Ох уж эти черепашки!

      Мелкая дрожь пробежалась по телу юной черепахи, словно маленькие букашки, щекоча, ползали по ногам и рукам. Глаза постыдно зажмурились, а ноги тряслись, как осиновый лист. И чего это он так стесняется?       Рафаэль со своим долбаным прищуренным взглядом возбуждает еще сильнее, хотя, кажется, куда уж больше?       Чужие руки медленно оглаживали плечи, спускались ниже к торсу, прощупывали каждую извилинку на пластроне и вновь возвращались обратно. А губы впились коротким поцелуем в заднюю часть шеи.       Майки казалось, что эти прикосновения сводят с ума, как будто рук не две, а шесть, восемь и больше. Тело ощутимо трясет, и он уверен, что вот-вот и возбуждённая головка выглянет из мешочка.       Тогда ему будет уже некуда бежать. Вот она, точка невозврата, хрен ты теперь отделаешься, Микеланджело.       Темперамент коротко усмехается и тянется к младшему за поцелуем, грубо схватив за подбородок. Его губы не такие, как у Лео, но тоже чертовски горячи. Парень ловко очерчивает языком нёбо, сплетает языки, сильно сжимает запястья, чтобы не вырывался, и целует, целует, целует.       Покусывая отдельно каждую губу, стукаясь зубами, они оба завлекают друг друга в неимоверный танец, в котором каждый хочет получить лидерство.       Нунчаконосец затылком ощущает ревнивый взгляд и чувствует, как лидер по собственнически хватает его за бедра, прижимая к своему паху.       Леонардо никогда не был груб. Он был нежен, всегда держался на расстоянии согнутой руки и ни разу не переступал черту между «занятием любовью» и «жёсткой еблёй». Он был чертовски хорош и отчасти мил, что ли? Да, точно мил. Он всегда по-отцовски (как бы это ужасно не звучало в данной ситуации) улыбался и каждые пять секунд целовал его, играясь языками.       С Рафом ситуация обстояла совсем по-другому. Иногда Майки казалось, что он с ним не трахается, а борется. Тот сразу, не церемонясь, кидал его на кровать и вдалбливал хорошенько, чтобы парень потом дня три обязательно провалялся в постели, не имея возможности даже встать. Поцелуи его были дерзкими и напористыми. Они были не такими длинными и тягуче-приятными, как у Лео, но сильно заводили. Быстрые, прерывистые, короткие и чем-то напоминающими резкий скачок, прыжок. Или словно на тебя вылили ведро со льдом холодной зимой.       Но даже, несмотря на все, черепашка любил каждого по-своему. Лео, допустим, нужна была любовь и долгие обнимашки, в то время как Рафу нужны были животная страсть и похоть, резкий адреналин и чтобы всегда, как в первый раз.       Он любил каждого индивидуально и иногда задумывался, как так возможно жить с ними и не разорваться?       — Раф, не дави так, ты мне губу оторвёшь!