Жребий брошен

Все попытки Даррена понять, когда всё свернуло с намеченного им плана, терпели крах. То ли точкой невозврата был момент, когда часы в смартфоне, на которые они с Томасом ритуально пялились, ожидая полуночи, превратились в четыре одноликих ноля. То ли когда Даррен смущённо буркнул о том, что Томас сам разрешил не дарить ему подарок, и подался вперёд, мягко коснувшись жёстких альфьих губ, поздравляя именинника робким поцелуем. А может, Рубиконом послужил миг, когда Даррена сгребли в охапку и затащили на колени, нашёптывая что-то вроде «нет подарка лучше, чем ты», или когда чужие (да какие там чужие, давно уже до неприличия знакомые!) ладони легли опасно низко на его поясницу, так и норовя скользнуть куда-то дальше, заставляя дыхание моментально сбиться. Или когда Томас заглянул в его растерянные глаза, проверяя, всё ли в порядке, погладил по щеке, поцеловал за ухом — и Даррен поплыл. На часах было два ночи: губы Даррена окончательно опухли, а на ключице по всем ощущениям наверняка появился багровый засос. Что ж, по факту он сам разрешил. «Только не на шее», — непонятно как сумел пробормотать Даррен, пока чуть шершавые руки Томаса, скользящие под футболкой, заставляли его прогибаться и покрываться мурашками. Томас если и услышал, то понял по-своему: нельзя на шее — значит, можно где-то ещё. Логика алабаев! Время перевалило за три, когда они наконец-то оказались в постели, а не на ней, лёжа лицом к лицу и утопая в пропахших их феромонами простынях. Ноги то и дело переплетались, стремясь соприкоснуться голыми лодыжками, а сон всё никак не шёл, уступая место вялой болтовне обо всём на свете. — А как ты отмечал свой прошлый день рождения? — спрашивал Томас, неспешно перебирая пальцами растрепавшиеся волосы Даррена. — Если честно, никак, — омега невольно тянулся навстречу ласкающей его ладони. — Навалилось много дел. Не поздравь меня утром папа, я бы и забыл. Часы показывали четыре, когда Даррена уже привычно подмяли под себя, нагло утаскивая с его законной половины кровати, и жарко задышали прямо в беззащитную шею. Часы показывали половину пятого, когда Томас перестал «целовать его на ночь», слепо тычась губами в темноте то в лоб, то в подбородок, и наконец-то дал обессиленно провалиться в забытье. И в чём была проблема, спросите вы? А в том, что хоть отсутствие подарка для Томаса ни на секунду не смущало Даррена — ещё чего, у него тут аврал на аврале, предатель на предателе! — однако, когда в голову пришла (абсолютно глупая и безумная) идея, он тут же ухватился за неё, как утопающий за соломинку. Завтрак в постель. Ну конечно! Его отец постоянно делал так для папы. Не только в дни рождения, а частенько и просто в выходные, когда школьному учителю в кои-то веки не нужно было вставать ни свет ни заря, и появлялась возможность вдоволь поваляться в кровати. Алан скорее был совой, чем ранней пташкой, и на попытку мужа разбудить его поцелуем в щеку ворчал: «лучше бы дал отоспаться», но потом всё же сдавался, сладко потягивался и, довольно улыбаясь, смотрел на заставленный вкусностями поднос. Маленький Даррен любил забираться к родителям в постель и, воруя тосты с джемом, кривился, когда отец мимолётно целовал папу в губы: «ну что за нежности такие? Постыдились бы». То, что нужно! Томас любит такие до тошноты милые вещи. И Даррен, как вдруг оказалось, тоже не против. Не каждый примерный омега знает, что завалялось у него на кухне, а уж что обитает на кухне мафиозного штаба — вообще одному богу известно. Так что пока Томас жарил свои уже успевшие прославиться панкейки — на аппетитный запах которых прибежали даже Киллиан и Найдж — Даррен тайком вынюхивал не кулинарные шедевры своего истинного, а то, что водится в здешних шкафчиках. — Ты не против, если я буду называть тебя Том? — спрашивал Киллиан с набитым ртом, развалившись за небольшим кухонным столом. — Нет? А Томми? Да почему нет? Мило же! — Томас, что ты в них добавляешь? Это же просто объеденье! — восхищался тем временем Найджел, уплетая вторую порцию панкейков. — Любовь, — тихо заржал Киллиан в кулак. Найдж только непонимающе сдвинул брови, а Даррен — Даррен слушал разговоры вполуха, и слава богу, а то альфа точно получил бы по рогам. Тосты с джемом отпадали из-за отсутствия хлеба, но нашлись крекеры. Пойдёт? Не пойдёт, так покатит! Всё было спланировано идеально. Будильник поставлен на семь утра, переключен на режим вибрации, чтобы не разбудить Томаса, и положен прямо под подушку, чтобы Даррена, наоборот, разбудить наверняка. Он проснётся, улизнёт на кухню, приготовит кофе (спасибо изобретателю кофеварки), возьмёт эти несчастные крекеры и джем, а потом сунет прямо спящему Томасу под нос с бодрым «с днём рождения, соня». Романтично? А то! И, казалось бы, что могло пойти не так? Что-то совсем невесомо защекотало шею. Даррен дёрнул плечом, но ощущение лёгкого влажного касания где-то в районе сонной артерии всё равно повторилось. «Хорошо…», — только и пронеслось в сонном мозгу, когда кожа покрылась мурашками, а к шее приникли настойчивей, оставляя мокрый след. — Как же давно я мечтал тебя так разбудить, — вдруг ухо тоже защекотало, но теперь от шёпота, и Даррен наконец-то с трудом разлепил веки, с полминуты пытаясь осознать происходящее. Перед глазами расплывалась залитая солнцем комната, как бывает ближе к полудню, а сзади нагло пристроился кто-то очень большой и тёплый, бесцеремонно водя губами и — даже! — языком по шее ничего не подозревающего