Луноликая: В Эпоху Войны

От третьего лица: Тобирама пьяным кошачьим шагом, с бледным лицом и тошнотворным комом в горле, встает там, где в прошлом возводился Изуной камень. Его глаза сужаются, осматривая местность по новому, колени подгибаются, перевязанная ладонь сжимает кусочки земли с травой, а выпущенная наружу чакра для детального сканирования пространства провоцирует незримые волнения, как волны в шторм, сосредоточенное лицо хмурится. Их прошлая стоянка и эта, куда их телепортировали никак не отличаются друг от друга, нет чакро частиц, указывающих на пространственную технику, ни умерших, а они должны присутствовать, призывных жуков — ни единой улики. Все либо смылось ранней грозой, либо зачинщик хорошо убрался за собой. Тобирама свернул свою чакру, поднялся с более мрачным видом, будто над ним образовалась туча. Его взгляд скользнул на прохлаждающуюся у ствола дерева Изуну. Она сжала в раздражении рукоять нагамаки. Хиганбана привычно беснуется от чужого подозрения и недоверия. Как же она устала прибывать в обществе Сенджу. Нет. Пожалуй, она просто устала, без всяких серебряноволосых. В висках знакомо колотит, на макушку давит неведомая сила, а усталость, не связанная с физическими показателями, тянет за шкирку вниз. Изуна подняла голову к ночному, она уверена, судя по витавшим запахам и запевающих сверчках, небу, словно это поможет сбросить утомление, словно изредка сверкающие сквозь проблески между толстых ветвей звёзды придадут сил. Однако она не способна их узреть. Больше нет. Насколько же отвратительно складывается её жизнь, с иронией подумала Изуна без каких-либо эмоций, будь то досада, тоска или злость на несправедливость судьбы. Смешно — уж ей ли не знать тонкости плетения судеб, существуют ли они вообще и действуют ли на таких, как она, после длинных, зубодробительных лекций от Оюна. — Котенок, не молчи, хн. Я начинаю страшится стоять с тобой в одиночку. Изуна говорит то от скуки, в надежде свести их абсурдный конфликт к взаимному игнорированию. В конце концов она сама не помнит когда зародилось то неприятие в сердце Сенджу. Не то чтобы причин не существовало — с какой-то долей вероятности причиной сослужила хиганбана, но навряд ли, если верить зашифрованному манускрипту имени Луноликой — тем не менее ей чудится поведение Сенджу слегка наигранным, преувеличенным, или вызванным непониманием. Впрочем, без разницы. Плевать, решает Тобирама, все равно никто из нас не рискнет нарушить контракт и лишиться чакры, а любопытство утолить — благое дело, если предоставляется шанс, не имеющий значительных последствий. — Как ты поняла, что нас переместили? Здесь нет остаточной чакры от техники, никаких частиц или напоминания. Почувствовала? От выговоренного предположения Изуна кивнула, обвела большим пальцем шершавое яблоко нагамаки. — Ты сам прекрасно знаешь, что некоторые, невероятно редкие, техники, преимущественно высокого ранга, несут последствия, положительные или отрицательные, на пользователя. Я стала восприимчивее к пространственным перемещениям, если угроза идёт от третьего лица. Пожалуй, это настоящее чудо, что я уловила отголоски чьей-то техники, да исходящей не от человека напрямую, раз даже ты, как параноидальный и одаренный сенсор не подскочил с мечом под рукой. Следуя уже своей паранойе я оставила на всякий случай кунай с фуин. Вот и всё объяснение. — Перестраховщица, — фыркнул Тобирама, впрочем, не удивляясь подобным наклонностям, война, вот и весь источник подобных черт и привычек — Ты должна была доложить о своих подозрениях сразу, а не ждать пока мы потратим целый день в Ками забытой деревеньки! Дура. — Я привыкла действовать самостоятельно, хн. — Не верю, что это я говорю, однако: Мы команда, Учиха, — серьёзно надавил Тобирама — Для удачного завершения миссии компетентней советоваться как минимум с Нара. Идиотка пустоголовая! — Не тебе говорить про компетентность, хн, — Изуна вздохнула колючий воздух, мысленно заверяя себя, что этот цирк долго не продлится — Много ли ты советовался с Нара? Таскаешься за ним, как забытый пёс. Боишься, что он помрет, как химэ Узумаки? — Не приплетай Норико, Учиха. — Тобирама, не реагируй столь остро, хн. Не я же её убила, а ты вспыхиваешь только так. — Недалекая Учиха, — часто дыша от переполнявших грудь плавящих эмоций прошипел Сенджу — Норико умерла из-за твоей халатности. Ты не защитила ее. — Дурашливый котенок, это не было изначально моей целью, — как психически больному шепотом поясняла Изуна, это покоробило Тобираму, во рту будто появился омерзительный привкус от того, как она проговаривала слова, с каким тоном преподносила — И не лицемерь. Для тебя она была не более, чем навязанной невестой. Голова Тобирама дернулась, как от пощечины, на языке проступил металлический привкус, новоявленная ранка на внутренней стороне щеки защипала. — Как же я тебя ненавижу, Рина… Он никогда не признавался врагу в лицо. Всегда держал нейтралитет, будь то Учиха или иной клан. Однако казалось, будто невидимая воля приказывает, подталкивает говорить, а он — послушная кукла с непривычно развязанным языком. Хаширама не узнал бы своего брата. — Я знаю, — отрешенно перебила Изуна, затеребила сережку в ухе — Спущу тебя на землю, котёнок, но ты не первый. Тобирама, не трать на меня свои лицемерные эмоции. От этого никакой пользы, тем более после контракта с чакро печатью. — Они не лицемерные. — Ты злишься. Негодуешь. Презираешь. Не понимаешь. Но не ненавидишь. Тобирама, ты уже не ребенок и прекрасно должен понимать, что сейчас идет война и уж в ней я ни тебе, ни твоему клану не причинила ничего дурного, и Норико, раз уж она тебе столь дорога, как память, не убивала. А Неджи, если ты о нем еще помнишь, жив, здоров, а главное свободен. Последний совет: совладай с беспричинными эмоциями и не шипи, как потерявшая честь барышня, хн. Тобирама слушал длинный монолог с каменным лицом. Каждое слово врезалось в сердце подобно осколкам от гранаты. Внутри что-то надрывалось, жгло, мысли путались, кричали о заговаривании, о лживости Рины, а с другой стороны, рациональная часть, спокойно и стойко рассуждала. Ведь у них и правда война, где потерь не избежать. Глупо вспыхивать на пустом месте, Тобирама знает, оттого в душе кривится, ворчит, подозревает Рину во всех грехах, но нелогично продолжает носить подаренный ей кулон. Тобирама отвернулся от Изуны, вскинул голову к закрытому ветвями небу. На реплики врага, нет… Врага ли? Сенджу нахмурился. Плевать. Неприятеля уж точно — на его фразу счел необходимым сохранить молчание. Изуна незаметно устало выдохнула. Общение с мусорным котенком для нее проходило как сквозь толстое стекло, слова ею не подбирались, а вылетали первые пришедшие на ум. Ей плевать сработают они, успокоят ли разгоряченного будущего Второго Хокаге. Какая, к черту, разница? Лишь бы скорее выбить желание с клана Нара и покинуть эту временную линию. Изуна больно дернула себя за серьгу. Если она хочет покончить со всем быстро, то лучше выяснить кто отсрочил их маленькое путешествие к фрагменту. После этой мысли Тобирама мог наблюдать за неуверенными шагами Изуны вокруг него и камня, порой она замирала, хмыкала и поглаживала рукоять нагамаки. Она подходила к деревьям, внимательно гладила кору, пробежалась пальцами по мху и корням. Осматривала созданную ей глыбу, на том и остановилась, оперевшись филейной частью о ледяную бугристость. Тобирама предпочел проигнорировать безумство Учиха и, сев на корточки, шариться в вязкой, прилипчивой траве. Он обязан найти жуков, если от них что-то осталось, и отвлечься от назойливых мыслей. С одной стороны — они легко могли посмертно вернуться в свой мир. С другой — он знает единственный клан, связанный с многообразием способных насекомых. С третьей стороны — вполне реально существование неизвестного ни в одной книге клана Сенджу призыва насекомых со способностями к телепортации. Нет, звучит, как очередная бессмыслица. К тому времени как остальные два компаньона прошествовали к ним Тобирама сумел выискать, о чудо, одного жучка, до того возле Изуны сложилась кучка прочих насекомообразных, от которых ни капли не фонило чакрой. У этого образца Сенджу волей Ками что-то уловил, и теперь пялится на него в ладони, как мудрец, как философ, размышляющий о смысле жизни — столь же глубоко, сколь не приводяще к какому-либо итогу. — Что с ним? — буркнул практически сморённый долгим бодрствованием и стрессом Кенджи, кивком указав на Сенджу. — Постигает смысл мироздания, хн. Изуна непроизвольно дёрнулась в сторону, сжав рукоять, стоило почувствовать присутствие другого человека рядом. Нара вздрогнул, но стерпел враждебность слепой Учиха, скорее проигнорировал, будто той и нет вовсе, лишь повёл подбородком и пробормотал что-то, непонятное даже для её слуха. Итачи медленно встал за спиной сестры, бросая мимолётный взгляд на своё бывшее спальное место. — Что-то узнали? — оторвался от созерцания жука Тобирама, стряхнул его с ладони и обтёр ту об пыльную ткань штанов. — Те «Кагуя» действительно разрушили деревню и забрали с собой жителей, — опёрся о морозную глыбу Кенджи, прикрыл веки, вовсю ведя войну с зевотой — Старосте повезло наткнуться на другого шиноби при побеге. Лицо не разглядел, как не пытался. Именно этот шиноби подговорил его солгать нам, и именно он обчистил деревню до нитки. Сомневаюсь, что задержать меня подобным изощрённым и затратным способом идея Кенты, однако он скорей всего нашёл умелого союзника. Паршивец, — беззлобно буркнул, изредка клюя носом. — Нашел влиятельного покровителя, — добавил