Луноликая: В Эпоху Войны

Изуна Сегодняшний день удивительно погож. Погода в мире Духовных Существ впервые за всё моё проживание здесь не жалит холодом или жарой до дрожи, ветер не воет под окнами, сухие, чернеющие от бессмертной копоти ветви не воют, казалось, прямо в уши, оглушая, пепел не сыплется на голову обильным пушком, скорее слегка украшая вечно грязные волосы, и лишь мрачные тучи не перестают скрывать собой стеснительно выглядывающее ни капли не греющее солнце. Может показаться, что этот день полностью подходит для лёгкой прогулки или небольшой разминки, но по законам подлости и своей же въедливости с упрямством моё повседневное расписание потерпело некоторые изменения. Случилось это после того, как я поставила печать на Цепи Связи. Тем самым лишилась широкого спектра возможностей в ближнем бою — способности бьякугана значительно облегчают жизнь. Теперь я не могу сканировать окружение. Осталась с одним слепнувшим шаринганом. Паршиво осознавать, что нехилая доля способностей опирается именно на него, ещё гаже, что слепоту никак не предотвратить: у кого я потенциально могу забрать глаза? Итачи? Саске? Где-то спрятаны глаза отца этого тела, да, скорее всего они у Данзо, однако к тому моменту, когда подвернётся возможность украсть их я ослепну. Сомневаюсь, что смогу вернуть зрение после этого. Эти мысли роем жужжали в голове, не прекращая надоедать даже сейчас, в моменте, когда тело содрогается от напряжения, пальцы единственной руки с тягучей болью отнимаются, а губы покрылись ранками от непрекращающегося прикуса. Чувствую, как пот скатывается упругими бусинами по мокрым вискам, лбу, застилает прищуренные глаза, как грудь на месте затянувшейся раны ноет, как пресс немеет, и голые пальцы ног ломают в кровь ногти, лишь бы удержаться на бугристом утёсе. Кошусь вниз, провожая падающую в пропасть каменную крошку, где плещется вязкая речка, больше напоминающая болото, что запахом, что цветом — проклятое болото, где утонули десятки тысяч живых существ. Лицо незамедлительно охладилось от нового порыва жесткого, пытающегося сбить нерадивую обезьяну, ветра. Зажмурилась ненадолго, чтобы с прищуром залюбоваться на открывшейся, захватывающий дух вид мрачных просторах мира Духовных Существ. Увядающая десятилетиями природа, чёрные хлопья, пикирующие плавным танцем на гниющую, покрытую заросшими тусклым пушком травы, треснувшую, как лёд, землю, редкие высотки деревьев, походящие на отчаянно вопящих скульптур с заломленными руками-ветками, множество точечных разрушенных домов, сооружений, и как вишенка на торте — практически уцелевший замок, покрывшейся пеплом и толстым слоем пыли от давности лет, видневшийся далеко, отсюда настолько маленький, не передающий всей его величественности, что хочется мрачно усмехаться. Вдохнула разреженный воздух, ощущая как горло покалывает от впустившего внутрь холода, выдохнула облачко пара, и полезла дальше, терпя колыхающиеся на ветру волосы, мешающие из-за недавно порванной во время трудного подъема ленты. Трудного, потому что чакра даже не согревала изнутри, покоясь бездвижным клубком. Этот подъём на грани. Каждый лёгкий прыжок грозил сорвать меня и кинуть в бездну. Мышцы давно не получали столько больного напряжения после месяца безделья из-за раны. Упаду. Разобьюсь. Было бы неплохо. Очень. Однако у меня получилось. Я последний раз подтянулась, смелым рывком, чуть не повалившись назад, обдуваемая в спину точно подталкивающим ветром, забралась на край утёса, распласталась, даже не до конца отползая от него, свесив ноги, я чувствовала бугристость земли, впивающиеся в кожу камни, смотрела на гнетущее небо немигающим взглядом, часто дыша, переживала онемение мышц, учащённое, будто в припадке, сердцебиение, чтобы чуть погодя спустится и вновь повторить подъём. Последний раз. Спустя несколько долгих минут я нехотя, медленно приподнялась, потёрла изменившуюся после нанесения на Цепь Печати Хиганбану. Шесть крестов, обычно обрамляющих этот цветок лишились трёх собратьев, остальная половина стала тускнее, а хиганбана ярче, будто светится изнутри. Это могло означать лишь одно: третий этап Испытания кончился и наступил четвертый. Humilitas, или по простому, Смирение. Смирение с чем — логичный вопрос. Наверное, с отведённой ролью, будущем и ответственностью за души, за их сопровождение к следующей жизни. И к вечному одиночеству. Как мило, неправда ли? Нет. Это чересчур депрессивно. Впрочем, вся моя жизнь окрашена в серые тона этого заболевания. Хн, как поэтично звучит. И глупо. Я подогнула ногу, упёрла о колено локоть, уткнувшись в его сгиб. После того разговора с Неджи, коим и разговором толком назвать нельзя, мне полегчало. Чуть чуть. Я много думала в дни вынужденного больничного, которым мне прописал «доктор» Оюн, не могла отделаться от мысли: что дальше? То есть… Это в какой-то мере забавно, ведь пускай я и попрощалась, полностью отпустила его, привязанность никуда не делась. Не испарилась. Отвратительно. Ощущение, словно тебя прочной цепью повязали вокруг шеи. Очередной ошейник. Мироздание рушится. Киара хочет за мой счёт возвысится. Второй Хранитель Луноликой что-то затевает в рядах Ничибоцу, а я тут сопли на кулак наматываю. Хн… А, плюс упавшая на голову некая Сейкатсу, благодаря которой брат попал в прошлое. Готова дать последнюю руку на отсечение: она и есть наследница Богини Жизни. Голову оторву тому, кто так не вовремя кинул её на мою голову. Этап Смирения. Да, вот чего мне не хватает. И это даже не сарказм. Факт, не более. Мысли кружили в голове, принося привычную мигрень, они настолько заполонили голову, что я вздрогнула от упавшего на плечи хаори. Подняла голову на ласково улыбающегося Оюна, вскинула бровь. Чего пришёл? — На сегодня достаточно, — мягко пояснил Бог — Не перенапрягайся. Это плохо скажется на твоём здоровье. —…Всё нормально, — после минутного молчания хмыкнула, еле поднялась на ноги — Ладно, на утёс забираться и впрямь достаточно, хн. Но… Внезапно, не успела попросить о тренировке по управлению энергии, как из безумно крутящейся воронки вылазит рука и больно толкает в грудь, силой выбивая весь воздух из лёгких. Я пошатываюсь, не способная удержаться, с вскриком падаю с утёса, широко распахнутым мгновенно активированным шаринганом смотря на каменное лицо Ямары, шепчущего губами: — Попробуй выжить, ничтожество. Оюн рядом, как в замедленной съёмке, лишь качает головой, равнодушно следя за моим падением. Вот как в таком обществе жить? *** Как позже выяснялось, отсутствующий две недели Ямара прибыл в ужасном расположении духа из-за меня. Если конкретнее, то из-за принесённой им кандзаси. Где логика? Не понимаю. Побоялся надолго отлучаться от мелкой джинчурики, не иначе. Наглый мусор порушил все планы: вместо тренировок с энергией я страдала на плаце, чувствуя себя жертвой домашнего насилия, особенно в конце, когда медленно обращалась в зомби — такая же вялая, дурно пахнущая, искорёженная, с будто гниющими внутренностями. До сих пор не понимаю какую пользу приносят наши спарринги. «Впрочем, — прикрыла глаза, сползая с мягкого пуфа, принесённого Оюном — Его слова, выданные в грубой манере о буквально слепом будущем оправданы. Все в точку попадают. Жаль, предложения не вносит. Стоило ему надоесть, как тут же понёсся к Узумаки. Папаша, хн» Игнорирую чёткий, словно в армии, стук в дверь, растекаюсь лужицей перебинтованной массы по полу. Благодаря Ямаре рана на груди начала кровоточить, а старые, побелевшие шрамы заныть не то реально, не то эфемерно. Он же целился в них своими ёбаными стрелами с тупыми наконечниками — так он по крайней мере утверждал, но несколько царапин с каплями крови с ним не согласны. — Где Агат? Нептун? — слабо шепчу вошедшему Богу, закрываю глаза горящим от синяков предплечьем. Нечто металлическое поставили на стол. Оюн щёлкнул пальцами и даже через закрытые веки стал виден включённый яркий свет. — Как всегда: первый весь в книгах, а второй постигает гранит науки у Повелителя. Я хмыкнула, слегка качнув головой. С той ссоры мало что поменялось в наших отношениях, однако практически неуловимое напряжение не сходило и спустя почти полтора месяца. Пропали вечерние посиделки, когда они охраняли мой невероятно чуткий, скорее беспокойный, сон, стали меньше шутить и устраивать глупые в своей детскости догоняли с последующим штрафом в виде поедания нелюбимого ими бисквита. Казалось бы: мелочь!...