говорил Сэм, об этом гениальном парне, который смотрел на Дина и видел в нём — вопреки всякой логике — что-то превосходящее его самого. — Бальтазар был умён, харизматичен… мы все думали, что он сделает карьеру в политике, — говорит Кас. — Но когда ему исполнилось пятнадцать, всё полетело к чертям. Я купил ему книги о том, как победить зависимость, но он не стал их читать, поэтому я прочитал их за него и пытался говорить с ним, но он не слушал. Тогда мне было двадцать пять, — разница в возрасте не давала мне достучаться до него, — а от Эстер и Уриэля не было пользы, — выплёвывает Кас с неожиданной резкостью в голосе. На лице Дина, должно быть, отражается удивление, потому что Кас кривит губы, как будто хочет забрать свои слова обратно. — Это было несправедливо с моей стороны. Эстер любит свою семью, включая меня и Иниаса. Она безумно нас любит, и отказ Бальтазара говорить с нами и меняться был для неё подобен предательству. Когда наш отец наконец поставил Бальтазару ультиматум — завязывай или убирайся, — она расценила то, что он выбрал последнее, как предательство. Она злится, Дин… ей сейчас семнадцать, и она просто зла на весь мир. Это разрушает её, — говорит он. Дин осторожно кладёт руку на руку Каса и слегка сжимает. Кас бросает на него взгляд, полный благодарности. — А Уриэль? — спрашивает Дин. — Её противоположность, — резко отвечает Кас. — Он ненавидит отца. — Почему? — удивляется Дин. — Со временем наш отец становился… всё более отстранённым. Казалось, что к пятому ребёнку он просто потерял всякий интерес. Конечно, моя мачеха любила Уриэля, но ему этого было недостаточно. К тому времени, когда Уриэлю исполнилось десять, Иниас, Анна и я уже съехали, осталась только Эстер, которая приказывала ему любить свою семью, и Бальтазар, всё продолжающий давать ему причины не делать этого. Он тоже злится, но это погружает его во тьму. Он редко бывает дома, а когда бывает, то отказывается разговаривать с кем-либо из нас. — Должно быть, Рождество становится адом, — говорит Дин, за неимением ничего другого. — Я не приезжаю. Никогда. Ненавижу себя за это, но не приезжаю. Я не могу терпеть то, как они осуждают Бальтазара, и я не могу справиться с молчанием Иниаса, потому что нам просто нечего сказать друг другу, и я не знаю, как говорить с Эстер или как хотя бы попытаться наладить контакт с Уриэлем. Сколько бы раз я ни звонил отцу, он никогда не отвечал и не перезванивал. А Анна… — он тяжело сглатывает, и Дин понимает, что это не то, о чём они будут говорить сегодня. — Всем им было нужно так много, и что бы я ни давал, этого никогда не было достаточно, — говорит Кастиэль. — Бальтазар всё равно продолжал огрызаться, колоться и выпивать, Анна всё равно была больна, Эстер всё равно ссорилась со всеми нами, а Уриэль всё равно молчал. После смерти Анны всё стало ещё хуже, и я больше не мог с этим справляться. Я перестал отвечать на звонки. Перестал открывать электронные письма. Я оттолкнул их всех. Дин никогда не видел Каса таким, запинающимся на словах, которые борются друг с другом, чтобы вырваться наружу. Если Дин подавляет, то Кас контролирует. Почти всё, что говорит Кас, тщательно продумано, чтобы выдать только то, что он считает «безопасным»; он держит свои стены достаточно высокими, чтобы были видны только самые высокие, самые зелёные деревья, чтобы сорняки и мусор под ними оставались скрытыми от посторонних глаз. — Встреча с Иниасом напомнила мне о том, от чего я сбежал, — говорит Кас, — о проблеме, от которой я продолжаю бежать. Ты был неправ, когда назвал меня хорошим человеком. У меня никого нет, Дин, потому что я не могу подавить свои чувства настолько, чтобы кто-то остался. Дин вслушивается в слова Каса, но интерпретирует их совсем по-другому. Он слышит, что иногда Кас позволяет гневу или разочарованию взять верх над любовью, что иногда он не может сдержаться, что он пытается, но терпит неудачу, потому что он человек. Что он был достаточно человечен, чтобы сбежать и чтобы расстроиться, когда никто не попытался его остановить. Дин хочет сказать Касу всё это. Он хочет сказать, что можно любить свою семью и всё равно отталкивать их, сказать, что Бальтазар скорее всего ненавидит каждую секунду, когда говорит Касу отвалить, но что себя он ненавидит ещё больше, слишком сильно, чтобы остановиться. Он хочет пообещать, что ничего не изменилось, не исчезло; поклясться, что Кас сделал всё, что мог, и что он не виноват в том, что всё, что он отдавал, в конце концов неизбежно закончилось. Дин много чего хочет сказать, но в кои-то веки его сердце и рот работают сообща, и мозг не получает права голоса. — У тебя есть я, — слышит он свой голос. Недоумение в глазах Каса сменяется удивлением, когда Дин непоколебимо выдерживает его взгляд. Слабая улыбка мелькает на лице Каса, и Дин внезапно думает, что, возможно, он должен был сказать что-то другое. — Кас… — говорит Дин. — Со мной трудно. Я упрямый, и я мудак, и я хочу, чтобы ты поклялся, что если когда-нибудь ты почувствуешь, что для тебя всё это слишком, — если когда-нибудь ты захочешь закончить всё это и убраться подальше от меня, — ты сделаешь это. — Я не смогу оставить тебя, — тихо отвечает Кас. — Чёрт возьми, Кас… — Нет, — просто говорит Кас. — Тогда я потеряю слишком многое. С моей семьёй я всегда чувствовал только печаль, не было ни утешения, ни воздаяния. Не было «хороших дней». С тобой… ты описал это как «один процент хорошего против девяноста девяти плохого». И я думаю, что ты неправильно рассчитал проценты. Дин смотрит на Каса, думая, что тот, должно быть, шутит, но это не так. Он правда искренен в своих словах. — Ты хороший человек, Дин, — говорит Кас. — Ты любишь свою семью, и ты иррационально высокого мнения обо мне, учитывая то, как я поступил со своей. — Учитывая что? Что ты решил отдохнуть от компании дисфункциональных придурков, которые чуть не довели тебя до нервного срыва? — скептически спрашивает Дин. — Я думал что ты сочтёшь это прискорбным. — Я считаю, что это разумно. — Даже если это и было правильным решением, оно не ощущается таковым, — мрачно говорит Кас. — Мне так стыдно за то, что я сделал. Дин мягко улыбается, потому что на этот раз ему даже не нужно задумываться над ответом. — Дело в том, — говорит он, сжимая руку Каса, — что кое-кто однажды сказал мне, что быть постыдными могут только те вещи, которым ты это позволяешь.***
