Холодное Свечение

Москва, май, 1988 год. Борис не приходил на работу уже целую неделю. Раньше такого не случалось: он никогда и не болел толком, отгулы не брал, если его не было в кабинете, то скорее всего он находился в командировке. Но теперь он был просто дома - Лера звонила ему из своего кабинета каждый день. Она знала причину такого столь странного для него поведения. И Горбачев тоже знал, и, конечно же, Шарков. Они не мешали его трауру. Хоть зампред КГБ и не любил Бориса, тот не мог ничего ему напрямую сделать. Сами министры не были во власти этого надзорного органа. Но Шарков заставлял его страдать по-другому - сначала издевательством над Лерой, а теперь доведением до самоубийства Валерия. Леру же ее статус не защищал, но из того разговора с Горбачевым она узнала, что ей пока бояться нечего. Она часто сталкивалась с Шарковым, он даже заходил к ней в кабинет, когда она засиживалась допоздна, но единственное, что тот делал - бросался неприятными высказываниями. Заместитель министра старалась не злиться, она упорно работала над своей способностью контролировать эмоции и вызываемое ими «Холодное свечение», и уже получалось весьма неплохо. Официальной смертью Валерия следствие назвало депрессию из-за множественных проблем со здоровьем, что ассоциировано с полученной дозой радиации. Это, конечно, было не совсем так, но об этом знали лишь Борис и Лера. Если бы не Шарков, Легасов бы еще пожил. После ухода из жизни, в его квартире были найдены кассеты с очень подробными записями об истинных причинах аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Они предназначались для членов научного сообщества, от которых это решили скрыть. Однако ЦК их изъял: они просто стерли Валерия и его наследие. Конечно, зампред КГБ предполагал, что Борис, Лера и Ульяна разделяли взгляды профессора, хоть тот сразу после суда убеждал его, что они до последнего не знали, что он собирается сказать. Но Шарков понимал, что Борис уже с этим ничего делать не будет, все равно его не послушают, а наказание он получит… пусть даже не от него, а от самого Горбачева. Что же касается Леры: насчет нее зампред КГБ не переживал. Он был уверен, что уже сломал ее. Ульяна и вовсе имела слишком мало власти. Ее и в Чернобыльскую комиссию-то никто не приглашал. Угроз безопасности страны и ее могуществу не было. Даже после кассет, которые высшие чины всё-таки прослушали сами, РБМК так и продолжили работать с изъяном. Лера их тоже слышала и видела реакцию других министров. «Может через 10 лет случится еще одна авария и тогда, надеюсь, уже новое правительство (хоть здесь ее мечты совпадали с желаниями отца) примет адекватные меры. Лишь бы не столь серьезная…. Видимо это единственный способ… тот самый другой способ, про который говорил Борис еще зимой 1986-1987 года.» *** В следующий понедельник заместитель министра спешила в Кремль. Она немного проспала из-за необычного сна, который мучал ее всю ночь. Последнее время даже если ей что-то и снилось, то только кошмары. Но это был хороший сон, даже слишком, и из-за того болезненный. Под утро Лера была разбитой и никак не могла встать с кровати. Прибежав в свой кабинет, она сразу окунулась в лежавшие на столе отчеты, но тут раздался телефонный звонок. ⁃ Алло. Здравствуйте. На том конце провода говорили что-то не самое приятное, и на ее лице появился испуг. ⁃ Что с ним такое? Она долго слушала, что ей рассказывают. ⁃ Я сейчас же приеду. Лера сразу же бросила все бумаги и заскочила к Горбачеву, чтобы отпроситься на сегодня. Затем пулей выбежала из Кремля и направилась вдоль набережной. Она пришла к больнице номер 23, которая находилась в тихом районе возле того места, где Яуза впадала в Москву Реку. Полчаса назад женщина с регистратуры позвонила Лере и сказала, что к ним сегодня рано утром доставили товарища Щербину в тяжелом состоянии: он практически не мог дышать. Зайдя в палату, она увидела его лежащим под многочисленными трубочками. К ее облегчению, он был в сознании. ⁃ Борис… ⁃ Извини, что напугал тебя. - Он закашлялся. ⁃ Что случилось? ⁃ Последствия Чернобыля… - Борис на минуту притих. - Он отнял у меня Валерия, а теперь забирает и меня. ⁃ Не говори так! Ты еще долго проживешь! - Лера знала, что вряд ли, но даже себе внушала обратное. Глаза наполнялись слезами. ⁃ 5 лет…, так он говорил. 