Тобирама, скрещивая руки — Нас телепортировали жуки Абураме — их чакру я никогда ни с чем не спутаю. Один раз столкнувшись… — Абураме? — Нара вскинулся, мозг будто бы позабыл о недостатке сна, взбодрился от шокирующей новости — Абураме… Не могу поверить. Они же никуда не вмешиваются, ни в какие распри и борьбу за власть. Сидят в своём лесу, изредка выполняют миссии и поддерживают связь с союзными кланами. Что на них нашло? — Кто-то сыскал их благосклонности и принёс её на блюде к твоему брату. Или…Не может ли он самостоятельно заключить с ними сделку? — Клан Нара долгое время вёл дела с Учиха, — Кенджи покосился на отстранённых товарищей, мимолётно скользнув по Изуне — Абураме на отрез отказались иметь с нами дела, пока мы сотрудничаем с красноглазыми. — Он мог заявить, что разорвёт с ними все связи, хн, — склонила голову Изуна, вслушиваясь в мимолётный перезвон сверчков. Как самая лучшая мелодия, коей удавалось услышать. — Кента против вашего клана не пойдёт, — Кенджи посмотрел на молчаливого Итачи, слегка щурясь и хмуря брови — Одна из причин почему он против моего воцарения в том, что я предпочту Сенджу Учихам. — О, так вот почему котёнок здесь, — Изуна закашлялась под конец фразы, её кожу кольнуло от пронзительного проницательного взора старшего брата. Как бы не подавиться, иронично думала Изуна. — Это не важно, — осёк Тобирама, стоило громкому сиплому кашлю прекратиться — Что дальше? Он обратился к напряженному Кенджи, всматривающемуся в точно укрытые тьмой смерти глубину леса, в очередной раз массируя точку на лбу. — Нас недалеко переместили, но время утеряно. Я не знаю уцелел ли фрагмент, забрал ли его Кента и уничтожил ли любые улики и подсказки ко второй части карты. Стоит ли тратить время? — в смятении закончил Нара, опускаясь на корточки и хватаясь за голову. Изуна удержалась от кривляний и отвернулась. Пускай она не видела, только слышала шуршание ткани и травы, но голос говорившего и хиганбана передавали всю неуверенность и отчаяние во временном лидере их группы. Немного лицемерно с её стороны испытывать отвращение к теряющему надежду Кенджи, учитывая её прошлые «заслуги», чудом хиганбаны не окончившиеся смертью. Ей на это плевать. Чувствовать обуревавшие до появления Хранителя и до того, как она окончательно поняла бессмысленность своих попыток, эмоции, но уже исходящие от другого человека — невыносимо, будто она проходит через это по второму кругу сквозь прозрачную плёнку. — Впадая в тоску ты даёшь власть над собой и своими решениями в руки Кенты, — шелестом слышались наставления Итачи — Прошло много времени, но ещё возможно успеть, если попытаться. — Согласен, — со скрипом поддакнул Тобирама. Он в первый и в последний раз положительно откликается на слова Учиха. В последний! Хотя, Сенджу искоса посмотрел на мертвецки спокойного Итачи, Он достаточно…рационален, чтобы не ставить под сомнения каждое его высказывание и намерение. Однако Тобирама всё ещё был полон сомнений на счет старшего Учиха. — Тем более один из нас владеет техникой мгновенного перемещения, — добавил Сенджу нехотя, медленно, почти сквозь зубы, не взирая на Изуну. — Вас стошнит. Не один раз, хн, — предупредила она после долгого молчания и подталкивающего прикосновения к запястью Итачи — Не испачкайте меня своими отходами. Изуна подкинула кунай с фуин печатью, слабо ухмыльнулась Тобираме. — В какую сторону? — На Северо-Запад, — вздохнул Кенджи, поднимаясь и беря под руку Сенджу. Тот крепко ухватился за рукав Итачи, зная все последствия будущего перемещения. Нет уж, специально вредить Рина не станет, Итачи ведь тоже хуже от того будет. Тусклая усмешка Изуны подтвердила умозаключение Сенджу, когда старший Учиха осторожно обнял её за талию. Следующие, что услышали и ощутили на коже её спутники — шипящие острые языки райтона. *** Команда телепортировалась около десяти раз, чудом встретив мечущихся Духовных Существ. Агат с Нептуном наткнулись на согнувшихся возле корней шиноби, все, помимо Изуны, позеленели, Сенджу пошёл нелепыми пятнами, Кенджи удобрял кусты свой рвотой, а Итачи стойко держался за окаменевшую сестру. Продолжить путь им суждено было после перерыва. Пришедший в себя Нара объяснил, почти шепотом, возникшую ситуацию, пока Тобирама, отсевший подальше от Учиха, созерцал выглянувшие из-под ветвей звёзды. Путь до конечной точки, уже верхом на Духовных Существах, занял ровно десять часов. Заветная деревня, имеющая потенциал возрасти в город, как заметил Тобирама, показалась, освещаемая солнечными лучами и омываемая скоротечной рекой, как ободком, с высоты птичьего полёта. Отчасти отдохнувшая команда приземлилась в злосчастных пятнадцати километров от точки назначения. Восстановившая меньше, чем на половину чакру Изуна задумчиво замерла напротив спорящих о чём-то друзей. Итачи оставался за её спиной, как верный рыцарь, а Кенджи с Тобирамой спокойно продолжили идти, удаляясь от них всё дальше и дальше. Кенджи мог подождать, как, впрочем, и Сенджу, и нет, он этого не сделает не из-за противной засевшей в груди обиды — он же не ребёнок, — а из-за банального плана, обговоренного еще в воздухе, когда они начали спускаться. Нара с Тобирамой должны проверить старосту деревни, а Итачи с Изуной занять им место в ближайшей таверне. Его не волнует сколько Учиха проторчат вдали от деревни. Главное, чтобы без самоволок выполнили приказ. — Помотала вас там, конечно, — фыркнул Нептун, постукивая кончиков хвоста — Вы с армией дрались, что ли? И нас не позвали? Обидно. — Дурак, — устало констатировал Агат, игнорируя рычание брата — На вас смотреть больно. — Всё в порядке, Агат, хн. Ты немного подлатал, от сепсиса не умру, — похлопала по склонившейся голове Изуна — Вам лучше вернуться в домой. — Зачем это?! А если снова случится какая-то хрень?! Я все перья растерял, когда тебя искал! Видишь, — показушно встряхнул пыльное крыло, от него, исписывая дугу, вылетело несколько пёрышек — До сих пор выпадают. — Попей ромашкового чая, нервный ты наш, — ласково прохрипела Изуна, снова закашлялась в кулак, не обращая внимание на сверкнувшего глазами брата, Агат хихикнул — Плаща на мне нет. Куда вас прятать? Вашей способности уменьшаться есть предел. В кукол вы не превратитесь. — Домашние питомцы? — предложил Агат. — Вот уж чудные, ага, — отрицательно завертел головой Нептун — Бред не неси, братишка. Я так унижаться не стану. — Пф, гордый. — Хватит вам, хн. Нам лишнее внимание не нужно, а ваш диковинный вид это обеспечит. Возвращайтесь. — Хорошо, ладно, — проворчал Нептун — А как свяжешься с нами, когда за следующим фрагментом направитесь? — Никак, хн. Лучше дальше обойтись без ваших услуг. — Не спорь, Нептун, — с неохотой в голосе согласился Агат — Мастер не сможет долго поддерживать иллюзию того, что мы призывные звери. Появятся вопросы. — Ладно, — фыркнул Нептун — Когда всё закончится свяжешься через призывной круг. Мы будем в нашем месте. После этих слов Духовные звери, под поднявшийся ветер, эффектно распались в дыму. Изуна смахнула со лба липкие пряди, прислушиваясь и пытаясь угадать в какую сторону идти. Вроде бы назад и прямо. К счастью, выбрала правильно и Итачи не пришлось перенаправлять сестру. — Не призывные? — тихо спросил он, внимательно всматриваясь в равнодушный, не выдающий каких-либо эмоций, профиль сестры. — Верно, хн. Давай поспешим. Кенджи с Тобирамой встречали неоднозначно. Крупный во всех смыслах мужчина сорока лет ворчливо всхрапнул, услышав имя Нара, от взора шиноби не ускользнули его нервные попытки скрыть фиолетовые синяки на запястьях. Он окинул их презрением, как высокопоставленный человек, столкнувшейся с челядью, кивком позволил зайти в двухэтажный особняк, достаточно зажиточный, чтобы понять — его слабо коснулись костлявые руки войны. Коридор украшали дорогие вазы, статуэтки, расписные картины и канделябры на камне, стоило им спуститься в подвал. Свет робко мигал в такт шагам старосты. Он вёл их в глубь, откуда несло смрадом и холодом, на конце их встретила единственная металлическая дверь, простоватая на вид, как в пыточных, — мысленно заметил Сенджу, намеренно опережая беспечно зевнувшего Нара. Тобирама дождался пока звякнувшая связка ключей щёлкнет в замочной скважине, грубо оттолкнул провожатого, не высказавшего лишнего слова с их встречи. От пыхнувшей ки со стороны Сенджу староста икнул, споткнулся и с резкой в ноге болью скатился назад. Затылок тупо ударился о стену, в глазах мужчины мелькнула вспышка. Тобирама со скрипом отворил дверь, молча кивнул внутрь и не удержался, закатил глаза. Кенджи проверял пульс у обмякшего тела, второй ладонью трогая чужой затылок. Удивительно, но почувствовалась лишь шишка. Какая крепкая черепушка. Озвучивать мысли Кенджи не стал. Он с уставшим кряхтением труженного старика и хрустом коленей встал, отряхнул потные руки, со склонённой к плечу головой воззрился на непривычно агрессивного товарища. Эта пантомима ловко проигнорировалась взвинченным Тобирамой. Он осторожно шагнул во тьму комнаты, придерживая дверь. Прислушался к току чьей-то чакры внутри, но от необычности ощущения поджал губы. Её словно сдерживают, принудительно сковали во что-то и одаренный сенсор, как он, способен лишь «слышать» её зов, даже не определяя примерное направление. Сенджу достал из скважины ключи, подбросил массивную связку, не менее восьми, с разной массовостью, с лёгкого размаха закинул внутрь. Тишина не предвещала ничего хорошего. Тобирама медленно обнажил меч, не оборачиваясь кинул Наре: — Уходим. Как бы не так. Тобирама ступил назад, едва увернулся от падающего тела. У его ног свалился Кенджи. Подобно сломанной кукле, он не издавал ни звука, дыхание не сбилось, словно переключатель дёрнули. Сенджу прижался спиной к стене, вгляделся в даль прямого, без развилок, коридора, и безысходно наблюдал за тушением канделябров, теряющих огонь с отчётливым щелчком. Чем ближе тьма оказывалась, тем скорее возрастала скорость погашения единственного источника света. Вместе с тем к ним, к нему, что-то двигалось, неотвратимо и жутко. Казалось, волосы на затылке встали дыбом, как у кошки. Нахмурившись, Тобирама сложил несколько печатей, не отпуская из руки рукоять меча. В груди скопился жар преобразованной чакры, щёки надулись, как только осталась пара горящих канделябров, изо рта вырвался контролируемый шар пламени, сжигающий любую приближающуюся опасность, оставляющий после себя на стенах чёрные разводы и съедающий весь кислород. Тобирама задержал дыхание, схватил Кенджи и рванул вперёд, но застопорился. Он чуть не врезался в возведённую земляную стену. Откуда?...