Навреди себе и ближнему своему

На следующее утро, когда Виктор вспоминает мутные события предыдущей ночи, а в частности, и предложение о свидании, ему хочется биться головой о стену. Да так, чтобы поскорее закончить свои страдания, на которые он собственноручно подписался. Ну почему, почему он согласился? Чем он думал вообще? Джейс бросил тогда короткое «завтра в семь!», прежде, чем за Виктором закрылись двери. Тогда его уставший мозг решил, что всё нормально, ему стоит отвлечься, стоит, наконец-то, попытаться наладить контакт. Сейчас, уже трезво оценивая ситуацию, он с такими доводами не соглашается от слова «совсем». Даже больше: они просто ужасны! Он, тщедушный калека с видом мертвеца, пойдёт на свидание с Джейсом, мать его, Талисом, чуть ли не иконой красоты их Академии и «лицом Прогресса». Выглядит комично и до безобразия глупо. Что вообще Джейс нашёл в нём? Худое, бледное и плюющееся кровью нечто с костылём под рукой. Как они будут выглядеть вместе? Он что, совсем не переживает за свой имидж? Виктор резко мотает головой и протяжно выдыхает, пытаясь успокоиться, но это совсем не помогает. Нет, наверняка Джейс не понимал, что предлагал, он ведь тоже тогда жутко устал. Ляпнул, не подумав, и теперь наверняка думает, как бы всё отменить. «Да, всё именно так», — пытается внушить себе Виктор, чувствуя, как начинают дрожать руки. По недавно появившейся привычке он слегка трёт запястья, невольно снова вспоминая о том, что произошло тогда. Синяки уже сошли, но воспоминания всё равно рисуют их вновь. Так и получается: сначала его хотят взять силой, а сейчас приглашают на свидание. Чтобы что? Взять не силой? Да, они давно всё обсудили, и Виктор признал и простил ошибку Джейса, как и сам Талис это признал и многократно подтвердил своё раскаяние. Но, тем не менее, привкус неправильности и абсурдности всё ещё оседает на кончике языка неприятной полыневой горечью. И Виктор не может свыкнуться с таким резким контрастом. Ему всё больше и больше начинает казаться, что он попросту не доживёт до момента их свидания, умерев от нахлынувшего волнения и противоречий. Но когда Виктор наконец-то собирается с силами и приходит в лабораторию, то понимает, что Джейс его нервозности не разделяет абсолютно (как и того, что предложение изначально было ошибочным). Талис уже сидит за рабочим столом и, мыча что-то под нос, рисует на бумаге таблицу расчёта мощности, которую они обсуждали вчера. Услышав цокот костыля, он оборачивается. — О, доброе утро, — чересчур весело приветствует он Виктора и подмигивает, — опаздываешь. Всё нормально? — Талис замечает нервозность коллеги (они всё ещё не обсудили вопрос статуса их отношений, и Джейсу очень хочется это исправить как можно скорее) и откладывает карандаш в сторону. — Я? А, да, — голос у Виктора оказывается ещё более потерянным, чем его вид, что только сильнее заинтересовывает Талиса. — Как работа? — Пока никак, я пришёл не так давно. А ты… как спал вообще? Выглядишь неважно. — Спасибо за комплимент, обычно я выгляжу херово, — тут же огрызается Виктор и раздражённо хмыкает. Джейс удивлённо приподнимает брови в немом вопросе и смотрит несколько долгих секунд на вмиг нахохлившегося Виктора, который старательно избегает взгляда и проходит вглубь лаборатории, как-то даже зло стуча костылём. А после прищуривает глаза, словно нащупал решение давно интересующей его загадки. — Кажется, я начинаю понимать, когда в тебе просыпается дерзкий и колкий заунит, — Джейс тянет слова и пристально следит за реакцией напарника. — Когда ты волнуешься или хочешь что-то скрыть. Это твой защитный механизм, да? — Расширяешь круг своих услуг и навыков до доморощенного психолога? — Нет, но с каждым своим словом ты всё больше и больше подтверждаешь мои слова. Виктор чуть ли не задыхается от возмущения, глядя на самодовольное лицо напротив. Нашёлся тут диванный аналитик. — Это из-за свидания? — Я должен платить за услуги анализа, или мне бесплатно? — предпринимает последнюю попытку уйти от разговора Виктор, но видя, что Джейса уже не пронимают его уловки, нехотя отвечает: — Да. — Почему? — Потому. — Ну, хватит уже. Что не так? Ты передумал? — пряча издевательскую улыбку, уже серьёзно и обеспокоенно спрашивает Джейс. Встаёт и подходит к смотрящему в сторону нахмуренному Виктору, аккуратно его приобнимает. — Расскажи мне. Виктор позволяет себя обнять, но сам не предпринимает ответных действий, лишь мечется мыслями в своей голове в попытках правильно выразить происходящий в ней сумбур. — Как ты себе это представляешь? Ты и я. Вдвоём. Калека и «лицо Прогресса». Я не твоего уровня, Джейс, тебе стоило бы найти кого-то, кто хотя бы выглядит живым, — на одном дыхании выпаливает Виктор, поднимая решительный взгляд на изогнувшего одну бровь Джейса. — Забери своё предложение, и мы забудем об этом. Услышав это, Талис облегчённо выдыхает: он явно ожидал услышать доводы пострашнее. — Ну ты нашёл, чем загоняться, — приободрительно говорит он и мягко целует Виктора в щёку. — Уже не первый раз ты так говоришь, и я уже не в первый раз отвечаю: я представляю это отлично, твой уровень меня волнует в последнюю очередь, а в первую — что я люблю тебя не только за внешность. Давай попытаемся закончить сегодня расчёт мощности, и я вечером тебе это докажу, идёт? Джейс аккуратно приподнимает пальцами подбородок пытающегося вывернуться Виктора и заглядывает в янтарные глаза, вопрошая. Молодой человек какое-то время всё ещё хмурится, определяясь с ответом, а потом тихо ворчит: — Ладно. — Вот и отлично, — Талис весело хлопает по плечу чуть ли не присевшего от этого Виктора и возвращается к столу. Цокая костылём, он следует его примеру.