2 года уже прошло. Осталось еще 3, но я не смогу их прожить, не смогу без него… - Он снова закашлялся. Лера не хотела думать, о том, что скоро его потеряет - «Если Борис не может жить без Валерия, как я буду жить без Бориса?». Она решила рассказать ему про свой сон. ⁃ Мне он сегодня приснился. Валерий... И ты тоже. В этом сне мы вместе отдыхали в какой-то далекой стране среди гор, озер и необычно разрисованных каменных домиков. Не было никакой аварии, не было никаких проблем, впереди ждала долгая и счастливая жизнь. Но я знала, что это всего лишь сон, и что я скоро проснусь, и ничего этого не будет. ⁃ Как это здорово. - Борис слегка улыбнулся и, судя по выражению его лица, растворился в своих воспоминаниях. Последнее ее предложение он даже не услышал. «Если бы я только могла всё изменить, вернуться назад во времени...» - подумала Лера. Она провела с министром в палате весь день, а ближе к ночи, когда он уснул, она поговорила с врачом и, убедившись, что подопечный в хороших руках и прогнозы на его счет оптимистичные, поехала домой. В следующие дни Лера его регулярно навещала, и в конце концов ему стало значительно лучше. Через пару недель Щербину выписали, и он решил вернуться на работу. Кашель его не оставлял, но угроз для жизни пока больше не было. Борис с Лерой снова занимались министерскими делами. Он взваливал на себя много, очень много, стараясь не думать о Валере. Но в свободные моменты его снова накрывало. Боль, печаль, депрессия - они стали его верными спутниками. *** Несмотря на это недели и месяцы летели достаточно быстро. Вот и подошла очередная зима. Лера подумала, что было бы неплохо предложить Борису куда-то съездить на Новогодние праздники, например, снова покататься на лыжах и погреться в термальных источниках, как тогда в Азау, но уже скорее как друзья. Плюс это было бы полезно для здоровья министра: ему необходимо было отвлечься от рутины и дурных мыслей. И она собиралась обсудить это с ним завтра. 7 декабря 1988 Зимина и Щербина, как и в почти любой другой рабочий день были в Кремле. После полудня она сидела в своем кабинете, готовясь к совещанию по разработке новых газовых месторождений, когда к ней зашел Борис. На нем не было лица. Еще несколько месяцев назад, видя его эмоциональное состояние, Лера думала, что хуже уже не будет, но она ошибалась. ⁃ Сегодня в 10:41 по Московскому времени произошло сильнейшее землетрясение в Спитаке. Магнитуда - 7.2, но в некоторых районах доходила аж до 10. Толчки происходили лишь в течение полуминуты…. но… - Борис ненадолго замолчал, то, что он собирался сказать дальше, было слишком тяжело. - вся северная часть Армянской ССР разрушена: города и деревни лежат в руинах, тысячи погибших и пропавших без вести. ⁃ Господи. - Ее глаза мгновенно расширились. Последнее время ужас был типичным эмоциональным состоянием для Леры. ⁃ Председатель Совета министров Рыжков отправляет меня на ликвидацию последствий. Вылет через час. Ты остаешься здесь, будешь главной в мое отсутствие. Лера встала и отвернулась к окну, чтобы скрыть свои чувства … и руки. Это снова началось. Казалось, кто-то или что-то ее всё время испытывало на прочность. Бывало, она выдерживала, но не сейчас. Глядя куда-то вдаль, она