Поиграем, детектив?

— и как ты себе это представляешь? Предложение суицидника невольно вызвало у девушки смешок. Она посмотрела на него, как на самого последнего идиота и обречённо покачала головой. Невидимая, так ещё и в розыске. Ну и что из этого получится? — а что такого? — кажется, искренне не понимая в чём проблема, спросил Дазай. — возьмёшь меня за руку и нас двоих никто не увидит, делов то. — тогда, что если я хочу покататься на колесе обозрения? — прервала Фумико, глядя в карие глаза самым что ни на есть чистым взглядом. Зрачок расширился, больше походя на необитаемый остров посреди океана. — тем лучше. Не придётся платить за билеты, — парень решительно протянул ей руку, нетерпеливо перебирая длинными пальцами. Это действие смогло ненадолго выбить Ямадзаки из колеи и на мгновение смутить её. Она уставилась на Осаму, как ребёнок на взрослого. Тому даже показалось, что в прекрасных мятно-зелёных глазах мелькнули слёзы. Небо окрасилось оранжевым цветом, благодаря закатному солнцу. По земле постепенно стелился туман, являясь предвестником скорого наступления осени. Времени остаётся всё меньше, счётчик неумолимо уменьшается с каждым днём. Фумико не желала умирать напрасно. Уже с раннего детства она лелеяла в душе, подальше от лишних глаз и ушей, мысль о том, что хотела бы прожить жизнь выдающегося человека, чьё имя знали бы все вокруг. Эти наивные детские мечты развеялись, как только Акайо Такахаси возжелал в далёком будущем видеть маленькую девочку одним и солдат своей организации. Тогда она решила, что непременно должна погибнуть во время задания и никак иначе. Человеческие мысли могут творить чудеса. Желаниям иногда свойственно сбываться и теперь Ямадзаки действительно умирает, медленно и постепенно выполняя то, что должна. — пошли уже, — девушка хмыкнула, хватаясь за предложенную руку. Старательно отгоняя от себя тяготящие разум мысли, она спонтанно поняла кое какую вещь. Конец не может быть бесславным и одиноким. Её совесть ещё должна успеть очиститься, освободив себя от обвинений и всей грязной лжи, которую люди вешают на Фумико, как ценники на продукты. Следом, сознание заботливо предоставило ещё одно соображение, ухватиться за которое было отнюдь нелегко. Человек, которого она держит за руку, наверняка не даст ей погибнуть. Пока не наиграется вдоволь, конечно. Единственная истина, понимаемая и принимаемая самой Ямадзаки. Образ жизни, характер, манера общения, старые привязанности и глупые страхи. Могла ли она вообще кому-то понравится? Вопрос довольно спорный. Сейчас многие считают её чуть ли не потомком богини творения и смерти — Изанами, в то время как для других она посредственность. На всё дело вкуса. — скоро Йокогама погрузится в хаос. Что ты планируешь делать, когда всё закончится? — спросил Дазай, поворачивая голову. — заберу с собой одного мальчишку и уеду. Помнится, он всегда хотел побывать в Швейцарии, — легко ответила Фумико, так словно это и было главной целью всей жизни. Ночь стремительно закутывала город в свои надёжные и крепкие объятия. Вывески баров и магазинов загорались ярким светом, якобы устраивая между собой незримый поединок, с целью определить лучшее заведение. Йокогама оживала с наступлением темноты. На улице сновали подростки со своими шумными компаниями, виднелись одинокие силуэты мужчин и женщин. Семьи встречались крайне редко, всё же время позднее и дети, вероятно, уже давным-давно спят. — знаешь что нибудь о бывших коллегах? — в основном, те кто выжил вернулись к семьям. Никто не вспоминает про тот пожар и, насколько я знаю, связь между друг другом тоже не поддерживают. Ямадзаки позабавила эта слегка нелепая попытка начать диалог, но тем не менее она вовсе не была против обменяться несколькими предложениями. Всё лучше, чем идти в мёртвой тишине, слушая только шум портового города да собственные шаги. — отчего же ты не поступила также? — у меня нет семьи, некуда возвращаться, — девушка безразлично пожала плечами. Неожиданно она призналась: — да и к тому же, сомневаюсь, что смогу жить обычной жизнью. — уже пробовала? — хмыкнул Осаму, поднимая взгляд на темнеющее небо. Это был один из тех редких случаев, когда ночь казалась ему по-настоящему насыщенной и чёткой, словно картина на стене. Фумико никогда не задумывалась о том, чтобы попытаться. Она знала — ничего не выйдет. Во первых, босс ни за что не позволил бы себе упустить столь ценное, по его мнению, юное дарование. А во вторых, даже если бы это вдруг случилось, в организации по-прежнему оставался Сэтоши, которого Ямадзаки не могла бросить на произвол судьбы. Поскольку они были практически как брат и сестра, можно было с уверенностью сказать, что теперь никакой семьи точно не осталось, а начинать всё с чистого листа слишком тяжело в одиночку. — странный ты человек, Осаму Дазай, — вкрадчиво произнесла девушка, сжимая его ладонь чуть сильнее. Пока ещё не до конца сформировавшееся решение побудило её остановиться прямо посреди дороги и невзначай окинуть суицидника лукавым взглядом. Он замер, прекрасно понимая, что Фумико собирается сказать ему что-то действительно важное. Не настолько, чтобы отнести эти слова к общему делу, но определённо нечто такое, от чего они станут на один крошечный шаг ближе друг к другу. — хочешь открыть мне очередную тайну? — тихо спросил Осаму, глядя в её глаза с хитрым прищуром. — хочу признать, что моя память иногда подводит, а? Самый молодой исполнитель в истории Портовой Мафии… — Ямадзаки усмехнулась, но смешок вышел слишком уж разочарованным. — я наконец поняла, почему твоё имя казалось мне знакомым. Он точно знал, что недовольна девушка исключительно собственной памятью, а не его прошлыми делами. В общем-то, ей было совершенно плевать, был ли Дазай мафиози, детективом или ещё кем-то. Профессия ведь не сделает из тебя другого, полностью обновлённого, человека и никак не соорудит новую личность. Если ты не обладал хорошими качествами изначально, по натуре часто злился и, к примеру, был абсолютно нелюдим и антисоциален, то новая работа определённо не заставит полностью устранить эти черты. Максимум, что человек мог бы сделать — это спрятать всё плохое поглубже, так чтобы никто ни о чём не узнал. Именно это Осаму и пытался сделать, верно же? Фумико рассмеялась, глядя на его забавное выражение лица. Девичий смех окутывал уши мягкой волной, вынуждая вслушиваться как можно лучше, дабы уловить каждое незначительное изменение. Она по-прежнему больше напоминала фарфоровую куклу, которая с этого момента научилась издавать звуки. Стеклянные глаза мягко прищурились, впервые за последнее время глядя так открыто и по доброму. — надо же, почти как настоящая, — сквозь ухмылку прошептал Дазай, пальцами цепляя женский подбородок. Девушка