Он даже не уловил действие чужой техники и не услышал голосового приказа. Напитанная чакрой нога метко и жёстко ударила по ней. Раз. Второй. Под третьим ударом образовалась вмятина. Тобирама посмотрел на висящего на его плече Кенджи, на стену и скривился. Он не понимал что происходит, но подозревал кто загнал их в ловушку и для чего. Зря использовал катон, только кислород выжег, но суйтон бы тут всё затопил — пространства мало, а на два метра ни черта не видно без подсвечников. Тобирама услышал звон стали, скрежет оружия о камень и пролазящие во все щели ки. Неизвестный не боялся задохнуться, шёл плавно, медленно, как загнавший жертву хищник. Сенджу мог подождать и попытаться проскочить, но груз в лице Кенджи снижает маневренность. И где Рина, когда она так нужна? А, точно! Она же со своими призывными чертями миловалась! Чертыхнувшись в мыслях, естественно, Тобирама побежал к злосчастной двери, молнией заскочил внутрь. Дверь за спиной ожидаемо захлопнулась. Мир погрузился в звенящую темноту. Надо прижаться к стене, сосредоточенно подумал Тобирама, но не успел и шагу ступить, как шею что-то кольнуло. Слух уловил жужжание насекомого, а тело перестало слушаться. Сенджу Тобирама потерял сознание после стреляющей боли в виске, с грохотом рухнув на пол. *** Итачи вёл сестру под руку, преимущественно передвигаясь незримой тенью по подворотням, мельком замечал ухоженных жителей деревни, с выглаженными одеждами, добротными инструментами, если это кузнец или сапожник, в дешёвых, но красивых украшениях гулявших девушек, выпивающих с утра мужчин и бегающих счастливых детей. Дома можно назвать достаточно новыми, без обветшалых досок и торчащих ржавых гвоздей. Слишком уютная атмосфера для мира в период войн. Эта деревня под чьей-то протекцией? Но кто способен настолько плотно обезопасить крестьян, если это не близкая территория к столице и Даймё? — Туда, хн, — шепнула Изуна и потянула брата к незаметному зданию, построенному недалеко от высокого дома старосты, виднеющегося с самых окраин селения, но спрятанного в неприметном тупике, далеко от внимания простых граждан. Итачи обратил внимание на длинные резцы во всю длину двери, тупые точки от острого метательного оружия и подкопчённый выглядывающий сквозь вскопанную, как ров, землю фундамент. Петли скрипнули, но на вошедших никто не посмотрел, разве что вечно протирающий посуду седой бармен неприветливо сощурился. Изуна подняла голову на вонзающейся в её уши ветряной вой, шедший из толстых щелей в крыше. Она передёрнула плечами и послушно позволила брату потянуть её к свободному столику в заполненной тенями нише. — Жди здесь, Изуна. Я скоро, — прошептал на ухо Итачи, обдавая чувствительную кожу за ним тёплым дыханием. После кивка он пошёл к бармену, неустанно следящим за ними. Изуне ничего не оставалось, кроме ожидания. Итачи вернулся с двумя керамическими чашками и глиняным кувшином, где плещется сливовое саке, когда в шумную, полностью заполненную таверну заглянул следующий гость. Скрипнула дверь, впуская скромно одетую тонкую фигуру, закутанную широким балахоном, лицо закрывал капюшон, но благодаря ладоням, что запихивали края одежды глубже, в ней угадывалась женщина. Она настороженно засеменила к бармену, присела на барный стул. Что-то заказала и начала неосторожно оглядываться. Прошло недолго времени, прежде чем к ней подошёл подвыпивший бугай и, зловония нечистыми парами, самоуверенно заговорил: — Э, не меня ли ты ищешь, дорогуша? Девушка отмахнулась от грязных рук, недвусмысленно поглаживающих талию и прошипела что-то сквозь зубы. Итачи косился в их сторону от скуки, отпивая из очоко, рядом так же пригубила Изуна, примеряясь к кувшину — вдруг повезет и ее не остановит брат? — старший Учиха заметил метнувшийся сюрикен в пьянчугу с руки бармена, прочёл по губам грубую угрозу убираться подальше от женщины. — Госпожа, вам не следовало приходить сюда, — обратился к ней владелец таверны и по совместительству бармен — Я могу назвать несколько более приличных заведений, где к вам не посмеют подкатить шары. — Я здесь не для распития напитков, — надменно заявила она, смахивая со стойки предложенное очоко. Бармен сморщился от звона разбитой посуды и кивнул оживившемуся недавно отогнанному и отвергнутому наёмнику. Не успел обрадованный приставала встать с места, как женщина вскочила с места и шумно стуча каблуками ушла в дальний закуток, прямо к следящему Итачи и напрягшейся Изуне. -Нашла, — улыбнулась она, смахивая капюшон. Смоляные, потускневшие пряди скользнули по неестественно заострённым нездорово бледным скулам, в чёрных глазах незнакомки сверкнули огни свечей, выдавая какой-то безумный блеск, чёрные круги под ними показывали сколько женщина лишала себя сна, а расплывшаяся в скользкой улыбке сухие потрескавшаяся губы несли странную угрозу. — Меня зовут Незу-сама, — без дозволения садится на свободное место, будто бы не замечая злой взгляд кинутого наёмника — Мне есть что тебе предъявить, — невоспитанно тыкнула пальцем в приподнявшую бровь Изуну. — Незу хн. Что-то знакомое. Не подскажешь, мусор? — от былой скуки на лице не осталось и следа. Итачи сжал колено сестры, но был проигнорирован. — Ты меня не помнишь?! — задохнулась воздухом она, ударила по столу так, что посуда подпрыгнула, и сморщилась от боли в ладони. — Делать мне нечего, кроме как помнить всякий мусор, хн, — бережно сжала горлышко спасённого кувшина Изуна. Итачи успел лишь вскинуть руку, как вместе с треском райтона было опрокинута алкогольное вместилище. Изуна только язык не показала качающему головой брату, хитро слизывая остатки сливового саке. — Что там у тебя, хн? — Чёртова слепая сука, — выплюнула Незу, бросая пыльный трактат с заумным названием: «Традиции высокого двора, или как вести себя, чтобы не оскорбить даму». Последнее Итачи для сестры прочёл вслух. — И? От вернувшегося скучающего вида и нарочито расслабленной позы у Незу вспыхнуло лицо, а ладони сжались в кулаки. — Я та, жизнь которой ты со своими дружками уничтожила! Из-за вас моего отца погнали на виселицу, а меня оставили в одном белье на морозе! Думаешь я оставлю это?! НЕТ! Я раскрою твой секрет, дьявольское ты отродье! — подалась вперёд, с силой уткнулась указательным пальцем в хиганбану Изуны, слегка царапая кожу — Вся страна сожрёт тебя с потрохами, ублюдок шлюхи! Их неожиданный и странный разговор прервал взрыв в другой части таверны. Стол треснул под весом откинутого взрывной волной наемника, несколько атрибутов заведения разнесло в щепки, царапнуло свободные от одежды участки кожи Итачи, что кинулся прикрывать сестру. Изуна прижалась спиной к стене, отодвинула брата и витиевато взмахнула рукой. Их прикрыл воющий купол, сложившейся заострёнными пиками и будто бы засасывающими вихрями фуутона, который измельчил в кровавую крошку неудачные тела наемников и в пыль прочую утварь. Вспыхнуло пламя, температура опасно повысилась, опаляя выживших гостей таверны и нанося некоторым ожоги. Поднялся пробирающий до костей крик раненых, тех, кто захлёбываются своей же кровью и тех, на кого обрушилось танто заглянувших внутрь виновников крушения. Протекающая крыша со скрипом подкосилась. На головы дерущихся посыпались опилки и деревянная крошка. Запахло палёным, кровью и чем-то сырым, когда имеющий зачатки чакры наемник попытался смыть неловкой техникой низкого ранга противника. Он легко увернулся от нее и полоснул неудачника ниндзято, отшвыривая ногой упавшее тело. Изуна будто преобразилась. Не стало дезориентации в пространстве, не требовалось более придерживать за локоть и мягко направлять. Она без проблем увернулась от летящих кунаев, как и Итачи, посылая в ответ не меньше десятка. Обнажила нагамаки, разогнала по телу райтон и со стрёкотом впала в затихающую гущу битвы. Она не делила на «своих» и «чужих», для неё все на одно лицо. Лезвие нагамаки окропилась кровью, легко входя и выходя из жертв хозяйки, когда та буквально телепортировалась по несколькими мгновениями ранее раскинутым кунаям. Итачи сбил чудом уцелевший столик пострадавшим от его рук телом. Он не убивал так, как сестра, предпочитая лишать жизни так, чтобы цель не поняла в какой момент умерла. Быстро и без страданий. Из-за этого он толком не разглядывал противников, а сейчас, когда жерло сражения поутихло, смог остановиться и отдышаться, натыкаясь на знакомый, родной мон на одежде только что убитого врага. Учиха. Рядом с ним появилась Изуна, «смотря» перед собой. Вокруг царил хаос догорающего