тихонько всхлипывала и думала - «Неужели Борису и так мало досталось? Это так несправедливо…. А я… я не смогу нормально жить, постоянно представляя, что с ним может что-то случиться…». Она слегка повернула голову к стоявшему у двери министру. ⁃ Скажи мне, почему…? Еще тогда с Чернобылем… - Лера смотрела полными печали глазами. - Почему проверить атомную станцию и наблюдать за экспериментом поручили твоему министерству, хотя существует министерство энергетики? Почему в комиссию по ликвидации последствий включили тебя, хотя ты даже не знал, как устроен ядерный реактор? ⁃ Потому что Горбачев доверял мне больше, чем кому-либо. - Борис явно хотел продолжить говорить, но вдруг передумал. ⁃ А сейчас? ⁃ Сейчас у меня единственного есть опыт ликвидации столь масштабных происшествий. Это правда, тут уже ничего не поделать. Умения и знания Бориса были необходимы для скорейшего разрешения случившегося бедствия. ⁃ Обещай мне, что будешь осторожен, что будешь беречь себя. ⁃ Я постараюсь, Лера. - Он покинул кабинет, а она всё так и стояла у окна. «Горбачев доверял Борису… До Чернобыля он был совсем другим человеком. Никогда не сомневался в государстве и правильности решений, которые принимают высокопоставленные лица. Всегда заботился об интересах, безопасности и имидже страны. Его послали туда, потому что он не мог обвинить СССР в аварии. Это было просто невозможно представить. Он даже ничего не знал про энергетику, кто его бы всерьез воспринял? … А Валерий - это просто случайность, ошибка… Никто не знал, что он доберется до истинных причин. Что он и нам откроет глаза…» - размышляла Лера. Она догадалась, что хотел сказать ей Борис. Ведь она и сама была такой до катастрофы. Два партийца-карьериста, работавшие на «благо» родины. В его отсутствие на Лерины плечи легло много обязанностей, но она отлично со всем справлялась. Не зря Борис пророчил ей место министра в будущем, которое могло наступить уже совсем скоро. Иногда по вечерам он звонил ей в Кремль и рассказывал о том, что у них там происходит. Слушать его было тяжело и больно: если в Чернобыле явных жертв насчитывалось не так много, и основная опасность была невидима, то в Армении все оказалось по-другому. Много погибших, раненых и искалеченных, потерявших своих родных и близких, оставшихся без крова и средств к существованию людей. Спитак, Ленинакан и Кировакан были полностью стерты с лица Земли, вместо домов лежали груды обломков: гигантские бетонные плиты, арматура, трубы. Люди вытаскивали друг друга из-под завалов. Те, кто еще был жив, нуждались в еде и медосмотре. А те, кто был мертв…, трупов было много, очень много. Их складывали в бесчисленные гробы, стоявшие прямо среди обломков. На дворе был декабрь - холодный и сырой месяц. Как-то по голосу Бориса Лера поняла, что он простудился. Ему нужно было беречь свое хрупкое здоровье, но к работе он всегда подходил слишком основательно, и часто жертвовал своим комфортом и безопасностью. Вот и сейчас, он снова перетрудился на морозе и теперь задыхался от сильного кашля. Ко всему прочему в воздухе там было слишком много пыли и гари. Лера говорила, что ему стоит вернуться в Москву, да и не только она одна, но и те, кто находился с ним там. Борис же был слишком упрям, он не собирался возвращаться, пока не закончит. Ему повезло - на этот раз всё обошлось, и он вскоре поправился. *** Спустя несколько недель Борис возвратился домой. Лера была несказанно счастлива видеть его живым и относительно невредимым. Конечно, он еще немного подпортил себе здоровье, но зная его, Лера понимала, что могло быть и хуже. Сильнее она волновалась за его психологическое состояние - после Чернобыля оно неуклонно ухудшалось, а после смерти Валерий был еще больший упадок, как и теперь… Лера видела, что Борис