Даррена. — Не-ет… — непроизвольно вырвалось у него. — Нет, а ну быстро засыпай обратно! — И тебе доброе утро, — за спиной засмеялись, низко и чуть хрипло после сна. Ну конечно, сейчас он вспомнил. Будильник благополучно был не услышан, а может, и вовсе выключен под смутно всплывшие в памяти бормотания: «Даррен, семь утра, вы снова собрались сбежать?» А теперь уже его самого будили, щекоча шею колкой щетиной и нагло положив руку на талию, будто предотвращая всё ещё возможный побег. Полнейший провал! Фи-ас-ко! — Я же сам должен был тебя разбудить! — Даррен взвыл, по-прежнему чувствуя размеренное дыхание прямо над своей брачной железой. — Ты испортил весь мой план! — План? — Поздравить тебя. Ох… — Даррен разочарованно выдохнул и наконец-то перевернулся на другой бок, упираясь взглядом в до неприличия счастливое лицо Томаса. — Ну, с днём рождения, что ли, — рассеянно выдал он. — Я бы сказал «расти большой», но куда уж больше? Томас расплылся в более неприлично-счастливой улыбке, чем до этого. — Я же говорил, что… — Что подарков не надо, знаю, — немного резко ответил Даррен, но тут же положил ладонь на мощное плечо. — Но мне самому хочется что-то для тебя сделать. — Ты уже сделал, — горячие губы коснулись виска, — вчера. — Это был сарказм? — Даррен приподнял одну бровь. — Понравилось искать меня по всему Дублину? — Я про переход на «ты», — поцелуй обжёг ухо, — и про твои слова там, в порту. В порту? Кровь моментально прилила к щекам. Вот же глупая физиология, лучше бы к ногам — чтобы можно было удрать! Ведь, чёрт побери, он вчера и правда признался Томасу в любви. — Мы проспали, так что давай скорее вставать… — скомкано бросил Даррен, сделав неуклюжую попытку выбраться из одеяла и конечностей Томаса. — Постой, ну куда ты постоянно убегаешь? — Сильные руки плотнее сомкнулись вокруг талии. — Ещё хоть минуту, пожалуйста… — Нет, ну просто настоящий маньяк! — Даррен громко фыркнул, хоть наружу и рвался какой-то иррациональный смех, пока он отдирал ладони Томаса от своего тела. — И не надо делать такие щенячьи глаза! Я правда должен позвонить… — А давай ты позвонишь из постели? — Томас, не наглей, — зашипел Даррен, но потом уже тише добавил: — Ну не могу я нормально соображать, когда ты так ко мне прижимаешься… Слова были не нужны для того, чтобы обозначить, что именно прижималось к бедру, а до этого к пояснице Даррена, и щёки у обоих обитателей кровати порозовели почти одновременно. — Ой, это я? — негромко спросил Томас, осторожно оттянув воротник чужой футболки и невесомо проводя кончиками пальцев по багровому засосу. — Ночью даже не заметил… Извини. — Я же говорю, маньяк, — ехидно бросил Даррен, хоть от взгляда Томаса, блуждающего ниже его шеи, хотелось заскулить. — Твоё счастье, что он довольно низко. — Это выглядит… красиво, — прошептал Томас и в следующую секунду мягко поцеловал темнеющее пятно. По телу пробежал разряд тока, стекаясь в точку между ягодицами, и Даррен усилием воли сцепил зубы. — Всё, отпусти! Я же так вообще сегодня не встану! — Он активно заворочался в могучих объятиях. — Томас, мне нужно было сделать этот звонок ещё вчера, но кое-кто вечно отвлекал меня своими поцелуями! — Это связано с предателем? — спросил Томас, с досадой наблюдая, как Даррен выпутывается из одеяла, и с удовольствием — как мелькает полоска молочной кожи между штанами и задравшейся футболкой. — Увы, здесь пока глухо… — хмуро ответил Даррен, находя глазами телефон на тумбе со стороны Томаса, но тут же зашипел, слишком резко наступив на больную ногу. Чёрт, он и забыл про ушиб. — Где мазь, которую дал нам врач? — Томас в один миг оказался рядом и, не дождавшись ответа, сам отправился искать её по карманам пальто. — Мы забыли намазать вчера… — виновато произнёс он, возвращаясь с тюбиком в руках. — Приспустишь штаны? Даррен от такой просьбы вспыхнул — и не факт, что из-за негодования. — Разогнался! — Да если он приспустит эти долбаные штаны, день рождения уже можно считать отпразднованным, потому что из этой комнаты они банально не выползут! — Сам намажу, отдай мазь! — Я могу помочь… — Знаю я, как ты помогаешь! Дай сюда. — Даррен гневно выхватил упаковку, злясь разом на себя, Томаса, да хоть на самого Папу Римского за компанию, если это поможет вернуть голову на место. — И отвернись. Давай-давай! Томас, честно обещая себе не подглядывать, повернулся лицом к окну, но боковым зрением успел уловить, как Даррен взялся за завязки пижамных штанов. А в это время сам Даррен тем более старался прогнать из головы фантазии, в которых шершавые и тёплые ладони Томаса размазывают прохладную мазь по ушибленному бедру… — Я должен созвониться с нашим человеком в полиции, — Даррен решил, что занять рот болтовнёй всяко лучше, чем молча бороться со своими убогими полуэротическими фантазиями. — Всё-таки мы оставили в порту девять трупов. — Могут быть проблемы? — Лоб Томаса наморщился, пока он терпеливо смотрел на виднеющуюся сквозь стекло солнечную улицу. — Могут, но вот у нас или нет — это вопрос, который я и должен выяснить… Поворачивайся. — Даррен вздохнул и наконец-то преодолел расстояние до телефона. — Но думаю, сложностей не будет, мою машину отогнали, а других следов, я надеюсь, не оставили… Да лет пять назад мы с Магнусом и не такие дела заминали! Кстати, он не звонил… С ним там хоть всё нормально? А, вот два сообщения от Дэвида… В первом пишет, что Магну зашили ногу. А потом, что тот дрыхнет уже сутки — тяжело перенёс местный наркоз. Эх, альфы… Слабый пол!