Одним вечером во время ужина Джо поворачивается к Дину и говорит: — Эй, можно мне воспользоваться твоим ноутом? — Зачем? — настороженно спрашивает он. — Порно, — резко говорит она. Бекки отводит взгляд; Мэг закатывает глаза и даже не утруждает себя комментариями. — Ха, ха. Нет, ну, серьёзно, зачем? — Ищу новое кресло, — отвечает Джо. — Не похоже, что я когда-либо снова встану, так что, по крайней мере, могу сидеть с шиком. Даже Дин не настолько мудак, чтобы сказать «нет» на это. — Конечно, — говорит он и в итоге садится рядом, пока Джо просматривает сайт с инвалидными креслами. — Вот это выглядит хорошо. — Конечно, если ты в Ирландии. — Чёрт, — говорит она, меняя страну в настройках. — Ладно, а как насчёт этого? Дин переводит на неё взгляд. — Серьёзно? — Что? Оно в Оклахоме, не так уж и плохо. — Шотландка, Джо? — Ты носишь шотландку постоянно. — Я ношу фланель в клетку. — Это одно и тоже. — Вот теперь ты просто позоришься. Дин собирался просто помочь Джо, но теперь, смотря на ассортимент, он вынужден признать, что некоторые из этих кресел… на самом деле довольно крутые. Он не понимает всех терминов, указанных в характеристиках, или какие из них хорошие, а какие плохие, но нет никаких сомнений в том, что некоторые кажутся лучше других. Когда Кас приходит на следующий день, он застает Дина погружённым в исследования — и на этот раз не машин. — Ладно, но посмотри на это, — говорит Дин, указывая на экран. — Быстросъёмные колёса, чертовски лёгкие, и к ним прилагается сиденье из поролона с эффектом памяти. — Это… хорошо? — неуверенно спрашивает Кас. Дин фыркает. — Да, Кас, это хорошо, — Кас удовлетворённо кивает, и Дин добавляет, — в отличие от твоей машины. — Дин Винчестер, ты мог бы зарабатывать на жизнь, рассказывая людям, насколько плохи их машины. — Один из моих многочисленных талантов, — говорит он, и Кас сцеловывает ухмылку с его лица. Возможно, у Каса есть какие-то экстрасенсорные способности, потому что поздним вечером того же дня Дин натыкается на автомобильный форум с самой жалкой мольбой о помощи, которую он когда-либо видел. Парень, написавшийся этот пост, — новоиспечённый сирота, который, вернувшись с похорон отца, обнаружил, что родители оставили ему свою старую машину — их первую машину, их любовь, их радость и гордость. Он проехал на винтажной Импале всего четырнадцать миль, прежде чем она сломалась. Судя по тому, что он пишет — кто-то спросил, автомат у него или механика, и он ответил: «в каком из них есть палка?» — он чувствует себя как белый медведь, брошенный в пустыне и вынужденный выращивать кактусы. Никто не дал ему ни одного полезного совета, его дядя приедет завтра, и он уже ни раз сказал, как рад будет увидеть машину, и парень очень ясно дал понять, что в такой короткий срок не сможет позволить себе обратиться к автомеханику. До сих пор Дин придерживался подхода из «Звездного пути» ко всем онлайн-советам по автомобилям: наблюдайте, но не вмешивайтесь. Но не похоже, чтобы Кирк позволил невинному существу страдать — и, чёрт возьми, эта машина определённо ни в чём не виновата. Два часа спустя Дин каким-то образом умудряется создать учётную запись и оставить парню подробное пошаговое руководство (такое, что даже чихуахуа, вероятно, разберётся) по устранению неполадок в его машине. Ввод текста занимает очень много времени, но клавиатурная хитрость Эша помогает, и это не то, на чём сосредоточены мысли Дина. Модель не 67 года выпуска, поэтому она знакома ему не так хорошо, как разбитая оболочка машины, разбираться с которой он позволил полиции, но, эй, Дин может проявить немного гибкости. Прямо перед сном он получает личное сообщение от парня, который начал эту тему. — — — [ответить] [переслать] [удалить] кому: dwinchester от: flyboy77 [заблокировать] [пожаловаться] тема: совет по машине спасибо, спасибо, спасибо, боже, ты мой спаситель, большое тебе спасибо!!! я перепробовал всё, что ты сказал, и не знаю, что именно из этого сработало, но оно сработало хочешь я заплачу тебе или что-то ещё — — — — Некоторым людям, — говорит Дин экрану, — просто не должно быть разрешено иметь машину. — — — кому: flyboy77 от: dwinchester тема: re: совет по машине Всё в порядке, рад, что смог помочь. Просто заботься о ней! — — — Прошло много времени с тех пор, как Дин чувствовал себя так, словно он на метафорическом коне. Это приятное чувство.***
Идёт октябрь, и осень даёт о себе знать. Теперь, когда Кас уходит, на улице темно, и Дин снова начинает надевать толстовки, потому что для футболок становится слишком холодно. Он может справиться с переменой погоды, но температура — не единственное, что идёт на спад. Сначала он никому об этом не рассказывает. Его руки болят всё чаще, и независимо от того, сколько обезболивающих он глотает, лучше не становится. Он остро ощущает их присутствие, то, как мышцы сводит судорогами, которые сжимают и скручивают пальцы. Он всё продолжает ждать, когда это пройдёт, но этого не происходит. Физиотерапия тоже приносит боль, поэтому он перестаёт делать упражнения, когда Бенни нет рядом, решив, что отдохнуть — хорошая идея. Через несколько недель он и лекарства перестаёт принимать, потому что какой в этом смысл? Они не помогают. Он всё ещё бывает у Каса, или они вместе ездят в соседний город — там в парке есть тихий уголок, в котором Дин не против посидеть, подальше от придурков которые, как он знает, будут тыкать в него пальцами и смеяться, — но он начинает задаваться вопросом, зачем всё это? Он чувствует, что люди пялятся на него чаще, чем когда-либо, и всё это превращается в непрерывный цикл: руки болят сильнее, люди смотрят, руки болят ещё сильнее, и всё больше людей смотрит. Его состояние ухудшается, и весь чёртов мир в курсе. В конце концов, Дин до сих пор не может понять, почему Кас хочет проводить с ним время. Прийти сюда и стать волонтёром, ладно, это галочка в большом космическом списке, которая позволит тебе возвыситься, а не отправиться прямо в Ад, но приглашать Дина в свою жизнь? В этом нет никакого смысла. Никогда не было, но в последнее время Дин просто не может выбросить эти мысли из головы. Ему кажется, что он просто сидит и ждёт того дня, когда Кас больше не захочет приходить — не захочет, чтобы их видели вместе. Он решает принять решение раньше, чем это сделает Кас. — Я никуда не пойду, — говорит он однажды, прежде чем Кас успевает хотя бы поздороваться. — Ты иди, если хочешь. Мне всё равно. Больше он ничего не говорит. Он не смотрит Касу в глаза, и когда Кас прикасается к нему, он отстраняется. Кас задаёт пару вопросов, но Дин на них не отвечает. Слова, кажется, доносятся откуда-то издалека, и рот Дина онемел, как будто всё его лицо застыло в бетоне. Ответить он вряд ли сможет. Кас полчаса сидит рядом с ним в тишине, но потом уходит, и Дин швыряет пульт в телевизор с такой силой, что