Эта мелочь как ничто другое скрашивало чёрные будни. Мне нравится тренироваться, узнавать новое и постигать вершины в управлении не только стихийной чакры, но и энергии, что стало становится легче после эволюции хиганбаны, но, грёбаное но!...Невозможно всё время заниматься самосовершенствованием, тем более таким грубым, жёстким, расслабляясь лишь при помощи курительной трубки, да изредка попивая алкоголь из запасов Ямары и Оюна. Книги не в счёт — они вечно напоминают об Утакате. Пускай это не мешает мне, как отпятой мазохистке, заставлять себя читать перед сном. Если коротко: отдыхать даже мне нужно. Как, если единственная отрада в лице двух Духовных Существ чуть ли не источилась? Навещать Айнона раз в пару дней, что ли? — Что это? С прищуром взглянула на железную тарелку, наполовину заполненную странной бордовой жидкостью. Глубоко втянула воздух в лёгкие. Не кровь. Со стенок тарелки свисала чистая марля, а рядом встала большая серая кружка с плескавшимся внутри алкоголем — этот янтарный цвет с переливающимися бликами я никогда не перепутаю. Хотя скорее супница. — Лекарство. Оно отсрочит слепоту, — Оюн с улыбкой наклонился ближе, недолго зависнул в подобном скрюченном положении, разогнулся, медленным шагом пройдя к книжному стеллажу, он с тихими хмыками проводил мозолистым пальцем по корешкам, очерчивая редкие бугристые узоры — Мне в былое время помогло окончательно не потерять зрение. Что? Он по птичьи наклонил голову, не поворачиваясь. Ощутил мой скептицизм. Чёртова недоразвитая хиганбана. — Во-первых, раньше предложить его тяжело было? Во-вторых, разве ты не слеп? Оюн остановил исследование корешков, резко замер, словно его парализовали. Следующее предложение, озвученное весёлым голосом, непривычным в обычной жизни, заставило убрать от глаз предплечье и сесть ровнее. — Как насчёт маленькой сделки: вопрос на вопрос. Если кто-то из нас не захочет отвечать эта небольшая игра закончится. Подозрительные сдвиги с его стороны пошли. Мне это не по нраву. Я нащупала марлю, окунула её в лекарство — Приложи её к открытым глазам, — веселье ощутимыми искрами доносились от Оюна не только из голоса, но его прекрасно доносила моя хиганбана. С кивком последовала совету. Слизистую тут же неприятно обожгло, зубы неприятно заныли от силы их сжатия. Я машинально попыталась убрать раздражитель, но чужие руки мягко надавили на запястье. — Тише. Скоро пройдёт: в первые разы эта процедура приносит мало приятного. — Отпусти, хн, — оттолкнула несносный мусор, часто дыша от приложенных усилий, чтобы не откинуть марлю — Ты ведь слепой? Оюн смешком среагировал на принятия его правил, слышу мягкую поступь — вернулся на прежнее место возле стеллажа. Мне просто скучно, хн, и будет полезно знать о проживающем рядом Боге что-то, кроме очевидного: того, что он брат Луноликой, наставник, подаривший мне нагамаки и то, что его любимый напиток — купажированный виски. — Я вижу всё сквозь шлейф энергии. Силуэты, едва различимые очертания — предел, который я смог добиться после продолжительного лечения тем лекарством. Что же, наступила моя очередь, — Оюн взял в руки случайную книгу, провёл по шершавой обложке длинными пальцами — Почему ты не читаешь их? Берёшь, как хомяк, и копишь на полках. — Традиция вечернего чтения завелась у нас с бывшим другом. Я её по привычке поддерживаю. — Что случилось с ним? — проницательно ухватился за оговорку Оюн, захлопывая книгу и ставя её на место. — Моя очередь, хн, — игнорирую громкий смешок, стараясь отстранится от боли в глазах, закидываю ногу на ногу — Ты родился с дефектом? — Он приобретённый, — лёгкая улыбка чувствовалась в его голосе, смешиваясь с весельем — Что случилось с ним? — Убила, хн. Как получил, если не секрет? — По глупости. Причина? — По глупости, хн, — с усмешкой и иронией вздёрнула брови, пускай это Оюн и не увидел — Какой глупости? — Мы можем долго тянуть, Сора, — Оюн расположился на софе, спрятал ладони в широкие рукава — Время драгоценно. — О~ Раз ты настаиваешь, не подашь пример? — Чертёнок, — безобидно огрызнулся, со звоном льда взял кружку — После того, как Шинигами отринул мою кандидатуру на пост наследника родители отреклись от меня. Я-ребёнок, естественно, желал вернуть их любовь и, стоило достигнуть совершеннолетия, я отправился путешествовать по вселенным, мирам, проживать десятки жизней в поисках разгадки: Как научится чувствовать энергию смерти, как увидеть её, и как различить среди кокофонии энергий нити души. Когда я разменял шестую сотню лет мне подкинули ответ, хотя в то время я думал, что нашёл его сам. Видеть и чувствовать энергию я и правда стал в тысячу раз лучше, однако это привело к сенсорному шоку, практически разбило мне душу, но аватар Адель успел помочь. Он вручил лекарство с этой повязкой, помогающей заглушить способность, сделать дурман энергий тускнее, слабее влиять на мою душу. «Подкинули?» — зацепилось сознание за оброненные слова, однако была не моя очередь задавать вопрос. — Причина? Ответь развёрнуто, пожалуйста, Сора. «— Какую смерть предпочитаешь? — обнажила катану, напрягла для быстрой атаки ноги. По телу заискрился райтон. — Кто сказал, что я собираюсь умирать? — с кривой усмешкой произнес Утаката» — возникла в голове ясно очерченное воспоминание последней встречи. В горле встал ком, меня слабо затошнило от этой вспышки прошлого. Сердце кольнуло острой иглой, а желудок будто скрутило от испытываемой горечи и сожаления. Глупая я. Невероятная идиотка. Дурацкая повреждённая душа. Дурацкий Айнон. Если бы мы встретились раньше, то я бы не совершила столько ошибок. — Тебе пора, — грубо указала пальцем на дверь, ощущая, как марля сползает на висок, с шлепком падает на пол. Оюн медленно кивает, но прежде чем послушно, что удивительно, уйти, застывает на пороге. Я уже хотела метнуть в него кунай, пригретый и приготовленный в ладони, как искреннее вина ударила по хиганбане настоящим ошеломляющим вихрем. — Извини, Сора. Я не желал причинять тебе боль. После этих слов спальня опустела. Я осталась наедине, раздражающая синяками, зудящими глазами и ноющими шрамами. Искренен? Брат Луноликой? Необычно. Или я неправильно интерпретировала его эмоции? Нет, всё предельно верно. С гудящей от мыслей головой перебралась на застеленную кровать, повернулась к стене. Он сожалел о заданном вопросе. Но до сих пор видит во мне призрак Луноликой. Хн, какой Оюн… Противоречивый. Да… Не то, что Ямара. *** «Я окружена тьмой» — забавный факт вылез в мыслях. Настолько забавный, ироничный и несколько абсурдный, что появилось желание рассмеяться, однако единственный своевольный смешок потонул в полной звукоизоляции этого места, будто его и не было. Очередная тренировка изощрённого сознания Оюна. Я знаю — это всё огромное гендзюцу, но никак не та комната, сооружённая в убежище Ничибоцу, в которую поместили Узумаки Харуту. Тем не менее легче оттого не становится. Вот ни капли. На проверку, любопытство ради, крикнула: — Ямара пидорас, поцелуй меня в жопу, поганая тварь! Киара, ты та ещё дрянная сучка! Это по истине идиотское ругательство потонуло в безмолвии. Я сдвинула брови к переносице, по привычке затеребила серьгу, чувствуя себя максимально дискомфортно, особенно без нагамаки. Звуков нет. Видимость нулевая. Словно ослепла. Передёрнула плечами от неприятных мурашек. Чакрой пользоваться не могу — она не чувствуется в принципе. Энергия… Не настолько я продвинулась в её обуздании. Среднестатистически, в подобных условиях обычный человек выдерживает не более сорока пяти минут, но сколько выдержу я, если не буду предпринимать какие-либо действия? Час? Два? Хн, без разницы. Время ощущение скоро затеряется, как и ориентация в пространстве. Вскоре появятся галлюцинации. От последней мысли нахмурилась ещё больше, стиснула край серьги. Какие варианты? Их нет. Хн, Оюн тот ещё наставник. В будущем