***

«Поздравления с днём рождения, когда тебе за двадцать пять, — это особый вид пыток». Автор цитаты неизвестен. — Мой мальчик, я же помню, как ты ходил в младшую школу! — завывал динамик голосом Шона из далёкого Уэстпорта, человека, имеющего право называть Томаса своим третьим сыном. — Такой был кроха, а теперь вон каким вырос! Томас успел только выйти из душа и промокнуть короткие волосы полотенцем, как его стали атаковать звонками, вынудив отправиться в коридор, чтобы не мешать Даррену тоже говорить по телефону. — Только с детками долго тянешь, мой мальчик, вот во сколько лет ты будешь у сына своего на выпускном плясать? В шестьдесят? Надо поторопиться. Это вы, альфы, уверены, что у вас вся аппаратура работает до старости, а ведь потом как нагрянет… Простатит или подагра. И всё, потом локти кусаете! Так, я даю трубку Нолану, он тоже хотел поздравить… Нолан, куда ты ушёл?! Только разделавшись со старшим поколением давних знакомых, экран замигал именем их славного чада, и Томас ссутулил плечи, готовясь к неизбежному. — Привет, Чарли… — Дружище! Ты теперь такой старый! — оптимистично заявил Чарли, с первых же слов доказывая, что талант к поздравлениям достался ему от родителей. — Серьезно, Томми! Почти сорок лет! Но ты не унывай! Альфу возраст только красит! Седины ещё не наблюдаешь? — Спасибо, язва. — Кто это? — сзади послышался смешок, и, обернувшись, Томас уставился на подпёршего стену плечом Даррена. — Чарли, — пояснил он, а затем быстро произнёс в телефон: — Я перезвоню позже, ладно? Нет времени долго говорить. Хорошо. Хорошо, обещаю. Давай. Привет Марку. — Наш юрист? Тот самый Чарли? — уточнил Даррен, снова поворачиваясь к двери. — Да, — Томас тихо засмеялся, заходя в комнату вслед за ним. — Можно сказать, именно он поспособствовал нашему сближению. — Это как? — Если в двух словах, то сказал мне не упускать свой шанс. — А если не в двух? — Внушил надежду, что некоторые беты всё-таки интересуются альфами… Боже, неужели я мог поверить в то, что ты бета? — Томас подошёл к Даррену вплотную и вдохнул аромат тёмных вьющихся волос. — Ты уже выпил таблетки, да? Я всё равно тебя чувствую… Пусть слабее, но чувствую. — Хватит меня смущать, — Даррен насупился, стараясь не показывать, насколько интимными показались ему слова и жесты альфы. — Ты вообще знаешь, что такое личное пространство? — Так я смущаю грозного мафиози? — Томас мазнул кончиком носа по чужому виску, но всё-таки сделал шаг назад. — Это комплимент. Даррен выдохнул с облегчением, когда обоняние перестал так настойчиво атаковать пьянящий морской запах. Чёрт, воистину грозный мафиози… Кто узнает — не поверит. — Ладно, именинник, — смирившись с собственными реакциями недавно вступившего в пубертат подростка, вздохнул Даррен, — в котором часу поедем к Уиллу? Томас тут же нахмурился. — Ты уверен, что стоит так рисковать после вчерашнего? Фрэнк озвереет. — Фрэнк заляжет на дно на какое-то время. Пока копы рыщут по городу, он из своей норы не высунется. — Точно? Даррен иронически ухмыльнулся. — Друг, я девять лет в мафии, думаешь, раньше это было безопасней? Из-за позднего подъема завтрак решили совместить с обедом, а обед — с поездкой к Уиллу. Остаток дня обещал быть не менее сумбурным, чем сцена пробуждения, — это Даррен понял сразу. Вернее тогда, когда ему пятнадцать минут не давали спокойно одеться. Стратегическая ошибка заключалась в том, что Даррен сначала стянул с себя пижаму, а уже потом начал искать в шкафу брюки и хоть что-то менее официальное, чем рубашка. Поэтому к моменту, когда он наконец-то нашёл чёрный кашемировый гольф, сзади уже нависла громадная тень, а широкие ладони мягко, будто спрашивая, огладили бока. И что Даррен мог ответить на этот немой вопрос? Тело ответило само! Всё словно кружилось в водовороте, из которого он лишь на секунду успевал вынырнуть, чтобы сделать жизненно важный вдох, а потом снова закрутиться в морском вихре — жёстких, но мягко целующих губ и шероховатых, но таких бережных поглаживаний… Какое-то безумие… Просто какое-то сладкое безумие… — Может, сядешь сегодня спереди? — низкий голос внезапно раздался прямо над ухом, и Даррен резко пришёл в себя, понимая, что они с Томасом уже стоят перед машиной. Когда они успели выйти на улицу? Чёрт, это как принимать наркотики… Дождавшись растерянного кивка Даррена, Томас открыл перед ним дверь, и Даррен буквально свалился на сиденье. «Нет, нужно срочно что-то делать со своими реакциями…» — подумал Даррен, как только авто двинулось с места, однако в следующий миг его снова бросило в жар. Большая тёплая рука собственнически легла на его колено, будто обозначая свою территорию. Или это только Даррен заметил подобный подтекст? — Можешь не держать, на ходу я точно не выпрыгну, — пытался он разрядить обстановку, но рука никуда не делась. — Ты не против? — прозвучало неуверенно. — Не против, — прозвучало хрипло. Да они идеальная пара… Даррен прокашлялся. — Но если из-за твоих нежностей