***
Местные орехи легко было чистить пальцами, отшелушивая пластинки. По-настоящему крупных, с жёсткой скорлупой, которую понадобилось бы раскалывать, в Кэналлоа не водилось от сотворения мира, так что Карлос был совершенно прав, говоря, что меньше, чем щелкунчик, Росио нужна разве что эспера. Однако деревянный офицер с неестественной улыбкой занял своё место в детской, на книжной полке Росио, напротив шкафчика Инес. В шкафчике царственно восседали две куклы в пышных, расшитых золотыми нитями платьях: фарфоровая Катарина с короной на нежных льняных локонах и выточенная из слоновой кости черноволосая Марианна. Инес иногда просила у брата щелкунчика — поиграть в любовную историю или дворцовую интригу, в которой обычно всё кончалось плохо, герои падали навзничь на ковёр, сражённые ударом кинжала или сабли, отравленные ядовитым порошком. Инес и имя щелкунчику придумала. В какой-то книжке она вычитала, что традиция делать щелкунчиков пошла из северных земель, а значит, и имя должно быть надорским или бергерским. Но бергерский диалект казался ей грубым, а на уроке истории она как раз разбирала с ментором деяния Ричарда Горика — так что щелкунчик стал Ричардом. Хозяин только плечами пожал. Ему до своей игрушки, казалось, не было дела.***
Осенние ветра коварны даже в сухом, жарком Алвасете: вчера ещё Росио с приятелями ходил на лодке под парусом, а сегодня пришлось лечь в постель, глотать горькие микстуры от лихорадки. В комнате затопили камин, хлопотливая Марита сначала заглядывала каждые полчаса, и наконец Росио отослал её раздражённым кивком головы: хотелось быть одному, и чтобы никто не маячил перед глазами, не расспрашивал о самочувствии. Солнечный свет, расцвечивавший тяжёлые шторы, понемногу угасал, в комнате темнело — и Росио, кажется, подошёл задёрнуть их поплотнее, чтобы наконец-то задремать. Он сам не понял, как оказался на подоконнике, для чего распахнул широкие створки и спрыгнул в сад, в росистую траву. У ног журчал ручей, от него тянуло сыростью и прохладой, а на большом камне у воды сидел мальчик в таком же несуразном аляповатом мундире, какой был намалёван на деревянном теле щелкунчика. Мальчик поднял голову, и Росио удивился серьёзному, печальному выражению серых глаз. Они так и смотрели друг на друга — молча. За спиной у Росио уже слышались шаги, тяжёлое дыхание — кажется, кто-то из прислуги или из менторов, приставленных к детям соберано, наконец хватился больного. — Я думал, ты будешь меня ломать, — тихо сказал мальчик. Росио пожал плечами. — Я был готов, — подбородок над белым воротом мундира слабо вздрогнул. — Но ты ко мне вообще не подходишь. Тебе неприятно? Ты не хочешь меня видеть? Росио нахмурился, пытаясь понять, к чему эти странные расспросы. — Кто ты такой? — Ричард, — мальчик едва шевельнул губами. — Я шёл через Лабиринт… я боялся, что никогда тебя не найду. — Дор Росио, — запричитали за спиной, — во имя Создателя, разве так можно? Возвращайтесь в дом, вы же простудитесь! Низенькая неприметная фигурка ментора в сером камзоле выбралась из-за деревьев, подошла к самому ручью — и востроносое лицо передёрнулось. — Ваша светлость, не тревожьтесь, всё в порядке, мы сейчас же его выставим. Отродью северных изменников не место рядом с наследником соберано, — зашептал ментор и возвысил тонкий дрожащий голос: — Убирайся в Лабиринт, порождение Тьмы! Пусть четыре скалы падут на голову… — Постой, — сухо произнёс Росио. — Я не наследник, у меня трое старших братьев. А ты не прогонишь Ричарда, пока я не выяснил, кто он и зачем искал меня. — Зачем искал? — мелко посаженные глаза тревожно распахнулись. — Чтобы погубить вас, ваша светлость, снова погубить! Это же он поднёс вам отравленного вина, помните? Он всегда завидовал вам, ненавидел вас! Отдайте его нам, ваша светлость, — гибкая фигурка изогнулась в изящном поклоне, — прошу! Он ещё не заплатил за всё, что