экран разбивается вдребезги. Он говорит Эллен, что это произошло случайно, бормочет ей эти слова без каких-либо других объяснений. Он не уверен, что женщина верит ему, но она никак это не комментирует. Она спрашивает, не хочет ли он позвонить Сэму, и он говорит ей оставить его в покое. Поникнув, она так и делает. После того, как она уходит, Дин пишет Касу и просит его не приходить пару дней. На написание сообщения уходит минут десять, его пальцы долго возятся с маленькими чувствительными кнопками. Он ждёт ответа, не получает его, ложится в постель и не встаёт до следующего полудня. Почти в каждом ужастике, который когда-либо видел Дин, есть сцена, где главные герои думают, что они спаслись, и зрители знают, что дальше случится нечто плохое. Вскоре монстр, от которого они думали, что сбежали, нападает снова с ещё большей яростью. Это случается каждый чёртов раз. Вот так сейчас себя чувствует Дин. Ему кажется, что он тонет, как будто как раз в тот момент, когда он думал, что выбрался из болота, оно засосало его обратно. Он может чувствовать давление этой тёмной, холодной воды над собой, окутывающей его и замедляющей все его движения и мысли. Он может чувствовать, как жизнь ускользает от него, как пробуждается какое-то больное, печальное существо, которое он отодвинул назад и о котором думал, что забыл. Проходит три дня, прежде чем кому-то удаётся дотянуться и схватить его. — Мы уже говорили об этом, — твёрдо говорит Бенни, стоя в полумраке спальни Дина. — Ты должен встать, брат. — Иди к чёрту, — без каких-либо эмоций отвечает Дин. — Лучше не стоит. Может, он мне понравится больше, и я к тебе не вернусь. Дин не поворачивается, но открывает глаза и впивается взглядом в стену. — Без обид, Бенни, но не мог бы ты свалить отсюда? — Никаких обид, и нет. Дин стонет, когда Бенни придвигает его кресло к кровати. — Хотя бы посмотри на меня, — говорит он. Дин сердито приподнимается и поворачивается к нему лицом. — Счастлив? — огрызается он. — Видя это лицо? — фыркает Бенни, но затем смягчается. — Что происходит? — он спрашивает мягко, как истинный плюшевый мишка весом в 200 фунтов. — Не хочу огорчать вас, тренер, но физиотерапия не приносит успехов, — говорит Дин. Его всегда уверяли, что его уникальная поломка не из тех, что может ухудшиться, но вряд ли это первое обещание, которое он нарушил. — Не работает, ясно? — огрызается он, когда Бенни ничего не говорит. — Моим рукам становится всё хуже. Мне требуется больше времени, чтобы что-то сделать. Я лажаю всё чаще и чаще, и лучше не становится, так зачем мы вообще этим занимаемся? Дин не понимает взгляда, которым Бенни одаривает его. — Что? — буквально рычит он. — Твоим рукам не стало хуже, — медленно говорит Бенни. — Эм, да, стало. — Эм, нет, не стало. Я веду записи, помнишь? Что, ты думаешь, я просто весь день играю со своими игрушками, а потом иду домой и смотрю кабельное? Я внимательно отношусь к своим пациентам и могу сказать, что тебе становится только лучше. Прогресс, конечно, медленный, но он есть. — Может быть, сначала он и был, — неуверенно говорит Дин. — Но примерно с конца сентября… — Улучшение или отсутствие изменений, — говорит Бенни. — Никаких откатов. Я, чёрт возьми, даже не знал, что что-то не так, пока ты не закатил истерику и не отказался работать сегодня. — Руки болят сильнее… намного сильнее. Я это не выдумываю. — Ты принимаешь лекарства? — Нет, но… — Тогда что тебя удивляет? — Если рукам не становилось хуже, почему так много людей пялилось на меня? — говорит Дин, это последний снаряд в его артиллерийском орудии, тот, который, как он надеялся, ему не придётся использовать. — А? На этот раз он понимает взгляд, которым Бенни одаривает его. — Они не пялились на меня, да? — устало спрашивает Дин, вывод, который тяготит его разум. Бенни немного печально улыбается. — Могу предположить, что нет. Дин проводит рукой по лицу. — Чёрт, — бормочет он, прижимая ладонь ко рту. — Чёрт. — Ты в порядке? Дину требуется несколько секунд, чтобы ответить. — Думаю, я чертовски облажался. Тёплая рука сжимает плечо Дина. — Дин. Дин… посмотри на меня, пожалуйста? Дин неохотно подчиняется. Бенни отстраняется и тянется рукой к своей шее, залезая под рубашку, чтобы вытащить жетон. — Что, чёрт возьми, это такое? — спрашивает Дин. — Подарок. Получил его от классных ребят — анонимных алкоголиков, — говорит Бенни с ноткой гордости в голосе, позволяя золотому жетону упасть обратно на грудь. — Восемнадцать месяцев с тех пор, как я в последний раз прикасался к бутылке. Дин смотрит на него с интересом, на его губах появляется улыбка — первая искренняя за последнее время. — Тебе к лицу, чувак. Бенни самодовольно кивает, прежде чем снова стать серьёзным. — У нас у всех есть свои демоны, брат. Иногда мы можем избавиться от них, иногда нет. Иногда мы просто должны сосредоточиться на всех тех ангелах, которые заглушают их. У меня есть Андреа, наш ребёнок, работа, друзья, хобби, — и, чёрт возьми, всё равно бывают дни, когда мне хочется бросить всё это ради пяти минут с пинтой чего угодно, но я этого не делаю. Бенни наклоняется вперёд, положив руки на колени. — Счастье не всегда даётся легко, Дин. Я не говорю, что это было легко, но я говорю, что оно того стоило. Дин качает головой. — Знаешь, если физиотерапия перестанет приносить доход, то ты можешь стать вполне неплохим мотивационным оратором. — Что тут сказать? — ухмыляется Бенни. — Вот такой я парень. А теперь заткнись и вставай. Тебе нужно поработать.***
Кас ещё какое-то время не появляется, а когда всё-таки приходит, то выбирает самое неподходящее время. Всё непросто. Вставать трудно, оставаться вне кровати ещё труднее. Чтобы убедить себя принять душ, съесть что-нибудь или выйти на улицу, требуются большие физические усилия, психологическая подготовка, как будто он собирается столкнуться с чёртовым лайнбекером. День был долгим и сложным — у него была назначена встреча с Тессой, которая, вероятно, и была полезна в долгосрочной перспективе, но по ощущению была подобна вскрытию грудной клетки, — и к тому времени, когда наступает вечер, Дин изо всех сил пытается найти причины продолжать всё это. Он снова в постели, лицом к стене, когда слышит, как открывается дверь и раздаётся знакомое: — Здравствуй, Дин, — и да, он эгоистичный придурок, раз ему приятно это слышать, как выпить стакан воды и осознать, как сильно ты хотел пить. — Кас, — говорит он. Он слышит шаги и лежит тихо и неподвижно, ожидая, что что-то произойдёт. Сначала ничего не происходит, но через несколько секунд он чувствует, как другая сторона его кровати прогибается, когда