мы попадём в аварию, ты и на том свете от меня не отделаешься! Я тебя найду и вечно буду упрекать! — Прекрасные планы на вечность, — прозвучало наконец-то довольно, и пальцы чуть сильнее сжались на коленке, с которой не исчезали уже до самой Графтон-стрит. Свежий воздух подействовал на Даррена отрезвляюще. В «Bewley’s» сказали, что три порции лазаньи и салата навынос будут готовы в течение часа, так что коротать время пришлось неспешной — из-за слегка ноющего бедра — прогулкой вдоль магазинов и покупкой старбаксовского капучино, за что Даррен выслушал короткую, но пронзительную лекцию Томаса о вреде употребления кофе на голодный желудок. — Хватит ворчать, если тоже хотел, мог взять и себе, — съязвил Даррен, беззаботно попивая горьковатый напиток из бумажного стаканчика, как вдруг Томас неожиданно остановился. — Что такое? — Я же обещал подарить тебе шарф, — сообщил Томас, уставившись в блестящую огоньками витрину с манекеном, завёрнутым в шёлковый палантин. — Даже не думай, — предостерегающе шикнул гроза преступного Дублина и уже через минуту стоял в пахнущем дорогим парфюмом магазине, раздражённо выслушивая какого-то жутко размалёваного консультанта-омегу. — Кашемир с добавлением шёлка, — с важным видом пояснял тот, держа в руках три шарфа разных цветов. — Вам подойдёт синий, сэр, под цвет глаз, — он приложил шарф к плечу Томаса, и Даррен смерил сердитым взглядом задержавшуюся на предплечье альфы ладонь. — Это не мне, — Томас даже не смотрел на консультанта, улыбаясь замершему у стойки с твидовыми пиджаками Даррену. — Подарок для него. — Слушай, давай я тебе его подарю? — Даррен приблизился, тем самым оттесняя навязавшегося конкурента. — Вот и получится подарок на день рождения. — Тогда купим два. Будут парные вещи. — Парные вещи? — Даррен прыснул. — Мы что, первокурсники? Пару минут его протестующее шипение тихо раздавалось в высоких стенах магазина, а по прошествии ещё минут трёх они с Томасом вышли на залитую солнцем и музыкой уличных музыкантов Графтон-стрит — с двумя одинаковыми синими шарфами. — Ты не должен был мне его покупать, — недовольно пробрюзжал Даррен, заковыляв подальше от злосчастного бутика в сторону ряда завешенных пластиковыми клеверами и плюшевыми овцами сувенирных лавок, пока Томасу не приспичило купить ещё и парные свитера. — Ты пользуешься своим положением в корыстных целях, а я просто не могу отказать имениннику! И вообще, это я плачу тебе зарплату. Так что, по сути, ты потратил мои же деньги. — Тогда я отработаю всё сверхурочно, — Томас тихо засмеялся. — Подожди. — Мягким движением он остановил уже было разогнавшегося Даррена и поправил шарф на его шее, нечаянно (а может, и нарочно) задевая тонкую кожу. Даррен машинально сглотнул. Где-то вдалеке хиппового вида гитарист начал играть «Somebody that I used to know», и толпа зевак зааплодировала. — Ага, ночные смены ведь по двойному тарифу оплачиваются… — негромко хохотнул он, слыша первые строки куплета. Now and then I think of when we were together; Порой я вспоминаю то время, когда мы были вместе, Like when you said you felt so happy you could die; Когда ты говорил, что готов умереть от счастья. Глаза Томаса действительно становились ещё ярче с этим идиотским шарфом, и Даррен засмотрелся на их бесконечную, как море, синеву. Может, такие одинаковые вещи и правда выглядят мило? Ведь зачем-то влюблённые по всему миру скупают себе похожие пальто, рубашки, кроссовки… Чтобы показать — они вместе, они принадлежат друг другу. В груди заворочалось какое-то странное тепло. Если сравнить с тем же расфуфыренным консультантом в магазине, Даррен — не самый завидный омега, но Томас всё равно хочет всем показать, что они пара. Вдруг уголка его губ коснулся чужой палец, заставляя залиться краской. Браво! Третий раз за день! — Ты что творишь?! — возмутился сконфуженный Даррен. — Люди же смотрят! — У тебя здесь пенка от капучино, — пояснил Томас. — Всё. Теперь чистый. — Хорошо хоть не языком слизал, — фыркнул Даррен и тут же отвёл глаза, осознав, что ляпнул. — Слизал бы, но вокруг слишком много народа, — в светлых глазах взыграли тёмные огоньки. Четвёртый! Четвёртый раз за день Даррен краснеет! Чёртов альфа! — Нам нужно купить торт… — Он топорно перевёл тему, отходя от катализатора своих припадков на безопасное расстояние и прижимая прохладные ладони к пылающим щекам. — Да, точно, торт… Ну что за день рождения без торта? Какой твой любимый? Ты вообще ешь сладкое? Забрав долгожданный заказ из «Bewley’s», купив в кондитерской карамельный чизкейк и бросив пару евро хипповому гитаристу, Даррен возблагодарил бога за то, что наконец оказался в машине — подальше от посторонних глаз. Тёплая ладонь снова материализовалась на облюбованной коленке, и он закусил губу, заставляя себя не краснеть в юбилейный пятый раз. Так и прошла вся дорога до пансионата — с нежно поглаживающей колено рукой, обжигающей своими прикосновениями даже сквозь плотную брючную ткань.