он был строг, но не настолько. В какой-то момент своих размышлений я села. Кажется. А может и легла. Тело плохо чувствовалось, словно я его отлежала. Тишина, до этого кажущаяся блаженной, стала давить, звенеть в ушах напополам со стучащей кровью и отдающим чечёткой сердцем. Прошло двадцать минут. Около того. Или больше. Больше, наверняка. Сколько ещё Оюн продержит меня здесь? Чего хочет добиться этой тренировкой, если знает, что энергия не подчинилась мне настолько, что я смогла бы ей хоть сколько-то свободно манипулировать? Чересчур жестокая для него манера обучения. У Ямары совет спросил? Этот может с лёгкой руки замучить меня до трясущихся колен. Изверг, хн. С течением времени мысли начали путаться, перескакивать от одной темы на другую, а после их будто не стало: тишина добралась и до головы. Вдалеке померещился свет, точно солнечный зайчик. Я глубоко вдохнула, чуть не закашлялась от камня, сдавившего грудь. Надеялась ли я, что Оюн милостиво прекратит воздействие? Нет. Попытки воззвать к энергии, направить её в определённые отделы мозга раз за разом проваливались. Это начинало не на шутку нервировать, заставляло оттягивать за серьгу мочку уха, но даже боль потонула в этой темноте. В одну секунду мне казалось, что я слышу, как отбивает ритм собственное сердце, в другую я не слышала ни-че-го. Эта пытка выматывало сознание. Она длилась целую вечность и единственное ощущение, которое не растворилось — тонкий ток внутренней энергии, слабо совершающий попытки избавиться от темноты, вернуть меня в реальность. Затем тошнота ворвалась в эту пустую от чувств реку, головокружение шло бонусом. Два в одном. Отвратительно. Всё не вечно. И это пребывание в невесомости, пустой, безжизненной, закончилось, когда я наконец смогла правильно направить энергию, в должных количествах и с достаточным усилием надавить на участки мозга. Радость заполонила изнутри, эйфория теплой волной окатило с головы до ног. Получилось. Больше нескольких месяцев я не могла продвинуться. Я уже начала думать, что Шинигами ошибся, утверждая о наличии у меня высокого потенциала. Это… Невероятно, хн. Все восторги потухли с щелчком сознания. Дезориентация в пространстве не позволяла раскрыть глаза и осмотреться. Тело не чувствовалось долгое, неопределённое время, а позже удивило своей наливающейся тяжестью и щипающей болью, точно от сотен незначительных царапин и синяков. Я медленно подняла голову, сморщилась от затхлого запаха, от окружающей меня сырости и гуляющих по мрачному, очевидно, подвалу, ноток ржавчины. Дёрнула рукой, слыша, как из-под толщи воды, звон цепей, скреплённых на кисти и ногах, намертво прикрепляющих меня к стене. Шрамы на бёрдах, клеймованая бабочкой щека начали ныть от всколыхнутых воспоминаний. В прошлый раз я была подвешена в пыточных Ничибоцу. Запоминающиеся времена, хн. Окружение рассмотреть не удалось: зрение расплывчатое, не являло собой полезного источника информации. Однако слух ловил тонкие капли, бьющие по дереву. Дереву? Тяжёлое дыхание сдуло сырую прядь со лба. Я нахмурилась и закусила обветренные губы, с обречённостью, даже как-то привычно принимая боль в кисти и лодыжках, как и пронзительный холод с морозящим голую кожу ветром, свистящим из щелей. Вновь тишина, не прерываемая ничьим топотом и дыханием. Полагаю, моя задача — выбраться. Без чакры?... «Без чакры, хн» — резюмировала я после секундного прощупывания. Эти кандалы имеют свойство, как у браслетов Фукуши. Рядом никто Аматерасу не призовёт, очевидно, значит испепелить их не получится. Возможности открыть ключом или шпилькой отсутствует. Полный шлак, хн. Разве что энергия составит хорошую поддержку. Я прикрыла глаза, переживая новый приход головокружения и тошноты. На языке сухо, живот крутит от голода, а тело содрогается от холода. Металл ощущается на коже горящим ледяным пламенем, как и каменная кладка, ощущавшаяся лопатками, задницей и икрами ног. Вот значит как. «Дорогие» наставники свернули на жёсткую дорожку. Интересно, Повелитель присоединится к этой веселой паре мудаков? Да, Оюн, ты вошёл в этот ряд. Кого бы он из себя не строил, но ублюдочная сторона есть у всех. Не считая Неджи, Наптуна, Агата и Утакаты, хн. Они исключение, подтверждающее правило. Энергия клубится внутри, я знаю, я чувствую. Её много, чего раньше, до эволюции хиганбаны, не замечала. Чтобы выбраться, составляющая энергии — инь, должна стать плотнее, проникнуть в кандалы, их замок, и расщепить металл, либо просто открыть их, но это более изящная манипуляция. Я пока и на простую не способна. Хотя управиться в той темноте с ян составляющей получилось. Хн, я не безнадёжна, как часто толкует Ямара. «Мои расчёты провалились, — натянуто ухмыльнулась, сосредоточенно собирая внутри энергию, пытаясь отделить исключительно инь-часть — Нет, безусловно, с появлением мусора Узумаки этот «папаша» стал мягче. Правда, только к ней. Со мной его методы третирования ужесточились: экзекуции смешались с лекциями по устройству Вселенной, про энергию, собрание Богов, Хранителей Миров и прочее. Проблема в том, что после тренировок он докапывается, требует пересказать его урок дословно. Мой мозг, несмотря на отличную память и шаринган, не может воспроизвести больше половины без дословной части. Я слишком устаю. Слишком истощаюсь каждый день, каждый раз после встреч на плаце с Ямарой» Вот кто настоящий дьявол, хн. Жаловаться-то я умею хорошо, однако взять управление над инь-частью не смогла. Пролетали секунды, минуты, часы, а ян-часть намертво соединилась с инь-частью. Пот стекал по лбу крупными каплями, заливал пол, гулко падая на звонкий камень, шея устала поддерживать голову и подбородок упёрся в грудь, отросшие волосы противно липли к коже. Чувствовала себя невыносимо. Скрип в ушах покорёжил сознание, в тот же момент я с ликованием ощутила прозрачную струйку инь-части. Не успела аккуратно направить его к запястью, как солнечное сплетение вспышкой фейерверков пронзило острой болью. Изо рта вырвалось натужный кашель, в глазах зарябило. — Ничтожество, тренировка окончена, — проинформировал безразличный голос Ямары, хлюпающие шаги отчётливо отдавались в ушах, пока я пыталась вернуть способность дышать. — Сколько…вре… Я сухо закашлялась, выплюнула противную слюну на пол. Её тонкая струя скатилась по подбородку. — Два дня. Прошло два дня, — повторил Ямара, источая для хиганбаны пренебрежение — Ты оправдываешь свою ничтожность. Молодец, Сора. — Кха, вся…в тебя…хн, я же папина дочка. Превозмогая ноющую шею, подняла голову, с удовольствием мерзко ухмыляясь наверняка скривившемуся Ямаре. Пощёчина опалила щёку, голова дёрнулась в сторону, как у тряпочной куклы. — Прекрати, Ямара, — остановил от дальнейших издевательств ласковый голос Оюна — Дальше я сам разберусь. Иди к джинчурики: малышка проснулась. В подвале остались мы вдвоем. Я прикрыла глаза, осторожно следя за тем, как меня освобождают от кандалов и подхватывают на руки. Оюн без ожидаемой брезгливости прижимает к груди, плавно шагает на выход. Его сердце часто отбивает ритм, дыхание вздымает мои сальные волосы на затылке, а пальцы крепко сжимают грязную, пропахшую потом, ржавчиной от металла, сыростью, кожу. Я всего-то закрыла глаза, а сознание уплыло в бесконечные незапоминающиеся кошмары. Проснулась уже чистая, в свежей одежде и с собранной кандзаси волосами. Серьги тихо звякнули, когда я перевернулась на бок. Рядом спал Агат, водрузив подбородок на край кровати, Нептун дремал в кресле, а Оюн заснул на пуфе, с раскрытой книгой на коленях. Какая милая картина, хн. Надо бы разбудить Оюна и спросить о чём он хотел поговорить, раз уж настолько задержался, что уснул. Прежде чем выполнить задуманное решила закрыть уставшие глаза. На пять минут. Не более… *** От третьего лица: Насыщенно зелёная листва шумно шелестела, обдуваемая сильными порывами ветра, усиливая уличный шум возле здания гильдии. Люди суетились вокруг, как вечно занятые муравьи, спешили куда-то, ругались, толкались, спорили — все оживились с наступлением жаркого июля, ведь близился ежегодный праздник: день рождение Дайме. В связи с этим охрана увеличилась, стража