Кас садится. — Не то чтобы я не хотел тебя видеть, — Дин тяжело вздыхает, — но я не в настроении для разговоров. — Ладно, — отвечает Кас, и мгновение спустя вес на кровати смещается. Дин чувствует тёплое давление чужого тела позади себя, хотя ощущение и исчезает где-то в районе поясницы. Рука скользит по груди Дина, — выше, чем нормально для обычных объятий, — пальцы скользят под шею Дина. — Я не особо разговорчивый, — бормочет Кас, его дыхание касается затылка Дина. Дин держит одну руку под подушкой, а другую сдвигает, пока она не касается руки Каса, удерживая его на месте. Честно говоря, Дин понятия не имеет, сколько времени проходит, прежде чем он снова начинает говорить. Кажется, что прошли годы. — Не думай, что ты не сделал всё лучше, — говорит Дин, — потому что ты сделал. Чёрт, Кас, это правда так. Просто ты ничего не… исправил. Ты не можешь. — Я знаю, — отвечает Кас. Дин чувствует, как костяшки пальцев скользят по его шее, прежде чем их сменяют губы, прижимаясь мягким поцелуем к его коже. — Не знаю, можно ли меня исправить, — говорит Дин, его голос дрожит. — Ты не сломан, — мягко и уверенно говорит Кас. Кас уходит четыре часа спустя, когда Эллен любезно, но твёрдо говорит ему, что пребывание гостей на территории ночью противоречит политике здравоохранения и технике безопасности. Прежде чем уйти, Кас спрашивает, какова политика в отношении постояльца, проводящего ночь в чужом доме. Эллен говорит, что если всё согласовано заранее, то всё в порядке. Кас кивает и больше ничего не добавляет.***
Потребовались усилия, чтобы пережить октябрь; ноябрь проще. Как ребёнок медленно заходящий в холодную воду, Дин возвращается к жизни, которую он создавал, — звонит Сэму, гостит у Каса, сидит в парке, когда тепло, и в тихих уголках книжных магазинов и закусочных, когда нет. Ему всё ещё нелегко. Ноябрь — плохой месяц для их семьи: годовщина смерти матери знаменует начало месяца, годовщина автокатастрофы заканчивает его. Прошло два года с тех пор, как Дин в последний раз стоял, прошло два года с тех пор, как он в последний раз слышал, как отец зовёт его по имени, и это больно. Они с Сэмом встречаются на обе годовщины, и, хотя они мало разговаривают, приятно получить визуальное напоминание о том, что, несмотря ни на что, Сэм справился. Дин многое потерял, но он не потерял своего брата — каким-то образом этого оказывается достаточно. Он снова начинает принимать обезболивающие и — с немалым внутренним конфликтом — встречается с Тессой раз или два в неделю. На самом деле ему немного неловко признаваться в том, насколько это помогает. Он рассказывает ей о своём отце, матери и Сэме; он даже говорит о Касе. — Он заслуживает лучшего, — Дин не смотрит на неё, говоря это. Он говорит это полу, своим бесполезным ногам на подставке, всему, что, как он знает, не осудит его. — Он заботился о сестре. Я не хочу, чтобы он заботился и обо мне тоже. — Ты чувствуешь, что Кастиэль заботится о тебе? — Конечно. — Как же? — Что ты имеешь в виду? — Он толкает твоё кресло за тебя? — Обычно нет. — Кормит тебя? Одевает? — Нет. — Моет тебя? Меняет катете…? — Чёрт возьми, Тесса, нет. — Так что же он делает? Дин чувствует, что «приходит» — неправильный ответ. — Эм, он слушает меня. Ходит со мной в разные места. Один раз помог мне перевязать ногу. — Всё это я делаю со своим мужем, — усмехается Тесса. — Это то, что ты делаешь для людей, которые тебе небезразличны, Дин. Не для людей, которых тебе жаль. Это интересная мысль, и она не покидает Дина, когда он помогает Джо выбирать кресло. У неё ужасный вкус, и она игнорирует почти все его советы, но это всё равно странно весело. Что касается его самого, то Дин положил глаз на великолепное «люксовое» кресло, которое обойдётся ему в пару сотен баксов. Он показывает его Джо, и та соглашается, что оно неплохое, хотя и сетует на его размер. — Это эквивалент инвалидного кресла для парня с крошечным членом, заказывающего машину с двигателем размером с корову. — Так, давай проясним — здесь нет ничего крошечного, — говорит он. — И, по крайней мере, цвет адекватный. — Красный — адекватный! — Что не так с чёрным? — защищается он, подтаскивая ноутбук обратно к себе. — Что не так с красным? — Я всегда знаю, когда вы оба пропадаете, — раздаётся голос позади них, — потому что работать внезапно становится намного проще. — Тебе это нравится, — говорит Дин Эллен, и она закатывает глаза. — Обед, — объявляет она. — Сегодня чизбургеры, Джо. — Бог есть, и он любит свою дочь, — ухмыляется Джо, а потом снова смотрит на Дина. — На самом деле они правда хороши, клянусь. Он качает головой. Его руки сегодня ведут себя довольно хорошо, но это не значит, что он доверяет им настолько, чтобы попробовать что-то настолько рискованное. — Как тебе могут не нравится бургеры? — с недоумением спрашивает Джо. — Они мне нравятся, — оправдывает Дин. — Просто мне не нравится тратить впустую целый бургер, когда мои руки… ну, ты знаешь. Перестали быть нормальными руками. — Так попроси порезать его, — говорит Джо, как будто это самая очевидная вещь на свете. Дин заливается смехом. — Ни за что. — Можно нам два бургера, оба порезанные? — спрашивает Джо у Эллен. — Тебе это даже не нужно, — обвиняет Дин Джо. — Не говори мне, что мне нужно. — Проще просто позволить ей сделать то, что ей вздумалось, — беззлобно говорит Эллен Дину. — Ладно, пофиг, — вздыхает Дин. — Значит, бургер. В добавок ко всему Джо тащит Дина обедать вместе с остальными. Он всё продолжает пытаться возразить, но каждый раз она просто говорит: — Я же делаю это, — и смотрит на него взглядом, говорящим: «Тебя что, победит девчонка?» Если бы это была просто девчонка, Дин бы пережил это. Но Джо? Ну уж нет. Бургеры, которые им приносят, уже порезаны на восемь частей, и стыд, который обжигает кости Дина, быстро ослабевает, когда он откусывает первый кусочек. Конечно, в его жизни были бургеры и вкуснее, но после почти двух лет без них этот чертовски близок к идеалу. Как только он заканчивает, Джо смотрит на него и ухмыляется. — Что? — говорит он. — Ничего, — хмыкает она, и Дин крадёт последний кусочек прямо из её тарелки. Последовавшая за этим перебранка определённо стоит того.***