***

— Томас! — Маленький омега буквально запрыгнул на брата и наверняка сбил бы с ног, не будь его жертва настолько здоровенной. — Я же весь испереживался! Почему ты не сказал, что приедешь?! — Интересно, почему двое самых главных омег в моей жизни предпочитают меня сначала как следует отчитать, а уж потом приступать к поздравлениям? — засмеялся Томас, обнимая Уилла в ответ и растрепывая светлые, мягкие, как пух, волосы младшего братишки. Даррен замер чуть поодаль, наблюдая за семейной идиллией и прислушиваясь к шелесту вековых деревьев вокруг. Всё-таки пансионат был построен в каком-то взаправду магическом месте. — Прости… — забормотал лучащийся радостью Уилл, выпуская Томаса из захвата. — Прости, конечно, с днём рождения. У меня даже есть для тебя подарок, не ожидал? А почему Даррен тебя отчитывал? Кстати, привет, — он оживлённо кивнул подошедшему Даррену и вдруг нахмурился. — Стой… Двое самых главных омег? Одинаковые шарфы? О, Господи! — А Уилл в десять раз сообразительней тебя, алабай. Вы точно родные? — шепнул Томасу Даррен, а затем заговорщичеки улыбнулся невысокому пареньку. — Да, я последовал твоему совету. — Совету? — озадаченно переспросил Томас, переводя взгляд на брата. — И что ты посоветовал? — Присмотреться к тебе, — ответил вместо него Даррен. — Вернее, обратить внимание, что это ты смотришь на него так, будто хочешь съесть, — к общему удивлению выдал Уилл и тут же смущённо отвернулся. — Господи, а ведь ты и правда постоянно пытаешься это сделать! — нарочито бурно воскликнул Даррен, стукнув Томаса по плечу, и затем тихо добавил прямо в ухо: — Теперь ясно, к чему все эти укусы, доктор Лектер. Дегустируешь? — Даррен посмеялся с того, как Томас изменился в лице. — Кстати, я сам ужасно голодный, ты не против, если мы сразу сядем есть, а уже потом будем дарить подарки и плясать вокруг именинника? Гроза всегда сменяется солнцем (если не ураганом), но в этот раз погода сделала милость, позволив небольшой компании обустроиться прямо на пахнущем сыроватой землёй и мокрым листьями воздухе, разложив на столе деревянной беседки всю привезённую провизию. — Правда или действие? — дождался своей очереди Уилл, как раз когда Томас положил каждому по куску чизкейка на бумажную тарелку. — Правда, — Даррен обречённо вздохнул. — Про вас с Томасом точно нельзя? — Господи, ну что ты хочешь узнать? — усмехнулся Уиллу Даррен, слизывая карамель с вилки. — Какое было твоё первое впечатление о Томасе? А ты не встревай! — парень толкнул хотевшего вмешаться старшего брата в бок, и Даррен расплылся в улыбке. — Ладно, первое впечатление… Ой, Господи, как сложно… Ну-у, я подумал, что Томас очень высокий. — Это не ответ! Не считается! Покосившись на Томаса, Даррен встретился с ним глазами, замечая, сколько пристального внимания затаилось в неожиданно заблестевших зрачках. «Тоже хочет узнать, засранец. Да пожалуйста!» На одном выдохе Даррен произнёс: — Сначала я испугался, что ты будешь тупоголовым увальнем с армейским уставом вместо мозгов, но потом приятно удивился. Воцарилась пауза, нарушаемая только почти что беззвучным смехом Томаса и отдалёнными голосами постояльцев пансионата где-то на другом конце парка. — А я надеялся на любовь с первого взгляда, — признался Уилл, виновато ковыряя чизкейк пластиковой вилкой. — Её не существует, Уильям, — отозвался Даррен, задрав подбородок с видом мудрого старца. — Но твой брат, видимо, не согласен… Чего ты лыбишься? Давай, правда или действие? — Правда, — Томас смотрел на свою пару, лукаво прищурившись. — Ну, твоё первое впечатление обо мне? — А я сразу пропал, — покаялся он, — зашёл в твой кабинет, увидел тебя — и всё. Пропал. — Уилл, ты сидишь ближе, стукни его ещё раз, чтобы не выдумывал, — бросил ему насупившийся Даррен. — Я не вру. — Ну конечно. — Почему ты не можешь в это поверить? — удивился Томас, упёршись локтями в стол, чтобы стать ближе к Даррену. — Да потому что первый месяц нашего знакомства я, блять, пытался выесть твой мозг чайной ложкой! Прости, Уилл… — Ничего, я совершеннолетний. — Но это не значит, что тебе