то и дело унимала драки наводнивших улицы торговцев, пьяниц, и просто наёмников, чуявших настоящий куш. Но даже эти грязные трудяги обходили стороной престижное в подпольных кругах место заработка — единственную в округе гильдию. Это величественное здание, будто прокляли, раз все слои общества не приближались к нему и на десять метров, создавали пустынный пяточек. Внутри гильдия была немногим будничнее, чем на улицах возбуждённого города. Наёмники громко переговаривались, попивая прохладительные напитки; кто-то рассматривал скрытую тенями в дальнем углу доску с заказами, которые, если сдёрнуть листок, нужно согласовать с секретарём Мастера. Вот с чем возникнут проблемы у трудолюбивых членов гильдии: секретарь занят, развлекая прибывшего гостя из другой гильдии, в последнее время враждебной им. Такеши стоял со скрещёнными на груди руками, недружелюбным взором сканируя расслабленного посланца. Прошло около получаса, а Мастер не спешит выдёргивать своего нового секретаря из общества хохлистого предателя. — Ты почти не изменился, Такеши, — хитрая улыбка приподняла семечку родинки над губой. «О, нет» — мысленно чертыхнулся секретарь. Эти задушевные беседы он хорошо понимал. Благодаря им он вывел правило убийцы номер 23: никогда не расслабляйся. Обычно он ставил приписку: не терять бдительность в присутствии Намикадзе Акио. Вполне обоснованное с его стороны замечание, не раз спасавшего ему жизнь, или конфиденциальную информацию. Этот жук умеет выведывать то, что ты даже можешь не помнить. Такеши, не заботясь о создаваемом впечатлении и нарушая несколько правил своего кодекса, кивнул, спешно вышел в коридор, не замечая за спиной довольную улыбку Акио. Секретарь завернул в общий зал, он искал того единственного, кто с гарантией вытащит Мастера из его норы. И он его нашёл. — Итачи-сан! У нас проблема! Итачи отвернулся от десятиминутного созерцания массивной, выше даже Кисаме, доски с миссиями, встречая Такеши по истине хладнокровным взглядом, отчего новоявленный секретарь передёрнул плечами от пробежавшегося по позвоночнику холодка. Он не желал знать подробности закончившегося задания Учиха, хотя обязан заполнить бланк. Судя по настроению наёмника оно благополучно окончилось, не без убийств. Одновременно странно, учитывая направление миссии, но ожидаемо, если брать в расчёт ходящие по Стране Огня волнения. Итачи посмотрел выше плеча Такеши, чтобы сделать это ему пришлось высоко поднять голову, и без слов скрылся в незаметной нише, за которой скрывался вход в длинный холодный коридор. Шаги издавали мягкий гул ступавшего, шуршание одежды сопровождалось громким дыханием, как после затяжного бега. Старший Учиха резко остановился, прижался плечом к стене, переживая очередной приступ. Боль колтунами ворочалась в груди, горло саднило от желания прокашляться, а конечности наливались слабостью. Он хрипло вздохнул, зажмурил колющие глаза на пару мгновений, чтобы собрать последние силы и добраться до кабинета Мастера. Ничем не примечательная дверь издала при стуке давящий в тишине звук, отразившийся эхом от стен. Никто не отозвался. Как всегда. Итачи без дозволения хозяина вошёл внутрь, тут же закрывая глаза ладонью от ударившего в них ослепляющего света. Хриплый смешок послужил сигналом и он осторожно позволил себе оглядеть хорошо знакомое помещение. Его ноги утонули в ворсе белоснежного ковра, меж бровей образовалась складка недовольства, от чего лежащий перед ним эльф не сдержал доброй улыбки. Айнон сонно моргая, под скрип кожаного дивана, приподнялся на локтях. Вторым, после нависающей, укутанной в плащ по самый нос, фигуры, что попало под его внимание был захламлённый, свитками, книгами, бумагами, кистями, обёртками из-под уличной еды, весь в липких, чернильных пятнах и разводах, стол. Усталость в миг утяжелила тело, веки стали слипаться, а неудобный диван становился притягательнее самой удобной пастели. Лучше него мог быть разве что мягкий ковёр, однако он их прилежно чередует: день спит на диване, день на ковре. Айнон услышал чутким слухом спрятанных в длинных волосах ушей надрывное, тяжёлое дыхание Итачи, и усталость исчезла волшебным образом, как по мановению волшебной палочки. Эльф потянул не ожидавшего активных после сна движений Учиха, за руку, тот повалился рядом, не издав даже лишнего вздоха. — Ты снова меня ослушался и перенапрягся, — вынес неутешительный вердикт Айнон, шосеном проводя диагностику организма. Не самый точный способ, однако наиболее менее энергозатратный и быстрый. — А ты снова проигнорировал Намикадзе, — независимо хмыкнул Учиха, с прищуром наблюдая за тем, как приятный оттенок зелёного сменяется странными белыми переливами, будто в прозрачной обёртке. — Бедный Такеши, да, да. Инь-часть, клубившаяся на ладонях эльфа медленно выравнивала пошатнувшиеся здоровье упёртого Учиха, будто склеивала по десятому разу сломанную игрушку. Айнон понимал, что если вскоре не сделать ему операцию, не провести долгий реабилитационный период, то брату Изуне придёт конец. И этот брат понимает всю щепетильность необходимых мер, понимает состояние своего тела, но будто специально режет гниющую верёвку, пропуская мимо все попытки помощи. Суицидник и мазохист, думает Айнон пока энергия латает неблагодарного пациента. — Такеши не железный. — Ты тоже. — Тебе всё равно придётся явиться туда. Акио не уйдёт с пустыми руками, — продолжал настаивать холодным голосом Итачи, он поднялся после чужого дозволения, повернулся к Мастеру спиной и уставился на раскрытое письмо, с большой, единственной витиеватой буквой на месте инициалов: «А». »…в порядке. После их разговора она получила развитие, но всё ещё есть шанс. Не тешься надеждами» Итачи перевёл взор на повёрнутое к нему смятое, словно в порыве ярости, письмо. »…Ямара — тиран. Твои волнения не напрасны. Наберись терпения и жди, пока маленькая Изуна не наберётся сил взбрыкнуть. Она придёт к тебе с беседой. Это последний шанс улучшить ваши отношения. Не потеряй…» Дальнейшее чтение прервало похлопывание по плечу. Итачи вздрогнул, чуть не отскочил, но тело напряжённо замерло. Активированный шаринган угрожающе блеснул, Айнона это мало волновало. Он стоял со спокойной улыбкой, грубо всучил в руки флакончик с пилюлями, сильно напоминающих таковые у Изуны, с различием лишь в цвете и немного в свойствах. Совсем немного. — Я прекращу отсыпаться и прогоню Намикадзе, если ты послушно пропьёшь курс таблеток и не бросишь его, как делал до этого последние месяцы. Пожалуйста, Итачи, ради Изуны можешь уступить? Его смерили ледяным взором эбонитовых глаз. Они пронзали, как сравнила бы Изуна, думалось Анону, не хуже нагамаки, вызывали дрожь и побледнение лица. Страшный человек, умелый убийца, однако невероятно добрый парень. Эльф приобнял Итачи за плечи, не убирая с лица спокойной, как у последнего буддиста, улыбки. В его глазах Итачи без удивления заметил искры озорства. — Нам пора развеется, друг мой. —…Нет. — Да, — уравновешенно и уверенно зашелестел голос над ухом — Да, мой милый Учиха, — он сжал напряжённое плечо так крепко, что на коже расползся синяк — Я окапаюсь в этих скучных бумагах и умру молодым, если ты не согласишься. Итачи смерил его безразличным к подобной участи взглядом, легко откинул руку и широкими шагами ушёл, прихлопнув дверью. Из кабинета он услышал приглушённый смех. Хмыкнув, Итачи продолжил путь на улицу, но остановился за углом, как во внезапном ступоре. Флакон с пилюлями блестел, зазывал принять одну, послушаться Мастера, человека его сестры и, пожалуй, друга. На последней мысли он нахмурился, однако откупорил флакон, закинул одну пилюлю в рот. Айнон тем временем уже без улыбки недолго пялился на закрытую дверь. Все краски слезли с его лица, наигранность испарилась, лёгкость с весельем сменились тяжестью, давящей на плечи. Эльф помассировал переносицу, задумчиво посмотрел на давно присланные Адель письма. Раньше он не понимал почему она упомянула Изуну её земным именем и попросила держать письма на видном месте. Сегодня до него дошёл смысл и он наконец мог сжечь бесполезные клочки бумаги. Айнон резким движением одёрнул рукав туники, спрятал