На следующий день Дин получает электронное письмо, в котором говорится, что ему пришло новое личное сообщение. Сначала он думает, что это ошибка, но, нажимая на ссылку, попадает на форум, который кажется ему знакомым. Проверив кое-что, он вспоминает, что это тот автомобильный веб-сайт, на котором он дал советы тому бедняге с Импалой. — — — [ответить] [переслать] [удалить] кому: dwinchester от: lost_at_sea [заблокировать] [пожаловаться] тема: без темы Извините за беспокойство, но я увидел пост, где вы написали об устранении неполадок у импалы, и хотел спросить, знаете ли вы что-нибудь о ягуарах? Я только что купил свою первую машину, и у неё есть некоторые проблемы с двигателем, которые я хотел бы устранить, но в автомастерских просто глупо дорого. Не могли бы вы дать мне пару советов, если у вас есть свободное время? Спасибо — — — Сообщение странное, но получить его неожиданно приятно. Тепло разливается в груди Дина, и он улыбается, печатая ответ. — — — кому: lost_at_sea от: dwinchester тема: Конечно! Я могу попробовать. В чём проблема? — — — Ожидая ответа, Дин неспешно просматривает подраздел «Шевроле», а после этого и все остальные подразделы в алфавитном порядке. Форум довольно большой, с пользователями со всего мира. Это странная смесь новичков, которые пишут «карбюратор» множеством интересных способов, однодневных пользователей, которым срочно нужна помощь с починкой их фордов, и большой группы поклонников и коллекционеров классических автомобилей. Если влюбиться в веб-сайт возможно, то Дин думает, что именно это с ним и происходит. Несколько раз он не может удержаться от комментариев, и, когда парень отвечает, Дин оказывается втянут в бурный, но доброжелательный спор о преимуществах японского и американского автопромов. Он сохраняет сайт в закладки перед тем, как лечь спать, и после этого заходит на него почти каждый день. В один из дней он сидит в комнате отдыха и жалуется Джо на то, как от набора текста иногда болят руки, когда Эш поднимает голову, как сова, почуявшая добычу. — Голосовой ввод, — говорит он. — В твой ноутбук должно быть встроено что-то вроде этого, но скорее всего программа дерьмовая. Позволь мне помочь. Дин пробует возразить, но пытаться встать между Эшем и всем, что связано с технологиями, всё равно что стоять между матерью-медведицей и её детёнышем. Через неделю его ноутбук оказывается оснащен одной из лучших программ преобразования речи в текст, которую только может предложить рынок. Эш вносит половину платежа — он говорит, что удовлетворение от хорошо выполненной работы гораздо важнее пригоршни долларов. Проходит несколько недель, прежде чем кто-то с форума, пытаясь быть дружелюбным, спрашивает Дина, на чём ездит он сам. Дин пялится на экран, чувствуя резкий укол боли и подумывая о том, чтобы просто закрыть ноутбук и больше никогда не заходить на этот сайт. Но вместо этого он вздыхает, а затем начинает говорить в микрофон. dwinchester Раньше я водил шеви 67 года выпуска, но потом попал в аварию, и теперь подо мной всегда есть четыре колеса, если понимаешь, что я имею в виду. Отстой, но ничего не поделаешь. Он закрывает браузер и некоторое время читает книгу, не ожидая ответов и не желая видеть то, что получит. Он не проверяет сайт до следующего дня, когда письма на электронной почте сообщают ему о семи непрочитанных личных сообщениях, — и это не считая ответов в его посте. Ответы варьируются от соболезнований до восторженных отзывов об Импалах, но ни в одном из них нет чрезмерного сочувствия, и никто не спрашивает: «Какого чёрта ты тогда забыл на автомобильном форуме?». Личные сообщения в основном от людей, рассказывающих более личные истории — их брат/мать/жена прошли через подобное, так что они знают, как это ужасно и т.д. и т.п. Честно говоря, всё это немного ошеломляет, и к тому времени, когда он открывает последнее сообщение, он чувствует себя почти контуженным. — — — [ответить] [переслать] [удалить] кому: dwinchester от: hotwheels85 [заблокировать] [пожаловаться] тема: твой пост Привет, Дин! Я в кресле с 12 лет, неудачная ночёвка у друзей, звонок родителям, и вот пьяный водитель врезается в нас, когда мы едем домой, облом по всем статьям. Моя девушка очень увлечена автомобилями, поэтому я провожу здесь много времени (лично мне больше нравятся драконы. Или мётлы. Что-то меня понесло, прости). Мне стало интересно, пробовал ли ты когда-нибудь ручное управление? Я за рулём уже шесть лет, и я лучше почти всех, кто ездит с ногами. Ты должен попробовать! Хорошего дня, Чарли — — — Дин много раз перечитывает сообщение Чарли, прежде чем ответить. — Ручное управление, — бормочет он себе под нос, открывая Google в новой вкладке. — Хм.***
В середине ноября Дин впервые остаётся у Каса на ночь. Он выслушивает около четырёх лекций от Бобби и других сотрудников о том, как позаботиться о себе, о том, что нельзя позволять себе перегреваться или переохлаждаться, о том, что есть, что пить, что он должен сразу же позвонить им или в местную больницу, если почувствует, что что-то не так, и бла-бла-бла. Он кивает на всё это и задаётся вопросом, сможет ли он убедить Каса позволить ему напиться. В доме инвалидов постояльцам не запрещено употреблять алкоголь, однако Дин — особый случай. Когда он жил с Сэмом и Джесс, Сэм слишком часто заставал его пьяным в хлам, и теперь в его личном деле навсегда запечатлена фраза «выздоравливающий алкоголик» — как будто оно и так уже не было удручающим чтивом. К несчастью (или, возможно, к счастью; Дин решает не думать об этом слишком усердно), Кас не пьёт. Самое крепкое, что есть в его доме, — это чёртово средство для полоскания рта, поэтому Дин выбирает рутбир. Всё проходит так же, как и в любой другой день, за исключением того, что Дин остаётся, даже когда темнеет, а Кас заказывает пиццу на ужин. Дин отрывает маленькие кусочки — довольно эффективная техника, которая позволяет ему съесть три куска пиццы за полчаса. Приятно снова почувствовать себя самим собой. Кас купил и пирог тоже, потому что он придурок, который продолжает настаивать, что Дин заслуживает всего этого, и Дин держит вилку над тарелкой, чтобы, когда он роняет её (дважды), ему не приходилось брать чистую. Кас ест яблоко вместо пирога и нелепо заявляет, что это примерно одно и тоже. «И в этого мужчину я влюбился», — с недоумением думает Дин, эти слова проскальзывают в его голове, как будто там им самое место. Когда он осознаёт это, он удивлён, как просто ему даётся подобное откровение. Он влюблён в Каса. Всё, что он может сказать по этому поводу, это «эм, ну да». Однако от этого более неловко ложится вместе с ним в постель. Спальня Каса находится наверху, поэтому ради удобства ему приходится разложить диван-кровать. Он настаивает, что не возражает, но Дин всё равно чувствует себя плохо. Однако пересесть с кресла на кровать довольно легко, и Дин оставляет кресло рядом на случай, если захочет встать ночью. Знакомое очертание странно успокаивает. Кас бродит по комнате в футболке и боксерах, и Дин даже не