был чем-то слишком расстроен. ⁃ Очень больно, когда ты понимаешь, что этого происходящего кошмара можно было избежать…. - Борис сидел в кабинете в своем кожаном кресле, слегка облокотившись на стол. ⁃ Но землетрясение нельзя предсказать… ⁃ Это второй Чернобыль, Лера… Низкое качество строительства и засекречивание информации о повышенной сейсмической опасности этого региона. Всё те же причины, всё те же последствия. Конечно, никто не думал, что это случится. Сильные землетрясения - редкость. Решили сэкономить, нарушили нормативы по сейсмостойкому строительству. От простых людей информацию скрыли. А потом… Это же недопустимо признаваться в том, что что-то было сделано некачественно. Это же так унизительно, что-то исправлять. Вот и случилось то, что случилось. Вечные тайны и неумение признавать ошибки приводят к катастрофам… Бориса печалило то, что он так долго работал на эту систему. Систему, которая полностью сгнила изнутри. Кто знает, в скольких еще областях и направлениях такое творилось, и сколько еще аварий и катастроф произойдет. «Не только в атомной энергетике…. Так оказывается везде…» - Реальность была слишком жестока. *** Москва, июль, 1990 год. Прошло больше года. Всё-таки Спитак сильно подшатнул и без того ослабленное радиацией здоровье Бориса. Несмотря на то, что там он быстро восстановился, годы и старые раны брали своё. Кашель усугубился, появились проблемы с сердцем. Психологическое состояние и вовсе скакало так, будто у него гормональные нарушения. Они, конечно, могли быть, но никто этого не знал, ведь Борис очень не любил обращаться к врачам и проводить дополнительные обследования, и делал это только при острой необходимости. Один день он мог улыбаться и шутить (Лера понимала, что это тоже были проявления депрессии), а всю следующую неделю убиваться от горя. Если раньше больше он присматривал за Лерой, то сейчас она все время следила за тем, чтобы он в порыве эмоций не натворил глупостей. Ей вообще не хватало того Бориса. Того, которого она безумно любила. Того, с кем ей было так хорошо. Сейчас она продолжала его любить, но как-то по-другому, наверное, больше, как искалеченную родственную душу. Лера часто вспоминала их совместные сцены из прошлой жизни: разговоры обо всём на свете, походы в разные места, ту Новогоднюю поездку в Азау, интимную близость. Последнего у заместителя министра не было уже давно, с тех самых пор как случилась Чернобыльская авария. Бывало, приходя в свою квартиру, она прыгала на кровать с одной интересной вещицей, которую ей когда-то подарил Борис. Маленький вытянутый вибратор, называвшийся туристическим массажером - конечно, ведь в СССР девушки не занимались самоудовлетворением, - последнее время ее неплохо выручал. Лера раздевалась, ложилась, подносила его к своим эрогенным зонам, закрывала глаза и представляла… того Бориса… Возможно, после всего того, что произошло, это было не очень правильно. Однако оно не могло никому навредить, и сейчас ей это было нужно как никогда, это был ее маленький секрет. Зиминой больше не давал покоя другой ее секрет, который она пока так и не открыла ни Щербине, ни кому-либо еще. Сначала она не хотела, да и отец, конечно, был против. Как бы к ней стали относиться, узнав, что у нее есть «супер-способность», позволяющая убивать? Теперь же Лера думала поговорить об этом с министром. Возможно, был еще один способ всё изменить, добиться перестройки реакторов, и он связан с ней и тем, что она могла сделать. «Нужно как-то убедить людей в исходящей опасности. Если большинство будет на нашей с Борисом стороне, ЦК и КГБ не смогут нам помешать, не заставят нас молчать, и в конце концов им придется признать свои ошибки.» - Лера осознавала, что это сложно привести в реальность, однако это бы