пламени, почерневших досок, сбитых порой в кашицу трупов, под которыми разливаются красные лужи, разбросанное по всей немаленькой таверне холодное оружие — в стенах, в телах, на полу и в перевёрнутой мебели, как на закуску, в воздухе привычно для шиноби витал невозможных запах палёного мяса, волос, дерева и металла со стеклом, запах крови и тяжёлый смрад смерти. Напротив сестры и брата замерли оставшаяся в живых группа из пяти Учиха, в главенстве которых состояли два повзрослевших наследника. Итачи коротко шепнул Изуне: «Учиха». Мадара, оттянул расстёгнутый высокий воротник чёрной водолазки, поскрёб с красной брони засохшую грязь и внимательно, с ног до белоснежной, посеревшей и запятнанной кровью, головы, осматривая знакомую незнакомку. Слепая, без руки, выше чем в воспоминаниях более чем десятилетней давности, в грязной, полной прорех и потёртостей одежде, под которыми иногда выглядывали бинты, слабо угадывалась бывшая подруга детства, найденная и пропавшая позже сестра, Курои Цуки, она же тёска младшего брата — Изуна. Затем внимание перетекло на её сопровождающего. Глаза в миг опасно прищурились, сзади кто-то из соклановцев охнул, а младший брат нервно хихикнул. Никто, даже Мадара, не ожидал встретить не то что пропавшую, так и не представленную старейшинам, химэ, но и сверкающего трёхтомойным шаринганом незарегистрированного соклановца. Нависшую тишину можно было резать ножом от той плотности и сгущающегося ки Главы Клана Учиха. Изуна выступила вперёд, смахивая кровь с нагамаки. Затрещали итак испорченные доски от давления Мадары. Со стороны неудавшейся химэ распространился запах гниения и неприятного удушающего ки. Всё, что встречалось на пути чернело, крошилось и будто враз старея, разрушалось. Никто не мог предсказать что произойдёт, если оба ки столкнуться, но то не понадобилось. Итачи слегка обернулся, отмечая, что они с нападавшими поменялись местами и теперь брат с сестрой встали спиной к подпёкшейся дыре. Он нахмурился, видя как ускользает выжившая Незу. Впереди горящие шаринганом противники, наверняка уровня джонина, как минимум двое, а сзади путь к отступлению. — Изуна, — сжал плечо сестры Итачи — Назад. — Нельзя, хн. Тебе пока рано. Он поджал губы. Слишком быстро разгадала его Изуна. Ему и правда лучше для здоровья поостеречься напрягать Мангёко, но иначе сбежать не получится. — Я разберусь, хн. И…Ты книгу успел взять? — Нет. Незу первая схватила. Зачем она ей? Изуна помрачнела, она резко сворачивает ки, смещает туловище вперёд и делает несколько плавных, грациозных, вместе с тем неуловимых обычным глазом точно танцевальных движения. Полыхнуло выбросом чакры. Сенсоры из Учиха, таковых было двое, неожиданно застонали, а на оставшихся понеслась потрескивающая райтоном воронкообразная волна. Она ожидаемо столкнулась с огромным огненным шаром, но всех, помимо наследников, успело ударить током. Остатки таверны сложились домиком от двух мощных техник. Итачи с Изуной ускользнули от замешкавшихся противников, прыгая по крышам домов взволновавшихся жителей. — В какой стороне убежавший мусор? Итачи молча схватил запястье сестры и ускорился в противоположном от прошлого направлении. Туда, где начинался редкий лес, более напоминающий естественный парк. *** Незу неслась сломя голову, спотыкаясь о корешки, поскальзываясь на мокрой траве, проклиная красивого олуха, который подкинул ей подлянку. Когда к ней, в лесной домик на окраине Страны Огня, постучались бывшая дочь тирана градоправителя насторожилась. Когда ей предложили отомстить одной из виновных в падении семьи настороженность перетекла в глупое торжество. Когда она случайно услышала разговор необычайно прекрасного шиноби со странным хохолком и брюнета, откликающегося на «Нара-сама», подумала, что ей наняли поддержку, защиту или это их другие дела. Кто же знал, что фраза «Наймите Учиха — они отлично дополнят план» ознаменует её смерть! И вот, в самый кульминационный момент случился взрыв, последующая мясорубка и невыполнимая задача выжить. Какой там — она простая гражданская, однако тот приставала и пьянчуга решил, на радость Незу, сыграть в героя. Вот только он сыграл в ящик, а она наружу. Незу начала задыхаться, перепрыгивая поваленное полено и выскакивая из леса. Вид открывался захватывающий, обязательно бы осталась полюбоваться, но чувство, будто за ней гонятся подстрекает надолго не замирать. Поэтому Незу опрометью кидается вперёд. Лёгкий склон оказался для неё неожиданностью. Очередной корешок, или камень, она не разобрала, попадает в ноги, колени подгибаются и тело не грациозно падает, катится вниз, собирая по пути все неровности, грязь и, кажется, чьи-то экскременты с протухшей продукцией. Девушка вздрагивает, со стоном приподнимается на саднящих локтях и оглядывается. Вдали стремительно приближались две тени. Сердце упало в пятки от замеченного. Адреналин ударил в кровь и она как может быстрее поднялась, с сомнением и надеждой посмотрела на соединяющий пропасть шаткий мост, с подгнившими досками, стёртой верёвкой и на вид скромной конструкцией. Незу дрожащими пальцами подцепила спрятанный в складках крестьянского кимоно нож, укутанный в грязную половую тряпку, и побежала к своему спасению. Секунда. Два силуэта проясняются, окутанные тени отступают от них и туда, где мгновением назад упала Незу встали Изуна с Итачи. Дыхание наследницы Шинигами сбилось, язык неприятно прошёлся по нёбу, как наждачной бумагой, лёгкие болели от тяжёлой накачки воздуха, сердце стучало в горле и ушах, отдавая колющей болью. На языке цвёл металлический привкус, а очаг с каналами чакры пульсировал, сигнализировал о приближённым состоянии истощения. Она вложила слишком много в ту технику для отвлечения соклановцев. Оплошала. Ей бы остановиться, отдохнуть, подождать Нара с Сенджу, в конце концов, тем не менее Изуна вспомнила что за книжонка и какую информацию та скрывала. Пускай в ней скорей всего остались невнятные заметки Нара Кенджи, это же он переводил какую-то часть, особенно учитывая, что Незу назвала её ублюдком — значит уж точно в книге не было больше, чем трети от всего зашифрованного. Изуне необходимо узнать откуда девчонка взяла её, зачем принесла и начала тот несуразный спектакль. Её инициатива или кто-то подтолкнул? Если да, то зачем? Она захотела отомстить, это-то понятно. На этом могли сыграть. В голове смутно проскальзывает образ богатой селянки и её папаши, которых заведовал одной деревней. Как раз тогда, при недопредательстве Айнона и альтруизме Нара Изуна встретила призрак, или осколок души, Луноликой. После этого началась вся эпопея с Архипелагом Узумаки и Курамой. Изуна внимательно вслушивалась в спешащие шаги Незу, трущейся друг о друга ткань кимоно, сорванное дыхание, казалось, даже мысли проникали в уши наследницы, помимо расшумевшийся на заднем фоне ветвей деревьев, распевшихся птиц и жужжащих насекомых. Насекомых? Знакомый такой, взвинченный, нагнетающий, словно от барахливших лопастей боевого вертолёта, коих часто Изуна наблюдала в прошлой жизни. Как же жаль, что она потеряла зрение! Что-то здесь не так. Нужно как можно скорее поймать мусор и забрать книгу. Изуна вздрогнула. Рядом не оказалось старшего брата. Вместо него гулял привычный холодный ветер, свистящий в ушах. Ноющие сердце рухнуло где-то в районе перевёрнутого желудка. Итачи!.. Наследница Шинигами чертыхнулась сквозь зубы, прислушалась к сквозящему ветру, шуму и замершему дыханию, пытаясь игнорировать пресловутое ничего, заместо зрения. Наконец она уловила скрип гнилых досок, опасное натягивание стёртой верёвки и, главное, мерное пиликанье механизма. — Отпусти меня! — взъерепенилась Незу, пытаясь отпрянуть от крепко схватившего её Итачи и вовсю неумело размахнулась ножом. Старший Учиха, отпрянув, дабы не нарваться на глупое ранение, с присущим ему хладнокровием и мастерством выбил оружие из нежных девичьих рук резким ударом ноги. Оно взлетело, перевернулось несколько раз и ухнуло в пропасть, из которого время от времени поднимался сильный сквозняк. Незу неуклюже покачнулась, жёстко упала на опасно качающиеся доски. Она преодолела половину моста, прежде чем шиноби смог помешать, успеет ли добежать остальную, если провернёт трюк?.. Слезящиеся глаза зло сверкнули. Пока Итачи неспеша подходил, левая рука приподняла туловище, правая рука девушки шарила во внутреннем кармане, совсем маленьком, чтобы хранить там тот массивный нож, но достаточный, чтобы спрятать любимую экипировку шиноби. Кунай блеснул в дрожащих ладонях. В лице Итачи не отобразилось понимание пока Незу не полоснула им по едва дышащей, главной, верёвке. Мост круто накренился, тело девушки смиренно скользнул вниз, несмотря на все попытки взобраться вверх, зацепиться и добраться до устойчивой земли. Итачи схватился за целую, более менее, верёвку и укрепился на ней чакрой, сам он качнулся взад вперёд, поддуваемый несносным сквозняком. Который как назло решил и вовсе поднять мост к небу. Плащ взметнулся ввысь, тело, следуя за хлипким мостом, обернулся кругом, солнцем, как на чёртовых качелях. Доски не выстояли и несколько из них лопнуло, щепки посыпались в бесконечную пропасть. Итачи напряжённо наблюдал за тем, как волокна на его преграде перед смертью натянулись, истончились. Он вздохнул и осторожно, но по возможности быстро, пополз к замершей на той стороне Изуне. Добраться до безопасности мешал настойчивый, неестественный сквозняк из недр пропасти. Итачи не был отличным сенсором, но был вполне способен отличить технику от природного ветра, как и оказавшемуся чуть