***

Ближе к пяти Джейс предлагает оставить работу, которую они, к сожалению, уже не успеют закончить, и начать собираться, аргументируя это тем, что ему нужно успеть заскочить домой переодеться. Стоит Талису об этом сказать, как Виктор снова начинает чувствовать усиливающиеся приступы паники. Волнение достигает своего апогея, когда Виктор, стоя перед шкафом, понимает, что всё пропало. Как оказалось, у него даже нет ничего толкового, чтобы надеть на вечер. Парочка однотипных рубашек да брюк. Пиджак, выданный академией, но сидящий на нём, как пальто на скелете. Есть, правда, ещё один чёрный, но к тёмным рубашкам он точно не подойдёт. Виктор обречённо наблюдает эту печальную картину, и ежесекундно в голове крутится мысль: нахрена, а главное — зачем он на это согласился. Он ходил на важные вечера Академии очень редко и давно, ещё когда здоровье было относительно неплохим, но о свиданиях и речи никогда не шло, поэтому в наличии вечерних костюмов необходимости не было. А сейчас Виктор даже не понимает, чего от него ждёт Джейс. Одетого с иголочки калеку в дизайнерских туфлях? Или стоит сразу нарядиться клоуном, чтобы у прохожих не возникало лишних вопросов? Виктор нервно смеётся и закрывает лицо рукой — клоунского костюма у него тоже нет. Падает на кровать и крепко сжимает в руках трость. Кто бы мог подумать, что именно свидание введёт его в такой глубочайший ступор. В своих безрезультатных метаниях Виктор даже не замечает, как время приближается к семи. Он, всё так же сидящий на кровати, вздрагивает от отрезвляющего тихого стука в дверь. — Войдите. — Ты готов? Виктор поднимает затравленный взгляд. Как и ожидалось, зашедший в комнату Джейс выглядит… мягко говоря, отлично. Фамильный костюм дома Талисов сидит на нём великолепно; высокие сапоги начищены чуть ли не до блеска, а идеально уложенные волосы завершают эту чересчур совершенную картину. Открыв рот, чтобы что-то изначально сказать, Виктор так и застывает, бесстыдно и завороженно смотря на Талиса, который в последний раз был таким «нарядным» только на презентации Хекстека обществу. Значит, он ставит это событие наравне со свиданием? Наравне с… Виктором? Молодой человек приходит в себя, только когда Джейс, склонив голову набок, вздёргивает брови. Он мотает головой и резко отворачивается. — Нет. Глупая затея. Очень глупая. Мне даже нечего надеть, мне… — Виктор запинается и будто бы уменьшается в размерах. — Я не могу, прости. Я уже с трудом помню, как выглядит Пилтовер — настолько редко я покидаю академию. Чувствую себя не в своей тарелке. Я — не ты. Мне там не место. Джейс качает головой. Это уже переходит все границы. Он понимал сразу, что легко с Виктором не будет, но не до такой же степени. Талис и представить не мог, что для Виктора это настолько больная тема — взаимоотношения и даже обычное, казалось бы, свидание. Раньше он никогда не проявлял интереса к общественному мнению, и плевать хотел на стандарты, которые выстроили для себя люди, но сейчас, кажется, стал об этом думать разом за все пропущенные годы. Но чтобы взрослый здравомыслящий человек настолько сильно переживал об этом? Джейс проходит вглубь комнаты и подходит к шкафу, упорно игнорируя настороженный взгляд Виктора на себе, и открывает его. Бегло осматривает содержимое и соглашается, что выбор не большой, но, тем не менее, всё не так плохо, как позиционирует это Виктор. Взглядом натыкается на единственную белую рубашку, лежащую на самой верхней полке в углу, и вдруг осознаёт, что никогда не видел её на напарнике. Тот всегда носит либо коричневые, либо тёмно-бордовые. Талису вдруг становится очень интересно посмотреть на Виктора в белой, и он решительно достаёт её из шкафа. Выбор брюк и туфлей также оказывается несложным, и Джейс не может понять, где у Виктора могли возникнуть проблемы. — Ты драматизируешь. Всё у тебя есть, — Джейс поворачивается к напарнику и протягивает ему рубашку. — Я не видел. Откуда ты её вообще достал? — Виктор недоумённо берёт одежду, но опускает взгляд и обречённо роняет: — Но это ведь обычная рубашка, не в сравнение с… тем, как выглядишь ты. Джейс поджимает губы и присаживается на корточки перед ним. Касается его ладоней, приободрительно поглаживая. Виктор перед ним — совсем не такой, каким показывает себя всем вокруг. Не всезнающий учёный, избегающий любых контактов и лишних разговоров. Не держащийся сильно и прямо и не отстаивающий свою точку зрения до самого конца. Сейчас перед ним — чего-то не знающий и боящийся Виктор. Настоящий, живой, требующий (пусть и неосознанно) поддержки и одобрения. Да, с ним легко не будет, но ради Виктора Джейс может постараться. — Она необычная. Во-первых, она твоя, во-вторых, она белая. Я не видел тебя в белом ещё ни разу, и мне абсолютно точно хочется это исправить, — отвечает Талис, глядя на рубашку, и серьёзно добавляет: — Ты немного путаешь нас местами. Я стал «лицом Прогресса» совсем недавно, в то время как ты уже много лет трудишься здесь и являешься личным помощником мало того, что декана — главы Совета. А это, знаешь ли, не последнее место. Многие считают, что мне просто повезло, и не ставят меня ни во что. И всё чаще слышу предположения, что я — подставной человек, просто «красивое лицо», а настоящий «двигатель Прогресса» скрывается в тени. Как и все великие учёные, избегающие лишнего внимания и желающие работать в тишине и покое. И знаешь, — Джейс прерывается, чтобы положить руку на чужую щеку и слегка погладить большим пальцем скулу; чтобы поймать сомневающийся, но внимательный взгляд янтаря, — они ведь правы. Потому что настоящий «Прогресс» — это ты. Я давно не уделяю столько времени Хекскору, сколько уделяешь ты, отдавшись делам Совета, поэтому я так смело и уверенно об этом говорю. Я скажу даже больше: если бы не твоё вмешательство, то Хекскора здесь не было бы вовсе. И не было бы даже меня. Ты ошибаешься, когда говоришь, что ты должен мне соответствовать. Соответствовать здесь должен