сработало. Валерий, кажется, тоже понимал - записать кассеты было хорошей идеей, и если бы они попали в нужные руки, если бы об этом заговорили люди, всё могло бы быть совсем иначе. Лере нужны были те, кто знал об истинных причинах аварии, кто тогда находился в Припяти, кто имел образование в области ядерной физики, и кто всё еще был жив. «Брюханов, Фомин, Дятлов… я их найду…» Их сделали главными виновниками случившейся катастрофы. После нее этих 3 человек из руководства станции часто показывали по новостям, о них говорили по радио. Людям внушали, что есть только одна причина аварии. И больше никакой. Но когда человеку что-то слишком сильно доказывают, он начинает сомневаться в достоверности этого. В узких кругах ходили слухи, что официальная версия - это ложь. Но доказательств ни у кого не было. После суда все показания Валерия, записанные журналистами и заснятые видеооператорами были уничтожены, а члены научного сообщества под страхом смерти не могли кому-либо рассказывать услышанное. Хотя некоторые все же говорили. Но их там не было, сами они ничего не видели. И обвинить их в дезинформации было проще простого. Конечно, троица заключенных тоже казалась не лучшим вариантом, однако все остальные работавшие на станции в ту ночь уже были мертвы. Плюс Лера всё еще намеревалась узнать, были ли как-то связаны Брюханов и Дятлов с Фоминым и Шарковым. И имелись ли у последних двух еще какие-то интересы помимо сокрытия дефекта реактора. Тут вообще пока было слишком много вопросов и слишком мало ответов. Информацию об их местонахождении заместитель министра нашла быстро, благо ее не скрывало КГБ. Трое виновников отбывали наказание в трех разных тюрьмах: Брюханов - в Луганской области, Фомин - в Ярославской области, Дятлов - в Киеве. Она не ждала, то те добровольно ответят на все интересующие ее вопросы. Поэтому тут и нужна была ее «сила». После аварии директор, главный инженер и его заместитель больше всего на свете боялись только одного - радиации, так что Лере было чем угрожать: она текла по ее венам и была готова убивать во имя правды. *** Как-то вечером после работы Лера решила прогуляться с Борисом до его дома, чтобы наконец рассказать всё о себе и о том, что она планировала делать. ⁃ На следующей неделе я еду в Киев. - Она уже все для себя решила, и теперь говорила это как факт. ⁃ В Киев? У нас там какие-то дела, про которые я не знаю? - Борис шутил, он всегда знал про все дела министерства, даже сейчас, будучи не в самом хорошем состоянии здоровья. ⁃ У меня… Мне нужно поговорить с Дятловым. Он там в тюрьме. ⁃ Лера! Ты с ума сошла? Не хватило Фомина в отделении исполкома в Чернобыле? Снова хочешь всё начать? ⁃ Продолжить… - Тишина продлилась минуту. - Я тогда узнала кое-что о нем, Шаркове и… о себе. - Она еще немного помолчала. - А потом и от отца в Москве… ⁃ Ты мне так ничего и не рассказала. ⁃ Не знала, как, прости меня. - Они уже заходили в квартиру Бориса и теперь могли не бояться, что их кто-то случайно услышит. Борис налил какао, и они сели за стол, готовясь к трудному разговору. Через несколько часов он уже знал все: про тот первый вечер в Припяти, про дальнейшие «встречи» с Брюхановым, Фоминым и Дятловым, про сговор Фомина и Шаркова, про то, как они пытались избавиться от Леры, про то, что они с самого начала знали о дефекте реактора… про свое детство и лаборатории отца, про участие в его эксперименте и измененный ДНК, про радиорезистентность и «Холодное свечение». ⁃ О чём ты сейчас думаешь? - Борис смотрел на руки Леры, у которой отчетливо светились вены. ⁃ О том, как меня бесит то, что высшие чины играют жизнями людей, прикрываясь защитой интересов родины. - Она сейчас разозлила себя специально, чтобы показать Борису то, о чем она говорила, иначе бы он вряд ли ей поверил. ⁃ Ты