от глаз позорное, нанесённое давным-давно родным братом, уродливое клеймо, и поспешил уничтожить письма. Он слабо верил в слова Адель. Как он может что-то предпринять, если сама Изуна не появляется в стенах его кабинета, а за пилюлями присылает кого-то из Духовных Существ, либо небезызвестного Оюна? Изредка захаживал Ямара, но с этим человеком Айнон хотел разве что молчать, или вовсе не видеть никогда. Он отталкивал его одним своим существованием и кровавым взглядом, ничуть не потеплевшим после появления в их странной компании джинчурики Узумаки. От знания, что к неродной дочери хранитель Луноликой относится лучше, чем к родной, Айнон готов понимающе фыркать, особенно после снов-воспоминаний о прошлом. Когда-то и у него были родные люди: старший брат, с которым у него случались частые ссоры после наступления подросткового возраста, вечно заболевающая и требующая внимания мачеха, и занятый делами Долины отец, любящий приёмную дочь больше родных сыновей. Айнон жил неплохо, несмотря на очевидные семейные проблемы. Пока не последовал ряд трагедий, обнаживший его суть перед собратьями и семьёй, а после… Айнон взлохматил торчащие во все стороны блондинистые волосы. Нужно собираться. Пора выдворить Намикадзе из его гильдии или дать окончательный ответ на его предложение. Айнон не решался отвечать, зная что последует после этого, однако выбора им не предоставили, как такового: либо они присоединяются к Хесо, сольются с ними, либо развалиться в следствии объявленной войны. Незавидная участь. Ямара оторвёт ему голову, если это произойдёт. Эльфу непонятны преследуемые этим человеком цели, хотя он подозревает, что хранитель Луноликой попросту боится, что Айнон присоединится к Изуне в призывном мире. Тогда у Ямары не получится больше издеваться над ней. Жаль, что для этого нужно как минимум найти координаты того мира, как максимум — прийти в согласие с Изуной. Айнон привёл себя в надлежащий вид, в последний раз провёл расчёской по волосам и вышел из кабинета, ставшего ему настоящим домом за последние два, а то и три года. *** Пока эльф статно вышагивал по длинному коридору ему изредка на глаза попадались члены гильдии, направляющиеся в комнаты. Они видели Мастера и ненадолго замирали, чтобы с почтением поклониться на девяносто градусов и продолжить путь только когда он их минует. Айнон рассекал своим телом воздух, звучно чеканил шаг, как закоренелый военный, шлепки тапок выбивались из впечатления, вместе со свободной туникой и потёртыми штанами. Небрежный внешний вид наводил иллюзию бездельника, безответственного и слабого воина, но исходящая уверенность, острота в глазах, прилежно уложенные волосы и бесконтрольно пронизывающая окружающих ки не давало долго обманываться. Айнон остановился перед заветной дверью, глубоко вздохнул, отсчитывая в уме набор успокаивающих цифр — медленно и чётко, без стука вошёл внутрь, и не раздумывая уселся напротив доброжелательно одаривающего его ослепительной улыбкой Намикадзе. Остолбеневший из-за внезапного прихода Мастера Такеши слабо выругался. Миссии A ранга меньше трепали ему нервы, чем треклятая должность секретаря. — Спасибо, что подождали, — в мнимой благодарности опустил голову эльф, затем повернул голову в сторону двери, где стоял, прислонившись спиной к стене, его хмурый секретарь — Ты свободен, Такеши. Дальше я разберусь сам. Он более расслабленно, чем до этого покинул комнату, не забыв мазнуть презрительным, неодобрительным взглядом по дрогнувшему тёмно-синему хохолку. Долго тишина не продлилась. Айнон небрежно отбросил лезущую в глаза блондинистую чёлку, с фальшивым сожалением и вежливостью оправдался: — Приношу свои извинения за задержку. Новички совершенно не умеют доходчиво составлять отчёты. Их корявый почерк сведёт меня в могилу. «О, было бы неплохо» — прошмыгнула снисходительная мысль у Акио. «Чёртова вежливость. И почему я не могу выкинуть его за порог гильдии? А, точно: тогда войну начнёт наша сторона, чего хотелось бы отсрочить до окончания тренировки Изуны» — подумал Айнон, свёл пальцы в замок. — Ничего страшного. Я успел отдохнуть от изнурительной дороги, — сладко защебетал Акио, закинул ногу на ногу в беспечном жесте. — Что на пути вас так утомило? — Оу, вы должны были слышать: ситуация в Стране Огня накаляется. Клан Сенджу недавно открыто объявил о союзе с Узумаки, а клан Учиха только-только встал на ноги после нескольких совершённых на их складах продовольствия и амуниции терактов. — Новому Главе Учиха в будущем придётся нелегко, — хмыкнул для поддержки разговора эльф — Слышал, вы недавно путешествовали в Страну Воды? Не натыкались случаем на агрессивных Кагуя? — Мм, да, был свидетелем разгрома объединённой армии Даймё Воды и Даймё Огня. В этот раз белобрысые демоны чисто сработали, — одобрительно рассмеялся Акио, обвёл пальцем рукоять катаны, отчего внимание Айнона приковалось к этому жесту — Происходящая суматоха затронула подпольный мир глубже, чем могло показаться на первый взгляд. — Спрос на наши услуги возрос — это нельзя не отметить — эльф задумчиво свёл брови к переносице — А всё из-за недобро настроенных Даймё. — Хм? Вас тоже пытались нанять для истребления обособленных кланов? — с весельем хлопнул в ладоши, как маленький ребёнок, широко растягивая губы в улыбке — Надеюсь, вы отказали. — Никто из нас не был бы доволен, поступи я иначе. — Верно~ Даймё затевают что-то против шиноби. Совсем скоро начнут искать помощи у самураев. И тогда дела примус совсем дурной оборот~ — в расстроенных чувствах печально вздохнул, но тут же его глаза жутко блеснули — На кланы полагаться не стоит, а разрозненные мы представляем из себя лёгкую мишень… «Прости, отец, твои уроки плохо закрепились в твоём изгнанном сыне» — возвёл глаза к потолку Айнон, чтобы в следующий миг откинуть стол в стену и прижать к чужой шее кунай. Эльф почувствовал леденящий металл на своей коже, пристально глядя в прищуренные от улыбки глаза напротив. — Сколько вам повторять: моя гильдия не сольётся с Хесо. Прекратите упрямо настаивать на своём. — Айнон, вы не понимаете насколько серьёзна ситуация и насколько вы пострадаете, если будете упрямиться. Вы единственные, кто не желает помогать Главе Хесо в защите нашего мира. Думаете, выстоите против нас? — шептал Акио, не теряя улыбки даже с приставленным к горлу кунаем, лишь сильнее вдавливая лезвие катаны в кожу Мастера. — Не зазнавайтесь. Ваш Глава напыщенный индюк, возжелавший вознестись и стереть в пыль все одинокие группировки. Он не желает автономии от Даймё, он стремится посеять хаос сначала на землях нашей страны, а после на чужих. — Всё ради Южного Короля. — Ха? — утончённые эльфийские черты скривились в уродливом скептицизме — Сомневаюсь, что он в курсе благородных тиранических порывов своего последователя. Внезапно в разгар жаркой беседы ворвался взлохмаченный, взмыленный Такеши с паникой в голосе потребовал Мастера к запасному выходу. Айнон бросил подозрительный взгляд на мирно улыбающегося, как ни в чём не бывало, Акио, и, стоило катане вернуться в ножны, поспешил за секретарём. Ближе к назначенному месту стала сходиться толпа. Все, кто находился в здании гильдии собрались жужжащей кучей, даже Итачи не обошла эта участь. Отовсюду доносились шепотки, тех, кто стоял дальше от эпицентра происшествия, мат — от тех, кому удалось ближе ознакомится с подарком судьбы. Айнону на миг показалось, что ему и пройти не дадут, чтобы разобраться в произошедшем, но стоило одному члену гильдии заметить Мастера, как перед беспокойно спешащим Такеши и спокойно, даже высокомерно следующим Айноном расступились, появился проход — не хватало красной дорожки для пущего эффекта. Все склонили головы, но не опускали любопытных глаз, в которых искрилось неподдельное уважение к нынешнему Мастеру. Эльф тем временем напряжённо замер, сжал кулаки и закусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не чертыхнуться. Такеши тяжело дышал, объясняя, что эти тела, а их было трое, появились буквально из ниоткуда: свалились с потолка на неудачливого парня, проделав в крыше дыру. И ладно, трупы, да трупы, будто они храм какой-то, а