приподняла голову, то ли следуя за чужими прикосновениями, то ли настойчиво желая от них избавиться. Как кошка… Не домашняя, что сама бежит к тебе за лаской и с удовольствием нежится в объятиях. Скорее не совсем дикая. Та, которую уже однажды приручили, а потом, по стечению обстоятельств, оставили одну на холодной улице. Она ещё не забыла, какого это — быть нужной, но с тех пор достаточно напугана, чтобы не позволить другим приближаться. Никто не знает, что взбредёт ей в голову и захочется ли пушистой оцарапать твоё лицо или же послушно подставить спину. — тебя тоже не отличить, — Ямадзаки смотрела выжидающе, прямо как хищник на охоте. Сотни проходящих мимо людей и шум проезжающих автомобилей не могли заставить её отвести взгляд. Незачем отвлекаться на прекрасные виды, чужие наряды и погоду, когда рядом стоит человек, способный компенсировать всё это одним лишь присутствием. Ладонь Дазая плавно перемещается на лицо, мягко очерчивая скулу. Несмотря на летний зной, кожа Фумико холоднее льда, впрочем, как и обычно. Кажется, надавишь чуть сильнее и без усилий сможешь поставить очередной лиловый синяк, коих на её теле наверняка чуть меньше, чем костей. Но это ведь не делает девушку менее прекрасной, так? Ранения давно стали неотъемлемой часть её существования, вряд ли кто-то, кроме родителей, видел кожу Ямадзаки Фумико кристально чистой. Он медленно склонился вперёд, практически нюхая её густые волосы, волнами стекающие по плечам. Никогда раньше Осаму не замечал этот нежный, едва уловимый, аромат чего-то цветочного, который, вероятно, уже успел изрядно впитаться в её тело, распуская благоухающие бутоны изнутри. Заведомо, что созданные природой ядовитые змеи, насекомые и всевозможные растения выглядят куда более впечатляюще, нежели остальные, абсолютно безобидные представители их класса. Достойный восхищения, умопомрачительный запах, яркая окраска с примесями всех существующих в мире оттенков, волшебные крылья с замысловатыми узорами, и многое другое, не менее завораживающее, — они используют для охоты. Так может и она такая же? Девушка по-прежнему выглядит слегка отстранённо, но её лицо, застывшее в одном положении подобно скульптуре, никогда не станет истиным показателем чувств и эмоций. Глаза — зеркало души и в её случае это чистая правда. В спокойных омутах хочется утонуть, но лёгкое непонимание отрезвляет. Она понятия не имеет к чему готовиться, хотя отчего-то вовсе не беспокоится по этому поводу. Не боится. Чужие действия вызывают животный интерес и вместе с ним некую неуверенность. Фумико мнётся прежде чем ответить, когда его губы касаются её собственных. Забинтованная рука аккуратно ложится на затылок, притягивая ближе. Сердце едва успевает ускорить бег, когда Дазай отстраняется и, как ни в чём не бывало, тянет Ямадзаки вперёд, заводя очередную беседу. — ты знала, что практически все в агентстве предпочитают лишний раз с тобой не встречаться? — догадывалась, — задумчиво ответила девушка, внимательным взглядом провожая большую собаку, весело машущую пушистым хвостом. — я понимаю, почему так происходит, так что по большей части это мало меня волнует. — не слишком заботишься об общественном мнении, да? Понадобилось пройти достаточное расстояние, прежде чем вдалеке показалось огромное колесо, подсвеченное яркими огнями. Оно возвышалось над городом, словно глаз какого нибудь великана, с восхищением наблюдавшего за крошечными людьми. Чувствуя, как в душе размеренно усиливается ощущение упущенного детства, нагоняя тоску, Фумико поспешила опустить голову. — зависит от того, кому это мнение принадлежит. Если это член твоей семьи, близкий друг или возлюбленный, то его мысли, вероятно, имеют для тебя значение. Если же советы раздают посторонние люди, то их слова не вызывают никакого волнения и отклика внутри. Всё равно, что услышать тоже самое по телевизору от модного эксперта, который находится за несколько тысяч километров от твоего места жительства. — ты права, пожалуй, — протянул Осаму, растягивая губы в лёгкой улыбке. — позволь-ка узнать твоё. — насчёт? — неосознанно ускоряя шаг, она могла думать только о том, чтобы поскорее оказаться в стеклянной кабинке и наконец посмотреть на город свысока. — как думаешь, какое время года больше подходит для совершения самоубийства? — мм… — Ямадзаки чуть нахмурила брови, одновременно и недовольная вопросом и старательно размышляющая над ответом. Это определённо не может быть зима ибо все проблемы ощущаются намного острее, чем они есть на самом деле. Апатия, усталость, неспособность чувствовать положительные эмоции и ещё целый пакет симптомов — последствия гормональных изменений в связи с уменьшением светового дня. Весной всё приходит в норму и появляется возможность поразмыслить о своём желании более адекватно. Может, она и является наиболее верным ответом? — главное, чтобы это была не осень, — в конце концов обречённо выдохнула Фумико. — почему? — похоже, ему правда доставляет удовольствие задавать вопросы, над которыми необходимо поразмыслить некоторое время. Вот только Ямадзаки отвечает сразу, не давая собеседнику вдоволь насладиться её заминкой. — мне нравится осень. Не хочу думать о том, что кто-то может умереть в это время. Дазай рассмеялся, в тоже время осознавая, что она снова оказалась права. Её слова могут показаться наивными и глупыми, но всегда метко бьют в цель, уступая очередь для его личных мыслей на этот счёт. — чему ещё ты уделяешь внимание? — имеешь ввиду, что мне нравится? Он кивнул и, кажется, даже вытянул шею, желая уловить каждое слово, произнесённое её немного хриплым голосом. — кошки. /А мне нравится наблюдать за твоей улыбкой. Она бывает такой разной… Иногда мне кажется, что ты вообще никогда не улыбаешься по настоящему, вместо этого умело управляя своими эмоциями. / — я люблю курить, когда сильно злюсь. /А я люблю разглядывать лиловые синяки под твоими тусклыми глазами, отмечая в несуществующем списке сколько часов ты спала и спала ли вообще. / — никогда раньше об этом не думала, но сейчас я понимаю, как дорожу своей свободой. /Я понимаю, какой лживой и не настоящей ты зачастую бываешь, но не это ли формирует твою личность? Не бывает абсолютно честных людей и именно поэтому все твои знания — самое сокровенное, что у тебя есть. Кладезь информации, что ты хранишь в своей голове действительно потрясающая. Может, ты жива только благодаря этому? / — я безумно люблю своего друга. Думаю, он и правда самый близкий человек в моей жизни. /А я думаю, что даже завидую ему иногда. Вероятно, он один видел твою искренность. С ним определённо не нужно скрываться, но чего именно ты боишься? / Фумико замолчала. Похоже, ей больше не о чем было рассказать. Прошедших лет не хватило для того, чтобы в полной мере