только я. Джейс замолкает, переводя дыхание после своей речи, и ждёт, пока Виктор найдётся с ответом. Но тот ожидаемо молчит, лишь беспорядочно мечется взглядом по лицу Талиса, совершенно ошарашенный такими заявлениями. — И чёрный пиджак отлично подходит, — кивает утвердительно Джейс, понимая, что Виктор вряд ли что-то ответит. Он подымается на ноги и целует вихрастую макушку. — Давай, пока совсем не стемнело, — бросает напоследок, скрываясь за дверью. Виктор остаётся сидеть, как и сидел, сжимая до хруста рубашку в своих руках. Он ожидал от Джейса чего угодно — раздражения, злости, насмешки, но уж никак не подобных высказываний. От них становится даже как-то тошно: его просто пытаются убедить в собственной важности, которую Виктор в принципе никогда и не испытывал. Будто то, что он «Двигатель», что-то меняет. Он всё так же остаётся неизвестным и безымянным калекой из Зауна, «тайным изобретателем», парадокс которого и заключается в этой самой тайности. Каким бы большим ни был вклад Виктора в исследования Хекскора, он всё так же остаётся серой тенью за кулисами. Слова Джейса никак не изменят общей картины: рядом с «лицом Прогресса» будет идти всё тот же калека, о вкладе в Хекстек и высокой должности которого никто не знает. Слова теряют всякий смысл, но Виктор расстёгивает свою жилетку: пусть будет так, как то угодно Талису.        Проходит минут десять, и Виктор, наконец-то, выходит в коридор. Опираясь не на костыль, а на элегантную трость. Старается держаться прямо и собранно, но всё его лицо выражает глубочайший скепсис и даже какую-то насмешку. Будто сам Виктор думает в этот момент: «Посмотри, каким посмешищем ты скоро окажешься, если пойдёшь со мной». Он решил взять трость, потому что с ней идти быстро хотя бы становится возможным, пусть и удобством и комфортом для всего тела она не отличалась. Виктор точно продержится до конца. Ради себя, ради доказательства чего-то кому-то. Но Джейс, кажется, совсем не обращает внимания на его гримасу, и невольно отмечает, что даже в тусклом свете коридорных ламп Виктор выглядит в этом наряде отлично, и незамедлительно сообщает ему об этом. На всякий случай интересуется, будет ли ему удобно с тростью, на что молодой человек скупо кивает, но мысленно, как всегда, не соглашается ни с первым, ни со вторым. В этот летний вечер на улице непривычно свежо, и что-то сверху рубашек оказывается как нельзя кстати. Как же давно лёгкий ветер не трепал волосы Виктора. Наверное, с той ночи в часовой башне он ещё ни разу не выходил дальше корпусов Академии, и сейчас, идя по многолюдным улицам, Виктор ловит на них слишком много случайных взглядов. Ему хочется верить в то, что это лишь наваждение, что люди всегда смотрят по сторонам и изучают идущих им навстречу прохожих поверхностно и бесцельно. Но Виктор, стиснув зубы, всё равно пытается идти быстрее, чтобы не вызывать дополнительного интереса. Это начинает раздражать. Джейс же, кажется, совсем не замечает восхищённых взглядов на себе, держится расслабленно и поддерживает непринуждённый разговор — у него всегда найдётся подходящая тема. Бывает, даже не нужно отвечать: Талис настолько увлечённо и интересно рассказывает, что Виктор невольно заслушивается его речью, на короткие мгновения забывая о боли и косых взглядах. Но только на короткие. Стоило им выйти из территории Академии, как Джейс сразу предложил где-нибудь посидеть, чтобы Виктор не перетруждался. Но учёный тут же отказался от подобного предложения, не желая поддаваться на жалость, и упрямо цокал тростью. Талис спорить с непробиваемым упрямством не стал и решил, что если Виктор так хочет — пускай. Лишь иногда старался незаметно подставить руку. Чтобы хоть как-то растормошить Виктора и вывести его из буквально депрессивного состояния, Джейс рассказывал о самых интересных местах, находящихся неподалёку, в надежде, что это его заинтересует, и он захочет туда прогуляться. Но Виктор особого энтузиазма не проявлял, то и дело косил в сторону и отнекивался, говоря, что ему интересно идти просто по одному из проулков, рассматривая архитектуру и камни под ногами. Талис с сожалением поджимал губы и начинал допускать мысль, что, действительно, зря всё это затеял, предложив изначально просто пройтись. Виктор — совсем не тот человек, который будет весело соглашаться на любые приключения, шататься по городу до утра и романтично о чём-то говорить. Виктор — человек стен и одиночества, и Джейс нагло и грубо выдернул его из зоны комфорта, и теперь почему-то удивлялся, что Виктор не проявлял должной радости. Талис мысленно ударил себя по лбу и понял: свидание с таким человеком явно должно было бы быть где-то в театре или на берегу реки, а не просто прогулкой под руку. Но менять сейчас что-то было уже поздно: Виктор совсем закрылся и отвечал на рефлексах, не соглашаясь на смену дислокации. Правда, спустя час такого издевательства, как сам ознаменовал для себя это Виктор, он сдаётся. Превозмогая гордость, он всё же признаётся, что чертовски устал, и не пора ли возвращаться, да и стоит немного отдохнуть перед завтрашним финальным экспериментом. Настроение его давно спустилось на уровень брусчатки из-за разрывающей ногу боли, и даже приятный голос Джейса не мог его отвлечь. Хотелось вернуться в свою комнату и забыть об этом позоре, как о страшном сне. Как вполне отдающий отчёт своим действиям человек, Виктор понимает: испортил всё он сам своим изначально плохим настроем. Он знает, что бывает чертовски упрямым, если ему пытаются что-то навязать, даже когда это что-то, если хорошо подумать, является хорошим и выгодным. И ничего не может с собой поделать: признать чужую правоту в очень узком кругу вопросов ему почти физически сложно. И вопрос романтических отношений, как оказалось, входит в эту область. Виктор злится на себя ещё