не преступная гильдия наёмных убийц, воров и прочая лесная атрибутика, внешний изломанный вид тоже не сильно впечатлил бывалых вояк, всех вводила ступор выжженная метка на обугленном лбу каждого. Там сиял треугольник — клеймо гильдии Хесо. Никто из них не славился недалёкостью, все находящиеся там понимали к чему ведёт эта ситуация. Война гильдий. Неизбежное противостояние гордецов, Мастеров, не желавших отступать от своих принципов и целей. — Пора очистить мир от жалких уродцев, вроде вас, — прошептал ему на ухо хорошо знакомый голос. Айнон обернулся, хмуро наблюдая за плавно ступающим, как настоящее божество, Акио, в сторону выхода из гильдии. — Намикадзе… *** Айнон резко выдохнул после шестой опрокинутой в себя алкогольной чаши, с тупым стуком фарфора о деревянный стол опустил её рядом с наполовину опустошённой бутылью. Вокруг витали далеко не привлекательные запахи, состоящие из пота, грязных мужских тел, не мытых как минимум месяц, провонявших носков, кислых ноток алкоголя и сладких — закусок. Шум галдящих вечерних посетителях бара, звон посудин и девичье заигрывание проституток слышались фоном. Всё внимание эльфа было уделено чаше с вновь налитым нектаром и молчаливым собеседником напротив. Айнон посмотрел на непроницаемого Итачи, который любовался переливами напитка в своём очоко, и ухмыльнулся, закрыв выражение лица новой порцией алкоголя. Они сидели в этом отвратительном баре не первый час. Молча, не стараясь завести хоть какой-то разговор, будь он даже светским. Эльф нагло надирался, а Учиха ждал, видимо, чуда. Спустя ещё час дождался: градус в крови развязал крепкого эльфа и тот поддался желанию выговориться ближайшему собеседнику. В этот раз это оказалась не ножка от стула, а вполне мыслящий человек. — Я тот ещё придурок, да? — заплетающимся языком нарушил царившую между ними тишину, Итачи в первый раз за всё время посмотрел на него — Столько времени терпел выходки этого выродка… Остав-валось всего н-немного дотянуть… Ох, сорвался, чёрт его д-дери. — Дотянуть? — Чего? А, плев-вать, — залпом отпил из бутыли до последней капли, из уголков его острых глаз выступили слёзы — Ненавижу эту гильдию. Я в н-ней, как тиг-гр в клетке. Отвратительно. Итачи напрягся от прозвучавшего в чужом голосе отвращения. Эльф провёл ладонью по помятому лицу, еле сфокусировал взгляд на собеседнике, мимолётно отмечая несколько схожих внешних черт с Изуной. Сардоническая, невесёлая улыбка вырвалась сама собой. — В Стране Огня скоро разгорится война, — озвучил мысли многих Итачи, спокойно наблюдая за тем, как Айнон лохматит густые волосы, превращая те в спутанный клок — Ни для кого не секрет, что тот случай с уничтожением склада Учиха дело рук Даймё Огня. Недовольства кланов в стране обостряются. Это грозит задеть наёмников, группировки и гильдии. Думаю, следовало послушаться Намикадзе и принять предложение его Мастера. Подпольные войны неуместны в текущей ситуации. Айнон лениво приподнял бровь, стараясь незаметней прикрыть выступившие длинные уши. Напитки закончились, а покупать ещё он посчитал лишним. — Ты правда думаешь, что те склады разрушили люди Даймё? — он икнул, спрятал половину лица за ладонью, опёршись локтем о липкую поверхность стола. В ответ — молчание. Итачи сделал первый глоток из своей очоко. Эльф понимающе прикрыл глаза, думая, что брат Изуны не выдаёт и половины собственных мыслей. Он будто говорит заученный текст, не считая ту часть, где он уверял в правильности слития гильдий. Старается соблюсти события исторических хроник? Мысли Айнона медленно, но верно отрезвлялись, а шальное состояние, что он поймал после нескольких часов пьянки выветривалось. Эльфийский организм быстро справляется с дешёвым пойлом, жаль, в этом мире не существует настоящего эля — вот отчего его сознание улетело бы надолго. — Не так важен тот, кто обостряет конфликт. Итачи вскинул брови в немом вопросе, пригубляя остаток напитка. — «Будь, что будет» — этого правила я придерживаюсь, поэтому пускай кланы грызутся меж собой, как дворовые псы, и нападают на Даймё сколько угодно. Главное, чтобы наша гильдия смогла выдержать в противостоянии с Хесо ещё пять лет. «Именно из-за этого правила я импульсивно подался за Изуной» — этот факт позабавил до сих пор подвыпившего эльфа. — Что потом? — Потом… — Айнон растёкся по столу, длинные пальцы упёрлись Учихе в грудь —…Мы попадём домой. Итачи напряжённо замер, всматриваясь в пьяную улыбку Мастера, нет, друга, и подозрения, гулявшие в голове последние года, развеяли свою дымку. Он более умиротворённо выдохнул, допил остатки жидкости из очоко. — Как же? Это связано…с Изуной? — голос на имени любимой сестры сломался, Итачи ненадолго замолк, унимая леденящее грудь беспокойство. Он имеет право знать, решил Айнон, и уверенно кивнул. Он заметил, как Итачи мечется от переживаний и непонимания, как незаметно для обычного взгляда его спина горбится, а глаза тускнеют, челюсть напрягается, пальцы до трещин на фарфоре сжимают очоко, как он всеми силами пытается оставить внешнее спокойствие и непоколебимость. Айнон смотрит на него и видит себя прошлого, полного безоговорочной любви и преданности. Она сломает его, понимал Айнон. — Там, где раньше я жил, — пустился в рассказ эльф, почти шёпотом вещая о делах прошлого — Вечно шла война между моим народом и тем, что жил на другой стороне реки. Мы были похожи внешне, культурой, обычаями и привычками, однако то, что отличало нас друг от друга — это отношением к окружению. Мы были напыщенными, гордыми, но понимающими, любящими всё живое, они — жестокими, эгоистичными, кровожадными и совершенно дикими. Итачи внимательно слушал странную исповедь — была ли она ей, он не знал — и постепенно возвращал спокойствие, пошатнувшиеся от единого упоминания о сестре, от очередной непонятной детали паззла, которого пока он не в силах сложить так, чтобы не торчало лишних частей. — Моя семья вела народ, правила им. Я жил почти счастливо пока отец не отправил меня со старшем братом на эту войну, — Айнон содрогнулся, до металлического привкуса на языке прикусил губу — Шли годы. Отношения в нашей семье портились пропорционально каждой неудаче в войне. Отец уделял больше времени приёмной дочери и больной мачехе, чем проблемам погибающего народа и государства — на этом упоминании он намеренно не скрыл неприязни в голосе, красивое лицо скривилось в отторгающей гримасе — Брат продвигался по карьерной лестнице, стал генералом, за которым шло войско с радостью, с верой в то, что именно он закончит это бесконечное противостояние. — Но этого не случалось из-за правителя, — догадался Итачи, после небольшой паузы со стороны эльфа. Тот кивнул. — Как часто бывает, если люди опустошены, истощены, злы, недовольны, произошло восстание. Оно было бы погашено, если бы к ним не присоединился мой брат — Герой Долины, — со скорбью, кипящей завистью процедил Айнон — Он повёл войско с восставшими против своего Отца и Короля, убил его и сел на трон. После внутренней кровавой бойни дела на границе стали улучшаться. Мы не победили, но погасили конфликт. Мирный договор скрепили свадьбой нашей сводной сестры с их наследником. Мачеха вскоре совсем увяла и умерла. Я остался с братом наедине. —…Что произошло дальше? Айнон горько, зло ухмыльнулся, игнорируя горящие от слёз глаза, затаив дыхание вздёрнул рукав туники. На предплечье ярко полыхал уродливый шрам от раскалённой на жаровне печати. Итачи не скрыл неприятного удивления, осторожно, вначале посмотрев на эльфа и получив согласное прикрытие глаз, дотронулся кончиками пальцев до шрама, чуть не одёрнул руку от ударившего в них жара. Он нежно провёл пальцами от начала витиеватого рисунка до конца. Айнон с удовольствием принимал чужую прохладу, которая обилием шла со стороны Учиха. После этой маленькой поддержки любопытного ребёнка закончить стало легче. — Нас хотели обмануть. Подстроить нападение на свадебную процессию и обвинить в смерти наследника. Я узнал об этом случайно: подслушал разговор глупого самоубийственного женишка с его отцом. Когда рассказал об этом брату и его советникам мне не поверили. Солдаты отказались идти со