пытается не пялиться. Кас ловит его взгляд, ухмыляется и откидывает одеяло со своей стороны кровати. Он выключает свет и ложится рядом с Дином, и вот тут-то и проявляется эмоциональная сторона происходящего, потому что Дин понятия не имеет, что делать со своими руками. И с лицом. И, эм, ну, со всем остальным. — Привет, — говорит он, переводя взгляд с лица Каса на его губы и ниже, туда, где из выреза футболки выглядывает ключица. — Здравствуй, — отвечает Кас, а затем, через несколько секунд, — знаешь, ты можешь прикоснуться ко мне. — Прямолинейно, но не откажусь, — говорит Дин, обнимая Каса за талию. Кас придвигается ближе, прижимается лицом к шее Дина и обнимает его за плечи обеими руками — снова высоко, достаточно высоко, чтобы Дин точно мог почувствовать, где он касается его пальцами. Они скользят по плечам Дина, обводя его кожу кругами, губы касаются шеи Дина, пока Дин не поднимает его лицо к своему. Поцелуи с Касом странным образом заставляют Дина забыть о существовании остального мира, но через некоторое время тошнотворное чувство, лижущее стенки его кишечника, становится слишком сильным, чтобы его можно было игнорировать. Он отстраняется и наклоняет голову в сторону, когда Кас снова пытается поймать его губы. — Дин? — обеспокоенно спрашивает Кас. — Что-то не так? — Я, эм, — говорит он, и чёрт, это правда не тот разговор, которого он с нетерпением ждал. Однако он должен состояться, поэтому Дин переводит взгляд куда-то за плечо Каса и начинает говорить. — Я не знаю, смогу ли я… ну, знаешь… Я не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь… может, это связано с разумом или телом или и с тем, и с другим, но в любом случае это проблема. Очевидно. — Очевидно? — растерянно повторяет Кас. — Боже, Кас, мне правда нужно произносить это вслух? Я не знаю, смогу ли я заниматься сексом. Когда-либо. Ясно? Дин бросает взгляд на лицо Каса и с удивлением обнаруживает, что, хотя Кас вроде не выглядит сердитым, он довольно близок к этому. — Я никогда не пойму, — говорит Кас, — почему ты продолжаешь придавать так много значения своему телу. — В смысле? — Ты нужен мне не для секса, Дин. Я здесь не из-за твоих волос, или кожи, или телосложения. Я не говорю, что ты непривлекателен — не думаю, что на свете есть хоть один человек, который стал бы отрицать это, — но меня гораздо больше интересует то, что у тебя внутри, чем упаковка, в которой оно находится. — Ты говоришь как серийный убийца. Кас закрывает глаза. — У тебя правда есть талант убивать моменты. — Научился этому у лучших. Лицо Каса расплывается в лёгкой улыбке, он тихо усмехается. — В любом случае, — в конце концов говорит он, — есть способы. Если или когда ты почувствуешь, что готов исследовать их, мы сделаем это. А до тех пор не беспокойся об этом. Пожалуйста. — Я в любом случае не из тех, кто отдаётся на первом свидании, — говорит Дин. — Хотя это ложь, я определённо из тех. Но я… да. Спасибо, — тихо говорит он. Ответ Каса — ещё один нежный поцелуй, на который Дин отвечает, пока кое-что не щёлкает у него в голове. — Подожди, — настороженно говорит он. — Что ты имеешь в виду под «есть способы»? — Люди с ограниченными возможностями всё равно могут вести активную сексуальную жизнь, — отвечает Кас. — Есть техники… — Откуда ты это знаешь? Кас выглядит так, словно он немного нервничает. — Возможно, я провёл кое-какие исследования. — Исследования? — Гугл содержит много полезной информации. — Кастиэль, — перебивает Дин. — Ты погуглил, как заняться со мной сексом? Наступает пауза. — Я чувствую, что «да» здесь не будет правильным ответом. — Кас. — Возможно. Дин начинает хихикать, и ему очень трудно остановиться. — Погуглил, — повторяет он сквозь смех. — О боже, Кас. Никогда не меняйся. — Я имел в виду то, что сказал, — настаивает Кас, но Дин отмахивается. — Я знаю, — говорит он, а потом более серьёзно, — я знаю. Я верю тебе, хорошо? — Хорошо, — отвечает Кас, кладя пальцы на грудь Дина. — Для меня важно, чтобы ты понимал это. — Я знаю, — говорит Дин в третий раз, нежно целуя Каса. — Я понимаю. Они остаются в таком положении ещё некоторое время, обмениваясь поцелуями и ласковыми прикосновениями, пока Дин снова не отстраняется. В глазах Каса мелькает упреждающий страх, он уже эмоционально готовится к тому, какой поток дерьма Дин собирается выдать ему теперь. — Так, — начинает Дин, — по поводу этих техник. Мне нужно, чтобы ты просветил меня.***
Они признают ночёвку успешной, поэтому Дин начинает проводить каждую ночь субботы в доме Каса. Большую часть приёмов пищи он проводит со всеми — и хотя он по-прежнему выбирает безопасный вариант в девяти случаях из десяти, время от времени он отклоняется от этого правила. Конечно, это небольшой шаг, но он считает, что один сэндвич в неделю лучше, чем вообще ничего. Еду ему подают уже нарезанной, поэтому с ней проще справиться, но на самом деле Дин обнаружил, что в последнее время он и так стал меньше ронять еду. Он более расслаблен во время приёмов пищи, что помогает, и хотя его руки всё ещё дрожат и судорожно сжимаются, его хватка стала крепче — он учится уделять больше внимания тому, что говорят ему его нервы. Бенни часто повторяет, что необходимо «прислушиваться к своему телу». Дин однажды сказал ему, что эта фраза делает его похожим на инструктора йоги; Бенни пригрозил, что начнёт зажигать свечи и украшать его цветочными венками, что довольно быстро заставило Дина заткнуться. Дин провёл кое-какие исследования по части автомобилей с ручным управлением, но всё ещё предпочитает говорить о настоящих проблемах. Он становится всё более известным на форуме, и уже некоторое время переписывается с Чарли. Он предполагал, что Чарли парень, пока она не прислала ему фотографию симпатичной рыжеволосой женщины, сидящей у новенькой блестящей машины, и не подписала файл как «я!». Сначала они разговаривали только об автомобилях, но быстро отклонились от темы, и вскоре Чарли начала отправлять ему списки различных фантастических книжных серий, которые ему правда, очень нужно прочитать. Когда Дину неизбежно придётся объявить о банкротстве из-за всех этих чёртовых книг, которые он покупает, он собирается обвинить в этом ту самую мисс Чарли Брэдбери. В последний день ноября умирает мужчина по имени Гордон — с которым Дин разговаривал всего пару раз, — и в доме воцаряется атмосфера траура. Смерть в таком месте — неизбежность, но это не значит, что её принимают легко. Декабрь приносит адвент, и весь персонал бросается в подготовку, пытаясь компенсировать печаль праздничным настроением. Бекки начинает каждый день носить оленьи рожки. У Дина входит