больше, чем на Джейса, вытащившего его на чёртово свидание. Потому что ему это важно. Потому что Виктору тоже должно быть это важно. Талис без особой надежды, но с попыткой добавить веселья своим словам, в последний раз предлагает пройтись в какое-нибудь кафе и перекусить, а заодно и немного передохнуть перед тем, как возвращаться. Приободрительно берёт Виктора за руку и улыбается, пытаясь показать, что всё нормально, люди устают и иногда бывают не в духе. Как-нибудь в другой раз. Виктор вздыхает и понимает, что наверняка расстроил Джейса своей холодностью. И уже было соглашается напоследок поступиться своим упрямством, как вдруг закашливается. Он почти теряет равновесие, но Джейс вовремя подхватывает его под руку и с нескрываемым страхом смотрит, как Виктор сгибается в приступе. И он совсем не может ему помочь. Молодой человек закрывает рот рукой и натужно хрипит, пока кашель, наконец, не проходит. Тяжело дыша, Виктор убирает ладонь от лица — на ней отчётливо видны следы крови. Опускает взгляд на рубашку — на ней тоже. И не может удержаться от смешка окровавленным ртом: — Вот поэтому я и не ношу белые рубашки, — хрипло пытается пошутить Виктор, запрокидывает голову и пытается вытереть кровь с губ, но только сильнее размазывает её по лицу. Краем глаза Джейс замечает, что на них опасливо начинают поглядывать прохожие, и широкой спиной закрывает Виктора от лишних взглядов. Он достаёт из кармана платок и протягивает благодарно кивнувшему напарнику. — Может, зайдём ко мне? Я поищу, может, есть что-то твоего размера со времён, когда я ещё был не многим шире тебя, — шутит Джейс. — Тут недалеко, буквально за поворотом. Только у меня слегка бардак. Вариантов остаётся не много, поэтому Виктор соглашается. Не то чтобы он очень хочет смущать Джейса своим присутствием в его доме, но и до Академии идти намного дальше, а вызывать испуг и шараханье у прохожих ему не очень хочется. Всю дорогу Джейс не прекращает обеспокоенно крутиться вокруг Виктора, будто бы боясь, что тот может упасть и потерять сознание. Самого же Виктора, кажется, не раздражает даже это. Что-то хуже уже просто не может случиться: он уже беспросветно испортил этот вечер своим поведением, и теперь ещё приправил всё идиотским слабым телом. Мало того, что из-за больной ноги им приходится идти вдвое медленнее, так ещё и напугал всех вокруг кровавым представлением. В очередной раз пожалев о том, что согласился на это, он даже позволяет Талису взять себя под руку, чтобы помочь идти. Хотя, во всём этом есть и плюс: Виктор надеется, что после этого Джейс точно должен понять, что любит он совсем не того человека. Не того, с кем можно пройтись за руки быстрым шагом, не привлекая к себе внимания. Не того, с кем не стыдно в принципе выйти в людное место. А того, кто только и делает, что позорит «лицо Прогресса». Он любит Виктора, который в любой момент может упасть, сломать себе что-то, потерять сознание или вовсе умереть, когда в очередной раз его схватит приступ кашля, но уже не отпустит. Они доходят до нужного места действительно быстро, и Виктору становится даже слегка интересно одним глазом взглянуть на дом Джейса. Как же всё-таки живёт «лицо Прогресса»? Талис открывает квартиру на первом этаже невысокого дома и помогает Виктору зайти. Включает свет. — Если так удобнее, можешь снять обувь, но мне не принципиально, — говорит Джейс, пока сам сбрасывает свои сапоги. Быстро снимает пиджак и вешает его на крючок. Виктор бросает короткий взгляд на чуть ли не блестящий от чистоты пол и без лишних слов падает на стоящий рядом стул: пачкать пол пилтоверской дорогой квартиры у него уж точно не хватит наглости. Он в несколько быстрых движений расстёгивает и снимает металлический ортез, мысленно позволив себе простонать от мимолётного удовольствия и лёгкости: наконец-то ногу не пережимает груда неудобного тяжёлого металла. Всё то недолгое время, что он возился с конструкцией, Джейс прожигал его пристальным взглядом, и Виктор не сдержался, буркнув расстроенное: — Я достаточно натворил за сегодня, согласен, но пожалуйста, не смотри на меня так, будто я прокажённый. Джейс вздрагивает. — Извини, я просто никогда не видел, как ты это делаешь… Мне казалось, нужна уйма времени, чтобы его снять, — смутившись своей невежливости, оправдывается Талис, и отводит взгляд. — Я сделал его сам, поэтому и нужна, — просто отвечает Виктор, и уже видя, как Талис открывает рот, чтобы снова что-то спросить, опережает его: — Не спрашивай, почему, как и где. Как-нибудь в другой раз. Талис закрывает рот и согласно кивает. Когда Виктор снимает обувь, Джейс тащит его вглубь квартиры и усаживает на широкую кровать в небольшой комнате, а сам начинает копошиться в шкафу неподалёку. Виктор тоже решает снять надоевший за весь вечер пиджак и немного осмотреться со своего ракурса — шастать по квартирам в круг его привычек не входит. Обитель Талиса оказывается такой же небольшой (по крайней мере, из того, что он может увидеть), как и комната Виктора в Академии, но обставлена она со вкусом. Бардак, о котором предупреждал его Талис, оказывается вовсе не таковым. Даже такому придирчивому к порядку взгляду Виктора не попадается ничего, кроме парочки рубашек на полу и каких-то книг. Он мельком осматривает комнату и замечает на невысоком столике несколько перевёрнутых фотографий, а рядом с ними — запечатанную бутылку эля. Это кажется ему очень странным, и Виктор, не удержав своего любопытства, в пару шагов оказывается возле столика. Стараясь издавать как можно меньше звуков (как тогда, когда они вдвоём пробирались ночью в лабораторию Хеймердингера), берёт одну из фотографий в железной рамке. Сердце пропускает короткий удар, а губы непроизвольно вздрагивают: на снимке изображены Джейс и Мэл. Горячо целующиеся и выглядящие очень счастливыми. Виктор