ли не у его носа заложенной бомбе, с каждой секундой и с каждым порывом техники пиликающей всё больше и больше. До земли и сестры оставались считанные метры. Итачи раскачался и прыгнул. Раздался взрыв, подав в спину жжения, наверняка будет ожог, и ударной волны, обухом ударившей по барабанным перепонкам и увеличив скорость полёта. Итачи долетает на обрыва, оглушительно ударяется о него лбом, но успевает зацепиться кончиками пальцев за самый край. Он, оглушённый и ошарашенный палящим ожогом, мог соскользнуть, но его запястье перехватывает судорожно кашляющая, столь же оглушённая Изуна. Старший Учиха поднимает раскалывающуюся голову. На его щёки летят красные брызги от не здорово заходящейся, хрипло дышащей сестры. — Глупый…старший брат, хн, — подтягивает за руку Изуна достаточно спокойно, однако брат замечает дрожь чужих пальцев, напряжение и скрытую кривой ухмылкой слабость от отсутствия стабильного потребления пилюль и из-за грани истощения чакрой. Их удачу прерывает новый взрыв. На этот раз со спины Изуны. Деревья сокрушённо падают, земля засыпает камушками и травой ближайшие десятки метров, грохот пронзает уши, а близость ошпаривает всё тело наследницы Шинигами. Она успевает буквально в последние секунды вытащить брата из пропасти до того, как упадёт в неё сама, на этот раз истратив на ускорение и усиление чакрой остатки оной. Очаг противно тянет, организм требует перезарядки и отключает сознание хозяйки. Лишь хиганбана пульсирует во лбу, будто бы обещая помочь ей не умереть и взять под контроль. Вряд ли это у неё получится, думает Изуна, в полёте отмечая высунувшуюся голову старшего брата. Итачи сжал подрагивающие губы в плотную полоску, рассеянно повалился на спину. Из его рта вырывалось надтреснутое хриплое дыхание, грудь дрожала от силы бьющегося в нём тревожного сердца. Прикрытые глаза спрятали наливающейся в них животный страх. Кто-то устроил подставу. Очевидно, недруг всё рассчитал до мельчайших деталей и, Итачи уверен, Нара с Сенджу тоже оказались в западне. Умерла ли Изуна? Возможно, да, или нет. Проверить практическим путём? Не сейчас. Итачи медленно встал, отряхнулся и мрачно уставился в парящие сгустки дыма, оставшаяся от моста. В деревне есть почтовой департамент с посыльными птицами. Нужно связаться с Айноном. *** Тонкая струйка ледяной воды опрыскала невнятно жмурящегося Кенджи. Он рефлекторно дёрнул корпус вперёд, слепо проморгался, ему пришлось с неприятным удивлением понять, что его руки накрепко сцеплены холодящими кандалами за спиной. В то время как лопатки прострелило болью, акустичные стены из запыленного кирпича отразили звонкое столкновение кандалов с каменным квадратным столбом. Жуткое шипение рассерженной змеи переключило внимание Нара с себя на нежданных соседей и окружающую обстановку. Обычная полукруглая темница с обширным недостатком минимально комфортных для пленных условий в виде банальной койки и утки. Голые стены, покрыты мхом, паутиной, коричневой и красной засохшей массой, вместо застеленного хотя бы галькой пола — вытоптанная временем грязь с песком и кирпичной пылью, а потолок… Кенджи поднял голову, смутно догадываясь где они оказались. …Округлое помещение постепенно сужается до квадратной дыры с решёткой, перемотанной цепью и скреплённой печатями фуин. Метров сто, на глаз, до заветного выхода. Запахи в их темнице витали своеобразные, мягко говоря. От гниения до канализационных изысков. В то время как Кенджи сидел на своеобразном постаменте, его товарищи, в урезанной версии, плюс смутно знакомая незнакомка, скованны рядышком. Тобирама напряжённо скукоживается справа, скрещивая ноги и притягивая их в меру возможности в животу, Цуки, без привычной ленты на глазах, сидела слева, согнув одну ногу в колене, а вторую оставив расслабленно лежать, напротив та самая незнакомка испуганно дрожит и кидает на всех обезумившие от тревоги взгляды. У каждого закованы не только руки, но и ноги последние исключительно между собой. Главная неловкость заключалась во всеобщей обнажённости. Их раздели догола и даже нижнего белья не оставили. — Г-где мы? — тихо подняла голос первая незнакомка, икнув несколько раз. — Гражданская? — понимающе, но с противоречивой ситуации ленцой, тянущей слова, ответил Кенджи, с неохотой облокотился лопатками о столб и свободно, без стеснения, протянул ноги. — Зиндан. Тюрьма-темница в виде глубокой ямы, — коротко пояснил Тобирама, сосредоточенно пытаясь что-то разглядеть в фуин печатях на решётке, впрочем, из-за лёгкой расплывчатой мглы те попытки тщетны. — О, Ками-сама, — пискнула она, судорожно сглотнула и не знающими в тот момент твёрдости ладонями принялась вытирать солёные дорожки. Она была единственной не закованной и не пригвождённой. Это заставило бывалых шиноби задастся резонным вопросом: Почему? — Тобирама, что произошло, когда я отключился? — сощурился Кенджи в сторону Сенджу спустя несколько минут молчания. Изуна склонила голову к плечу, внимательно прислушалась. — Что у вас там произошло, хн? — У меня аналогичный вопрос, — сухо парировал Тобирама — И где второй Учиха? Кому ты его скормила? — Очевидно, твоей совести и сдержанности, как всегда. То-то ты вечно как камень проглотил: и противно, и выплюнуть нельзя. — Хватит, — осадил Кенджи с глубоким вздохом — Тобирама, давай с самого начала. Младший наследник клана Сенджу теснее прижал колени к животу, стукнулся затылком о столб. — Когда мы пришли к старосте он сразу, без разговоров повёл нас в подвал. Прямо как прошлый старик, он без вопросов и уточнений опознал кто из клана Нара и зачем пришёл. Подвал показался мне чересчур глубоким для среднестатистического жителя деревни, даже такой обжитой, как эта. — Это тебя насторожило? — поинтересовался внимательно прислушивающейся Кенджи. — Он был искусственно расширен дотоном совершенно недавно. Частицы чакры не успели до конца выветриться. Канделябры на стенах странно свежи, без ржавчины, пыли и следов старины, дорогие, на первый взгляд я бы сказал, поставленные из Страны Воды. — Да ты дизайнерский мастак, котёнок, хн. — Заткнись, — голос от раздражения опустился на пару тонов, Тобирама повёл оголённым плечом — Прямой коридор, без развилок, ведущий к металлической двери. Специально для испытания наследников сделали? Сомневаюсь, но предположим. Внутри комнаты не оказалось ни света, ни конца. Я бросил ключи, но звука падения не последовало. Кенджи отрубился, канделябры стали погасать, а когда я предпринял некоторые попытки к бегству… Он замолк, свёл брови к переносице. — Элемент противодействия сильно ударил по носу, да, хн? — Ты не умнее и хитрее меня, Учиха. Не подскажешь как сама сюда попала? — ядовито выплюнул Сенджу под полным усталости взором Нара. — Почему же? Подскажу. Итак, милые слушатели, первое действо разыгрывалось в таверне. Эта, — кивок на замершую девушку, на которой скрестилась пара далеко от дружелюбия взглядов — Несла непонятный бред. Обвиняла меня и вас в разрушенной жизни. — Поясни, — поддержал Тобирама. — С десяток лет назад вы защитили одну деревню от тирана градоправителя, взамен, если не ошибаюсь, получили во владения шахты. Или там другой приз присуждался? Плевать, — после дружного понимающего мычания Изуна с безучастным лицом продолжила, словно старую, сотни раз рассказанную сказку вычитывала — Напали Учиха. Драка, полыхающие техники, всё как по сценарию. Второй акт, он же заключительный, начался с погоней за этой прелестной Незу-сама. Потом мост, взрыв, падение в пропасть. Итачи остался там. Чего молчите? Где мои заслуженные аплодисменты? — Подавись своим тщеславием Учиха и заткнись наконец. — Хн… Изуна склонила подбородок к груди, длинные природные белые волосы скользнули занавесом по лицу. Спустя какое-то время Тобирама завозился, как гонгом стуча кандалами, он хмурился, взывая к чакре, пытался расслабиться и помедитировать после провалившихся попыток. Мало-мальскую концентрацию прервал гул храпа. Он доносился от беспечного Кенджи, успевшего заснуть и увидеть третий сон. Незу всхлипнула, сжалась в человеческий комок жалости к себе и судорожно задышала к всеобщему неудовольствию. — Успокойся, котёнок, хн, — остановил вот уже минимум часовую медитацию бесцветный хрип от Рины — Эти кандалы не высасывают чакру, а запирают внутри тела настолько глубоко, что не дозовёшься. — Имела с ними дела? — Сталкивалась с производителями. «С одним из них. И то, вместо того, чтобы задержать, дралась с захватившем тело моего подчинённого Нагато» — мысленно добавила уставшая Изуна. Время неумолимо шло, как расторопная река в Стране Воды, свет окончательно прекратил проникать в ограниченный квадрат на потолке, вместо солнца замерцали звёзды. В без того не отличающуюся теплом яме стало ужасно холодно, до сводящих скул, до скрежета зубов и до образования инея на волосах. Синеву губ никто не избежал. Изо рта стали клубиться облачка пара, на коже выступили мурашки, а внутри будто пробирался лёд. От подобной пытки Нара раскрыл слипающиеся глаза, поёжился и поднял голову. Из открытых отверстий в решётках игриво выглядывал кусочек луны, засеянный вокруг звёздами. Вскоре единственный светоч укрыли серые облака. Повалил снег. Одна из снежинок мягко приземлилась на красный нос второго наследника клана Сенджу. Он задушено чихнул, глядя на островок небосвода, раздумывал над сроками, по которым они без чакры способны выжить. Тела шиноби прочнее, чем у гражданских, но и у них есть предел. Два месяца, один с расчётом на минимальную активность, зиму и отсутствие пыток, если их заперли не с целью