***
Актовый зал всегда производит на зрителей особое впечатление, а интерьер придаёт антуражность всему зданию. Это помещение всегда живёт абсолютно своей жизнью, прикоснуться к которой удостоены не многие. Огромные, традиционно, красные шторы, свисая с самого верха, укрывают немаленькую сцену от посторонних глаз, а такие же красные места для зрителей, похожие на макароны - известные всем французские лакомства - ждут своих гостей. Всё это пропитано мистикой, умиротворением и предвкушением чего-то, а когда зал пустует, то это особенно видно. Пока девушка открывает старую дверь, чтобы пройти на сцену, сквозь щёлку, в полумраке, успевает уловить быстро двигающееся тело, что носится по сторонам и пытается вместить хотя бы куда-нибудь оставшийся белый шарик. Он уже снял с себя надоедливый и неудобный пиджак, стянул строгий галстук, что обременял его весь учебный день, по привычке, закатал рукава абсолютно белой рубашки, а уложенная причёска была растрёпана. Теперь он не строгий дядя учитель, что ставит двойки и кричит на всех подряд. Он такой же, как и все – замученный, голодный и абсолютно спокойный молодой мужчина. Всё это выглядит так… по-домашнему, тепло и мило, что хочется пищать. - Шарик, можно было бы прикрепить на арку. – заявила девушка, выходя на сцену. - Я пробовал – не получилось. – с грустью сказал мужчина. – Он нам вообще нужен? - Честно? Нет! – сказала девушка, снимая надоедливые каблуки. – Доставка не звонила? - Звонили. Сказали, что к понедельнику банер будет готов. – будничным тоном произнёс мужчина, играясь с шариком. – Как день прошёл? - Как обычно – маленькие заявили, что я слишком хорошая, чтобы быть учителем, а старшие сказали, что я должна учиться с ними в одном классе. Ничего необычного! – тараторила та, присаживаясь на краю сцены. - А мне такое никогда не говорили. – задумался мужчина и присел рядом с никой, что смотрела вглубь тёмного помещения. – Какой у нас сегодня фронт работ? - Ну, смотри… Мы с тобой всё перемыли ещё неделю назад, место для жюри подготовили вчера. Осталось только украсить сцену и подготовить меня к роли ведущего. – миловидно заявила девушка и уставилась на Арсения. – А кто мне обещал с этим помочь? – намекала та. - Ну, так чего же мы ждём? – прикрикнул мужчина и поднялся на ноги. – Прямо сейчас и начнём! – решил тот, помогая девушке подняться. - Подожди! А зал? – забеспокоилась Ника. - Спокойно! Нам осталось только прикрепить банер, а остальное я уже всё сделал. – уговаривал девушку Арсений и тащил за собой. – Смотри. Встаёшь по середине сцены. Вот тут. – указал мужчина и девушка, не став ослушиваться своего учителя, встала ровно на то место. - А может лучше с краю? Чтоб внимание не привлекать? – осторожно спросила девушка, за что получила закатанные глаза. - Ника, дорогая моя, ты должна сиять прямо на сцене! Никаких краёв, понятно? - Понятно. – смирилась девушка. – может хотя бы на чуть-чуть сдвинемся, хотя бы на сантиметр? – взмолилась та. - Эх… - с глубоким вздохом произнёс мужчина не в силах возражать. – Но только на сантиметр!***
Спустя время, уроки Арсения подходили к концу. За все часы учений, а для девушки – мучений, мужчина рассказал, как надо правильно дышать при прочтении текста, что говорить, если забыл слова, научил даже делать специальные дыхательные практики, перед выходом на сцену, чтобы меньше волноваться. В общем, сделал из девушки чуть ли не профессионального ведущего свадеб, дней рождений и выпускных. К концу урока пара была так истомлена, что прилегла прямо на середину сцены, где Ника совсем недавно убегала от Арсения, что грозился выкинуть её со сцены прямо вниз, потому что та совершенно не слушала его и летала в облаках, да так заигрался, что действительно поднял девушку на руки и, стоя на краю, просил её произнести всё то, что ей говорил долгие пятнадцать минут. Лёгкий свет софитов был направлен куда-то вдаль так, что сцене доставались только отголоски его лучей, а пара и вовсе – лежала в полумраке. - В общем, если что, ты смотри на меня. Хорошо? – лёжа на полу продолжал Арсений. - Хорошо, но как мне это поможет? – спрашивала девушка, тяжело дыша. - Как-нибудь, да поможет. Просто не бойся и всё будет просто замечательно! – грезил мужчина, поднимаясь на лопатках. – поднимайся, холодно лежать. - Не хочу. – спокойно произнесла девушка, продолжая лежать на холодной сцене, и прикрыла глаза. – Ты знаешь, я, наверное, именно сейчас чувствую себя свободной, окрылённой и абсолютно счастливой. И это так… необычно. – размышляла девушка, лёжа с закрытыми глазами, пока мужчина, надвисая над её телом, любовался на неё сквозь полумрак. - Я тоже это чувствую. – заявил неожиданно мужчина и Ника открыла глаза. - И это особенно пугает. – шёпотом произнесла девушка, приподнимаясь так, что их лица были непозволительно близко. – Что ты со мной делаешь? – шептал мужчина губам Ники, но ни капельки до них не дотрагивалась. - Я не знаю… - шептала в ответ девушка, аккуратно касаясь скул мужчины носом так, что горячее дыхание опаляло его кожу. - Что же ты творишь? – вопил мужчина, зарываясь волосах девушки, что сегодня, как раз кстати, были распущены и красиво спадали на её хрупкие плечи. Медленно и нерешительно, в момент, мужчина, не в силах держать себя в руках, притягивает желанные губы к своим, приживает к себе тело девушки, пока та зарывается в каштановых прядях литератора, целует, и губы, не видавшие ласки, смыкаются в