О том, почему же у майар болят головы

Двое майар вроде бы продолжали дружить, как и было. Только чаще и чаще Майрон, каким сделался он теперь, казался Оссэ чужим. Кузнец, хоть и клялся, что ничего не поменялось для них, начал ощутимо избегать водяного. Отгораживался делами, миллионом задач и уходил — это при том, что ещё не до конца ведь выздоровел и кожа его была настолько тонкой, что так же просвечивала. Восстановление его шло медленно, какими-то скачками: то вдруг Майрон казался полным сил, то, совершенно их лишившись, запирался в комнате на сутки и просто спал там. Или пребывал в подобии забытья, возможно. А потом как ни в чём не бывало шёл и снова раздавался его голос то в казармах, то в нижних пещерах, то в казначействе тёмной страны, то в кузницах да мастерских. Правда, в последних теперь всё больше за хозяина пребывал вала Аулэ… И его бывший ученик тоже пытался обходить стороной с упорством, достойным внимания. В общем, вёл себя он бесконечно странно. Стоило ожидать: дух его всё же повредился и это было необратимо. И водяной волновался из-за этого. Потерять лучшего друга казалось чем-то немыслимым, невозможным: они, пусть и вели разные темы, стояли бок о бок в хоре айнур. Они вместе начинали творить на благо Эа, когда пришли туда. Они вместе оказались в Утумно и… Неотвратимое отдаление? Конец столь долгой и крепкой связи? В самую возможность этого Оссэ не верил и принял твёрдое решение поговорить с Майроном. Но отвлечь его от дел было как-то, казалось, дурно, поэтому он решил дождаться, когда друг закончит и направится к себе. Был настолько вечер, что уже скорее ночь. Оссэ, обнимая себя руками за плечи, расхаживал у дверей тронного зала из стороны в сторону и ждал, ждал, ждал. Там, внутри, были двое валар, вездесущий, подобный тени в тенях Лангон и Майрон. Водяной не знал, для чего, но знайте вы: речь шла о том, что Гортхаура решено было отослать из Утумно. Подальше, в полузабытый Ангбанд, где, докладывали, скоро из живых могло не остаться никого. Будто бы управиться с крепостью было некому, а гарнизон, небольшой и оторванный от указов из Утумно, едва ли не голодал. — В первую очередь налажу связь. — кивнул Гортхаур, споро сворачивая получившийся длинный список того, что в Ангбанде от него требовалось срочно. Засунул его в специальный кожаный цилиндрический чехол, притороченный к поясу, поклонился валар. — Непременно уведомлю обо всей реальной ситуации, владыка. — Мне кажется, ты ещё слабоват что-то решать. — не без какой-то отеческой иронии в голосе произнёс Аулэ, явно почувствовав нарочитость того, что ученик будто бы забыл о присутствии не только Мелькора. Майа незаметно закатил глаза. — Мне кажется, если позволите тоже поделиться подобным, что я могу разобраться с такой мелочью. — Не дерзи. — Смею ли я? — Гортхаур вновь поклонился. — Майрон, я не буду повторять. Хватит. Ты стал каким-то странным. — Аулэ покосился на Мелькора, явно выражая подозрение, что виной преображениям кузнеца выступают наказания Тёмного. Тот с ничего не выражающим видом просто наблюдал происходящее, но радостно оскалился, заметив внимание. — Как скажете, мастер. Странный так странный. — майа собрал карты, разложенные на столе, потом ещё какие-то документы, забрал их все. — Простите ещё раз. Позволите идти? — он на миг глянул уже на Мелькора. — Угу, катись. И ты, Лангон. — Мелькор махнул рукой и протяжно выдохнул, когда майар наконец ушли. — Он и при тебе был так же дотошен? Я уже не помню. — Мне никогда не казалось так. — покачал головой мастер. — Думается, это всё же ваши плети. — Да ну раукар бы с ним. — Мелькор поморщился. — Не особо он меня интересует. — Ты