погубить. Его клан поздно опомнится даже без ежедневных оповещений, которые он отсылает отцу, Нара и подавно не почешутся — гонки наследников, всякое случается. Возможно, Итачи сумеет что-то предпринять, но Тобирама на это не надеется. Кто знает куда их вывезли и вывезли ли вообще. Его огорчает во всей подавленной ситуации, — Тобирама покосился в сторону затихшего тела Незу — появление трупа и неизбежности вдыхания его миазмов. С зимней стужей, снегом соответственно, низкой температурой туда же, камнем, высасывающим тепло, как паразит, заместо простой лежанки, голым телом, запертой чакрой и трупным ядом, Сенджу легкомысленно даёт срок выживания примерно в месяц, плюс минус одна-две недели. Это если не учитывать истощение от недостатка еды и обезвоживания организма. Болячки у Нара, полагает Тобирама, возникнут быстро, что уж упоминать Учиха, ходячая бактерия. Дела дрянь. — Сделайте что-нибудь, — пискнула вслед предрассветным временем Незу. Девушка подняла бледное лицо и едва разглядела в сумерках голые тела отягощённых той же бедой что и она товарищей. Всеобщее игнорирование послужило тяжёлым ответом, кувалдой по голове для её непомерного эго. Могла бы — вспыхнула от возмущения, как спичка. — Вы же шиноби! Ненормальные! — каркающим голосом взмолилась она — Освободите меня! Незу вздрогнула и стушевалась чуть перед стеклянным взглядом Нара, чьё лицо осветил единственный пробравшийся внутрь ямы коралловый луч. Кенджи смотрел на неё и ничего не видел: ни товарища по несчастью, ни того, кого стоит слушать, ни игрушку, ни душу и уж тем более ни человека. Узкие то ли от рождения, то ли от вечной сонливости глаза будто бы слеповато щурились и с рассеянным вниманием следили за Учиха и Сенджу. Никто бы и не осмелился решить, что в его голове медленно ворочаются шестерёнки, что представшая расслабленность — всего лишь выжидательная позиция. Кенджи знал своего брата, мог предположить кого он взял в соратники, поэтому решил во что бы то ни стало спасти жизнь себе и давним приятелям. Плевать на обещание, плевать на титул Главы Клана. Уже плевать. — Не пищи, мусор, хн. — А ты не вякай, челядь! Это из-за тебя я здесь! Вот не погнались бы вы с той псиной!... — Кричи, не кричи, а отсюда никто тебя не вытащит, — оборвал её серьёзный Тобирама, звякнул кандалами, шире растопырил затёкшие ноги — Если продолжишь, то сорвёшь голос и умрёшь безмолвно. А перестанешь…всё равно уйдёшь в Чистый Мир первая. — А… — оборвалась Незу, замерла под розовыми, как родолит, очами, подобно крысе перед змеей. — Польщена, хн. — Что? — рявкнул Сенджу на краем потрескавшихся до крови губ ухмыляющуюся Изуну — Не принимай на свой счёт. — Поздно. Она в голове всё записала, — буркнул Кенджи, тихо рассмеялся от почти по детски обиженного и злого выражения на лице Тобирамы. Им удивительно было видеть обычно едкого к Изуне Сенджу в амплуа защитника, пускай и топорного. Изуна раскрыла рот, желая что-то добавить, но неожиданно закашлялась. Кашель тревожным перезвоном отразился от стен и раздирал её горло до металлического привкуса на языке. Лёгкие горели, а сердце в груди судорожно отбивала рёбра. Тёмно-алая кровь несколькими каплями разбрызгалась по утоптанному песку и тонкой струйкой потекла по обоим уголкам губ. Кенджи с Тобирамой переглянулись и синхронно безучастно откинулись на столбы, обжигающие затылок. Незу затихла, растёрла нос в прижатых к груди коленях. Изуна слабо дёрнула сцепленную руку, облокотилась виском о леденящий металл, срывая изо рта прерывистые вздохи. Чакра закрыта. Энергия… На данном этапе испытания чрезвычайно тесно связана с физическим телом. Нет, её кандалы не заперли, куда уж им. Изуна ощущает её, но использовать не может, будто перед алкоголиком поставили рюмку рисового вина и связали руки, туловище и ноги. Через нечто похожее она уже проходила на тренировках с Ямарой и Оюном, однако здесь иная проблема. Разделить инь-составляющую с ян-составляющей она способна, разрушить инь-составляющей материал кандалов… С ухудшающимся физическим состоянием Изуна вполне рискует к чёртовой матери лопнуть внутренние каналы. Несколькими часами ранее она пыталась использовать окружающую энергию, заместо внутренней, тем не менее в яме витают исключительно трупные разрушительные ароматы — хорошее подспорье, чтобы поднатужиться и провести ювелирную работу, поосторожничать для сохранения руки, а то взорвётся с кандалами, но после падения с хрен знает какой высоты, прогрессирующей болезнью и ослабленным, рассеянным вниманием Изуна способна разве что сдерживать упрямый кашель, грозящий выплюнуть кусочек легкого на свободу. Все козыри как всегда не на её стороне. Пора бы привыкнуть. Солнце пересекало середину неба, когда в яму, проходя через камень с помощью техники дотона, наведались двое мужчин. Первый в очках, водолазке с закрывающим половину лица горлом, мешковатой курткой и такими же штанами, а второй в изысканно украшенном лебедями кимоно, серебром вышитым хаори, креплёным к поясу катаной и несуразно скачущим хохолком. Красота последнего заставила Незу побледнеть, пускай внутри всё съежилось от смущения, и выпятить округлую грудь, затем скрыть её за коленями, ругая себя за ненормальное поведение. Она же не куноичи, нечего развязно себя вести. Намикадзе Акио грациозно ступил на середину ямы под кровожадное внимание брата заказчика, Сенджу и услышавшей действие техники с чужими шагами Учиха. — Добрый день, дорогие пленные. У меня плохие новости, — сладко улыбнулся Акио, обводя каждого прикованного нарочито нежным, как у матери, взглядом, он замер на по прежнему расслабленно и непринуждённо вытянувшейся Изуне. Его бровь красиво дрогнула, но не поднялась. Намикадзе за время войн, за всю жизнь видел многие тела шиноби. Все без исключений окрашены в вечные следы сражений, иногда это бледные мазки, порой выпуклые рубцы во всю конечность, реже шрамы вызывают единственную мысль: «Как он с этим жив?». И вот, узрев полное уродливых, неуклюжих, глубоких, отвращающих отражений жизни на теле Учиха Акио засомневался в верности одной из своих целей. У всякой стороны есть противоположность. Раз он являет собой всю красоту и прелесть, доблесть и честность этого мира, то почему бы ей не являть его отражением? Искривлённым, но необходимым? Намикадзе кивнул сам себе, мгновенно взбодрился, словно пришёл к решению наисложнейшей загадки. Нашёл причину, по которой все эти года не сумел найти Изуну и убить. Он махнул рукой провожатому, с умильной улыбкой обращая внимание на приосанившуюся Незу. — Сколько? — проскрипел старик, до синяков сжимая стопу Изуны, сморщенные пальцы прошлись по всей длине, крепко ухватились за мизинец. — Абураме-сан, прядь. Мне необходима лишь прядь, — мелодично промурлыкал Намикадзе. — Договор другой. — Ничто не вечно, так и мои мысли колеблющаяся. Абураме хмыкнул, со свистом обнажил кунай, грубо натянул чужие волосы и спешащим взмахом разом отрезал несколько прядей, почти собравшихся в клок между его пальцев. — Хватит? — Мгм, — кивнул Акио, забирая и укутывая их в чистую бежевую тряпку, которую мгновением позже спрятали в набедренную сумку — А теперь, дорогие пленные… —Отпусти меня! — бросилась к их тюремщику Незу, безуспешно цепляясь за полы чужих одежд — Тебе же они чем-то насолили? Причем здесь я? Я невиновна! Ты сам просил выманить сброд в лес! Я выполнила свою часть сделки, так что освободи меня! Я никому не расскажу про твои дела с Учиха и… — Как мило, — прервал поток словесных испражнений сталь в певучим голосе Акио — Ты красивая, правда. Он сел на корточки возле смущённой близостью девушкой, ласково похлопал по чумазой щеке. Незу втянула в лёгкие примеси ила с предгрозовым запахом, с извращённым удовольствием давится им, втягивая всё больше и больше сладострастных ноток. — Волосы, — ладонь скользнула выше, медленно спускаясь в указанные места — Лоб, форма глаз, их сверкающий цвет, миниатюрный нос, пухлые губки, острый подбородок… Незу ахнула, когда ладонь скользнула к чувствительным затвердевшим соскам, обрисовала грудь, продолжила путь по худому, чуть впалому от долгого голодания животу и нежно надавила на клитор. Похотливое дыхание обожгло шею улыбающегося, ничуть не возбуждённого, Акио. Тело Незу забрала в свои объятия незнакомая ей тёплая нега, подобно махровому одеялу, оно ослабло, а мысли в голове вяло протестовали. Продолжая нашёптывать сладкие комплименты Намикадзе вяло водил пальцами по чувствительному месту разомлевшей девушки. Она потеряла разум за всеми его играми, очнулась лишь когда отступивший Акио раскрыл длинный свиток с узорчатой печатью хранения, сложил несколько ручных печатей. Под Незу треснула земля, разинулась с ощутимой вибрацией. На этот раз в свои объятия девушку взял саркофаг, на вершине которого рукой мастера вырезана точёное лицо вопящей девы. Острые, но короткие шипы намертво впились в плоть некогда расслабившейся девушки, длинные кривые гвозди и ножи пронзают спину, поясницу, задницу и икры, кожные ткани, казалось, со скрипом разрываются, вытекающая кровь шипит, глазные яблоки словно лопаются под давлением, наступает агония боли, смешенной с уходящим возбуждением. Незу истошно кричит, дёргается, мысленно молится Ками, всем Богам и Дьяволу, самой Смерти, жаждая окончания пытки. Они молчат, никто не бежит спасать бедную душу, оставленную долго, мучительно умирать, терпя полыхающую Аматерасу боль. Незваные гости покинули пленников, провожаемые душераздирающим нечеловеческим рёвом. Изуна сдула со лба укороченные пряди, засмеялась, запрокинув голову на