осознать, что привлекает, а что наоборот — отталкивает. Задай Осаму тот же самый вопрос спустя года, наиболее вероятно, что её предпочтения изменились бы. — ну а ты? — неожиданно спросила Ямадзаки. Огни ночного города отражались в её глазах, словно под воздействием иллюзии меняя их цвет на более тёмный. Людей в парке было немного, к тому же присутствующим колесо обозрения было отнюдь не интересно. Куда более соблазнительно для них выглядела идея прогуляться по чистым дорожкам, уплетая что нибудь из ассортимента всевозможной уличной еды. — восхищён самоубийством! — бодро ответил Дазай, подумывая о том, что в следующий раз неплохо было бы придумать замечательную «шутку» с её именем. Хотя навряд ли девушку смутило бы подобное. Эти слова явно пришлись ей не по нраву, Фумико не издала ни звука до тех пор, пока они вдвоём не пробрались в одну из кабин. На небо набежали тёмные тучи, но это ни капли не помешало насладиться видом. Когда колесо размеренно двигалось по кругу, Ямадзаки не могла оторвать взгляда от окошка, сквозь которое прекрасно была видна огромная часть Йокогамы. Дазай не был впечатлён пейзажем от слова совсем, вместо этого не сводя глаз с восхищённого лица напротив. Он глянул на окошко один единственный раз, благодаря Фумико, которая настойчиво дёрнула его за руку, заставляя отвлечься и наконец посмотреть, зачем же они пожаловали в это место. Пятнадцать минут пролетели слишком быстро. Колесо сделало полный оборот и благополучно остановилось, возвращаясь в исходную позицию. — так здорово! — девушка откровенно повеселела, когда ноги коснулись земли. — раньше мне представлялось, что это чем-то напоминает обыкновенную крышу, но оказалось — нет. Пробовать что-то новое всегда интересно, особенно если результат в итоге порадовал. Положительные впечатления побуждают продолжать и мотивируют лучше любых, даже самых хорошо поставленных, речей. Первые капли дождя стремительно упали на серый асфальт. Порыв холодного ветра безжалостно взлохматил волосы, мотая передние пряди из стороны в сторону. Небольшая толпа очень быстро пропала из поля зрения, спасаясь от неприятного погодного явления. Ямадзаки зябко повела плечами, вглядываясь в горизонт прищуренными глазами. Солнце давно зашло, а оставшиеся после него розоватые разводы были умело скрыты тучами. Держать её холодную руку всё также приятно, все подозрения о причине пропадают. — моя квартира недалеко отсюда, — протянул Осаму, и игриво склонив голову, продолжил: — переждём дождь? «не так уж и близко…» — отдалённо подумала Фумико, но несмотря на это согласно кивнула. Меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться в тёмный бункер и продолжать занятия с червями, что неминуемо значило вновь думать о смерти и судорожно искать выход. — когда-то ты назвала меня любимым детективом, — легко начал суицидник, не спеша шагая вперёд. — почему? — потому что это правда, — безразлично пожав плечами, ответила Фумико. В агентстве работали довольно приятные люди, но тем не менее им не доставало крупицы чего-то неизвестного. На их счёт в неспокойном женском сознании закрадывались определённые опасения, индивидуальные для каждого. Ямадзаки никогда не копалась в себе настолько глубоко, чтобы найти точную причину. Приглянулся, и чёрт с ним. Когда она произносила эти слова, подумать не могла, что их общение затянется так сильно. С каждым шагом начинало казаться, что ветер выл всё громче, нещадно терзая уши. Погода продолжала ухудшаться. Атмосфера внезапно налетевшей серости невольно нагоняла тоску. Старые травмы и давно зажившие ранения напоминали о себе, используя чёткие ноющие ощущения. Сквозь пелену чувств и звуков вновь раздался голос: — теперь твоя очередь. Занятая своими мыслями, Фумико отреагировала далеко не сразу. Повернув голову, она встретилась с любопытным взглядом и если бы не нетерпеливое выражение лица, могла запросто подумать, что ей послышалось. — хочешь, чтобы я спросила о чём-то конкретном? — вовсе необязательно, — но по глазам отчётливо видно — это ложь. Ямадзаки снова вернулась в бесконечный круг размышлений. Очевидно, что отвечать на банальные вопросы, по типу: когда у тебя день рождения, почему ты предпочитаешь ту или иную погоду и от каких книг сходишь с ума — он не собирается. Тогда чего хочет? Должна ли она придумать нечто философское и закрутить истинную суть вопроса так, что до неё не доберёшься и по истечению нескольких суток? Или же наоборот нужно что-то простое? — почему ты так жаждешь смерти? — в конце концов девушка сдалась. Ей непременно нужно пояснение того, чего сама понять была не в силах. — у человека есть право жить и право умереть, так почему бы и нет? — он усмехнулся, но Фумико успела заметить опущенный на мгновение взгляд, прежде чем раздалось продолжение: — В разрушении есть некая печальная красота, да? В так называемом «человеческом обществе», где я жил до сих пор, как в преисподней, если и есть бесспорная истина, то только одна: всё проходит. С каждым словом её замешательство нарастало всё сильнее. В его монологе она не находила ни намёка на ответ, но поймала себя на том, что абсолютно согласна с содержанием этих нескольких предложений. На лицо опустилась тень понимания. — а хочешь… — на выдохе произнесла Ямадзаки. — я расскажу тебе историю? Капли дождя кружили над головами, сияя в свете уличных фонарей. Короткое повествование о мальчике, что нисколько не смыслил в предназначении человека. Его понимание счастья всегда шло вразрез с тем, как понимают его другие люди, и это становилось источником беспокойства, которое ночами не давало мальчишке спать, медленно сводило с ума. Чем чаще и усерднее он думал о подобном, тем меньше осознавал настоящую суть и по настоящему пугался. Того, что может быть не таким, как остальные… А потом мальчика осенило: нужно всего-то прикинуться клоуном. Вот так и получилось, что шутовское кривлянье стало единственной связующей ниточкой между ним и всеми другими людьми. Гримаса улыбки не сходила с мальчишеского лица, в то время, как душу терзало отчаяние; шутовство стоило огромных усилий, он всегда находился на пределе и в любой момент мог сорваться. — не хочу, — бросил Дазай, незаметно поджимая губы. В самой глубине тёмных зрачков неудержимо плескалось волнение. Что она теперь скажет? Посчитает ли всё это глупыми замашками поехавшего самоубийцы, начнёт вести себя осторожнее или сделает вид, что ничего не произошло? Фумико резко остановилась, заставляя обратить на себя внимание. Она запрокинула голову, почти как во время приступа, но на сей раз не смеялась. На губах не было ни намёка на улыбку. Её глаза словно закрыли перед ним свои двери, не позволяя заглянуть внутрь и привычно прочитать мысли. Вид у девушки был устрашающим, будто прямо