в привычку спрашивать Лилит, когда она планирует сделать то же самое, в основном для того, чтобы посмотреть, как сильно это её раздражает. Он не разочарован. Вскоре это место выглядит как дом Санты на стероидах. Дин насчитал не менее пяти рождественских ёлок — две настоящие, приличная искусственная, ужасная искусственная и одна, которая, честное слово, покрашена в цвет фуксия. Джо она нравится больше всего, а у Дина входит в привычку «случайно» врезаться в неё своим креслом. Его оправдание заключается в том, что колёса ужасны, что отлично подтверждается его последней покупкой. Кресло полностью оплачено, и Дин договорился, что его доставят в начале нового года. Сиденье с эффектом памяти в итоге обошлось в дополнительные 5 долларов, что Дин счёл необходимыми расходами. Однако, когда дело доходит до покупки вещей для других людей, Дин теряется. Они с Сэмом никогда по-настоящему не занимались «обменом подарками», но он считает, что просто обязан подарить что-то Касу. Проблема в том, что единственный человек, с которым он выходит в город, — это Кас, и Дин точно не собирается говорить: «Эй, оставь меня, пожалуйста, около этого магазина и погуляй где-нибудь пару часов». Джоди предлагает отвезти его в ближайший торговый центр, — тот, в котором, как она знает, широкие двери и вместительные лифты, — и после некоторых раздумий он соглашается. Мысль о куче людей в маленьком пространстве пугает его, но он считает, что если он и сможет отбросить всё это дерьмо в сторону ради кого-то, то точно ради Каса. Руби и Эва тоже присоединяются к ним. Эва привлекает взгляды как родителей, так и детей, — она раскидывается в своём кресле и иногда пускает слюни, — но она хорошая компания, и Дин не собирается жаловаться. Кто его раздражает, так это Руби, и он заявляет об этом довольно пылко, и она с радостью отвечает ему тем же. Они оказываются в книжном магазине, где Дин осматривает витрины, как бабушка, которая искала фрукты и случайно забрела в Apple Store. Что, чёрт возьми, люди покупают друг другу? Касу нравятся иностранные языки, ладно, — что, чёрт возьми, можно купить тому, кто любит иностранные языки? Словарь? — А ты что думаешь? — спрашивает он Эву, держа книгу перед её лицом. — Она о Франции или о подобной ерунде. Эва смотрит на него. — Что? Ему нравится Франция. Возможно. Эва снова смотрит на него. — Ты не помогаешь, — говорит он ей, кладя книгу обратно. Он откатывается назад, чтобы получше рассмотреть, что находится на верхних полках, но ничего из этого не выглядит подходящим. Он бросает взгляд на Эву. — Перестань смотреть на книги о тортах. Тебе не нужно ещё больше книг о тортах. В итоге Дин возвращается с пустыми руками, если не считать двух шоколадных молочных коктейлей — один для него и один для Джо. Теперь для неё всегда нарезают еду — видимо, рассеянный склероз вызывает тремор примерно в 75% случаев, и ей не повезло. Она спит гораздо больше, и если не концентрируется, то иногда забывает слова или невнятно произносит предложения. Это, понятное дело, выбивает её из колеи, но Дин считает, что всё, что угодно со вкусом шоколада, может немного поднять настроение. — Ты собираешь подарить своему парню на Рождество молочный коктейль? — удивлённо спрашивает Руби на обратном пути. — Это не для… — начинает он, но затем замолкает и прищуривается. — Почему ты назвала его моим «парнем»? — Потому что я не слепая? Вы двое так отвратительно влюблены, что мне хочется пнуть оленёнка, просто чтобы попытаться как-то исправить ситуацию. — Как, чёрт возьми, ты стала сиделкой? — У меня был очень дерьмовый консультант по карьере, — говорит она, а затем закатывает глаза. — Я шучу, тупица. Так получилось, что мне это нравится, ладно? Помогать людям и всё такое. Это приятно. — Я тебе нравлюсь? — спрашивает Дин, хлопая ресницами. — Не испытывай удачу, — предупреждает она. — Ты же знаешь, что деньги здесь не имеют значения, да? Что бы ты ему ни подарил, главное, что оно от тебя. Это значит гораздо больше, чем ценник. — Должно быть, прямо сейчас ты очень сильно хочешь пнуть оленя. — Есть шанс, что меня стошнит, — соглашается она. — Но всё же я права. — Возможно, — признаёт он. — Эй, а что насчёт твоего брата? Если тебе нужна помощь с его подарком, у меня есть парочка хороших предложений. — Если хочешь что-то ему подарить, то дари детские игрушки или конфетти. Ну, знаешь, для ребёнка. И свадьбы. И его жены. — Кажется, ты на что-то намекаешь, но я просто не знаю, на что именно. — Сучка. — Придурок. Вероятно, в жизни Дина не должно быть столько отношений, построенных на взаимных оскорблениях.***
Рождество всё приближается, и скоро до него остаётся всего несколько дней. Если Дин беспокоится, что его подарок для Каса недостаточно хорош, то, что подарок Сэма ужасен не подлежит сомнению. — Ты не против подождать здесь? — спрашивает Кас. Они стоят перед рестораном, небо тёмное, но улица хорошо освещена. Несколько дней назад Кас ни с того ни с сего позвонил Сэму и спросил, не хотят ли они с Джесс поужинать вместе с ним, чтобы узнать друг друга получше. Сэм мгновенно согласился — на самом деле, он был до смешного взволнован этим, — и Кастиэль предложил забронировать столик в ресторане. Дин не уверен, почему так и не нашёл времени рассказать Сэму, что в эти дни он довольно регулярно выходит за пределы дома инвалидов. Он думает, что сначала ему было просто неловко или стыдно от того, что это вообще считалось достижением, он не хотел слышать жалость или похвалу — а потом прошло уже столько времени, что ему пришлось бы объяснять, почему он не упоминал об этом раньше. Всё это казалось таким неловким всякий раз, когда Дин думал об этом, и поэтому он изо всех сил старался этого не делать. Сэм знает, что Дин бывает у Каса дома, но понятия не имеет, что он бывает и в парках, книжных магазинах, библиотеках, закусочных, торговых центрах… ладно, Дин не бывал в ресторанах с момента аварии, но Кас уверяет его, что ресторан предупреждён и что всё должно пройти хорошо. Дин дарит Сэму на Рождество себя. Это, наверное, самый высокомерный подарок, который он когда-либо делал, и Дин почти сразу же пожалел, что вообще предложил это, но Касу идея понравилась, и за восемь месяцев, что они знают друг друга, Дин успел понять, что нет смысла говорить ему «нет». — Я в порядке, — говорит Дин. — Хотя, возможно, мне понадобится батут, если наш столик наверху. — Не наверху, — отвечает Кас. — Должен быть прямо около двери. Я лучше зайду, — они и так немного опоздали, — им нужно было убедиться, что Сэм и Джесс прибудут первыми. План состоит в том, что Кас придёт первым, а Дин последует