неизменный столб, чувствуя на языке смешавшуюся со своей чужую кровь. Острое обоняние злостно передавало хозяйке амбре экскрементов, ушедшего возбуждения и окровавленного живого мяса. — С ума сошла? — глянул из-подо лба на соседку по яме Тобирама. Столь спокоен он был, столь твёрдостью звенел голос, что впору было удивляться. Никто из товарищей не придал значения происходящему. Разве что Нара внимал более остальных, слушал внимательнее и думал, размышлял и точно связывал в уме цепочку событий, скрупулёзно нанизывая друг на друга все знающие факты. Тобирама повернул голову к рассматривающему саркофаг с громко орущей Незу Нара, шепотом помянул Ками. Видимо он единственный остался со здравым рассудком. — Хн, нет, просто… — отдышалась от смеха Изуна — Ты пророк, котёнок. Самый настоящий. — Да. Единственное: с безмолвием промахнулся, — оторвался от созерцания пытки Кенджи, поднял голову на темнеющий кусочек неба. С минуту Тобирама смотрел на них, как на последних идиотов, растерявших все мозги, но стоило сложить пазл и утихший хриплый смех поддержал саркастичный, громкий, во весь голос от обычно серьёзного Сенджу. *** Грузные поскребывающие звуки разрывали тишину сумрачной ямы. Одна, две, три полоски, затем перечеркнуть, итак на полу образовалось около десятка подобных рисунков. Кенджи смотрит на художество сощуренно, сипло ворчит под нос и обращает внимание на соседей, столь же истощённых, как и он сам. Единственное «окно» в мир очередной раз окрашивается в мрачные тона, впускает в себя серебристый луч. Свет ненадолго балует шиноби, его вновь закрывают тучи. Лениво валит снег. Справа чихает Тобирама, морщит даже не красный, а бледный нос. Он, как и Нара, будто ожидая спасения, всматривается в узкий квадрат свободы, одна лишь затихшая ещё пару дней назад Изуна молчаливо сидит замершим изваянием, нелепой скульптурой мастера новичка, недавно приступившему к тяжёлому труду скульптора. Её мысли неохотно покидают голову, когда хозяйка в который раз за два, или все четыре, дня пробует медитировать. Не для того, чтобы ощутить ручеёк чакры, как в старые добрые времена, а для совершенно иной субстанции — энергии. Пустое, пожалуй. Пока она не сойдёт на Пятый Этап Испытания Изуна крепко связана с истинно физическим телом, оно в свою очередь является проводником для энергии. Повреждённым проводником в данном случае. К сожалению, перескочить Этап Принятия — Четвертый Этап, юная наследница не в силах. «Приняла я свою судьбу! Приняла, — порой кряхтела мысленно Изуна, на что хиганбана упорно жалила середину лба, точно протестуя — Желаешь остаться без последнего кандидата в Шинигами? Хн, да пожалуйста, чёртово проклятие!» Курама, не сопи тот в обе дырки, точно едко отшутился бы о наличие в её черепной коробке мозгов. Изуна вяло сдувает со лба липкую прядь, почти морщится от острого едкого запаха разлагающейся плоти, засохшей меди, немытого тела, мочи, фекалий и прочих неприятных ароматов. К всеобщему разочарованию и стыду отходы жизнедеятельности последствия работы не только мёртвой Незу. Да, какое-то время приходилось ходить под себя, буквально. К счастью, иль к горю, товарищи настолько оголодали, что наружу ничего в переработанном виде не лезет. Однако упоминания о былых возможностях не испарились, а засохли, покрылись коркой, скукожились, почти перестав издавать прежнюю насыщенную вонь. С этим прекрасно справляется как минимум человеческий пот, как максимум разлагающиеся тело. Вскоре три представителя клановой аристократии превратятся в уютных костлявых сокамерников. Единственный плюс в их ситуации — никто не дотянется до соседа, чтобы заживо, авось замертво, сожрать для банального продления агонии. — Если…выживем, — вдруг разбудил витающее в облаках сознание Изуны слабый, истощённый, охрипший, будто сломанный и искорёженный голос Кенджи — Обязательно выпьем. За мой…счёт, если это отвлечёт вас от…от клановых распрей…на…на какое-то время. — Не собираюсь…пи-пить с несовершеннолетними, хн. — Во-первых, я не…ребёнок, — не раскрывая век тягостно разомкнул слипающиеся треснутые губы Тобирама — Мне перевалило…за двадцать, если уж…на то пошло, то я не жажду, — кадык дёрнулся от последнего слова, сухой язык провёл по губам — Распивать алкоголь…со стариками. Во-вторых, ты должна мне тот напиток, который вы…употребляли в порту Отофаку. — Помню…сонный мусор выбил тару и…ты не успел… — Да, — лёгкая улыбка сопроводилась с ответом — Хочу именно его. — Хн, мне придётся…тебя разочаровать, — натужено рассмеялась, откашлялась, опустив голову и прервала непрошеную паузу — Я протягивала сок. — Что? — Сенджу, удивительно, всё ещё хватало сил вскинуть брови в удивлении — Я разочарован. Ты…отвратительная лгунья, Рина. — Что, хн? Котёнок, ты же…не думал, что я…буду спаивать детей? Какой ты…аморальный. — И это мне говорит… Учиха? Циничный…демон? — Какое, хн, конкретное…описание. Ты проводил анализ…моей личности? — Делать…больше нечего в этой…в этом дерьме… — О, Шинигами, что за слова? Молодой человек, вам бы…промыть язык с…мылом. Тобирама сухо закашлялся от поучительного тона недруга. Появись возможность, не сковывай его горло зыбкий песок, а язык не тёрся наждачной бумагой, Сенджу выдал бы целую лекцию о сквернословии в их положении, тем паче кольнувшая грудь игла некого неприятного, неправильного с какой-то стороны удовлетворения от перебранки. Не так он представлял себе их взаимодействия после трагедии на Островах Красноволосых Дьяволов. Он придерживался едкого игнорирования, но посмотри же, как низко наследник Великого Клана опустился. Почему-то Тобирама ни разу не жалеет об этом, об утраченной гордости, клановой доблести и чести. Вряд ли его соклановец перебросился той же парой слов на смертном одре с Учиха. — О чём я…и говорил, — тяжело тянет, пускай и кажется что с привычной ленцой, Кенджи, кашляя и терпя невыносимую чесотку в носу от витающего в яме запаха — Оба… Идиоты каких поискать. — От чего…искать, хн? Два клана… Из одного теста. Сплошной…мусор. Тобирама приоткрыл свинцовые веки, но за неимением желания ругаться, принялся тупо рассматривать, ничуть не смущаясь, недавнего врага, периодически оглядываясь на сильно исхудавшего Нара. Впрочем, все они идеальные образчики оголодавших скелетов, с выступающими ненормально рёбрами, острыми скулами и побледневшими, будто вытянутыми лицами, на которых выделяются одни глаза. Единственное, что их сейчас отличает друг от друга — цвет волос, глаз (у кое-кого их в принципе нет), да количеством шрамов по всеми телу. Если можно было бы выстроить рейтинг по шрамидности, то Тобирама стоял в середине, Рина на первом месте, а Кенджи плёлся внизу. Сразу видно кто преимущественно сражается в тылу. — Замечательно, — проскрипел Тобирама — За сашими и…несколько чарок рисового вина…нет, за вино из сакуры…я согласен на перемирие. — Сакура? Ты решил… Увидеть дно казны моего…клана? Сенджу обессиленно ухмыльнулся. *** Из предмета пыток медленно скользили опарыши, липко перебирались друг через друга, путешествуя по стремительно гниющему трупу. В нём спустя столько дней невозможно было определить некогда симпатичную девушку. Черты исказились, она словно помолодела на несколько лет, её конечности с туловищем раздулись, сменили цвет и консистенцию, волосы и ногти отделились, зубы выпали, кожа слезла лоскутами, из задних отверстий давно выделилось содержимое прямой кишки, внутренние органы пали под давлением паразитов, требующих пира насекомых, муравьёв, выдумавших, что нашли новое пристанище, пауков и клещей, личинок, вгрызающихся намертво в плоть. От него несло не только зловонием, но и скрипом, сипом, ветхими стонами, начисто лишивших соседей какого-либо сна. Дело времени пока прикованная троица не заразится чем-то. Пускай дышать в яме стало невозможно, вынужденные напарники и контрактники много говорили. Сначала о Намикадзе Акио. Кенджи поделился уверенными подозрениями о его связи с Кентой, Тобирама дополнил ворчанием и всё окончилось слабой перепалкой между ним и Изуной. Вскоре любые споры прекратились. Они совершали попытки освободится от кандалов, всё окончилось сломанными пальцами Сенджу и вывихом Кенджи — дужки браслетов противоположно воздействию крепли, стискивая кости. Изуна, равнодушно слышащая безуспешные проворачиваемые операции, неловко разминала единственную руку, медитировала и проваливалась в попытках манипулировать инь энергией. Подобно Сенджу с Нара, чем больше усилий прикладывала, тем яростнее организм пожирала болезнь, высасывая жизненные силы, выкачивая наружу кровь сухим царапающим горло кашлем, сжимающим лёгкие, вызывая мигрень, шум в ушах и боль в бешено колотящимся сердце. Она отдыхала от провалившихся медитаций, внимательно слушала каркающий голос Кенджи и сиплый Тобирамы, предлагающие пути побегала уже азарта ради, потому что любая идея проваливалась надёжными тисками кандалов, лишением чакры и иных вспомогательных для шиноби инструментов. Силы испарялись, как вода в сорокаградусную жару. Все разговоры прекратились, будь то спор, обсуждение, очередная тактика или банальный светская беседа. Наступила эра молчания. Последний раз нарушили её, по мнению Изуны, с совершенно идиотским мотивом: Кенджи поскрёб ногтевой пластиной большого пальца ноги, перечеркнул три корявые полоски. Он что-то подсчитал и фоня для хиганбаны иронией, гнетуще прошептал, смотря на рассветные переливы, пронзающие решётку на потолке: — С Новым Годом, друзья. Тобирама почти неслышно фыркнул. — О, да, — превозмогая слабость проскрипел он — Где же наши