неотрывно смотрит на фотографию долгую минуту, а после так же безмолвно возвращает рамку на прежнее место, опустив её стеклом вниз — всё, как и было. Да, не стоит забывать, что своим ртом Джейс целовал не только его. Не только Мэл, а и ещё многих до них. Виктор для него — не самый особенный, что бы он там ему ни говорил, и осознание этого больно проходится по чувствам. Невольно он осознаёт ещё один не очень приятный факт: кажется, он довольно ревнивый. — Их стоило бы давно убрать, — говорит Талис, и Виктор вздрагивает от внезапно раздавшегося голоса. Молодой человек не оборачивается. Проводит кончиками пальцев по другой перевёрнутой вниз рамке, но не решается её поднять — боится очередного болезненного укола в районе груди. — Знаешь, если я вдруг всё же окажусь на одной из фотографий в твоём доме… ты ведь тоже её перевернёшь, когда поймёшь, что тебе со мной не место. Или после моей смерти, — Виктор с грустной улыбкой касается третьей. — Ты не умрёшь. В ближайшие лет тридцать — так точно. Я не позволю тебе этого сделать, — Джейс специально опускает ответ на первое предположение, прекрасно зная, что за ним последует слишком длинная очередная перепалка. — Ты всё ещё пьёшь? — вопрошает Виктор, качнув рукой в сторону бутылки. Джейс переводит на неё взгляд, смотрит долго, с каким-то возникшим в одно мгновение напряжением, и мотает головой. — Нет. Она стоит здесь с тех самых пор, как я… совершил ошибку. Я вылил всё, что смог найти, но эту оставил, как напоминание и наказание. Даже если ты простил меня, то я себя — всё ещё нет. — Помню, я предлагал разбить бутылку о твою голову. — Тогда мы вдвоём будем истекать кровью, и никто нам уже не поможет. Виктор смеётся короткое мгновение, но прерывается сухим кашлем. — Ладно, согласен, — задушенно отвечает он. — Я нашёл свитер и рубашку, хотя всё равно будут великоваты, но ты примерь, что лучше подойдёт. Джейс протягивает вещи Виктору, от которых едва уловимо всё ещё приятно пахнет Талисом. Виктор заворожено смотрит на них и с трудом осознаёт происходящее: сейчас он наденет что-то, что принадлежит Джейсу, и запах смешается с его собственным. Сейчас Джейс увидит его в своей рубашке. Сейчас Джейс… Он вмиг ощущает, как лицо начинает гореть. — Я могу?.. Из начинающей вновь накатывать паники его вырывает вкрадчивый, почти шепчущий голос Талиса. Он протягивает руки к воротнику чужой рубашки и замирает в паре сантиметров от него. Виктор соприкасается с вопрошающим разрешения взглядом и медленно, будто не своей головой, кивает. Это всё просто какой-то сюр. Что-то за гранью возможного. Кажется, даже сердце перестаёт набатом стучать в голове. Джейс неспеша расстёгивает пуговицу за пуговицей, стоя непозволительно близко, дыша непозволительно горячо. Постепенно открывает вид на ключичную впадинку, острый разлёт самих ключиц и некрепкую бледную грудь. Виктор стоит, не шевелясь и, кажется, совсем не дыша. Словно в трансе наблюдает за тем, как Джейс его раздевает, шаг за шагом открывая тщедушное тело. Ему хочется упасть, хочется отключиться — слишком волнительно и слишком странно. Губы становятся ужасно сухими, и Виктор невольно проводит по ним языком. А Джейс — взглядом. Горячая ладонь касается груди и ведёт в сторону плеча, откидывая рубашку. Пальцы огибают выступающую ключицу, задерживаются на короткий миг — и спускают рукав ещё ниже. Виктор внезапно касается чужой руки и настойчиво её останавливает. Качает головой и произносит едва слышно: — Посмотри на меня: я тощий, бледный, хромой и умирающий. Ты же просто разочаруешься. Остановись, пока не поздно, Джейс. Не совершай ошибку, только теперь уже моими руками. К концу предложения голос вздрагивает, и Виктор делает слабую попытку отстраниться. Но Талис не даёт ему этого сделать, придержав за плечо. — Вик, — Джейс впервые за всё время их знакомства сокращает его имя, и это производит ожидаемый эффект: Виктор тут же удивлённо встречается с Джейсом взглядом. — Прости за пошлость, но у меня стоит на тощих, бледных и умирающих, — шуточно парирует Джейс, сразу же замечая, как лицо Виктора начинает краснеть, а глаза — смущённо бегать из стороны в сторону. — И мне кажется, мы сегодня уже обсуждали этот вопрос. А ты так и не научился называть свои положительные стороны, которых, даже если ты так не думаешь, уйма и даже больше. Я люблю всё в тебе. Кроме излишней самокритичности, пожалуй. За это тоже прости. Виктор смотрит на него неверяще, словно Джейс сказал какую-то глупость, и в груди предательски щемит. Его губы начинают дрожать, и пока ещё можно, пока он не сломался до конца, Виктор наконец-то решается на свой первый шаг. Он целует напористо, рвано, глубоко дыша. Послав к чертям закричавший во всю глотку страх, он надавливает на грудь Джейса, и тот поддаётся, делая шаг назад и падая на кровать. Следом гулко падает трость. Виктор не обращает внимания на боль, на дрожь, на смущение. Виктор наконец-то решается взять. Он садится Джейсу на колени и давит на грудь уверенно, заставляя того лечь, не разрывая зрительного контакта с удивлёнными, почти что шокированными зелёными глазами. Кажется, между ними вот-вот заискрят молнии. Талис послушно откидывается на подушки, и картина открывается просто умопомрачительная: такой идеальный, смущённый, с упавшими на лицо несколькими прядями волос и искрящимися глазами. И — о Боже — с трогательно оголённым плечом из-под сползшей по руке рубашке. Внизу живота резко обрывается накалившееся до предела возбуждение, и Талису стоит титанических усилий сдержать порыв слегка двинуть бёдрами. Вместо этого он завороженно и благоговейно касается худого тела, изучая каждый миллиметр бледной, испещрённой родинками кожи. От неё веет лёгким теплом, и она кажется ему нежнее шёлка. Наконец-то снимает так идеально подходящую ему рубашку, чтобы увидеть под ней ещё более идеальное тело. Виктор шумно выдыхает от прикосновений к животу и бокам, которые гонят по телу яркие всполохи удовольствия вперемешку со страхом. Снова припадает поцелуем к чужим губам и мягко касается широкой груди холодными пальцами. Вновь голос в голове начинает шептать о смущении, и Виктор не может от себя его отогнать, и шёпот становится громче, настойчивее. Но он не успевает за него зацепиться, как Джейс, поддержав Виктора за поясницу, аккуратно переворачивается, и уже сам нависает над ним. Как тогда. Только иначе. Глаза Виктора широко распахиваются, и во взгляде читается страх, но не перед Джейсом, а перед чем-то новым. Он загнанно сжимает плечи, до боли закусывает губу и отворачивается, не в силах признаться в лицо. — У меня ещё никогда… — Я помню. И я рад, что твой первый раз будет не таким как… я хотел тогда. Ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь целый мир. После этих слов Джейс оставляет влажный целомудренный поцелуй на его лбу и принимается за свою рубашку. У Виктора — самая настоящая пелена перед глазами, но он жадно, будто в первый и последний раз, ловит каждое движение умелых пальцев. Пуговицы исчезают одна за другой, оголяя смуглую, подтянутую грудь и поджарый живот с тёмной дорожкой волос. Виктор дрожащими пальцами касается горячей кожи, словно выгретой на солнце, и ведёт вверх, вычерчивая странные узоры. На прикосновения Джейс отзывается громкими вдохами и чувствует, как резко накатывает возбуждение. Сердце стучит в самой голове — ему до ужаса страшно его напугать. Страшно снова увидеть тот застывший ужас в дрожащем янтаре, ту ненависть и обиду. Снова услышать мольбу остановиться и снова услышать запрет. Но, будто прочитав его мысли, Виктор шепчет одними губами: — Ты можешь ко мне прикоснуться. И Джейс не в силах устоять. Он оставляет быстрый поцелуй на покрасневших губах и спускается ниже. Жарко целует шею, аккуратно, почти невесомо покусывая. Тянет носом воздух, ещё и ещё — от Виктора пахнет удушающе прекрасно. Худая грудь вздымается часто и неровно, Джейс проходится по ней невесомыми прикосновениями губ, и ладонями очерчивает узкие бока. Он чувствует, как Виктор дрожит в его руках, как такие же дрожащие руки зарываются в его волосы и слегка сжимают. — Ты такой красивый. Что бы Виктор ему ни говорил, сейчас Джейс не врёт. Он влюблён в каждый изгиб и неровность этого тела. В каждый недостаток и в каждый плюс. Его хочется касаться, больше и больше, согревать прохладную кожу и видеть, как Виктор отзывается на каждое прикосновение лёгким движением навстречу и тихими вздохами. Джейс опускается к ремню на его брюках и поднимает голову, снова спрашивая разрешения. Они встречаются взглядами, но Виктор почти сразу же отворачивает покрасневшее лицо. Коротко кивает — и от этого движения у Талиса сводит скулы и сердце. Он оставляет последний поцелуй на впалом животе и отстраняется. Перед ним открывается такой прекрасный вид, что хочется просто разрыдаться от счастья. Виктор, такой невероятный открытый Виктор лежит под ним, смущаясь каждого прикосновения, но не отталкивая, а с удовольствием принимая. Такого Виктора хочется обнять как можно крепче, но аккуратно, чтобы не сломать тонкие рёбра. Хочется выцеловывать каждый участок кожи, а особенно — такое волшебно прекрасное пунцовое лицо. Хочется касаться губами закрытых дрожащих век, каждой родинки на худом лице, каждой царапинки. Джейсу кажется, что проходит целая вечность, прежде чем он, наконец-то, расстёгивает чужие брюки и аккуратно, чтобы не причинить боли правой ноге, стаскивает их с худых ног вместе с нижним бельём. Виктор неосознанно сводит колени, и до боли закусывает уже начавшую кровить нижнюю губу. Кажется, сердце вот-вот пробьёт грудную клетку, оставив его здесь одного умирать тысячи раз за доли секунд. — Боже… — исступлённо шепчет Талис, обводит Виктора жадным взглядом, припадает к груди лбом и рвано выдыхает: — Как же я хочу тебя. Чёрт, почему ты такой… У него не получается подобрать слов, чтобы выразить всё то, что бурей проносится в его душе при виде обнажённого тонкого тела. Джейс нехотя отрывается от созерцания Виктора и встаёт, чтобы снять с себя брюки. И Виктор, переведя на него взгляд, замирает. В приглушённом свете тусклой лампы Джейс выглядит как что-то, снятое с картины — тяжело поверить, что к нему можно прикоснуться. Сильные руки, под смуглой кожей которых перекатываются мускулы, быстрыми движениями расправляются с ненужной тканью и вновь возвращаются к тонким ногам. — Ты хочешь моей смерти, — дрожащим голосом срывается Виктор и снова откидывается на подушки, закрывает глаза. Боже. Талис, не удержавшись от смешка, успокаивающе целует его и мягко разводит колени, устраиваясь между. Медленно поглаживает левое бедро, собирая крупные мурашки, пока второй рукой нашаривает в прикроватной тумбочке лубрикант. Не то чтобы он надеялся и готовился к тому, что сегодня что-то будет. Нет. Совсем нет. Немного. Отвлекая Виктора жгучими поцелуями, Джейс выдавливает немного лубриканта на пальцы и аккуратно касается входа. Виктор тут же вздрагивает от внезапной прохлады и инстинктивно подаётся назад, избегая неприятного контакта. Но Талис удерживает его, заглядывает в испуганные глаза. Рукой мягко оглаживает шею и шепчет горячо на ухо: — Всё нормально, расслабься. Но Виктор почти истерично осознаёт, что у него вряд ли получится: ему снова становится до ужаса страшно. Он лихорадочно цепляется за Джейса и прижимается ближе к горячему телу, пытаясь успокоиться. Тем временем Талис снова предпринимает попытку прикоснуться и растянуть, и Виктор, наконец-то, находит в себе силы не отстраниться. Только жмурится сильно, до боли в глазах, и сжимается всем телом. — Доверься мне. Не бойся, — продолжает мягко шептать Джейс. Он входит медленно и аккуратно, сначала