Сказки-бусины

…И тогда ведьма подняла косматую голову, усмехнулась уголком тонкогубого рта. — Ты рискуешь продешевить, дитя Лита. Тот, о ком ты грезишь — всего лишь смертный, пусть и потомок Повелителя Мира. А ты хочешь отдать своё существование, спокойное и незыблемое, подобное скалам, за краткий вздох земной жизни. Светлокудрый юноша встретил взгляд ведьмы, не отводя глаз. Он так и стоял, опираясь коленом о холодный каменный пол, и все ветра, все ливни и молнии мира не могли бы сдвинуть его с места. — Моё место рядом с ним, — сказал юноша, — так говорит мне моё сердце. Я готов заплатить цену, которую ты назначишь. — Ты смел, — ведьма покачала головой, — и неразумен. Знаешь ли ты, что случилось с юной найери, некогда просившей меня о том же? Она тоже готова была заплатить любую цену, чтобы оказаться рядом со своим возлюбленным, а он вонзил ей в сердце кинжал, сам того не ведая. Если бы не заступничество эвротов, снисходительных к чужим страстям, её тело превратилось бы в морскую пену, а волны стёрли бы самую память о ней. — Мне это известно, — отвечал юноша. — Я хочу быть с тем, кого избрал. Без него моя кровь леденеет в жилах, а тело превращается в неподвижный камень. Только он вдохнёт в меня дыхание жизни, только прикасаясь рукой к его руке, я почувствую тепло. Ведьма усмехнулась вновь, пряча под ресницами острый взгляд. — И ты, верно, ждёшь, что я потребую твой голос в уплату? Наивное дитя, я никогда не назначаю одну и ту же цену дважды. Если ты и впрямь решился спуститься с гор к своему избраннику, ты отдашь мне свою память. Как ни был смел юноша, всё же он не сумел сдержать потрясённый выдох. Ведьма рассмеялась, и смех её, поначалу дребезжащий, как расстроенные струны, превратился в чистый звук, подобный колокольчику. — Единственный сын герцогини Надорской лежит в лихорадке. Его срок подойдёт, когда истает стареющая луна. Ты можешь занять его место — и тогда ты проснёшься в его постели, забыв себя самого, помня всё, что помнил он. Тебе будет шестнадцать человеческих лет, тебя назовут герцогом Окделлом, и, когда лето сменится осенними ветрами, ты отправишься учиться премудростям королевской службы, чтобы в скором времени встретиться со своим избранником. Упрямый лоб прочертила морщинка — будто трещинка в камне. Юноша мотнул головой: — Встретиться — и тут же разминуться? Я хочу видеть его, говорить с ним, хочу, чтобы наши дороги сошлись надолго. — Ты разумен, сын Лита, — ведьма наклонила голову, — но разум твой тебя не убережёт. Обещаю, что вы будете не только видеться часто, но даже делить кров и пищу. — Чего же ещё желать? — просиял юноша. — Я согласен! Давай же прольём кровь, чтобы скрепить наш договор. — Подумай ещё, храбрец, — сухие узловатые пальцы хрустнули. — Спустившись с гор, ты станешь во всём подобен людям. Тебя станут терзать человеческие хвори. Ты не сможешь больше принимать облик зверя. И голос камней не будет слышен тебе — лишь иногда до тебя долетит отдалённый шёпот, но ты не поймёшь, что он означает. На лицо юноши набежала тень, но он тут же отогнал сомнения. — Пусть так. Я согласен. — Но ты не думаешь о самом главном. Твои глаза будут видеть твоего возлюбленного, но твоё сердце не узнает его. И будет оно полно ненависти, не находящей выхода, и рука твоя вонзит кинжал в грудь тому, кто тебе дороже всех. — Не бывать этому! — выкрикнул юноша, и эхо подхватило его голос, тысячекратно отразило от скал. — Я узнаю его, даже если не буду помнить его лица. Я встану с ним рядом в любой битве — и отдам за него жизнь до последнего вздоха. Я согласен, и покончим же с этим. — Вижу, твоё намерение твёрдо. Но ведомо ли тебе, что с тобою станется, если ты нарушишь свой зарок? Камни поглотят твоё тело, подземные твари пожрут твою душу, и не останется в мире ни могилы твоей, ни памяти о тебе. Страшно было юноше слышать эти слова. Но отступиться он не мог, потому что внизу, среди людей, дышал, пел, воевал и смеялся тот, кого юноша любил больше себя и своей вечной жизни. — Я согласен, — вновь сказал он, и слова упали тяжкими глыбами. — Что ж, повторенное четырежды — закон, — вздохнула ведьма. — Будь по-твоему, дитя Лита. Сухие подрагивающие пальцы обхватили твёрдую, будто выточенную из гранита ладонь, и костяная игла чиркнула по коже. Горячая алая кровь побежала ручейком, пролилась на каменные плиты под ногами, и камни запели о любви и ненависти, о смерти и возрождении, провожая своего вечно юного Повелителя, прощаясь с ним. Шестнадцатилетний Ричард Окделл смотрел на мир отнюдь не радостными глазами. Юноша никогда не бывал в Олларии, но всей душой ненавидел и сам город, и тех, кто вынудил его пуститься в путь. Увы, король требовал, чтобы Ричард Окделл вместе с другими молодыми дворянами прошёл школу оруженосцев — значит, так тому и быть…