мной, даже стража брезгливо отмахнулась. Пришлось разбираться в одиночку. В ту ночь мне удалось предотвратить задумку вражеского Короля. Я убил всех нападавших достаточно…кроваво и жестоко, что не присуще моей расе. Только на следующий день, когда меня бросили в темницу по указу брата я узнал, что случайно…убил сестру. От пелены застилающей ярости, в пылу сражения, я проткнул парными клинками ей сердце, второй клинок угодил чуть правее, между рёбрами её жениха. Время до суда провёл, как в тумане, а когда пришло время защищаться оказалось, что на моей стороне никого не оказалось. Мои друзья предпочли встать на сторону брата, судья с присяжными, свидетели, советники, придворные — все смотрели на меня, как на отброса. «— Спасибо за помощь, глупый младший брат, — с этими словами любимый брат собственными руками выжег клеймо на руке неистово вопящего от душевной и физической боли, Айнона. Окружающие задорно охнули, овации волной разлились по залу. На постамент полетели протухшие овощи, чьи-то носки, таблички с компрометирующими Айнона надписями. Весь народ наслаждался унизительным зрелищем низвергаемого младшего принца Долины. Ярко светящиеся глаза цвета лазури, Короля удовлетворённо блестели, наблюдая за теряющим сознание Айноном» Момент падения заевшей плёнкой надоедал эльфу день и ночь. Он до самого конца не верил в предательство самого близкого человека, за что и поплатился изгнанием, практически смертью. Самое отвратительное, что даже после этого он пытался поговорить со своим братом, требовал объяснений, сам извинялся… Как унизительно. Адель спасла в последний момент. Успела до того, как разгневанный Король опустил острие меча на шею склонившегося Айнона. Возможно ли, ещё тогда она знала, что он окажется хранителем наследницы Шинигами? — Итачи, — серьёзный, дрожащий, осипший от слёз голос прервал Итачи от разглядывания клейма, он поднял хмурый взгляд, не зная как удивится следующим словам — Изуна давно сошла с дороги, по которой идёшь ты и её бывшие друзья. Как бы она тебя не берегла и не любила, тебе следует ожидать, что она никогда не выберет тебя. Её цель гораздо важнее, чем вы можете подумать. Она буквально вне времени и пространства, — издал тихий нервный смешок эльф, устало стукнулся лбом о стол. Каким бы выжитым он себя не чувствовал сейчас, облегчение перевешивает все негативные последствия. Итачи ещё очень долго раздумывал над предостережением друга. Бар полностью опустел, за окнами поднимался рассвет, вместе с тем головная боль ударила в виски. Итачи сдержал стон. Под ним скрипнули ножки отодвигаемого стула. Он осторожно перекинул руку уснувшего друга себе на шею, медленно, пошатываясь на каждом пятом шаге, вышел вон под подозрительные взгляды владельца заведения. *** Голова с пробуждением у Айнона отвратительно ныла, в ушах стоял вой умирающего кита, вперемешку с шипением змеи. Не думал он, что опустится до пьянки в задрипанном баре, а на утро восстанет, как зомби, в примерзком самочувствии. И это от земного пойла! Да оно даёт захмелеть только спустя несколько часов! Стыд и позор на его эльфийскую душу. Кожаный диван под ним протяжно скрипнул. Айнон глухо застонал от головной боли. Он не желал открывать глаза, страшась ослепнуть, помня, что окна оставлял незашторенными, и по ощущениям сейчас около десяти часов утра, значит солнечные лучи вполне могли выжечь роговицу и лишить его острого зрения на долгие часы. Он медленно подходил к решению бросить все дела и проваляться на диване целую вечность, но его назревающие злобные планы прервал ледяной тон бархатистого голоса, сочившегося неприкрытой насмешкой: — Ты в порядке? Замечательно. Я уже не знал как объяснять Такеши твою скоропостижную смерть в день объявления войны. Мог бы и предупредить вчера, что желаешь напиться вусмерть. Айнон не вытерпел полного сарказмического недоумения упрёка, решительно раскрыл глаза. Секунда. Вторая. Он охает от неожиданной полутьмы кабинета. Закрытые тяжёлыми атласными шторами окна не пропускали ни единого солнечного зайчика, они настолько тщательно, настолько плотно сомкнуты меж деревянными вставками, что остаётся лишь молчаливо поражаться тому, кто принёс в жертву, он уверен, минимум полчаса ради сохранения темноты в обычно освещённом кабинете. Айнон осторожно, дабы не потревожить чрезмерной тряской похмельный организм, сел, откинул голову на спинку неудобного дивана. После него ужасно затекают конечности, тянет мышцы и стреляет шея, то происходило и в этот раз с единственным исключением: к ожидаемой боли прибавилась голова. — Итачи, не ожидал встретить твою постную физиономию сразу по пробуждении. Приятная неожиданность, — ответил сиплый голос, едва слышимый для забравшегося в кресло Мастера Учиха — Ты занял моё место, в курсе? Я могу посчитать, что ты планируешь избавиться от меня и занять лидирующее место в гильдии. Итачи оторвался от рассматривания корреспонденции ничего не замечающего Айнона, с сомнением в уровне умственного развития друга поглядел на него. Эльф кожей, или внезапно появившейся эмпатией, почувствовал, как почти встал вровень с тупыми шимпанзе после своей фразы. Столь красноречивый взгляд вызвал мурашки на шее. «Удивительно, — подметил Айнон — как он умеет ТАК передавать свои мысли. Наследственный талант?» — Мастер гильдии несёт на своих плечах ответственность за жизни всех членов организации. Эта должность предполагает наличие предприимчивого, решительного, храброго, ответственного человека. Я слишком не уверен в своих чертах характера, стратегических и тактических навыках, чтобы желать свергнуть твоё безупречное правление. — Какие мудрые слова. Жаль, что они несут в себе море неприкрытой тяги к похвале. — Не понимаю о чём ты. — Брось, Итачи, — Айнон задорно рассмеялся, будто бы позабыв о недавнем недомогании, вскочил на ноги подобно молодому оленю, и развёл руки, словно пытаясь объять целый мир — Посмотри на всё это! — он взмахнул ладонями, обведя полукруг в воздухе — Столь самокритичен к себе, но превозносишь такого ленивого недотёпу, как я. Это ли не подстрекательство к похвале? Может мне тебе акафист спеть? Итачи сокрушённо покачал головой на кривляния друга, сложил пальцы перед собой в замок. — Я не Господь Бог, Айнон. И мне нет необходимости тайно требовать сладких наречий. — Конечно. Ты без этого их получаешь, — эльф шумно вздохнул, нарочито хмуро и недовольно буркнул — Скоро тебе придётся сообщить Такеши о моей смерти. Умру, поверженный чёрной завистью. Айнон взмахнул руками, точно птица, стремящаяся улететь в небеса, громко ойкнул и повалился на ворсистый ковёр, своей белоснежностью отдалённо напоминающий первый снег. Не прошло и пяти секунд, как снизу до Учиха донёсся тихий смех, иногда прерывающийся болезненным шипением из-за непроходящей похмельной боли. Губы Итачи дрогнули в улыбке. Они неуверенно разъезжались, со стороны она виднелась натянутой и кривой, будто он испытывал жгучую боль, когда пытался её выдавить. Когда он только принёс отключившееся тело, то подумывал просто уйти, не дожидаясь его пробуждения, но сейчас немного рад тому, что решил посторожить сон Айнона. Итачи давно не испытывал лёгкости от общения с кем-то. Года после истребления клана шли подобно вязкой трясине, заполняли его жизнь мрачной отчуждённостью, обречённостью и тоской по прошлому. Это настоящее везение — встретить средь беспросветной тьмы луч света в лице этого странного сторонника его сестры. Возможно, если они ещё немного сблизятся он согласится помочь найти Изуну? Хотя после вчерашнего рассказа и данного совета, Итачи одолевают сомнения, частички которого образовались ещё в крайнем разговоре с Изуной. Нет, он не бросил идею найти сестру, или вовсе решил забыть о её наличии, как это скрытно предлагал Айнон. Итачи просто решил вновь надеть роль молчаливого зрителя. В конце концов, если после активных попыток, узнать необходимую информацию не получается, то рациональней будет отойти на второй план и подождать, когда она сама придёт тебе в руки. Впрочем, Итачи не уверен, что этот план пройдёт с Изуной. Открытая недавно истина не предполагает медлительности… — Вижу, ты в