уверенна, что хочешь это сделать? Неизвестно, к чему приведут наши действия. ⁃ Да, так как знаю, к чему приведет бездействие. Мы не можем этого допустить. Борис больше не ругался на Леру. Он понимал, что она уже давно не та маленькая девочка. Она знала, на что собирается пойти. И знала цену возможной неудачи. *** Киев, август, 1990 год. Лера приехала в Киев. Раньше она никогда не бывала в этом городе, но и сейчас времени на осмотр достопримечательностей не нашлось. Как заместитель министра она не могла часто позволять себе слишком длинные поездки по работе - Борис распорядился так, чтобы все думали, что Лера уехала по министерским делам. У нее была неделя на всё - сначала она намеревалась встретиться с Дятловым в Лукьяновской тюрьме, а сразу затем с Брюхановым где-то в области. Сейчас здесь было очень жарко, как и всегда в августе. Дожди уже не шли давно, земля потрескалась, трава пожухла. Солнце палило так, что Лера старалась идти исключительно в тени. Подойдя к зданию тюрьмы, она задумалась, правильно ли собиралась поступить. Да, вина Дятлова была бесспорна, но заслуживал ли он того, что она могла с ним сделать, Лера не знала. ⁃ Прошу Вас сюда. - Леру провели в конец коридора нижнего этажа. Там в самой дальней камере за глухой металлической дверью она собиралась узнать новые подробности о том, что происходило на Чернобыльской атомной электростанции. ⁃ Вот уж кого точно не ожидал здесь увидеть. - Дятлов, слегка сгорбившись, сидел за столом и что-то чирикал на бумаге, но сразу же повернулся, услышав, что к нему кто-то вошел. Лера же первым делом обвела взглядом помещение. Ее очень удивил размер камеры и ее меблировка. Хоть она и редко бывала в тюрьмах (только по министерским поручениям), эта показалась ей какой-то даже необычайно приличной. ⁃ А, оценила мой новый дом. Это VIP-камера. Видишь ли, в обычную меня нельзя, сразу убьют за то, что я сделал. Плюс мне требуется медицинское обслуживание, и здесь его проще организовать. ⁃ Я удивлена. Человек, которого назвали главным виновником катастрофы, весьма неплохо устроился. - Конечно, Лера шутила. ⁃ Я тоже кое-чему удивлен. - Дятлов пристально разглядывал Леру с головы до ног. - Всю ту роковую ночь ты провела вместе со мной сначала в БЩУ, а затем и за его пределами. И посмотри, что радиация сделала со мной. - Он правда выглядел не очень здоровым: худой и истощенный с незаживающими язвами на ногах. - Но ты…, ты совсем не изменилась. Такая же, как и в первый день в Припяти. Лера понимала, что он говорит о ее физической сущности. Это было так, прошедшие 4.5 года на ее внешности никак не отразились, но они полностью изменили ее внутренне. ⁃ В чем же твой секрет? ⁃ Не забывайся, Дятлов, ты заключенный, и вопросы здесь задаю я. ⁃ Ладно, раз так не хочешь отвечать, зачем ты ко мне приехала? ⁃ Что связывает тебя, Брюханова, Фомина и Шаркова? Дятлов сначала закашлялся, а потом стал смеяться. ⁃ Какой-то странный вопрос. Мы втроем составляли руководство АЭС, там был еще Ситников, но его не интересовала власть. А Шаркова мы видели только на суде. ⁃ Ты сейчас придуриваешься? У Фомина с ним был сговор. Они оба давно знали про дефект реактора. И я не могу поверить в то, что ты и Брюханов были не при делах. ⁃ Зачем Фомину это? Что он получил? Также сидит в тюрьме, наверное, ты его уже навещала? ⁃ Я еще тогда приезжала в Чернобыль, когда его и Брюханова держали там в ожидании суда, и немного поговорила с Фоминым, тогда-то он и сдал Шаркова. ⁃ А ко мне в Москву ты приехать не соизволила. Вот Ульяна меня навестила. - Он поморщился. - А ты… Неужели все было так плохо в Припяти? ⁃ Давай сейчас не будем об этом. Я с и Николаем не договорила, потом хотела заглянуть к Виктору, но не получилось. … Я слышала, что недавно Фомин вскрыл себе