сейчас хорошенько замахнётся и ударит. Осаму уже начал было готовиться к худшему, но Ямадзаки — чёрт бы её побрал — Фумико задала совершенно неожиданный вопрос. — боишься меня? Он несмело мотнул головой, выглядя слишком растерянно для того, чтобы оценивать ситуацию адекватно. На женском лице промелькнуло восхищение. Она всегда любила загадки и в этот вечер удача наконец встала на её сторону, давая немое позволение приоткрыть завесу и узнать, что за тайны прячутся за обольстительной улыбкой. — тогда могу я, — девушка шагнула чуть ближе. — обнять тебя? — если хочешь, — в ответ шепнул суицидник. Так тихо, будто сам не был до конца в этом уверен. Фумико остановилась, чувствуя себя так, будто пытается сохранить равновесие на старом канате, что не слишком надёжно висит над глубочайшей пропастью. В самом низу торчат обтёсанные временем камни, чью остроту можно запросто сравнить с лезвием ножа. Достаточно отклониться всего на пару градусов, и твоё тело будет неизбежно проткнуто сотней пиков, оставаясь там на многие века. «Что мне делать?» — раньше она непременно получила бы ответ на любой свой вопрос, но с недавнего времени ничего уже не вернётся в прежнее русло. Никто не сможет помочь принять решение и, впредь, каждый ход придётся продумывать в два раза тщательнее. Не давая себе времени передумать, Ямадзаки с мнимой уверенностью прильнула к чужой груди. Руки быстро нашли себе применение: правая впуталась в шоколадные волосы, склоняя его голову на костлявое плечо, а левая невесомо гладила спину. Сейчас это казалось правильным. Она уже и не помнит, когда в последний раз обнимала кого-то с таким же трепетом. Рядом с детективом тепло, его кожа словно горит под холодными ладонями. Отпускать совсем не хочется, но Фумико боится зайти слишком далеко и, ненароком, действительно спугнуть недоверчивую пташку. Каждый раз, состояние именуемое страхом, послушно показывает ей многие свои разновидности, будто добровольно раскрывая все карты и аккуратно выкладывая на стол козыри. Благодаря такому своеобразному и, в некотором роде, сомнительному везению, девушка со временем научилась противостоять довольно многим вещам. Ей удалось стать достойным противником для собственной трусости и уничтожить её с корнем, как старое дерево. Но ведь растения на то и зовутся живыми, чтобы возвращаться в мир вновь и вновь, и проживать очередной жизненный цикл уже в другом обличии. Страх не заставил себя долго ждать… В подобных вещах он зачастую представляется до безумия пунктуальным. Ни за что не упустит возможности пригреться рядом, любой дворовый кот позавидует его умению цепляться за людей и следовать за ними очень очень долго, куда бы не вела дорога и сколько бы крутых поворотов не пришлось пережить в пути. Вот только в этой игре Ямадзаки смело может назвать себя байкером, чья транспортная манёвренность легко может посоперничать со всякими там трусливыми автомобилистами, чей удел таскаться по крошечному городу не намного быстрее пешехода. — ты слишком много думаешь, — неожиданно произнёс Дазай, медленно отстраняясь. Затем озвучил ещё одно предложение, за которым явно скрывалось нечто большее. — ответ лежит на поверхности и ждёт, пока кто-то обратит на него внимание, но ты упрямо продолжаешь делать вид, что не замечаешь. Крайняя степень глупости… — никто не может знать наверняка, — хмыкнула девушка, позволяя лёгкому недоумению отразиться на лице. — возможно, стоит копнуть чуть глубже, и найдётся решение в несколько раз лучше? — пустые отговорки. Просто признай, что ты понятия не имеешь что делать дальше. Признать значит сдаться. Совсем не важно, что его слова снова оказались правдивыми, зорко глядя в пугающее своей неизвестностью будущее. Фумико обязательно найдёт выход. Переломает все свои кости и повырывает тонкие нити синеватых вен, но ни за что не оставит эту идею до того самого момента, пока она не исчерпает себя полностью. Без остатка. — а я всезнающая, ты так и не понял? — она склонила голову набок, глядя на Осаму с опасным блеском в прозрачных глазах. Терпеть не может, когда ей перечат в отношении того, чего не понимают. Пусть даже, в отличие от остальных, он имеет хотя-бы отдалённое представление о том, что происходит. — ладно-ладно, не злись! — Дазай расслабленно закинул руки за голову, игриво подмигивая. — у тебя такая красивая улыбка, почему ты её прячешь? Ямадзаки устало закатила глаза в ответ. Многие растения начинают отцветать к августу. Ветер гонял разноцветные лепестки повсюду, как если бы хотел устроить между ними соревнование, и даже прохладный дождь не мешал рассмотреть их пёстрый хоровод где-то над головой. Осаму отстал всего на минуту, а когда снова оказался рядом — его забинтованная рука нагло коснулась мокрых женских волос, по ощущениям оставляя в них нечто совсем лёгкое. Фумико хватило доли секунды, чтобы среагировать и встревоженно дотронуться до предмета, чувствуя под самыми подушечками пальцев бархатные лепестки пока неизвестного цветка. — георгин. Выкинь, если не нравится. Не бывает некрасивых цветов. Статьи в интернете и составленные рейтинги представляют собой всего лишь бесполезный набор букв и цифр. В любом растении можно найти своё очарование, даже растущий посреди старой дороги сорняк запросто отыщет человека, который оценит его по достоинству. Молчание затянулось, но изящный кремово-белый георгин, с сильно рассечёнными кончиками лепестков, так и остался не тронутым. Его небольшая квартира по обыкновению встретила гостей слегка гнетущей атмосферой. В открытые окна неустанно били порывы холодного ветра, вместе с собой принося с тёмной улицы запах дождя и мокрого асфальта. Лежащие посреди комнаты бутылки Дазай небрежно пнул в угол, не потрудившись даже коснуться их руками, не говоря уже о «выбросить». На подоконнике ютились грязные кружки, половина из которых до сих пор была до краёв заполнена давно остывшим чаем. Рядом с ними, а также на полу и на просторном футоне, были разбросаны скомканные клочки бумаги, от которых суицидник избавился точно также, как и от остального хлама — просто сгрёб в сторону. — я помогу? — спросила Ямадзаки, убирая со лба влажные пряди, что неприятно прилипли к коже, будто клеем намазанные. — не трогай это, — грубовато отрезал Осаму, хмуро глядя на исписанные и перечёркнутые вдоль и поперёк комки бумаги. — если это не чьи-то признания в любви, незачем так волноваться, — она ухмыльнулась, быстро теряя интерес к этому элементу общего беспорядка. — разумеется они! — гордо вскинув голову, заявил Дазай. — когда в квартире холодно, я сжигаю это для того, чтобы согреться. Фумико кашлянула, отчего голос наполнился болезненной хрипотой, которая звучала на удивление приятно, придавая звукам особый чарующий шарм. Её фарфоровая кожа