чёрств, Мелько. — слегка улыбнулся Аулэ. — Вовсе нет! Ты сам трогаешь, что врёшь? — первый из пары падших довольно наблюдал, как краснеет его собеседник. — Я не о том. — попытался отпихнуться мастер мастеров. — Пф. Ясно, зануда он просто в тебя Гениальный ты учитель, ничего не скажешь. — Тёмный рассмеялся. — Я хотел показать кое-что тебе. — мгновенно сменил тему Аулэ и вытянул из кармана плоскую маленькую шкатулку. Мелько заинтересованно придвинулся ближе. — Вот, гляди. В шкатулке лежала пара колец. Первейший из детей Эру почти минуту гипнотизировал их пристальным взглядом, а потом вдруг улыбнулся непонятно тепло. И такая же улыбка появилась на губах наблюдавшего мастера. — Мне нравится. — кивнул Чёрный Враг мира. — Вот это больше! Он схватил кольцо с нарочито небрежной россыпью кроваво-красных камней по золоту раньше, чем Аулэ что-то сказал. Нацепил на безымянный палец левой руки и принялся любоваться на светящиеся переливы. — Это было моим, между прочим. — весело подметил Аулэ, наклонившись и уложив голову а плечо любовника. — Там мои руны внутри, не твои. И цвет больше мой. — Сам виноват, знаешь, что я золото и огонь больше люблю. — промурлыкал Мелькор, улыбаясь, взял второе кольцо и внутри действительно разглядел своё имя. — Нет, это тоже ничего, но к золоту красный приятнее чёрного. — Это не чистое. — подметил мастер, когда Тёмный взял его за руку, чтобы надеть второе украшение так же, как своё. — Сплавил с серебром. — Теперь я ещё больше в восторге. — первый властелин Утумно отвёл каштановые пряди, упавшие на лицо любовника, сел так, чтобы видеть переливы алого пламени в его глазах. — Скажи, это что же значит, мы теперь как ты со своим цветником раньше? — Как это? — специально протянул Аулэ, словно не понимая. — Не знаю, о чём ты, Мельк. — Супруги, естественно! — Мелькор сверкнул широчайшей улыбкой. — Правда, волей Эру я тут принципиально не стану руководствоваться… — А нам и не надо его воли. — Аулэ несколько задумчиво сплёл их пальцы. — Но если желаешь, в наших силах так решить. — Ты стал намного лучше, дорогой. — Мелькор наклонился, коротко поцеловал мастера и, почти не отстраняясь, продолжил: — Мне очень по душе. И, полагаю, я вполне могу согласиться. Майрон вышел из зала всего на пару секунд раньше Лангона. Тот задумчиво и торопливо прошелестел мимо него и Оссэ, не задержавшись даже ради каких-то подначек, как обычно, и свернул в резко уходивший лестницей вниз коридор, который вёл в палаты балрогов. — Майрон! — водяной улыбнулся товарищу и уже по сути смещённому управляющему Утумно стало и приятно, и неловко. Он ведь друга избегал после своего добровольно-принудительного признания из жажды отрешиться от понятно почему Оссэ ненужного чувства и, быть может, действительно постепенно притушить его до старой только дружбы. Сейчас же штормовой майа радостно крепко его обнял и Майрону сделалось обидно и виновато в одно и то же время. — Ты хотел что-то? Я… Думал сам остаться. Мне ещё собирать отряды, с которыми идти. — Куда идти? — удивлённо взглянул на него Оссэ. — Меня отсылают в Ангамандо. Там я более необходим. Дела в крепости просто дрянь. — суховато ответил огненный дух. — И ты там один будешь, что ли? — почти испугался водяной. — Почему? Будет связь с Утумно, с нами отправится Тхурингветиль. Гарнизон. Прислуга. Волколаков увожу много более половины, позволили мне. Кажется, нескольких балрогов — не сильнейших, само собой. Позволили забрать даже старшего из моей своры, Драуглуина! — Майрон, а… А я? — виновато и несчастно уточнил водяной, чуть-чуть обогнав друга и заставив его остановиться. — А что ты, Оссэ? — поджал губы