можно материться, — резонно заметил Томас и снова повернулся к истинному. — Даррен, ты сам не понимаешь, какой ты… — Невыносимый? — Потрясающий. — Предлагаю играть дальше, — резко заявил невыносимо-потрясающий омега, пытаясь скрыть своё смятение. — Уилл, правда или действие? — Вы так мило ссоритесь, — заулыбался паренёк. — Мы не ссоримся, мы так общаемся, — отмахнулся Даррен. — Так что выбираешь? — Правду. — Да когда уже хоть кто-то выберет действие? Ладно… Уилл, расскажи какую-нибудь неловкую ситуацию из жизни Томаса. — Нет! — запротестовал упомянутый он, но младший брат только кивнул. — Надо подумать… — Не надо. — Надо-надо, — заверил Даррен, — говори, Уилл. — Не знаю, насколько это неловкая ситуация… но Томас потерял меня в парке аттракционов, когда мне было пять. — Да уж, ты будешь хорошим отцом, — поддел Даррен покрасневшего Томаса. — Это случилось всего один раз, — начал оправдываться тот. — А ещё он постоянно играл со мной в куклы, — продолжал Уилл. — О, и один раз он заснул, а я накрасил ему ногти розовым лаком. — А армейские друзья знали о твоих альтернативных предпочтениях? — Даррен давился смехом, глядя на насупившегося Томаса. — Господи, я бы всё отдал, чтобы увидеть тебя с розовыми ногтями! — Давайте переходить к следующему вопросу, — пробубнил Томас. — Кстати, Даррен, в прошлый раз должен был спрашивать я, а не ты. Нужно придерживаться очереди. — Уилл, посмотри, он обиделся, — уже вовсю смеялся Даррен. — Вот это милаха… Даже не думал, что такие большие мальчики могут оказаться такими чувствительными. — Даррен, правда или действие? — не обращая внимания на хохочущих над ним омег, терпеливо спросил Томас. — Действие. Хоть кто-то из нас троих должен быть смелым! Томас смешался, неловко положив ладони на стол. — Я ожидал, что ты выберешь правду. Не знаю, какое действие тебе загадать… — У всех военных проблемы с фантазией, да? Ладно, тогда давай правду. — Кем ты мечтал стать в детстве? — Ох, фантазия действительно небогата… Президентом. А что? — Даррен сузил глаза, слегка переклонившись через стол навстречу Томасу. — Сомневался? — Я должен был догадаться сам, мистер президент, — уголки губ Томаса поползли вверх. — А кем хотел стать ты? — Военным, — он пожал плечами. — С таким отцом, как мой, всё было предрешено. Хотя, вот Уилл с детства грезил тем, что станет величайшим художником, и в сторону армии даже не смотрел… — Тем не менее отец очень надеялся, что я пойду хотя бы, — Уилл сделал акцент на последнем слове, — в полицейскую академию. Говорил, что художник — это не профессия, а художественная школа — пустая трата времени. Я ещё так хотел доказать ему обратное, — его голос заметно потускнел, и Томас притянул брата к себе, обнимая за худенькие плечи. — Я уверен, родители бы тобой гордились, — прошептал он. — А я ещё буду всем хвастаться, что великий художник Уилл Макларен — мой родной брат. Уилл вымученно улыбнулся и вдруг ссутулился, будто стараясь стать ещё меньше. — Я смотрел художественные вузы в Дублине, — еле слышно произнёс он. — Приём заявок начнётся через три месяца. — Уилл уткнулся взглядом в свои руки и принялся нервно ковырять ноготь. — Доктор О’Коннор говорит, что я делаю успехи, да я и сам это понимаю, но… здесь тепличные условия, а за пределами пансионата всё может измениться. — Уилли, не торопи события, — мягко ответил Томас, хоть внутри что-то болезненно сжалось от понимания, что состояние брата действительно может ухудшиться при столкновении с реальным миром. — Всему своё время. — О’Коннор говорит, важен прогресс, а не совершенство. И нужно фокусироваться на своих успехах, а не бояться будущего. Но я боюсь… Я очень боюсь будущего, Томас. Уилл обхватил себя руками, опуская голову на грудь замершего в нерешительности брата. А что Томас мог ему сказать? Что всё будет хорошо? «Не переживай, Уилл, всё наладится!» Иногда лучше промолчать, чем односложно сыпать дежурными фразами. Какова вероятность того, что брат сможет учиться в университете — пусть не через три месяца, но даже по прошествии нескольких лет? Зубы заскрипели, когда