покрылась мурашками от очередного дуновения ветра, и обхватив тонкие плечи руками, девушка растянула губы в мимолётной улыбке: — какое расточительство. Получив незамысловатое предложение воспользоваться душем, Фумико не задумываясь согласилась, имея возможность думать только о тёплой воде и сухой одежде (также любезно предоставленной хозяином квартиры). Томиться долгим ожиданием не пришлось, уже спустя двадцать минут она появилась в дверном проёме с наброшенным на плечи полотенцем. Знакомая белая рубашка струилась вдоль тела ровными полосами ткани, почти полностью скрывая фигуру, вместо этого оставляя плохо видимые в полутьме очертания. Зато её глаза при лунном свете горели как никогда ярко. Казалось, что в этот самый момент в цветную радужку с хирургической точностью внедрили совсем крошечные лампочки, какие обычно используют в ёлочных гирляндах. Завораживающее зрелище. — подозрительно хорошо выглядишь, — суицидник приглушённо цокнул языком. — подлецу всё к лицу, — девушка безразлично махнула рукой, но краешек пунцовых губ изогнулся в радостной ухмылке. Она выглядела вполне расслабленно и даже миролюбиво, что никак не могло ускользнуть от внимательного взгляда Осаму, чутко подмечающего любую деталь. Возможно, это благоприятно скажется на их диалоге и получится узнать немного больше о таинственном замысле, общем количестве людей, причине некоторых поступков, о ней… Впрочем, вероятность того, что в ней внезапно откроются новые, доселе не наблюдаемые, качества — ничтожно мала. Ямадзаки сейчас совсем не до морального или духовного развития, другое дело физическое. Насколько Дазай может судить из того, что возымел честь застать в режиме реального времени — большая часть её свободного времени (если такое вообще имеется) уходит на совершенствование навыков и активное изучение новых приёмов. Фумико сейчас совсем как сборник боевых искусств, специализирующийся не на конкретном виде, а затрагивающий огромное множество из абсолютно разных стран. К тому же, делающий это отнюдь не поверхностно. — моя очередь, — Осаму лениво зевнул, поднимаясь с места. — мне, знаешь ли, тоже не очень нравится сидеть в мокрой одежде. — спасибо, что поделился, — девушка равнодушно хмыкнула, медленно подходя к окну. — я польщена. — кажется, это не первый раз, когда я говорю тебе правду. В чём же тогда смысл твоей иронии? — хорошее настроение, — Фумико уже стояла к нему спиной. Её голос звучал немного задумчиво, но какие бы мысли не витали в голове — они совершенно точно не доставляли ей проблем и переживаний тоже не вызывали. Это наверняка было нечто абсолютно обыденное, вроде принятия решения о том, чтобы выпить кофе прямо сейчас или подождать ещё немного. К сожалению, всё это являлось лишь жалким наваждением и лёгким обманом. Зрения или сознания, ещё предстоит разобраться. В голове, словно по расписанию, уже несколько минут звучали тысячи шумных голосов. Слова накладывались друг на друга, образуя бесконечную пирамиду, что грозилась в скором времени покинуть черепную коробку, используя для этого пулевое отверстие в голове. Наверное, нечто похожее чувствуют люди с явными психическими отклонениями, которым необходима специальная медицинская помощь даже для элементарного продолжения своего существования. Среди общего хаоса ясно и чётко слышался всего один приторно нежный голос, ядовитое звучание которого отравляло похуже всяких смесей. Спроси себя, маленькая глупая девочка, для чего ты здесь? Подумай над ответом дважды, не спеши. Будь внимательна и скажи мне честно… Что ты хочешь услышать? Ямадзаки почувствовала, как грудь сдавило невидимыми тисками, способными превратить её хрупкое тельце в пыль, не прикладывая никаких усилий. Помни, сколько бы тысяч раз ты не повторила свои слова — они никогда не станут правдой. В ином же случае, в глазах людей не быть тебе никем, кроме гнусной лгуньи. Никто никогда не захочет добровольно встать на твою сторону, ты утратила всё доверие. И даже он не верит ни единому слову, убедись в этом сама. Буквы сплетались друг с другом в диком танце, заставляя отголосок тянуться следом длинным шлейфом, отдаваясь в ушах барабанной дробью. Голос умело хватался за любую щель, выискивая в её обители наиболее уязвимые места. Заползая внутрь, как паразит, чинящий беспорядки внутри организма. Каждый, кто имеет отношение к твоей судьбе в конечном итоге неизбежно прощается с жизнью… Какая жалость, но ты всё равно позволяешь этому человеку маячить поблизости. Голодная собака не боится палок, помни об этом, если решишься подпустить его ближе… Руки сами находят белоснежный край подоконника, хватаясь будто за спасательный круг посреди океана. Бесполезное телодвижение, гибели на волнах всё равно не избежать. Вода жестока и покорить её не для многих представляется возможным, большинству суждено укрыться бескрайней синевой и быть погребёнными под надёжным покровом волн навечно. Особенно, если волны — кровавые, да? Пойми меня правильно. Я говорю это только лишь ради того, чтобы ты не забывала об одной очень важной вещи. Когда захочешь пообщаться с людьми в следующий раз — помни, что руки твои по локоть в крови, а дни давно сочтены… Пламенная речь резко прервалась, вместе с крепко зажмуренными глазами и тихим окликом. — Фумико? Она осталась стоять неподвижно, словно каменное изваяние внутри которого живо разгорается огонь. «Почему именно я?» Неужели в прошлой жизни Ямадзаки провинилась так сильно, что боль да страдания просочились и в эту, вместе с повидавшей свет, уставшей душой? Не сказать, что она человек придерживающийся положительного мнения о существовании души, но успокаивать шальные мысли детскими сказками намного проще всего остального. Лучше винить во всём высшие силы, которые никто никогда воочию не видел, чем признать собственную глупость и неудачу. — не хочешь говорить? — догадливо прозвучало откуда-то сзади. — когда птица понимает, что умрет, ее песнь становится печальной, — девушка глубоко вздохнула, прежде чем немного повернуть голову. Её лицо было частично скрыто всё ещё влажными волосами, но набежавшие тени виднелись отчётливее остального. — ты слышал об этом? — будешь пересказывать мне старые пословицы? — серьёзно поинтересовался Дазай, кажется и не думая о том, чтобы отшутиться в ответ. — нет, — спохватилась Фумико, обречённо улыбаясь. — чепуха всё это… — если подумать, не такая уж и нелепица, — его взгляд по какой-то причине выражал одобрение, но при этом Осаму ясно видел, что собеседницу гложет нечто ему неизвестное. — знаменитые вещи не всегда так хороши, как о них говорят. Сможешь привести пример? — вероятно. Она убьёт двух зайцев одним ударом. Расскажет о работе и заодно похвастается блестящим умением понимать и оценивать ситуацию. — это длинная