полном порядке, — вернул на лицо беспристрастность Итачи, незаметно кинул в карман плаща найденные в потайном нижнем ящике вещи, поднялся с удобного кресла — Значит мне пора. Айнон улыбнулся вслед покидавшего его компанию Итачи. Стоило двери с щелчком закрыться уголки губ потянулись вниз, лицо приняло крайне задумчивое выражение, словно с него слетела маска опытного актёра. Он, кряхтя, нехотя встал на ноги, за два широких шага подошёл к столу, опустился на корточки перед выдвижными ящиками. Последний со скользящим звуком отъехал. Айнон отложил все лишние вещи и когда он остался пуст, его внимательный взгляд заметил маленькую деталь: края первого дна не стыкуются с тонким, невидимым ни единому глазу, углублением. Эльф с некой обречённостью снял первое дно, очевидно, натыкаясь на письма Изуны с колбами от её пилюль. Ничего не тронуто, они даже стоят в той же последовательности, на которых их ставил Айнон, за исключением самого первого письма и одного из колб. Вместо него написана хорошая копия, а заместо Изуных пилюль стоят те, которые дал Айнон Итачи. Он так и знал, что Учиха остался неспроста. Грудь кольнуло разочарованием, пальцы смяли покрытую пятнами ткань на месте, где с сумасшедшей скоростью колотится проливающиеся кровью сердце. Почему он разочарован? Какие ожидания не оправдал Итачи? Разве они что-то должны друг другу? Они ведь даже не друзья. Айнон точно до этого момента не считал брата Изуны другом. Как и когда он успел пробраться в узкий круг людей, кому он безосновательно мог доверять? Даже Изуна не успела приблизиться к этому уровню, хотя Айнон является её хранителем, а она, предполагаемо, почти семьёй. Айнон со стуком уткнулся в край ящика. Лоб начал саднить от появившейся царапины. Дурак. Он специально ударяется о край. Какой же он дурак. Снова удар. Наивный идиот. Удар. Кретин. Предательство? Нет. Айнон не считал Итачи предателем. Глупость какая. Его просто одолевали вопросы о собственной недалёкости. Ведь он мог раньше задастся вопросом, почему Итачи вдруг начал идти на сближение. Обычно он игнорировал каждого, ходил одиночкой, отказывался от совместных посиделок даже с весёлыми и неплохими людьми, если их не связывала групповая миссия. Так с чего бы ему соглашаться быть нянькой Айнону, слушаться просьб Такеши разбудить эльфа, ходить с ним на редкие прогулки и брать с рук лекарства? Потому что он связан с Изуной? Абсурд. Айнон предположил, что его действия продиктованы возможностью найти сестру, ведь, по сути, он единственная ниточка, способная связать его с ней. Чистый расчёт: держаться рядом с Айноном. Особенно это легко из-за просьбы самой Изуны присматривать за Итачи. Айнон прекратил биться о ящик, замер недвижимой статуей. Зажмурил глаза, часто задышал, пытаясь прогнать воспоминание об искренней поддержки Итачи во время рассказа о прошлом. Клеймо почему-то стало жечь сильнее, грозясь сделать дыру в рукаве. Эльф одёрнул ткань, его брови изумлённо поднялись. Предплечье перебинтовано, сквозь мотки бинта проступает зелёная мазь. Он глубоко вдохнул запах рядом с клеймом. Пахнет знакомо. От пронзившей догадки неконтролируемый смех порывался выйти наружу настоящей истерикой. Мазь. Дорогая мазь, продающаяся в далёких уголках Страны Воды. Благородный Итачи не поскупился в пустую потратить столь редкий и затратный товар, чтобы облегчить его нескончаемую боль. Благодарность смешанная с разочарованием — до чего же гремучая смесь. Айнон вздрогнул, оглянулся на зашторенные окна. На губах загуляла грустная улыбка, а уши понуро опустились. — Заботливый, благородный и расчетливый. Маленький гений клана Учиха, — прошептал себе под нос Айнон, поднимаясь и плюхаясь в кресло. Эльф провёл по лицу ладонью, напрасно надеясь тем самым снять с себя вуаль усталости, пришедшей после эмоционального всплеска. Затем он ближе подъехал к столу и принялся просматривать принесённые Такеши письма, бланки выполненных миссий, аляпистые заявления с отчётами, в этой свежей куче даже нашлась стопка газет. Первое письмо кричало о весточке со стороны Хесо. Война. Айнон растрепал пушистые волосы, с каждой прочтённой строчкой кривясь сильнее. Мастер гильдии Хесо соизволил официально объявить о войне в соответствующей форме, с предостережениями и условием, с соблюдением которого война окончится быстро и без потерь, и краха Айнона. — Надменный остолоп! — фыркнул в лучший традициях Учиха, откинул письмо, будто по нему ползла самая противная в мире сороконожка. Ему ничего не остаётся, кроме как ждать первого хода Хесо, а самому готовиться к неизбежному и попытаться выдержать натиск. Может быть ему даже получится победить. В нём было слишком много неуверенности для более чем столетнего эльфа, который пробыл большую часть жизни на войне. … «Я в призывном мире. Тренируюсь. Меня не будет десять лет. Таблетки будешь передавать через Ямару» — кривые, как у ребёнка строчки ударили в Итачи пронзительной молнией. В груди похолодело, а ноги стали ватными. Ему пришлось опуститься на ветхую кровать, стоящую в личной комнате гильдии, чтобы ненароком не упасть. Несмотря на испытываемые эмоции лицо Итачи оставалось равнодушным, будто каменным. Он сглотнул комок, прочно застрявший в горле, медленно провёл пальцем по бумаге, осмотрел её с разных сторон активированным шаринганом, убеждаясь в догадке. Верно: письму не один год. Айнон говорил про пять лет, можно предположить, что столько осталось до её возвращения. Итачи с прищуром взглянул на покоящиеся на полным черкавшей, масляном столе, флакон с таблетками. Как по команде изо рта вырвался внезапный кашель. Он уже не был столь страшен после начала приёма таблеток, но продолжил приносить дискомфорт. Рука после кашля оставалась чистой, лёгкие не горели синим пламенем, а движения не сковывались болью и слабостью. Итачи не уверен, что лечение самой Цунаде достигло бы подобного быстрого эффекта, как это сделал Айнон своими пилюлями. Учиха никогда раньше не видел столь способного фармацевта. Очередной гений, повстречавшийся на пути. Итачи смял пожелтевшее письмо, вновь и вновь читая его строчки. »…Таблетки будешь передавать через Ямару» Таблетки. Итачи не помнил замечал ли за Безликой симптомы какой-либо болезни и сейчас жалел, что не уделял ей достаточно внимания на тот момент. Кто же знал, что самоуверенная девчонка, не ведавшая в какое болото ступила окажется родной сестрой, так мастерски игравший роль не причастной Главы группировки. Итачи уверен, что Изуна, как и он, не спешит искать лечение, пускай оно нужно ей не меньше, чем ему. Он откинулся на подушки, медленно расплетая низкий хвост. Длинные волосы своевольно раскинулись по плечам переливистой чёрной волной. Меж бровями у него залегла складка от напряжённых размышлений. Айнон сказал, что он вернётся домой благодаря Изуне. Нет, его больше интересует не развиться ли болезнь за эти годы до необратимых последствий? В призывном мире время обычно течёт по другому, возможно, что ситуация не станет необратимой и когда они вернуться в своё время Итачи успеет увести Изуну к ирьенину. Если успеет. Кто знает, сколько на самом деле тело сестры страдало от хвори. Итачи прикрыл колющие глаза, закинул правую руку за голову. Вот уж семейка: старший брат и младшая сестра — оба оказались жертвами болезни. Он тихо надеется, что здоровье Саске не подкосится, как у них. Итачи знает, что болезнь преследует их клан и логично проявляется, если носитель долгое время подвергает себя нечеловеческим тренировкам, разрушающим тело. Их проходил он сам, как наследник, а Изуна… Это Изуна. Она ещё с детства не знала меры. И если сам Итачи прекратил их спустя пару лет после истребления клана, планируя продержаться до встречи со взрослым Саске, то она, как фанатичка, не планирует останавливаться. Помешать он не имеет ни возможности, ни права, и — как Итачи подозревает — вряд ли успеет отвести её к ирьенину. Итачи не знает что произойдёт в будущем. Сможет ли спасти Изуну, вернуться ли они обратно, как обернётся их судьба, однако в одном гений клана Учиха уверен: он постарается помочь своей младшей глупой сестре и никогда не оставит её с Саске одних.