огненный. — Ты и без меня справишься, нет? Будто бы это на расстоянии от меня ты кому-то ежедневно готов рассказывать о том, как я дивно хорош! — и тон слуги тёмных валар внезапно сделался ядовит и насмешлив. — Ах, какие у майэ Уинен волосы, Майрон! Ах, какие у неё синие глаза! Ах, как прекрасна она, когда появляется в сердце моего шторма и одним движением руки способна усмирить его и меня тоже! Как люблю я её, Майрон! — Ты же говорил, что мы друзья как раньше… — взгляд Оссэ немного рассерженно, но больше печально потемнел. — А твои слова сейчас далеки от этого. — Да потому что ты сам притащился! — внезапно полыхнул Гортхаур. — Я же нарочно пытаюсь куда-то уйти, чтобы не наговорить тебе чего-то ещё, пойми ты! Он сильно выдохнул, обошёл Оссэ и ускорился на пути к своей комнате. Водяной подумал и решил, что это всё не то, как он планировал разговор и… Поспешил следом. Майрон, вопреки собственным словам, не пошёл раздавать приказы о приготовлениях. Зашёл, даже не утрудившись закрыть до конца дверь, к себе и принялся что-то выискивать в ящиках и ящичках, составленных в чётком порядке. Оссэ стоял и не понимал, что происходит. Потом в одном звякнуло стеклом. Огненный майа наклонился над ним и вытащил несколько бутылок. — Майрон, это что? — Яд. — с не предвещавшим шутки видом заявил тот, а потом внезапно рассмеялся. Только смех был не его прежний, звонкий и яркий, а какой-то охрипший будто. — Какое-то местное пойло это. Тебе налить? — Я не пил такого раньше… Даже вина не пил, а тут… — неуверенно замялся водяной. — Как и я. — Тогда хорошо! — тут же улыбнулся Оссэ. — Узнаем вместе. Повлиял на это тот факт, что кровь Оссэ скорее напоминала воду или как-то это зависело от недавней слабости хроа Гортхаура, но он быстро стал пьянее своего друга. Водяной решил, что тот выглядит даже забавно, пытаясь что-то ему объяснить слегка заплетающимся языком. Он не сдержал смешка и Майрон уставился на него опасно сузившимися жёлтыми глазами. Майар сидели на широкой заправленной кровати, судя по состоянию которой было очень легко подумать, что хозяин её вообще не использует — так аккуратно лежали все покрывала, обе подушки и меховая накидка в нижнем изголовье. — Ты чего с-смеёшься? — недовольно шикнул он и Оссэ заулыбался снова. — Ты такой уморительный сейчас, ха! Ты бы видел своё лицо! Гортхаур чуть-чуть придвинулся к нему и наклонился, оказавшись почти лицом к лицу с другом. Да, другом. Проще было даже мысленно именовать Оссэ так, ибо на возвышенное и нежное «возлюбленный» огненный дух не имел права. — Что с моим лицом? — У тебя щёки краснеют и моргаешь ты редко, будто устал совсем. — водяной, совсем весёлый, ткнул его в упомянутую щёку… Или почти ткнул. Майрон резким жестом перехватил его руку, крепко, но не до боли стиснув запястье. — Не надо трогать. — Ты чего? — Оссэ озадаченно потянулся разжать пальцы друга, но тот прижал вторую его руку к постели. Тяжело и задумчиво вздохнул. — Ма-айрон? В голове бывшего ученика Аулэ мысли роились и стремительно менялись, становясь всё более странными. Он, до этого удерживавший зрительный контакт с Оссэ, опустил взгляд чуть ниже и заметил спокойную и непонимающую улыбку водяного. Возможно, это стало последней каплей? Владыка бурь и понять не успел, как за пару секунд Гортхаур смог опрокинуть его спиной на постель, забыв про ненадёжно стоявшие на покрывале кубки с их напитком, которые, разумеется упали, залив всё. Огненный майа прижимал руки друга над головой того и в этот раз держал уже так, что было даже неприятно от его хватки. Оссэ попытался дёрнуться, но Майрон прижал его своим весом. Ему пришлось для этого упираться одним