история, — Ямадзаки глубоко вздохнула, будто желая набрать в лёгкие как можно больше воздуха. — можешь подойти ближе, я обещаю не кусаться. Слова, произнесённые её фирменным бесцветным тоном отнюдь не походили на шутку. В исполнении Фумико это звучало, как нелепая попытка успокоить человека, что уже привязан к стулу и ожидает, пока опытный палач придёт и безжалостно запытает до смерти. Дазай улыбнулся. — это началось около четырёх месяцев назад. Тогда люди только начинали постепенно пребывать в организацию и никто толком не знал о её внутреннем устройстве. Информация тщательно скрывалась правящей верхушкой, а разговаривать с кем либо посреди подземных коридоров было строго запрещено. История лилась из её уст убаюкивающей мелодией. Она могла бы рассуждать о самых жестоких убийствах, ужасах войны и геноциде, но приятный голос несмотря ни на что хотелось слушать. Подобно сирене, заманивающей простых моряков в морскую пучину, Ямадзаки ловко заставила Осаму добровольно угодить в неосознанно заготовленную её руками ловушку. Он не был в силах отвести взгляд от бледного лица, на котором в очередной раз застыло безразличное выражение, кое так и хотелось поскорее стереть. — когда все наконец поняли, что их попросту держат взаперти, как животных в зоопарке, и целей не разглашают — начались первые восстания, если их можно назвать так, в чём я не уверена. Это были скорее неумелые попытки узнать правду, которые пресекали на корню сразу после обнаружения. Особенно много слухов ходило про некую группу, состоящую из абсолютно разных представителей. Дети, старики, юнцы — там были все, кого только можно пожелать. — хм, кажется я не улавливаю всю суть до конца, — пожаловался Осаму, выглядя слегка озадаченным. — как разлады в строю организации относятся к поговорке? — трусливые крысы никогда не достигнут величия. Тебе следовало бы дослушать до конца, но раз всё обернулось таким образом, придётся рассказывать урывками, — Фумико одарила его максимально спокойным взором, но разве не должна была почувствовать раздражение? Подобные выходки не приходятся по нраву большинству вещателей, с которыми суициднику приходилось иметь дело, но похоже незначительная суета вновь обошла её стороной, уступая место грядущему. — что ж, если говорить ближе к делу, то всё довольно примитивно. Их считали великими — они оказались никем. Перед лицом настоящей опасности, когда выпал действительно превосходный шанс проявить себя и показать намерения и чистоту помыслов всем остальным: эти люди сбежали, как самые последние трусы. Вот и всё. Она тихо хлопнула в ладоши и вместе со звуком вся атмосфера испарилась без следа, как если бы Ямадзаки была знаменитым фокусником и гипнотизёром, способным запросто влиять на окружение и вертеть им как душе угодно. — погоди, — с нажимом произнёс Дазай. — а что стало с группой? — подверглись наказанию, — равнодушно выдала Фумико. — им отрезали языки, чтобы не болтали попусту и лишили по одному глазу, дабы не видели лишнего. В добавок ко всему, у каждого в районе ключиц красуется шрам, который в напоминание о содеянном стал своеобразным клеймом, гласящим «Widerstand» — сопротивление. Заметив на себе странный взгляд, девушка повела плечами, как если бы пристальное внимание со стороны могло смутить её, и кривовато ухмыльнулась. — про язык неправда. В глубине души зашевелилась присущая каждому нотка иронии, практически молящая рассказать о криках, которые стояли повсюду напоминая непроходимую стену, когда людям вырывали ногти и ломали пальцы. Грустно прищуренные в темноте глаза опустились к запястью, на коем уже довольно долгое время закреплён обычный браслет, благодаря своей затейливой истории кажущийся Фумико предметом несравненной красоты. «Спасибо, что уберёг меня от этого… " Что бы ни случилось, он всегда держал данные обещания и ещё ни разу ей не пришлось в этом усомниться. — признаться честно, — с видом знатока ситуации начал Осаму. — я приятно удивлён, что тебе хватило сообразительности не попасть в подобную компанию. В некоторых моментах, указывать на глупость уже стало для Дазая своеобразной фишкой, знать о которой было дозволено ей одной. Она точно не станет злиться на эти детские выходки, ведь на порядок лучше сторонних наблюдателей знает о причинах своих поступков и задолго до совершения примерно предполагает, каким будет итог. Осаму легко свыкается с мыслью о том, что подшучивать над ней просто кажется ему достаточно забавным, чтобы продолжать заниматься этим дальше. — дождь закончился, — девушка скучающе глянула в окно, обращая внимание на оставшиеся с обратной стороны стекла влажные капли. Будучи довольно крупными, они частично перекрывали обзор, делая вид снаружи слегка размытым. Фонари уже не горели, путь припозднившемуся человеку могла осветить лишь тусклая, желтоватая луна. — погоди, — одним быстрым движением руки, суицидник припечатал её аккуратную ладонь к подоконнику. — кем же я буду, если отпущу девушку одну, в такое-то время? — уверен, что рядом с тобой мне будет безопаснее? — едва слышно прошептала в ответ Фумико, отчего-то замирая, будто старинная картина на стене музея. Ничто не смогло бы выдать в ней живого человека, если бы не подозрительно часто вздымающаяся в такт дыханию грудная клетка. Она не была напугана, но руку всё-таки вырвала, прижимая к себе, как нечто очень драгоценное. Так дети жмутся к матерям, отчаянно требуя внимания и ласки, ведь в раннем возрасте эта необходимость для них сравнима с кислородом, регулярно заполняющим лёгкие. Но в шальной голове маньяка-суицидника возникла несколько иная ассоциация, пожалуй, сильно выходящая за условные рамки приличий. Неужели это прикосновение вызвало в ней что-то, звучащее не совсем правильно? Среди них некому судить о хвалёной правильности, к тому же её границы столь разнообразны, что определённо становится не по себе. Для кого-то выбросить бумажную обёртку посреди дороги является обычным делом, ведь в конечном итоге разложение всё равно настигнет её, рано или поздно. Другой же скорее сломает себе обе руки, чем совершит подобное действие. Хотя, это лишь один крошечный пример из огромного множества вариантов. Осаму Дазай ненавидит вести себя правильно. — тебе это нравится, да? — спросил он, наклоняясь чуть ближе с блаженной улыбкой на лице. — с чего такие выводы? — тихий голос звучал так, будто его изо всех сил пытались сдержать. Он словно мог рухнуть в одно мгновение, как ветхие шалаши на окраине леса, построенные подростками ради забавы. — нравится чувствовать чужую силу? — ухмыляясь, как чеширский кот, суицидник продолжал настойчиво гнуть свою линию, совершенно не заботясь о чём либо ещё. Бледные, наверняка холодные, пальцы Ямадзаки нервно стучали по подоконнику, отдалённо напоминая