одним пальцем, но вскоре прибавляет второй. Виктор вздрагивает и больно царапает плечи, едва слышно стонет куда-то в шею. Джейс останавливается, войдя на две фаланги, и даёт время, чтобы привыкнуть и расслабиться. Виктор всё ещё дрожит и слишком сильно сжимает его, чтобы Джейс мог сделать хоть что-то, не причинив боли. Он целует зажмуренные глаза, тонкий нос и приоткрытые губы, пытаясь успокоить. — Посмотри на меня, Вик. Виктор открывает влажные глаза, загнанно смотрит в зелёные напротив. И видит в них столько безмолвной нежности и восторга, что сердце на миг замирает. — Я буду максимально аккуратен, но у меня получится, только если ты расслабишься. Договорились? Виктор смотрит долго, будто выискивая в чужих глазах подвох, но потом слегка улыбается и тянется с коротким поцелуем в скулу. Бросает невпопад: — Ты точно не ходишь на курсы юного психолога после работы? Джейс издаёт короткий смешок и чувствует, как Виктор всё же слегка расслабляется. Он начинает медленно двигать пальцами, от чего Виктор тут же переменяется в лице: морщится, сведя брови к переносице, и срывается на тихое шипение, смешивающееся с шумным дыханием Джейса. Но после нескольких толчков оно сменяется на вздохи, и позже — на возбуждающие полустоны. Виктор царапает короткими ногтями широкую спину, выгибается навстречу, льнёт всем телом и горячо целует в изгиб плеча. Это распаляет Талиса на более резкие движения, и вскоре он добавляет третий палец, выбивая из Виктора полноценные стоны. От каждого его звука Джейсу всё сложнее себя контролировать, и он, сделав ещё несколько толчков, достаёт влажные пальцы. Виктор под ним испускает дрожащий выдох, который Джейс жадно сцеловывает, и расслабляет напряжённые руки. И в следующий миг напрягается вновь, чувствуя, как к входу прикасается горячая плоть. Виктор вздрагивает. — Подожди, — он слегка отталкивает недоумённого Джейса и привстаёт. — Могу я… быть сверху? От такого предложения Джейс опешивает, но, заинтригованный, кивает. Ему становится до ужаса интересно узнать, каков Виктор на нём верхом. Они меняются местами, и теперь уже Виктор худощавыми коленями сжимает чужие бёдра, сидя на поджатом животе. Ягодиц касается горячий и влажный от смазки член. Виктор шумно дышит и долго медлит, пытаясь собраться, и Джейс так вовремя тянется к нему и затягивает в долгий поцелуй, почти без движений языков — просто прикосновение, обмен нежностью, любовью и мысленным «всё получится». Виктор чуть прикрывает глаза, привстаёт и отодвигается назад. Поджимает нижнюю губу и наконец-то насаживается на головку. Его пробирает табун мурашек, и он опускает голову, лишь бы Талис не видел его до безобразия смущённого лица. Страха вперемешку с возбуждением. Того пугающего даже его самого желания. Джейс возбуждает до одури, до помутнения рассудка, и кажется, Виктор таки сходит с ума окончательно, теряясь взглядом в напряжённых и влажных от пота кубиках пресса. Джейс нетерпеливо подаётся вперёд, и Виктор задушенно шипит сквозь зубы от резкой боли. С лёгким осуждением и отчётливым «подожди» во взгляде прибивает Талиса обратно к постели, и тот почти что хищно улыбается. — Ты охрененный, когда вот так смотришь на меня. — Заткнись, прошу, — цедит Виктор, больно царапая ногтями чужую грудь и неспеша опускаясь ниже. Джейс прикрывает глаза и выдыхает с полустоном, когда Виктор, морщась, опускается до основания. Перед глазами будто взрывается сноп искр, и внизу живота разливается жгучее возбуждение. Но Талис послушно не двигается, позволяя Виктору привыкнуть и начать первым. А Виктор просто сходит с ума от осознания, что в нём — член Джейса Талиса. Что он, чёрт побери, на этом самом члене. Виктор, донедавна смущающийся простого упоминая секса; Виктор, не умеющий толком целоваться; Виктор, упрямо и дрожа боящийся свиданий. Это всё так нереально и сюрреалистично, что кажется, если закрыть глаза и открыть их снова, то всё исчезнет, растворится, как приятный сладостный сон. И окажется, что Виктор снова просто заснул на столе в лаборатории, и что пора снова приниматься за работу. И Виктор медленно, с затаившимся внутри страхом, моргает — но ничего не исчезает. Джейс всё так же лежит под ним, впиваясь пальцами в бёдра, и вожделенно изучает каждый участок его тела. Джейс Талис никуда не исчезает, как и не исчезает сам Виктор. Всё настолько взаправду, что хочется смеяться. Сейчас они близки, как никогда раньше, и это до боли приятно взрезает сердце и чувства. Виктору кажется, что брать своё чересчур приятно, и к этому можно легко привыкнуть. Проходит несколько долгих мгновений, прежде чем он начинает двигаться. Из его груди тут же вырывается громкий стон, и у Джейса закатываются глаза, когда он его слышит. Сцепляет до боли зубы — лишь бы не сорваться. Каждое следующее движение Виктора становится всё более размашистым и резким, и он, уже не сдерживаясь, срывается на приглушённые полувскрики. Боль в ноге становится какой-то незаметной и тихой, будто бы специально и учтиво затихая. И Виктор ей за это ужасно благодарен. Джейс, всё ещё не двигаясь и давая Виктору свободу, просто теряет себя в его голосе, закушенной губе и закатывающихся золотых глазах. Он сжимает своими тонкими пальцами его колени, и Талис думает, что он разрешит содрать с себя всю кожу — что угодно — только не вздумай прекращать так стонать. Он позволяет Виктору ещё совсем чуть-чуть побыть ведущим, наслаждаясь видом, но вскоре ловким движением переворачивает их и подминает Виктора под себя. — Прости, но я тоже люблю быть сверху, — игриво шепчет куда-то в шею возмущённому Виктору и больно кусает над ключицей. Но тот, неожиданно, в ответ больно кусается за плечо. Талис отстраняется и ошалело смотрит на ухмыляющееся вспотевшее лицо. — Дикий ты. — Вылечу ногу, и ты узнаешь, что такое «дикий», — язвительно