нежном, трепетном поцелуе. Момент дурманит, выталкивает из реального мира, но позволяет наслаждаться. Вот она – точка невозврата, когда тело само знает, что и когда ему делать. Руки мужчины всё крепче сжимают тело девушки, а та жадно целует в ответ уже покрасневшие губы Арсения и сама, тяжело дыша, хватает заканчивающийся воздух. Они играют. По-взрослому, по-новому для них и, как бы то не странно, по правильному. Здесь нет рамок, нет суровой реальности. Есть только они – вымученные судьбой и жизнью – два, бьющихся в один ритм, сердца. И уже не хочется думать, что это не правильно, не по-людски, да и вообще странно. Хочется просто пожить моментом, который так оживляет. Еле как, но девушка всё-таки отстраняется от жгучих губ брюнета и начинает тяжело дышать, будто оживляя сознание, а мужчина только лишь пристально смотрит на неё, ожидая следующих действий. - Нам… надо идти. – прерываясь на половине предложения, тараторит девушка. – Вечер. Поздно. – констатирует факт Ника. - Ты права. – как ни в чём не бывало произносит мужчина, встает сам и помогает подняться девушке. – тебя подвезти? - Нет. Я воздухом подышу. – произносит девушка, надевая каблуки дрожащими руками. – я пойду? Тебя ждать? – собравшись, нерешительно спрашивается девушка. - Нет. – отрезает мужчина, на что та разворачивается и скрывается за мраком помещения, лишь хлопнув напоследок дверью.***
Холодный воздух приводит в чувство, заставляет задуматься, а снежинки охлаждают пылающее лицо и губы девушки. Ника выбежала на улицу совершенно запутавшаяся. Нет, не в одежде. А в себе. В своих чувствах, во всём. Что делать теперь и как жить дальше? ОБ этом не хочется думать, вообще ни о чём не хочется думать. Лишь возобновлять в себе эмоции, что бушевали буквально пару секунд назад хочется, но до одури страшно. Не потому что неприятно, а потому что больно. Больно из-за того, что больше этого нет, а возможно и не будет. Хочется просто зарыться в тёплый пледик, взять кружку с горячим чаем и не думать ни о чём. Просто жить так будто этого не было, а если и было, то осталось бы в памяти, как одно из самых приятных воспоминаний. Вообще, всё это так странно - странно осознавать, что в момент, мужчина, что был для тебя просто коллегой оказывается для тебя не просто и не коллегой. Он совсем рядом, так непозволительно близко, позволяет дотрагиваться до себя и нежно целует ту, что раньше на дух не переносил. Странно, что это всё не ощущается, как что-то неправильное, скорее наоборот – это то, что должно быть. Так, именно так правильно. Так должно было быть и это должно было случиться. В размышлениях девушка входит в подъезд, машинально поднимается по лестнице и так же машинально входит в квартиру, бросая пальто на пол. Идти в душ сил нет. Убирать пальто и переодеваться – тем более. Поэтому снимая с себя всю верхнюю одежду, Ника просто падает на кровать, укрывается одеялом и заворачивается в нём, словно в коконе, и закрывает глаза. Единственное, что хочется сделать – поработиться в сон и забыться, хотя бы там. На телефон приходит СММ-ска, но остаётся так и не прочитанной.Арсений Сергеевич 22:34. "Я был в моменте. Прости."
***
Арсения нет. Ни в этой реальности, ни в этом мире. Его просто нет. Он летает в своих мыслях, фантазиях, зарывает себя и вновь высвобождает, понимая, что это было правильно. После того, как ушла девушка прошёл час. Литератор остался в актовом зале, что был во мраке и, казалось, стал ещё мрачнее. Сознание, как не кстати, подкидывает ему воспоминания прошедших недель, что были самыми лучшими, а все последние годы. Вспоминает, как они отмывали пятно на огромной красной шторе и, как та чуть не упала им на голову. Вспоминает, как поднимал девушку, чтобы та дотянулась до самой высокой пылинки, как трепетно держал и обдумывал, что делать с её худобой – кормить или оставлять так, чтобы ветром сдувало. Помнит, как тащил с ней арку из шариков через всю школу, как та впервые заматерилась и проклинала всех-всех на этом белом свете, как эта же арка упала ему на ногу и девушка бегала вокруг него, как самая настоящая курочка-наседка. Вспоминает сегодняшние уроки и то, как они носились по сцене, словно дети, как она, просто лёжа на полу, была счастливой и искренне улыбалась, а потом с напором целовала, покрывая каждую трещинку на его губах поцелуями. Ощущения от этого остались до сих пор. И понимание того, что он ни капли не жалеет так же не покидает его, но душит всё сильнее и сильнее. Единственное, что приходит в голову – написать сообщение. Самое короткое, самое маленькое, но лишь бы не потерять её и напомнить о себе. Просто, чтобы не остаться одному. Ему впервые страшно и непонятно совсем. Арсений, который раньше мог целовать любую, а потом забывать об этом на следующий день, говоря, что ничего не было. Арсению, что никогда не привязывался к людям, порой даже к самым близким на свете, впервые страшно потерять кого-то. И от этого становится не понятно, потому что… потому что она не самый близкий и уж, тем более, не самый родной человек в его жизни, но ощущение, что её больше рядом с ней не будет, пугает и устрашает. Путаясь в мыслях Попов сам не понимает как, но прощается со школьным охранником, выходит на улицу без верхней одежды, садиться в машину, открывая окно на полную и мчится по проспектам. И не понимает, как успел привязаться к абсолютно обычной учительнице обществознания, что раньше ненавидел, как только мог.