сделал! Ричард привстал с камня и, казалось, побелел ещё сильнее, но он не пытался ни бежать, ни защищаться. На ментора, беспокойно водящего носом, он не смотрел — только на Росио, и в серых глазах была тоска. Что-то мелькнуло на дне зрачков: всполох камина, блик на ободке бокала, тёмно-красные капли, выплёскивающиеся на ковёр… Росио передёрнуло, и Ричард вздрогнул, будто его ожгло кнутом меж лопаток. Он сделал шаг к ментору, и узкая морщинистая ладонь легла мальчику на плечо, длинные ногти блеснули на голой белой шее. Росио резко качнул головой: — Нет. С Ричардом я сам разберусь. Уходи. — Как будет угодно вашей светлости, — ментор поклонился ещё ниже, чем в первый раз — и вдруг прыгнул, отрываясь от земли. В лицо Росио метнулась серая когтистая тень. Ошеломлённый, Росио даже не закричал. Крик вырвался у Ричарда — надрывный, страшный, и что-то толкнуло Росио, отбрасывая в траву, в колючие заросли. Росио охнул, ругнулся, неловко поворачиваясь набок, и услышал спокойный ясный голос матери. — Недопустимо, — вот такого тихого сдержанного тона вся прислуга боялась сильнее, чем гневных окриков отца. — Марита, кто смотрел за детской? Как могла крыса оказаться у кровати моего сына? С трудом разлепив тяжёлые веки, Росио приподнялся на локте и с трудом удержался, чтобы не поёжиться: крупная серая туша с длинным гладким хвостом лежала в луже крови, привалившись к ножке кровати. — Росио, — глаза матери потеплели, она осторожно опустилась на край постели. Гладкие надушенные пальцы дотронулись до его лба. — Всё хорошо, ты в безопасности. Эту тварь сейчас уберут. — Простите, соберана, дор Росио, — сокрушённо бормотала Марита, — откуда только взялась такая пакость, сроду её у нас не водилось… Луис, Фабио, скорее, уносите её! А я пол притру. Сегодня же скажу Мигелю, чтоб все подвалы проверил… Ахти, святая Октавия, а это что ж такое? Она выпрямилась, двумя пальцами держа подальше от себя деревянную куклу в пятнышках крови. На туловище, на ногах остались следы крысиных зубов. — Игрушка ваша, дор Росио, — вздохнула она. — Не тужите, за храбрость вашу соберано вам ещё краше купит — верно я говорю, госпожа? Деревянная кукла со стуком упала в камин, запахло горелой краской — и Росио, вскочив на ноги, отпихнув Мариту, голыми руками полез в угли, вытаскивая щелкунчика. Марита вскрикнула. Дерево уже горело — и Росио, недолго думая, обернул щелкунчика своей рубашкой, крепко прижимая к груди. — Это Ричард, — произнёс он в ответ на поражённо поднятые брови матери. — Я его не отдам. Долорес Алва тяжело вздохнула. — Марита, позови лекаря, пусть осмотрит руки Росио. Принеси холодной воды — и полотна на повязки. Пузыри теперь не сойдут долго… Росио, по-твоему, обгрызенная, обожжённая кукла стоила того? Как ты вообще собираешься с ней играть? — Я прикажу позвать мастера, — Росио осторожно отвернул край рубашки. — Ричарда починят и выкрасят. — Ну, как пожелаешь, — мать слегка повела плечами. — Но будь добр больше не лезть в огонь, это опасно. Ты меня дважды сегодня очень напугал, Росио. — Простите, матушка. Росио наклонил голову, как требовала учтивость, и мать подошла ближе, коснулась прохладными губами виска, показывая, что не сердится. — Отдыхай. Зайди ко мне, когда лекарь закончит с твоими ладонями. Лёгкой и в то же время величественной походкой она вышла из комнаты, и Росио уселся на кровать, дуя на руки и морщась. — Сколько с вами хлопот, юноша, — буркнул Росио, разглядывая израненного Ричарда, и опустил его на подушку. — Теперь за шпагу до зимы не возьмёшься… А кто же всё-таки эту крысу так? Ты наверняка видел… или это ты и был? — Росио скосил глаза, с сомнением разглядывая маленькую деревянную саблю на перевязи. Фехтовальные упражнения могли и подождать, пока заживут руки: Росио предстоял набег на отцовскую библиотеку и долгие вечера за свечами в попытках разгадать тайну. Росио был этим весьма доволен.