Горькие травы

      Дверь отворилась резко, застав её врасплох.       Йеннифэр поспешно отшатнулась от стола, будто желая показать, что непричастна к своим делам.       Лютик держался отстранённо и прямо, как никогда не было. Он быстрым, цепким взглядом окинул её всю целиком и стол, за которым она стояла, как за баррикадой.       — Сколько сопротивления, — с горечью и насмешкой позволил он себе. — Верно, сочла себя флагом, что передали из рук в руки. Будь спокойна; это не так. В отличие от магии джинна пророчество действует в твою пользу. Я привязан, а ты свободна; вольна сколько вздумается. Отпускай рукоять хоть сейчас, я уже в своей жизни не раз оставался с лезвием в груди и, как видишь, всё ещё цел.       Йеннифэр не могла вытолкнуть из горла и звука, хотя так хотела закричать, как сильно он ошибается, что он во всём не прав. Лютик расценил её молчание по-своему.       — Что-то я не узнаю рецепт. — Он неуловимым движением подобрался к столу и взял склянку прежде, чем Йеннифэр опомнилась. Она запоздало кинулась грудью вперёд, но Лютик лишь отвёл руку дальше, пользуясь своим ростом.       — Не вздумай выпить, — обрушившимся голосом произнесла она. — Не смей.       — Да ну? — Лютик, легко проворачивая склянку в ладони, рассматривал вещество на свет. — И что же это? Ничуть не сомневаюсь, способная сделать лекарство сделает и яд, ведь так?       — Нет. Нет, не так! Всё не так! Это не яд, а зелье, я сделала его для себя, умоляю, верни на место!       — Многовато тревоги для простого зелья.       — Оно не простое. — Йеннифэр безвольно опустила руки.       — Что дальше? Я весь внимание.       — Забвение. Зелье беспамятства, — обречённо ответила Йеннифэр. — Я устала всё помнить. Как меня предавали, использовали, как я убивала. Я не могу больше тащить на себе всё это. Тяжесть воспоминаний, раны и утраты, я хочу всё это оставить в прошлом. Пожалуйста, дай мне выпить. Всё начнётся заново, объяснишь мне, кто ты, я клянусь, я тебе поверю! И отныне буду знать только тебя и твою любовь. Кроме этого мне ничего не нужно.       Лютик слушал ошеломлённо, ожидая всё, только не это. Разом смягчившись, он смотрел на неё в оба, и взгляд его выражал чувства, которых она не заслуживала. Он едва-едва расслабил запястье... и выплеснул зелье в огонь. Пламя полыхнуло красно-фиолетовым, выбившись из очага, опалив каменную кладку вокруг, и, выбросив сноп зеленых искр, вернулось внутрь камина.       — Я полюбил тебя той, которой ты стала, пусть для этого и пришлось вынести много бед. — Он постарался улыбнуться, голос его очаровывал, убеждал. — Мне не нужна другая, ты или кто ещё. Я тебе помогу, я всё вылечу. Доверься мне. Я не обещаю тебе защиты или лёгкой жизни, у меня самого нет ни того, ни этого. — Он развёл руками. — Но я останусь на твоей стороне, что бы ни случилось, чего бы это ни стоило.       Йеннифэр оцепенела.       — Вечен союз, и горе тому, кто нарушит его, — наконец, произнесла она, узнавая Хаос в своём голосе.       Лютик медленно, очень осторожно, обошёл стол.       — Видимо, ты пыталась распустить причёску. У тебя сейчас не получится, давай лучше я.       Йеннифэр кивнула. Его руки, покрытые лаской, вынимали шпильки, не причиняя боли. Он бережно распутывал вьющиеся пряди, вытаскивал из колец, не разрывая локон на части.        — Думаю, тебе стоит немного отдохнуть, — вымолвил Лютик, разглаживая по её спине водопад волос. — Ложись спать, прямо в этом. Платье без корсета, снимешь только туфли. Хорошо? Я побуду здесь, пока ты не заснёшь.       Йеннифэр стремительно развернулась.        — Я ничего с собой не сделаю, даю слово.        — Я знаю, — согласился он. — Просто хочу побыть с тобой ещё чуть-чуть.       И Йеннифэр легла навзничь, ощущая, как этот мир вращается с бешеной скоростью.