вены, но его успели спасти. После того как поговорю с вами, отправлюсь к нему. Дятлов ничего не говорил. Ему вообще-то не было дела до кого-либо кроме себя. ⁃ Мне нужно со всем разобраться. Вы явно не были рады тому, что меня послали проверять вашу станцию, и хотели меня от чего-то отвлечь. Потом Москва, Лубянка. Шарков прокололся, и открылась их связь с Фоминым. В тот момент я еще не понимала, что к чему. Он явно пытался убрать меня, но ничего не вышло. Шарков его использовал и предал. И тебя с Брюхановым тоже. Вы в тюрьме, а он всё также зампред КГБ - человек с огромной властью. Только она играет против обычных людей. Вам уже хуже не будет, если вы расскажете, все как есть. Может я даже смогу вам помочь. А вот Шарков… Он за все заплатит. И реакторы придется перестроить. ⁃ Красивые слова, Лера. Но не всё так просто. ⁃ Тогда объясни мне! ⁃ Не могу. Сейчас заместитель министра видела, что Дятлов тоже всё знал. Но почему, он теперь не хотел ей помогать? Чего он так боялся? Ее раздражало непонимание, и она начала злиться. Из-за жаркой погоды Лера была в футболке с коротким рукавом, поэтому уже спустя пару секунд Дятлову открылось невозможное. ⁃ Что это, черт возьми, такое? - Он вскочил со стула и отпрыгнул к дальней стене. ⁃ То, что развяжет твой язык. - Лера стала медленно приближаться к нему. На лице Дятлова читался явный ужас, такой безумный испуг. Очевидно, он понимал, что сейчас наблюдает, как никак физик-ядерщик. ⁃ Не подходи ко мне. - Он практически кричал, вплотную прижимаясь к стенке. ⁃ Какая забавная вещь. Вы ее выпустили на волю, и теперь, когда она пришла за вами, вы ее так боитесь. - Лера сказала это таким ледяным тоном, что даже по ее коже снова пробежали мурашки. ⁃ Я расскажу, всё расскажу. Только не подходи. - Дятлов пытался перевести дух. В тоже время он надеялся, что это всего лишь сон. Как можно было на самом деле видеть человека, у которого вместо крови текла радиация? - Я всё знал, и Брюханов всё знал. Но мы не предполагали, что случится настолько масштабная авария. Довольствуясь своей победой, Зимина начинала успокаиваться, и свечение вен постепенно уменьшалось. ⁃ Горбачеву просто надоело, что мы никак не можем провести последний эксперимент. Станция уже работала, но это нарушало все нормативы, и Запад неоднократно высказывался по этому поводу. У нас не получалось: вечно что-то шло не так, и мы прекращали испытание. Если бы не получилось и сейчас, 4 блок пришлось бы закрыть. Шаркову это не нравилось: закрыть блок - значит признать, что СССР построил ненадежную станцию, которая уже работала 2 года… Запад был бы в ярости. Зампред КГБ предложил нам провести тест и, даже если он снова провалится, доложить, что всё хорошо, что у нас получилось. А он бы провалился, здесь сомнений не было, изъян реактора не позволил бы ему пройти успешно, тогда мы про него и узнали. Только Шарков не знал, что Горбачев теперь уже решил отправить кого-нибудь из министерства на проверку, ведь генеральный секретарь-то не знал про дефект. Конечно, сначала мы не увидели особой угрозы в тебе - сама бы ты не добралась до истинных причин. Но Шаркову захотелось перестраховаться. Не самый хороший способ, честно говоря, но он заверил, что даже если на фото будем я и Брюханов, нам за это ничего не грозит. Дятлов всё еще стоял у стены подальше от Леры несмотря на то, что теперь ее руки выглядели как обычно. ⁃ Ты, конечно, бы увидела, что эксперимент провален. Но мы бы что-нибудь наплели, что в этот раз причина другая, и в следующий мы обязательно справимся. Шарков не хотел так рисковать, вдруг следующей попытки бы не было. Но как ты сказала сама, его план тоже пошел наперекосяк. Ты вернулась. Тест провести было нужно. И мы понимали, что даже указ от Киевских электросетей не потянет на