коленом в кровать — водяной неловко развёл ноги по сторонам. Лежать так было определённо неудобно, да и действия Майрона его пугали и смущали. — Прости меня, прости меня пожалуйста, но я… Ты сам виноват, надо было тебе уйти куда-то… Это ты всё, Оссэ… Прости… — зло и виновато шептал кузнец, разгорячённо целуя прохладную кожу. Скулы, лоб, веки, уши, шея. Потом добрался до губ, совсем потеряв уже здравый рассудок, и отчаянно прижался к ним своими в пьяном и агрессивном желании завладеть-забрать, не отдать, себе присвоить, обладать вечно и так, как хочется и уже даже плевать, что там сам Оссэ думает. Целовал долго и больно, пока слишком напуганный и ошарашенный этим водяной соображал, как ему, собственно, выбираться. Не зря говорили, что Майрон, пожалуй, сильнейший из всех майар… Даже если и ошибались, то Оссэ он точно был сильней. А слуга Искажения касался его тела, гладил, гладил жадно и иступлённо и пылал таким жаром, которым разве что когда-то могло разгораться его прежнее воплощение, но какого ни разу не исходило от этого. Потом пролез рукой под тонкую тунику и стало ещё горячее и… Противно. Гадко. Водяной дёрнулся, сперва всем телом — но встретил невозможность так освободиться. И стал пытаться вытянуть хотя бы руки. Гортхаур проскулил что-то умоляющее и жёсткое, приник к нему ещё крепче, поцеловал ещё и ещё и Оссэ понял, что навряд ли какая-то вода его хроа отмоет от настолько грязных касаний, какими были сейчас прикосновения Майрона. Тот коснулся его бедра, повёл вверх в бесполезной ласке, радовавшей лишь его одного, и полез под пояс чужих штанов. Ну уж это было слишком! Наконец-то умудрившись вырвать руки, Оссэ залепил только что ставшему бывшим другу хлёсткую пощёчину, потом вскочил, оттолкнув его прочь от себя. Майрон сильно и наверняка пребольно ударился головой об окованный железом край большого ящика с вещами, зашипел и снизу вверх уставился на водяного. А в облике того собиралась гроза. — Не смей больше даже заговорить со мной! Ты… Ты противен мне! — зло отчеканил он, схватил снятый в самом начале их маленького распития плащ и скорее пошёл к двери. — Оссэ, я… — начал было тихо и виновато Майрон, но океанский майа, не обернувшись, прервал его. — Замолчи. Ты мерзкий, лживый, грязный и искажённый. Я тебе верил, я сегодня пришёл помириться! Чтобы ты перестал избегать меня. — Оссэ всё-таки повернулся. Гортхаур так же и сидел, не вставал с пола. — А ты повёл себя как дрянь какая-то, как… Я не знаю! Ты разочаровал меня, Майрон. Хотя нет, знаешь что? Да ты и не Майрон больше, мой друг бы никогда так не поступил. Это здешнее Гортхаур подходит тебе очень хорошо! Я ненавижу тебя. Не попадайся мне на глаза, ясно? Наутро Гортхаур Жестокий с собранными отрядами отбыл прочь из Утумно. В Ангамандо его ждали. Он всецело посвятил себя делам этой крепости, но как-то раз к официальному письму, принесённому Тхурингветиль, нашёл прикреплённой маленькую записку. В той почерком Лангона для чего-то была рассказана пара последних сплетен из Утумно и, кроме прочего, доносился до наместника Ангбанда тот факт, что майа Оссэ вернулся к прежнему своему покровителю, Ульмо. Обратно Гортхаур отправил короткий ответ: «Мне было безумно интересно узнать это всё. Не пиши больше, хорошо?» Ну, разумеется, Лангон ему ответил и эта вольготная переписка стала почти традицией. Тхури, к которой Гортхаур скоро привык, постоянно веселилась с дурацких шуток другого глашатая — и наместник взял привычку читать их майэ вслух, чтобы почаще слышать её приятный мелодичный смех и видеть на кроваво-алых губах улыбку. Это было довольно красиво. А про Оссэ он старательно не вспоминал.