предупреждает он, многозначительно смотря из-подлобья. «И как ты вообще прижился в Пилтовере с такими дерзкими заунитскими замашками», — проскальзывает меж тем давно интересующая Джейса мысль, пока он снова лёгким движением бёдер не входит в Виктора. Тот сразу переменяется в лице, складывая брови домиком, и стонет сквозь стиснутые зубы. Талис теперь двигается размашисто, увеличивая темп, срываясь на тихое рычание. Виктор под ним — такой открытый и прекрасный, цепляющийся за покрывало, стонущий во всё горло и изгибающийся навстречу. Такой необычный, такой… его. Всецело, без остатка — и мыслями, и телом. Джейс больно впивается пальцами в худые бока, притягивая Виктора ближе, выбивая из него особенно громкий стон. — Ты мило… стонешь, — произносит Джейс сбито, уже абсолютно точно ожидая очередную колкость в ответ. Ему начинает нравиться, когда вид забвенного от удовольствия лица смешивается с напускным раздражением. Виктор не заставляет себя долго ждать, шипя на выдохе: — Ещё одно слово… и клянусь: я откушу тебе язык. — Вик… — Член. — Понял. Джейс знает, что пусть Виктор и отвечает на его слова колко, но в то же время разговоры помогают ему расслабиться: дрожит чуть меньше, и сжимает покрывало не так сильно. Наконец-то смотрит, а не скрывает лучащийся возбуждением янтарь под тонкими веками. Джейс срывается на беспорядочные грубые толчки, и Виктор под ним изгибается дугой, цепляется за подушку, почти что кричит. У Талиса просто не хватает себя, чтобы впитать каждый его стон, каждый вскрик и каждую капельку пота на бледной коже. Он просто сходит с ума от одних его глаз и протяжного «Джей…с» на выдохе. Исступлённо кусает до красных глубоких отметин везде, куда только может дотянуться, и за каждый такой укус Виктор тянет за волосы. Но это совсем не больно — сейчас боли нет, только всепоглощающее удовольствие и его собственный, только его одного, самый прекрасный на свете Виктор. Сделав ещё несколько резких толчков на всю длину, Талис с протяжным стоном кончает внутрь и где-то на периферии сознания понимает, что Виктор за это точно разобьёт ту злополучную бутылку эля об его голову. Он, тяжело дыша, выходит. И пока Виктор не до конца осознаёт происходящее и всё так же сжимает подушку тонкими пальцами, спускается вниз и одним движением берёт его сочащийся предэякулянтом член в рот. Виктор от этого внезапного действия захлёбывается вдохом, до хруста позвонков изгибая спину. Пытается собрать взгляд в одной точке, но глаза вновь предательски закатываются. Ему так хочется увидеть Талиса со своим членом за щекой, но сам Джейс позволяет ему только чувствовать. Он гладит внутреннюю сторону бёдер, ловко и быстро двигает ртом, беря каждый раз почти на всю длину. Языком то и дело касается уретры, обводит головку по кругу и проводит по уздечке. Виктор, кажется, почти что отключается от реальности от таких умелых действий, только елозит по влажной постели и поддаётся навстречу, глубже в горячий влажный рот. Ещё несколько быстрых движений — и Виктор, крупно вздрогнув, изливается в чужой рот с громким стоном на выдохе. Он тяжело дышит, и только через несколько секунд до него доходит, что Джейс только сделал. Виктор поднимает на него непонимающий взгляд и шепчет только: — Ты… Зачем? И Джейс, глядя прямо ему в глаза, слегка приоткрывает рот, позволяя паре капель спермы упасть на впалый живот. А после, с хищной улыбкой наблюдая, как всё шире открываются глаза напротив, глотает, напоследок облизнув губы. — Блять, — выдыхает Виктор, и от этого зрелища чувствует, как возбуждение вновь завязывается в узел внизу живота. Джейс лукаво прикрывает глаза и трётся носом о внутреннюю часть бедра, слегка влажную от пота и его собственной спермы. Гладит под коленом и обнимает тонкую ногу. Внезапно прикусывает нежную кожу, из-за чего разомлевший до крайности Виктор снова дёргается. — Перестань, — обессиленно просит он, но не предпринимает никаких попыток отодвинуться или оттолкнуть его. Дыхание его постепенно выравнивается, и мысли быстро проясняются. Виктор зарывается пальцами в свои волосы, начиная наконец-то осознавать, вполне здраво и чётко, что только что произошло. Даже лучше: что только что произошло по его инициативе. Это ведь именно он первым полез целоваться, первым толкнул его на кровать, первым… Боже, он только что… он только что переспал с Джейсом, мать его, Талисом. Паника и стыд подступают к горлу тяжёлым комом, и Виктор закрывает лицо руками, ощущая, как снова начинает отвратительно сильно краснеть. Из только начинающего закрываться круга самобичевания его вырывает насмешливый голос Джейса: — Все зауниты на первом свидании такие? Мне нравится. Вопрос повисает в комнате неестественно и резко. Проходит мгновение, прежде чем до Виктора доходит смысл сказанного. Смущение тут же отходит на второй план, уступая место раздражению. — Вот ты всегда любишь всё испортить! У тебя просто талант, Джейс Талис, — злостно выкрикивает Виктор и резко вырывает свою ногу из рук театрально надувшего губы Джейса. Виктор отползает на край кровати, где рядом на пол не так давно Джейс бросил его брюки. Талис какое-то время наблюдает за ним, а после в одно движение приближается и садится напротив. — Эй, — он мягко целует Виктора в щеку и берёт его лицо в ладони, заставляя посмотреть на себя всё ещё злящимися глазами. — Прости. Я пошутил. Всё было просто замечательно. Ты просто замечательный, — произносит он и затягивает Виктора в горячий, тягучий поцелуй, вкладывая все эмоции и чувства, которые не может выразить простыми словами. И Виктор, кажется, их отлично понимает, отвечая и приобнимая за шею. Джейс отстраняется первым, ещё на мгновение улавливает забавно сложенные «бантиком» губы тянущегося к нему Виктора. Улыбается и нежно произносит: — Я всё ещё очень хочу видеть тебя в своей рубашке.