мотив одной из популярных песен прошлого десятилетия. Плавный изгиб шеи невольно заставил карие глаза метнуться в свою сторону, когда девушка опустила голову чуть ниже. Её волосы по прежнему оставались немного влажными, падая на лицо отдельными прядями и создавая некую иллюзию смущения. Дазай жалел лишь о том, что в помещении царит полумрак, не оставляющий ни малейшего шанса рассмотреть стыдливый румянец на женских щеках в полной красе. Испытываемые ею эмоции оценивались гораздо дороже пары золотых слитков. — я просто человек, — вкрадчиво произнесла Фумико, отходя от злосчастного подоконника. — у меня всё ещё есть некоторые чувства. — но ты не хочешь оставить ни одно из них для меня, — посетовал Осаму. Слишком наигранно, чтобы это могло оказаться правдой. Они все твои, если пожелаешь. В импровизированной борьбе между светом и тенью победу несомненно одержала последняя, целиком и полностью принадлежавшая Дазаю. Ночь — не её время, но это не помешало успешно и безжалостно поглотить неравномерные, освещённые луной, участки. Обладатель и его тень вовсе не казались одним целым. В эти короткие мгновения она жила своей жизнью. — твои внезапные пропажи вызывают во мне смертельную тоску, — он пристально вглядывался в лицо напротив, будто намереваясь запомнить каждый сантиметр. — но твоё сердце, по всей видимости, с каждой встречей становится всё более чёрствым. — ты винишь меня в этом? — нежная улыбка незамедлительно коснулась её губ. — что ты, — протянул Осаму, медленно, шаг за шагом, подходя ближе. Он походил на игривого дворового кота, которому в кои-то веки удалось выследить свою беспечную мышку, не успевшую среагировать вовремя. — я восхищён твоим умением становиться безразличной, когда того требуют обстоятельства. — знаешь, — ровным голосом начала Ямадзаки. В голове быстро укоренилась бы мысль о том, что она собирается поведать нечто не имеющее особого значения, но напряжённо впившийся в ладонь взгляд сдерживал её, точно гигантская дамба потоки воды. — раз уж сегодня я никого не обманываю, как насчёт того, чтобы кое-что сделать? — тебе нужно моё разрешение? — насмешливо спросил Дазай, вопреки всему с интересом вскидывая бровь. Он чувствовал, будто находится в центре убийственного торнадо, только и делая, что смиренно ожидая пока на голову свалится один из поглощённых предметов. Пресловутый интеллект словно впервые за долгое время утомился от рутинной деятельности, и дал сбой, отчаянно накидывая сотни и тысячи необоснованных вариантов развития событий, как заглючившая компьютерная программа. — мне нужно согласие, — на выдохе произнесла Фумико, не спеша поднимая голову. Плутовка искусно подбирает интонацию, поведение и жесты. Её игра будоражит разум и заставляет кровь кипеть внутри тела, настойчиво подталкивая вперёд. Практически вынуждая войти в клетку и услужливо прикрыть за собой дверь, добровольно соглашаясь на любые условия. Сверху она выглядела такой маленькой и встревоженной, точно напуганная лань, услышавшая неподалёку хруст сухих веток. Осаму почувствал, что буквально разрывается между желанием притянуть её к себе чтобы успокоить и напугать ещё сильнее. Эта девушка стоит прямо перед ним, выглядя ещё беззащитней новорождённого котёнка и просто смотрит. Не прячется, не защищается — терпеливо ждёт. Дазай тоже умеет, может прождать вечность, прежде чем задуманный план понадобится осуществить. Однако, в этот момент, держать себя в руках с каждым мгновением становится всё сложнее. Он жаждет всего и сразу. Люби меня, ненавидь меня, целуй меня, кусай меня. Что угодно меня… Ямадзаки делает первый шаг самостоятельно, нагло и бессовестно воруя у него из-под носа эту восхитительную возможность. Подаренные ею поцелую коротки, как летняя ночь. Такие невинные, что хочется разрыдаться от нахлынувшей сентиментальности, но в тоже время — дразнящие до такой степени, что вырвать на себе все волосы кажется единственным путём к успокоению. Будто внезапно научившись читать чужие мысли, Фумико аккуратно запустила тонкие пальцы в его тёмные кудри, грубовато оттягивая отдельные пряди. Боль, принесённая её руками, как само собой разумеющееся, превращалась в сладкое наслаждение. Осаму не хочет, чтобы это заканчивалось. В самой глубине сознания отдалённо всплывают пугающие своей жестокостью мысли, больше напоминающие того ребёнка из прошлого, что когда-то был правой рукой босса Портовой Мафии. Тот Дазай отдал бы всё ради того, чтобы привязать Ямадзаки к себе прочнейшими верёвками, а если понадобится — приковать цепями. Вне зависимости от её желания, насильно или нет — неважно. Она его, только его… Но, вопреки всему, он больше не тот, кем был раньше. И только поэтому забинтованные руки ложатся на её талию так осторожно и ненавязчиво притягивают ближе, словно опасаясь того, что Фумико может в любой момент рассыпаться на сотни ледяных осколков. Но в ответ та лишь послушно следует за прикосновениями, прижимаясь так, как того требуют. Осаму целует её шею, слегка прикусывая бледную кожу, на которой уже спустя мгновение расцветает манящий своей красотой, алый бутон. Девушка плавно подняла руку, видимо, желая как следует потереть затронутый участок, но на полпути к цели попытка была трепетно остановлена его тёплой ладонью, сплетающей их пальцы друг с другом. — чего ты хочешь? — мужской голос отдавал соблазнительной хрипотцой, звучание которой над самым ухом заставило Ямадзаки судорожно выдохнуть. — за кого ты меня принимаешь? — она усмехнулась, лениво царапая краешек бинтов на его запястье. — я хочу всё, но не сразу. Её ладони казались самой хрупкой вещью в этом огромном мире. Совершенно неважно сколько раз они держали оружие и как часто использовали его по назначению. Она великолепна в своих умениях только потому, что давно променяла совесть на несколько бокалов чего покрепче в дряной забегаловке. Кто бы мог подумать? Те, кто зачастую избегает чужих взглядов, скрываясь во тьме, сейчас со всей откровенностью наслаждается отведённым ей вниманием. Фумико едва ли не пританцовывает под его сосредоточенным взглядом, быстрыми движениями расстёгивая маленькие пуговицы свободной рубашки. Когда последняя из них наконец осталась позади, она расправила плечи, позволяя ненужному предмету одежды неторопливо соскользнуть на пол. В её взгляде было столько смелости, что Осаму невольно почувствовал себя трусом. Ямадзаки смотрела на него как никогда открыто, обнажая самые сокровенные чувства, обычно скрывающиеся за мутными глазами. Он не понимал, была ли её кожа на самом деле горячей настолько, что обжигала кончики пальцев или же пылали его собственные руки, жадно блуждающие по женскому телу. Фумико с наслаждением откидывает голову, когда прикосновения затрагивают совсем свежие синяки в области