Сказки-бусины

— Очевидно, сладкое вам по душе, юноша, — проронил Ворон, и русоволосый мальчик поднял голову, всматриваясь в густую листву, из-за которой днём в лесу было почти так же темно, как в сумерки. В пальцах он сжимал кусочек чего-то розового, мягкого, усыпанного сахаром. Губы блестели, к ним прилипло несколько крошек — и мальчик, помня о вежливости, сунул руку в карман бархатного камзола, достал кружевной платок и аккуратно промокнул рот. — Вы хотите тоже попробовать, эр Ворон? — Нет уж, увольте, — Ворон насмешливо прищурился. — Мне ещё дороги мои крылья. А вы, юноша? Кто бы мог подумать, что пряники и конфеты настолько вскружат голову герцогу Окделлу, что он пожелает остаться в чаще леса. Мальчик серьёзно покачал головой. — Вы ведь склевали хлебные крошки, которые я бросал на дорогу, эр Ворон. Я теперь не смогу вернуться домой. — Пусть так. Но разве вам не хочется пойти дальше, увидеть, что же там впереди, за лесом? Разве вы никогда не мечтали увидеть поля трав и цветов, которые тянутся так далеко, что им не видно края, большие города, нарядные, будто спелые яблоки осенью, море, в котором отражается синева неба и белые брызги облаков, бесконечное, как сам мир? — О, я хочу это всё увидеть, — выдохнул мальчик, глаза его загорелись, но этот огонёк тут же притих. — Но эр Август совсем один, и он болен. Когда ему станет легче, я непременно отправлюсь дальше. — И вы полагаете, он вас отпустит? — Я герцог Окделл, — мальчик гордо поднял подбородок, — никто не вправе меня удерживать. Я уйду тогда, когда это будет правильным. — А сумеете ли, если и впрямь решитесь? Юноша, — грудь Ворона, покрытая чёрными жёсткими перьями, тяжело приподнялась, — вы хоть раз уходили от домика сколько-нибудь далеко? Когда вы в последний раз упражнялись со шпагой — или хоть с кинжалом? Сласти в этом доме не дадут вам силы, а только вытянут её из вас. — Я прекрасно себя чувствую, — рассердился мальчик, — а еда здесь очень сытна. И эр Август говорит, что я с каждым днём становлюсь лучше и краше. Я только хотел бы поделиться… Прервавшись, он озадаченно потёр затылок, будто пытаясь что-то припомнить. — Ну, юноша? — насмешливо каркнул Ворон. — С кем же вы хотели поделиться? О ком успели забыть? Мальчик вздрогнул, но тут же, казалось, овладел собой и взглянул на Ворона с наружным спокойствием. — Я помню всё, что мне следует помнить. — И это также слова эра Августа? — Ворон прищурил синий взгляд. — Удивляюсь, как вы ещё решаетесь говорить со мной, юноша. Наверняка ваш заботливый друг предпочёл бы, чтобы вы вовсе не выходили из дому. — Вы говорите злые пустяки — и за что-то очень сердиты на эра Августа, — вздохнул мальчик. — А он так стар, и его одолевают хвори, и он очень добр и ласков ко мне. — Пусть так, — Ворон повёл крылом, — не вижу смысла спорить с тем, чьи глаза заволокло сахарной глазурью. Вы правы, юноша, я и впрямь зол сегодня. Я собираюсь лететь через море — и мне жаль будет больше не встретить вас, когда я вернусь. — О, эр Ворон, — от удивления и какого-то странного тепла, разлившегося в груди, у мальчика даже захватило дух, — вы думаете, я уже уйду отсюда, когда вы вернётесь? — Я думаю, что мог бы многое показать вам — и помочь отыскать дорогу домой, если захотите. Отправляйтесь со мной, юноша, — Ворон шумно хлопнул крыльями. — Вы, правда, стали тяжеловаты, но жирок быстро растрясёте, это не беда. Мальчик растерянно оглянулся. — Эр Ворон! Мне очень, очень хочется увидеть все те края, о которых вы… — Мой славный Дикон! — раздался позади тихий, встревоженный голос, и мальчик вздрогнул всем телом. — Где же ты? Я совсем ослаб без твоей заботы, истосковался без твоего голоса. Иди ко мне, помоги мне растопить печь — и мы с тобой испечём самый невиданный, самый огромный шоколадный пирог во всём свете, с марципановыми лужайками, с лимонадным озером, с башнями из глазури до самого неба! Мальчик постоял немного, наморщив лоб, теребя кружевную манжету, и наконец сделал шаг к пряничному домику. — Простите, эр Ворон. Вы ведь ещё прилетите, правда? Я буду вас ждать! Ворон покосился на мелькнувшую за деревьями фигуру старика в тёмном камзоле с яркими пуговицами, блестящими, будто мармеладины, и тяжело спорхнул с ветки. — Выбирать тебе, — лицо мальчика обдало прохладой ветра, перья мягко мазнули по щеке. — Запомни: там есть ручка — если уцепишься за неё и упрёшься ногами, он не сумеет закрыть заслонку. Оттолкнёшь его — выбирайся и ищи, чем сможешь пустить ему кровь. Он не держит в доме ни серебра, ни рябины, но сгодится и что другое — ослабить, тогда вырвешься. Мальчик озадаченно покачал головой, осторожно дотронулся до гладких перьев у Ворона на спине, провёл кончиками пальцев. — Вы так тяжело дышите, эр Ворон, и говорите такие странные вещи. Быть может, вам плохо? Вынести вам воды? Или… — замявшись, он всё-таки выпалил: — Я попрошу эра Августа, чтобы пустил вас переночевать? Ворон коротко каркнул. Твёрдый острый клюв легонько прикоснулся к ладони мальчика, и Ворон взмыл к верхушкам деревьев, напоследок выдохнув: — Помни! Выбирать тебе.