Томас их стиснул. Будь проклят чёртов адмирал и вся эта военная служба! Он оставил брата одного в течку. Не мог ослушаться приказа командира… А так ли не мог? «Если ты чего-то хочешь, то найдёшь любой способ это сделать», — часто повторял папа. Воспоминания свежезаточенным лезвием прошлись прямо по сердцу. — Эй, ты в порядке? — На плечо легла чья-то прохладная ладонь, и Томас вынырнул из омута удушливых мыслей. Снова стал слышен шелест листьев, а глаза остановились на обеспокоенном лице напротив, из-за резко спрятавшегося солнца казавшимся ещё бледнее обычного. — Где Уилл? — Томас понял, что в беседке они с Дарреном остались вдвоём. — Ушёл в комнату за твоим подарком, он что-то нарисовал. — Даррен придвинулся ближе, скользя по гладкой деревянной скамейке. — Ты вдруг замолчал, задумался… Всё нормально? — Нормально, — поспешно отозвался Томас, однако тут же замотал головой, потупив взгляд в колени. — Ладно, ничего не нормально… Разве может быть нормально, если ему восемнадцать, а он вынужден прятаться от людей в пансионате в лесу, проходить терапию и сидеть на психотропных? А всё потому, что я бросил его в течку… — Стоп-стоп-стоп, а ну полегче. — Даррен нашёл его руку и сжал тонкими пальцами широкую кисть. — Томас, ты чего? Ну как можно такое говорить? Ты не виноват. — Виноват. Если бы я тогда был рядом с ним… — Алабай, — ладони Даррена обхватили его помрачневшее лицо, мягко, но настойчиво поворачивая к себе, — посмотри на меня. Давай. Вот так. Слушай… то, что ты сейчас распекаешь сам себя, никак не поможет Уиллу. Ему нужно сильное плечо рядом и поддержка старшего брата, понимаешь? Он не винит тебя, ты для него — целая Вселенная, это только слепой не заметит. Знаешь… я даже не думал, что в мире есть такие альфы, как ты. — Он тихо усмехнулся. — Откуда ты вообще взялся? Где делают таких алабаев? Ну хватит хмуриться. — Губы коснулись переносицы, как раз под глубокой морщиной, что тяжело пролегла между бровями. — Пожалуйста, не вини себя, это точно не поможет Уиллу. А ему уже становится легче. Сколько он тут? Полтора месяца назад он был совсем другим. Просто небо и земля. — Скоро пойдёт четвёртый месяц, — чуть слышно ответил Томас, накрывая рукой ладонь Даррена на своей щеке. — Да, он правда очень изменился… — Вот видишь. А я, болван, уже четырнадцать лет в себя прихожу, — Даррен попытался пошутить, но получилось только печально улыбнуться. — Пожалуйста, не нужно взваливать на себя всю вину. Алабай… — обхватив Томаса за туловище, Даррен прижался к горячему телу, утыкаясь носом в новый кашемировый шарф. — Ну не грусти. — Мне нравится, когда ты меня так называешь. — На талии сомкнулись крепкие объятия, а в макушку тоже упёрся то ли нос, то ли подбородок. — Запомню. «Всё-таки нос», — подумал Даррен, когда Томас шумно вдохнул его запах. — Я всё равно хочу поговорить с О’Коннором насчёт состояния Уилла… — снова глухо сказал Томас. — Конечно, поговори, если тебе так станет легче. Он всё разъяснит. Мне пойти с тобой или остаться? — Если ты не забыл, я всё ещё твой телохранитель… — Ой, простите, что отвлекаю вас от работы. — Даррен приподнялся и чмокнул Томаса в шею. — …и я должен постоянно находиться рядом. Что ты… Даррен… — Томас рвано выдохнул, как только холодные губы коснулись его кожи. — Не здесь. Я же… я же не смогу себя контролировать. В плане физиологии… — Так значит, большие мальчики чувствительные везде? — подтрунил Даррен, ещё раз невесомо поцеловав бьющуюся участившимся пульсом жилку на мощной шее. — Ладно! Прекращаю! — С чего ты вдруг… такой? — хрипло выговорил Томас, пытаясь совладать с желанием продолжить эту приятную игру. — Хочу тебя развеселить. Получилось хоть немного? — Развеселить? — Он тихо засмеялся и, не в силах противостоять порыву, поцеловал Даррена в лоб. — Я думал, это по-другому называется. — Главное, что результат один и тот же. О, смотри, юный Ван Гог уже бежит к нам, несёт какую-то картину. Он правда хорошо рисует, сразу видно — талант. — Спасибо, Даррен. Он ухмыльнулся. — За правду не благодарят. — Нет… спасибо, за то, что ты рядом.