рёбер, нежно очерчивают подтянутую грудь и приглаживают волосы. Сегодня все волнующие проблемы рассыпались в прах, оставляя после себя лишь горстку пепла. Дазай резко разворачивает девушку спиной к себе, с нескрываемым удовлетворением наблюдая, как та послушно прогибается в спине. Он заботливо поддерживает её, помогая устоять на расслабленных ногах. Пальцы мучительно медленно проходятся по шрамам на спине, словно желая изучить каждый сантиметр её молочной кожи в перерывах между поцелуями. Впервые Осаму не уверен в своих действиях. С ней хочется быть нежным и безоговорочно потакать каждому слову, но в тоже время не спеша играть до тех пор, пока не начнёт слёзно молить о продолжении — также представляется отличной идеей. Она вновь оказывается крайней, решительно беря на свои хрупкие плечи новую ответственность, пусть и не столь значительную. Чертовка точно знает, чего хочет, но сказать об этом напрямую, похоже, не готова. Взгляд, не находя себе места, постоянно мечется к футону и назад, всем своим видом настаивая на небольшом перемещении. Она слишком устала стоять на своих двоих, потому, уже спустя несколько минут, умиротворённо сидела на мягком покрывале, надёжно опираясь о мужскую грудь. Так было гораздо проще. Предательски подкашивающиеся ноги больше не мешали Ямадзаки выгибаться и двигаться, как душе угодно. Она ощущала его руки практически повсюду, и сама старалась не отставать, беззастенчиво трогая там, до куда могла дотянуться. Её голос ещё никогда не был таким нежным, как сейчас, когда длинные пальцы нагло скользнули внутрь. Собственное сорванное дыхание вызывает у неё хриплый смех, отчётливо слышный в постепенно испаряющейся тишине комнаты. Оказывается, это так приятно… Фумико не успевает подумать об этом как следует, да и вряд ли у неё получилось бы исполнить действие должным образом. Она теряется окончательно, блаженно прикрывая мятные глаза. Такая открытая и откровенная, одним словом — настоящая. Напускное безразличие исчезло, как и леденящий холод в глазах, слишком уж быстро сменившийся влажным блеском. Красиво… Так красиво, что её хочется душить, грубо хватая за горло. Мёртвой хваткой сжимать до синяков тонкие запястья, вдавливая в постель. Наматывать на кулак шелковистые волосы, с жадностью вслушиваясь в каждый вздох… Дазай знает, что она хочет того же. Обладать, а не принадлежать… На самом деле это довольно-таки больно. Смотреть, как прогибается её поясница, а тело вздрагивает всё чаще, и не иметь возможности что-либо с этим сделать. Не сегодня. Он обязательно подумает над тем, чего желает сильнее. Потратит на это достаточное количество времени, но не упустит ни единого пункта. А до этого Фумико лучше не попадаться ему на глаза. Громкий вскрик срывается с её губ в последний раз, пока ногти отчаянно впиваются в чужую руку. Очаровательно… — ты попался, — прошептала Ямадзаки, устало усмехаясь. И в этот момент всё стало ясно, как день. Боишься — потому что это сильнее тебя, ненавидишь — потому что боишься, любишь — потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное. Она никогда не станет играть по его правилам…

***

Тёмная змея лениво извивается в руках, словно по инерции запутывая длинное тело в один гладкий узел. Фумико равнодушно глядит на неё сверху вниз, под приятными скольжениями размышляя о чём то своём, никому неведомом. Она не знала, для чего Канэко подарила ей рептилию и почему строго-настрого наказала позаботиться о её сохранности, но в этом мрачном месте, в общем-то, не была против подобной компании. — Тэндзин, — девушка спокойно обратилась к змее, как если бы перед ней находился живой человек. Королевская чёрная, и имя под стать. Ну надо же… Если бы до этого кто-то невзначай сказал Ямадзаки, что обычно крайне импульсивная и легкомысленная Хитоми интересуется мифологией настолько, чтобы назвать рептилию именем бога мудрости — она бы не поверила. Но факт оставался фактом. Змея может олицетворять солнечное начало и лунное, мужское и женское, смерть и возрождение, добро и зло, мудрость и слепую страсть, исцеление и яд. Она — это изначальный океан, из которого все возникает и в который все возвращается. В некоторых мифах причудливая рептилия сохраняет мир, служит ему опорой. Свернувшись кольцами, она может окружать космическое яйцо или некий первоначальный холм, что символизирует границу, охраняющую тайну жизни и рождения, цикличность явлений, скрытую силу. Змея, окружающая мир, может таить в себе угрозу, символизируя Хаос, которому положен предел, но который продолжает существовать вне границ устроенного Космоса. Фумико нравится думать об этом, поглаживая холодную чешую такими же холодными пальцами. Вероятно, если сильно постараться, можно найти отдалённую схожесть между ними. Души будто слились воедино, оставляя на два живых существа всего одну… — у тебя есть клыки, но нет яда, — задумчиво произнесла Ямадзаки, отстранённо рассматривая переливающиеся чешуйки. — это не мешает тебе оставаться тем, кто ты есть, верно? Тогда почему же, имея и то и другое, я чувствую себя такой беспомощной? Девушка вернула змею в террариум за минуту до того, как гулкий стук в дверь раздался по всему помещению. Звук был нетерпеливым и резким, вероятно у человека снаружи совсем не было времени на ожидание. — пора, — грубый голос стал тому подтверждением. Фумико покинула комнату, поведя плечами от непривычной прохлады тёмного коридора. Прошло так много дней, но каждый из них был как две капли воды похож на предыдущий. Мороз врезался в кожу острыми лезвиями, из раза в раз рассекая плоть с прежним воодушевлением. Здесь никогда не было тепло. В лаборатории по обыкновению пахло различными химикатами, радужной полосой ютящимися на полках, и резиновыми перчатками. Восемнадцатая не покладая рук трудилась над очередным изобретением, бескорыстно отдавая ему все силы. Возможно, она и вправду любила свою работу, но растрачивать восхитительный талант на злобные замыслы желания не имела. Ямадзаки слегка повело в сторону при виде мерзких червей, что с каждым приходом в это место вызывали в ней только новые приступы тошноты и головной боли. Восемнадцатая всегда замечала это, она была крайне внимательна к мелким деталям. Ей можно было верить, Фумико была в этом уверена. — о чём ты думаешь? — не отрываясь от работы, спросила женщина. Тон, которым она зачастую разговаривала, невольно напоминал Ямадзаки о матери. О том времени, когда она была ещё жива. — скажите, — девушка смотрит напугано. Так, будто из любого угла может сразу же выскочить огромный человек, в чёрной мантии, и голыми руками свернуть ей шею, стоит только задать вопрос. Мелко дрожа всем телом — неясно — был тому причиной страх или холод, она продолжила: — возможно ли «воскреснуть из мёртвых»?