за ним через пару минут. — Срази их наповал, — говорит Дин. Кас выбрал «элегантно повседневный» наряд, и он выглядит до смешного привлекательно — но опять же, он всегда так выглядит. Дин надел джинсы, и он бы извинился за это, если бы не тот факт, что он надел их впервые за два года. Обычно он выбирает спортивные штаны и футболки — их легко надевать и снимать, нет неудобных молний и пуговиц. Сегодня, однако, он сделал над собой усилие и отказался от гордости настолько, чтобы позволить Касу застегнуть молнию за него. (Это грозило испортить его хорошее настроение — ты чертовски бесполезен, подумал он, если даже не можешь справиться с чёртовыми штанами, — но затем Кас поймал взгляд Дина, когда застёгивал молнию и одарил его самой хищной улыбкой, которую Дин когда-либо видел. Трудно оставаться грустным, когда ты так сильно смеёшься). Кас целует Дина в щёку и заходит внутрь, оставляя его снаружи. Будучи у всех на виду, Дин чувствует себя немного неловко, но не нервничает. Он смотрит на дверь, стараясь успокоить дыхание, пока его руки рассеянно перебирают алфавит языка жестов. Через пару минут входит пара, и женщина останавливается, вопросительно придерживая для него дверь. Поблагодарив её, он вкатывается внутрь. — Я с ними, — говорит он хостес, кивая в сторону Каса, Сэма и Джесс. Кас не обманул, столик у самого входа, находится в небольшом углублении, поэтому места для инвалидного кресла более чем достаточно. Там, где должен быть пустой стул? рядом с Касом, есть свободное пространство, и Джесс с Сэмом сидят напротив него спиной к Дину. Кас бросает взгляд на Дина и тут же отводит глаза, хотя на его лице мелькает лёгкая улыбка. Дин продвигается вперёд, его сердце колотится где-то в горле. Несколько человек смотрят на него, но быстро отводят взгляды. Ничего особенного. Он просто парень, ужинающий со своим братом. Подумай о том, как всё было раньше. Когда он оказывается достаточно близко, чтобы слышать разговор, Сэм с энтузиазмом говорит: — …салат здесь действительно хорош. — Если ты, придя в стейк-хаус, закажешь салат, — громко говорит Дин, — то я отрекусь от тебя. Скорость, с которой поворачивается голова Сэма почти комична. Видя Дина, он, кажется, теряет способность подбирать слова. — Д-Дин, — вырывается у него в конце концов. — Нет, на самом деле я его злой близнец, — невозмутимо отвечает Дин. Он смотрит мимо Сэма, чтобы поймать взгляд Джесс, и что-то сжимается в его груди. Она прекрасна, как и всегда, но кажется напуганной. Они не виделись по меньшей мере год — сначала они с Сэмом навещали Дина вместе, но через некоторое время Джесс перестала приходить. И Дин правда не может её винить. Кас слегка отодвигает свой стул, и Дин занимает место рядом с ним. Сэм всё ещё смотрит на Дина так, словно не может до конца поверить, что он настоящий. — Итак, этот твой рождественский подарок, — говорит Дин. — Дерьмовый, знаю. Не волнуйся, ещё я куплю тебе пива. Или порно. Ну, что-нибудь. — Всё в порядке, — говорит Сэм, его глаза всё ещё широко раскрыты. — Это… это хороший подарок. Правда очень хороший, — Дин думает, что Сэм на самом деле вот-вот разрыдается, что в равной степени душераздирающе и весело, особенно потому, что он думает, что, возможно, сделает то же самое. Вместо этого он сосредотачивает своё внимание на Джесс. — Думаю, я обязан сказать, что ты вся сияешь, — говорит он ей. — Правда? — Не знаю. Я не совсем уверен, на что это должно быть похоже. Но ты выглядишь горячо, — добавляет он, и Сэм с Касом в унисон смотрят на него. Джесс фыркает от смеха. — У тебя, похоже, тоже дела идут неплохо, — говорит она, кивая на Каса. — Очень даже неплохо. — И не говори, — гордо говорит Дин. — Хотел бы я сказать то же самое о тебе. — Ну, он ничего. — Мы же здесь, да? — спрашивает Сэм Каса. — Они же могут нас видеть? — Я начинаю сомневаться в этом, — соглашается Кас, хмурясь. Дин избегает всего, что требует нарезки, и заказывает какое-то блюдо с начос и сыром, с которым вполне справляется. Также он заказывает пиво, но не так много, чтобы Сэм мог разозлиться. Кас берёт стейк, но Сэм всё-таки выбирает салат; Джесс заказывает гамбургер и обменивается отчаянными взглядами с Дином при любой удобной возможности. Ужин проходит хорошо — Дин забыл, как сильно ему нравится Джесс, и, похоже, всем нравится Кас. — Как мы разделим счёт? — спрашивает Джесс, как только они заканчивают. — Каждый может заплатить за себя? — предлагает Сэм. — Заставить беременную женщину платить за еду? — хмыкает Дин. — Классика. — Заставить человека в инвалидном кресле платить за еду? — парирует Джесс. Дин слышит, как Сэм резко втягивает воздух, но сам просто наклоняет голову. — Туше, — говорит он. — Значит, Сэм с Касом платят за всё? — Похоже, что так. В итоге они делят счёт чуть более справедливо, и Дин с Касом провожают Сэма и Джесс до их машины. — Какие у вас планы на Рождество? — спрашивает Джесс. — На самом деле я об этом не думал, — говорит Дин. — Кас? — У меня нет никаких планов. — Приходите к нам, — говорит Сэм. — Джесс великолепно готовит. — Это легко, если готовить из полуфабрикатов, — весело отвечает она. — Было бы так круто, если бы вы, парни, пришли, — уговаривает Сэм. — Я точно не помешаю? — неуверенно говорит Кас. — Конечно, нет! — отвечает Джесс. — Пожалуйста? — Я не против, — пожимает плечами Дин. — Звучит замечательно, спасибо, — соглашается Кас. — К какому времени нам приехать? — Эм… к часу? — предлагает Сэм. — Отлично. Я пойду найду свою машину и подгоню её сюда, — говорит Кас Дину, разворачивается и уходит. — Может, он и красавчик, но чертовски плох в намёках, — комментирует Дин, наблюдая, как Кас уходит. Он не знает, какого рода глубокого и содержательного разговора Кас ожидает от него здесь, но он чертовски уверен, что его не будет. Он поворачивается к Сэму, чтобы посмеяться над всем этим, но, очевидно, они не на одной волне. — Спасибо, — говорит Сэм, его слова переполнены эмоциями. — Не думаю, что ты знаешь, как много это для меня значит, Дин, так что просто… спасибо. — Да, хорошо, — отвечает Дин, от слезливой благодарности Сэма всё внутри него зудит, как от ядовитого плюща. — Всё в порядке, Сэмми. Честно. — Рада была тебя увидеть, — добавляет Джесс. — И я имею в виду, по-настоящему увидеть. Я скучала по этому, Дин. — Я тоже, — признаётся он. — Оскорблять Сэма неинтересно, когда рядом нет никого, кто мог бы мне подыграть. — Увидимся на Рождество? — с надеждой спрашивает она. — Жду с нетерпением, — кивает Дин, и Джесс целует его в щёку. Когда Сэм наклоняется к нему, Дин крепко обнимает своего младшего брата, и тот обнимает его в ответ.