***

Здесь ненавязчиво пахло эвкалиптом. Тёплые и светлые тона успокаивали глаза, а обилие мягкой мебели, казалось, позволяло почувствовать её комфорт ещё до того, как Даррен с несвойственной ему робостью опустился на бежевый диванчик прямо у стены. Причина робости, как и причина холода, пробежавшего по спине несмотря на царящую в кабинете психотерапевта-сексолога гармонию, была очевидна. «Вот Томас и затащил меня к мозгоправу», — мысленно усмехнулся Даррен, глядя на рыжеватого омегу лет сорока, сидящего в центре помещения в таком же глубоком кресле, что и Томас напротив него. Вопреки ожиданиям, вместо белого медицинского халата на О’Конноре был вязаный клетчатый джемпер с вельветовыми брюками, и Даррен невольно отметил, что так общение с «лекарем душ и гениталий» ощущается намного уютнее. «На равных», — подобрал он нужное выражение. — Мистер Макларен, я говорил это Уиллу и скажу вам — не спешите, — мягко произнёс доктор. — Тем более у мальчика наметился удивительный прогресс. Я не вижу причины для переживаний. Да, пусть всё движется медленно, но лучше так, чем пройти программу за две недели, а через пару дней вернуться в самое начало из-за срыва. — Я понимаю… — послышался негромкий ответ Томаса, повёрнутого к Даррену спиной. — Пока он заканчивает четырёхмесячную терапию, — спокойно продолжал О’Коннор, — после этого мы ждём ещё хотя бы двадцать один день, так как всегда существует вероятность рецидива… Только вероятность, мистер Макларен, не стоит нервничать. Но к этому тоже нужно быть готовыми. — А потом, когда он выпишется… — Давайте не забегать настолько вперёд. — Мне станет спокойнее, если я буду знать, к чему готовиться, — тихо признался Томас. — Он ведь не сможет просто взять и выйти в люди, да? Пальцы Даррена невольно сжали ткань штанины. Ему восемнадцать, и он, стоя у окна, дрожит как осиновый лист от одного взгляда на снующих по улице людей. А выйти из дома нужно, потому что в холодильнике уже давно закончились продукты. — Увы, не сможет, — с сочувствием сообщил доктор. — Общение с альфами нужно будет начинать с самых близких родственников. — У нас никого нет, кроме друг друга. — Тогда близкие друзья вашей семьи. Таковые имеются? Повисла короткая пауза, а потом из кресла Томаса послышалось: — Наверное, Чарли — Уилл всегда его любил. — Попробуйте. Но, повторюсь, всему своё время. Даррен сглотнул и отвёл глаза, уставившись в стеллаж с книгами у противоположной стены. Ему двадцать один. Прошли долгие и тяжёлые три года, прежде чем он впервые остался с альфой наедине по собственной воле. Питер правда был приятным молодым человеком: студент филфака, интересный собеседник, блондин с до одури синими глазами, пахнущий грозой… Но как только чужая рука скользнула Даррену в штаны, мышцы будто бы прошибло током, заставляя снова и снова переживать умом и телом то, что случилось те самые долгие и тяжёлые три года назад. — Он хочет учиться в университете, — послышался голос Томаса, вырывая Даррена из мыслей. — Но, доктор, вы же сами понимаете, как всё сложно… Стоит ли поощрять его желания или лучше не давать пустых надежд? — Мистер Макларен, увы, травма психики от сексуального насилия сохраняется много лет. Ни один специалист не скажет вам, как долго продлится реабилитация, и реабилитируется ли пациент когда-то до конца. Но такие случаи есть. Я лично знаю омег, которые справились с сильнейшим посттравматическим синдромом. Сейчас они ведут полноценную социальную жизнь, имеют супругов и детей. Ладони Даррена похолодели от выступившего пота, и он незаметно вытер их о брюки. Ему тридцать два. В его жизни появляется один назойливый и абсолютно невероятный двухметровый блондин. — Скорость и глубина выздоровления зависят исключительно от самого пациента, — продолжал мягкий тенор О’Коннора. — И насчёт университета… всё очень индивидуально. Желание учиться может послужить Уиллу дополнительной мотивацией, а может стать и источником фрустрации. Губы Томаса коснулись кожи прямо над пряжкой ремня, где уже начиналась тонкая дорожка пушистых волосков, убегающих за пояс, к лобку. Даррен хотел этого. Он правда этого хотел, чувствуя дрожь желания везде: от поджавшихся пальцев на ногах до томительной пульсации в мокром анусе. — Просто общайтесь с ним, слушайте, что он говорит, — будто сквозь толщу воды доносился голос доктора. — Плывите по течению. Если он говорит про учёбу — поддерживайте, если не говорит — не наседайте. А почему вы внезапно подняли эту тему? — Вступительная кампания начинается через три месяца, — прозвучало в ответ. — Вы же понимаете, я не могу сказать вам то, что вы хотите услышать. — Врач на секунду опустил глаза на свои сложенные на коленях руки. — Сложно предугадать, что случится через три месяца. Но если Уилл и дальше будет двигаться в таком темпе, то всё будет хорошо — с университетом или без. Ваш брат большой молодец. За последний месяц он сделал колоссальную работу: больше, чем за всё время его пребывания здесь. Вероятно, какие-то события в семье на него повлияли, позволю себе заметить, у вас с ним очень крепкая духовная связь. И ваш гендер внушает особенно большие надежды касательно его восстановления. Очень важно, когда у омеги есть положительный пример альфы перед глазами. «Я никогда вас не обижу… Я никогда не сделаю вам больно…», — шепчет Томас, и Даррен верит. Даррен, правда, ему верит. — Даррен? Он поднял взгляд, встречаясь с двумя парами внимательных глаз. Томас и О’Коннор стояли на ногах около его диванчика, видимо, уже давно покинув свои кресла. — Простите, задумался, — смешавшись, буркнул он и тоже поднялся, по-прежнему стараясь не напрягать ушибленное бедро. «Всё хорошо?» — одними губами произнёс Томас. «Всё хорошо…», — еле заметно кивнул Даррен. «Всё хорошо», — повторил он сам для себя. Казалось, кто-то выключил звук. В ушах гулко шумела кровь, пока они прощались с О’Коннором, и Даррен пожимал гладкую ладонь врача, вдыхая лёгкий запах эвкалипта. «Это он им пахнет», — мелькнуло в голове, а над ухом раздался шёпот: «Всё точно в порядке?» — Подожди, — Даррен обнаружил себя замершим на пороге прямо перед обеспокоенным Томасом, не решаясь ни покинуть кабинет, ни вернуться в него, — я… хочу поговорить… — С доктором? — Да… — получилось совсем глухо, связки отказывались слушаться растерянного хозяина. — С доктором… — Даррен обернулся, опять встречаясь с серыми глазами и ощущая свежий эвкалипт. — Доктор О’Коннор, у вас… будет пара минут?