отмазку. Тогда мы думали, что случится небольшая авария, как в Ленинграде в 1975, и мы быстро с ней разберемся и с тобой договоримся. В отчетах напишем, что все прошло успешно, 4 блок продолжит работу, и нас оставят в покое. Брюханов уедет в Москву, где Шарков обещал ему хорошую должность, а затем и нас туда перетянет. Но случилось то, что случилось. Такого мы не предвидели. ⁃ Откуда про дефект реактора знал Шарков? И почему он сразу не рассказал про это Горбачеву? ⁃ Биографию нынешнего зампреда КГБ мало кто знает. Он сам физик-ядерщик, и когда-то учился в Курчатове и помогал разрабатывать РБМК, ещё до Легасова. Такого поворота событий Лера точно не ожидала. Но Дятлову не было никакого смысла врать. ⁃ Параллельно он пошел на госслужбу. С его умениями по карьерной лестнице он взлетел быстро, легко втирался в доверие ко всем высшим чинам, предлагал интересные идеи. Одной из таких как раз и было повсеместное использование атомных реакторов как источника дешевой и бесперебойной энергии. Только на самом деле хорошая и сверхбезопасная конструкция РБМК стоила бы очень много. Но он об этом умолчал, иначе бы его идею отвергли, и в Курчатове по его поручению разработали максимально дешевый реактор. Как бы он теперь признался Горбачеву, что это из-за него реактор способен взорваться? Пути назад не было. Шарков и сам не представлял, что все может быть настолько серьезно. Записи об аварии в Ленинграде он тщательно прятал. Если бы в Чернобыле произошло что-то подобное, он бы и это сумел скрыть. Но то, что всё-таки здесь случилось, скрыть невозможно и лучшим вариантом было повесить всю вину на нас. Он понимал, что мы не пойдем против него, ведь и сами в этом замешаны, нас бы всех расстреляли. Он нам сказал так: «Посидите немного и выйдете раньше срока за хорошее поведение. Потом я вам помогу, и жизнь снова наладится. А если пойдете против меня, нас всех ждет казнь, будьте в этом уверены.» ⁃ Когда тебя уже забрали в больницу, и в Припять приехал Щербина, знаешь, какие последние слова мы услышали от Фомина? … «Это был Дятлов.» ⁃ Он хотел себя спасти и повесить вину на меня. Это всё понятно. Я сам на суде пытался всё сбросить на Акимова и Топтунова. Знаешь, перспектива сидеть в тюрьме тоже не очень-то привлекала. Паззл сложился. Теперь Лера получила ответы на все вопросы. И эта речь была записана на диктофон. Попрощавшись с Дятловым, она отправилась дальше в Луганскую область, чтобы поговорить с Брюхановым. Он ей рассказал тоже самое. Сомнений в том, что это правда, у нее не было. Но для полноты картины, она всё-таки съездила и к Фомину, тот подтвердил их слова. Теперь у заместителя министра были 3 диктофона - записи от 3 разных людей - свидетелей и виновников аварии. Никто не знал, что у нее это есть. Лера думала, как правильно ими распорядиться, ведь они были смертным приговором для Брюханова, Фомина, Дятлова и Шаркова. И если последнему она желала смерти, что первых троих убивать не очень-то хотела. *** Москва, август, 1990 год. Спустя 1.5 недели своих разъездов Лера наконец пришла к дому Бориса, чтобы рассказать ему о том, что узнала за эти дни. Каково же было ее удивление, когда в среду вечером она не застала его в квартире. Тогда она пошла в Кремль, проверить не заработался ли он случаем. Но и там заместитель министра его не нашла. «Может он у кого-то из знакомых? Хотя это на него не похоже, он бы дождался меня…» - ее мучали непонятные сомнения, и она решила позвонить Горбачеву, которого, как ни странно, этим вечером тоже не было в своем кабинете. ⁃ Товарищ генеральный секретарь. - Лера хотела сразу задать вопрос, но Горбачев ее опередил. ⁃ Товарищ Зимина. - В его голосе чувствовалась глубокая печаль. - Борис Евдокимович скончался сегодня утром в больнице. Инфаркт… Мне очень жаль.