Боги? Боюсь, звон…колокола лишь в моих ушах — Хн, чушь. Изуна сплюнула вязкий сгусток крови, неприятно кашлянула, откинулась на треклятый столб. — Выберемся отсюда…я… — Оптимист, — поразительно, но хором прервали Нара, будто сговорившись, Сенджу с Учиха. «Какая противоестественная картина, — отозвался Тобирама, косясь на замолкшую Изуну — Хаширама был бы счастлив» Кенджи прикрыл глаза. Его ногти сломались под корень. Место рядом с ним закончилось. Возможность следить за днями исчезла. Минули дни. И казалось, что хуже холода, чудом не доведшего их до окоченевшего трупа, уже ничего нет, но судьба имеет весьма примерзкое чувство юмора. Вначале пошёл дождь. Мелкий, незначащий, из тройки насторожился один Нара. Следующими этапами шло постепенное усиление, будто погода вдруг решила перескочить несколько месяцев и нагрянул сезон дождей. Однако они точно не в Стране Огня, и на улице точно не лето. Прошёл ливень, невероятно долгий, по итогу заливший яму до груди троицы, грубый ветер жестоко хлестал чувствительную кожу, вонзаясь в кости, как оголодавшая псина. Итак в гнетущий, выворачивающий запах добавились пары ила, оседающие на лёгких точно плесень. Сенджу переглянулся с Нара и на безмолвное шевеление губ ответил кивком. Это неестественный дождь, вызванных техникой. Намикадзе. Прозрачная, как слеза, вода быстро помутнела, побагровела и приобрела плавающих личинок, насекомых и прочий мусор. — Только… Попробуй… Умереть… — сипел Тобирама почти ниже уровня шепота, но сквозь плавающую дымку сознания гулко дышащая Изуна едва разбирала слова — Выберемся, создам…технику…воскрешения…и повторно…убью тебя… Тобирама ощущал часть тела, находящееся в оковах воды, как под огромным валуном, как под давлением ки Хаширамы, то есть — никак. Словно её ампутировали, но нервные окончания продолжают обманываться и дурить мозг. Гладь воды плотно скрывала ноги с туловищем, а вонь точно пронзала обоняние бронзовыми сенбонами. Кенджи недалеко ушёл от друга, к его счастью, все рецепторы заглушились в стократ. — Нет… — поддержал Кенджи — …Ты… Кх… Станешь нашей… Кха! Служанкой… — С искусстве…нными…ушками… — Сами-то, хн… Не спешите… В Чистый… Мир… Кто же… Заплатит за… Поход в бар… А, сонный…мусор? Ко…котёнок, — с каждым сказанным словом голос утихал, под конец вовсе исчез. Горло отозвалось адским огнём. Изо рта вырвался кровавый кашель, живот сдавило, а грудная клетка точно на осколки распалась. Тело Изуны содрогнулось, всколыхнуло муть в воде и вконец обмякло. Хиганбана на краю сознания жутко мигнула багровым. Нара с Сенджу этого не увидели. Они умирали от жара, то от холода, стуча и клацая зубами во всю мощь челюсти. Их сильный иммунитет шиноби, та завидная выносливость и стойкость, давали сбой. Спустя столько дней, более месяца борьбы, троица оказалась на грани с Чистым Миром, где уж точно ни одно обещание не исполнится. *** Изуна задыхалась. Что-то стискивало её грудную клетку со всех сторон: снаружи и изнутри. Внутри будто клубился огненный, полыхающий, проникающий во все щели, во все клетки, ткани, впитывающийся в молекулы, самый настоящий токсичный дым. Сердце по началу билось через раз, будто кто-то вскрыл рёбра и заставлял его трудиться, отсчитывал удары собственной окровавленной ладонью. В пожирающей агонии перед смертью отличительной чертой была пульсирующая хиганбана, словно единственная сладость во всём многообразии горечи. Это был ад. Ей не давали упокоиться, её душу, её жизнь насильно удерживали на бренной земле, а она и помыслить не могла кто, зачем, почему. Мыслительные процессы в принципе не утруждали вопящий от боли головной мозг. Казалось, что это продолжится вечность. Что это карма настигла её. Что разваливающаяся Мироздание карало дитя. Жестоко и беспощадно. Однако, напротив приходящей месяцами агонии пришло высвобождение. Тут она в мгновение очнулась. Свет бы резанул глаза, тем удачнее служит ей слепота. Изуна бы и не поняла, что то реальность, если бы не переговаривающиеся голоса. Один из них она не слышала чуть более месяца, второй более пяти лет. — Не вставай, — приказал ей первый. — И-итачи? Чт…! — несанкционированная рука жёстко припечатала голову Изуны к твёрдой, шероховатой поверхности. —…Не смотри на меня так, — угрюмо резанул Неджи, обращаясь к старшему брату наследницы — Ей противопоказана активность. Шумный вздох и в её рот вливают странную жидкость, которая без сопротивления оседает на стенках глотки. Сознание по щелчку потухает. Вторая попытка, как и третья, и четвёртая, очнуться без лишних медикаментов проваливалась. Изуну всегда насильно отключали. На счастье, во тьме небытия исчезла боль, оставив лишь липкое послевкусие вместе с протыкающей пульсацией во лбу. Спустя неисчислимое количество попыток её состояние сочли пригодным к долгим разговорам. Первый, кого она встретила был старший брат, заботливо напевающий до боли знакомую мелодию, позабытую и обросшую пылью в дальних уголках воспоминаний. Её пела их мать, Микото, во времена незыблемых пелёнок, грудного молока и сказок у детской кроватки. Сколько воспоминаний… Изуне аж тошно стало. Те времена давно прошли, у наследницы Шинигами по два раза сменились приоритеты и тот щелбан, что без тактильно даёт Итачи, служит неплохим подзатыльником. Ей помогли сесть и только после ощущения чужих рук на спине Изуна в полной мере прочувствовала всю настигающую слабость, мигрень, жжение в горле, тяжесть за рёбрами и озноб. Она не видела, но услышала тихие шаги, проминающуюся под стопой землю и возникшее равномерное дыхание нового человека. Неджи. — Что вы…здесь делаете, хн? — А где «здесь» спросить не хочешь? — едко буркнул Хьюга, после предостерегающего взгляда от второго Учиха продолжил более спокойно, безучастно и серо — Страна Огня. Одно из убежищ организации Хесо. Временно приватизировали для личных нужд. «Организации? Не гильдии? Страна Огня? Да что, Шинигами вас дери, произошло, вы, мусор нагнетающий?!» — желала завопить Изуна. Дискомфорт в горле, в купе со слабостью ей помешали, но ничто не помешало на удивление резво схватиться за край чужого ханьфу, до треска в ткани потянуть. — Неджи, хн. До этого потерявший в подростковом возрасте мелодичность, хриплый голос превратился в едва различимый скрежет и сип в одном звуке. Неджи без усилий выдрал одежду из трясущихся, как у последнего алкоголика, пальцев, скрупулёзно осмотрел повреждённую часть, словно брезговал увидеть на ней чёрные пятна, словно руки Изуны для него источают всю гниль мира. Хьюга сощурился, пронзая больную будто слепыми глазами. Иронично, думал он, что на деле из них слепцом оказалась она, чёртова антигероиня в хаори. Он вздрогнул, но не отскочил от задевшего кончик носа куная. Итачи покрутил за колечко второй кунай, показательно, с не скрываемой угрозой. Неджи пришлось отойти. Не то чтобы он стремился навредить Изуне, нет, он давно отринул эту затею. Не к чему она. Итачи последний раз посмотрел на поправляющего подвеску с голубым камнем на шее Хьюга, повернулся к затихшей сестре. — После твоего падения я отправил сообщение Айнону, — к тихому, подобно шелесту летней листвы, голосу приходилось внимательно прислушиваться — Я просил помощи, его участия или хотя бы подкрепления. Впрочем, последнее было излишним. Пришлось обследовать дом старосты, где стало понятно, что весь бег за Незу являлся строго подстроенным спектаклем. На следующий день я спустился в пропасть и исследовал ту землю, удачно наткнулся на твоего…друга. — Ты не упоминала, что в это время попал твой брат, — обронил спокойно Неджи, перебирая в руках тэссен — Удивительное совпадение: Адель силком переместила меня туда же, где возился нукенин Итачи. Который должен в будущем покорять Акацуки. — Да, совпадение. Чудное, хн, — закашлялась Изуна — Ты…присоединился к…поиском? Зачем? — Наставница объяснила некоторые тонкости путешествия во времени. —… — Итачи, не обращая внимания на слова, но запоминая, сжал в ладони холодную, будто неживую, руку сестры — В том месте мы нашли жука Абураме. Той же породы, которая спутала маршрут. — Это ничего не дало, — добавил Неджи — Пришлось вернуться в гильдию, к твоей собаке. — Ему прислали твой отрезанный волос, — незамедлительно добавил Итачи — Очевидная угроза, с запиской-предложением закончить войну гильдий на условиях Хесо. — Он отказался, хн. — Не ответил, — отрицательно качнул головой, закрываясь длинными прядями волос Итачи — Его люди, он, мы — все тщательно искали тебя…вас. Но ничего не находили. — Будто вас давно убили и закопали на территории Абураме, — прикрыл глаза Неджи. — Войны к началу весны достигли апогея. Против Даймё восстали самураи из Страны Железа. — Даже их пугал тот произвол, что посмели начинять власти гражданских. — Узушиогакуре провернули опасный трюк и убили Даймё Воды. Кланы Страны Огня, помимо Учиха и Сенджу, стали заключать мирные акты. Самураи отозвали подчинённых от Даймё Огня и аристократов страны, несмотря на присягу некоторых. — Больше нескольких недель Страна Огня не метафорично полыхала. Многие гражданские убиты, солдаты, поля с посевами сравняли с землёй, города и деревни превратились в пепел. Часть кланов лишились наследников, ещё часть действующих шиноби, лидеров и кормильцев, — продолжая вещать, Неджи мрачно сосредоточился на движение тэссена в руках, уходя в дебри разума и воспоминаний — В конце концов убили Даймё Огня. Его наследник мал, регентом вступила старшая сестра мальчика. Мать зарезали и съели за пару дней до смерти Главы Страны. — Люди Айнона нашли сердце гильдии Хесо и была совершена осада крепости. Мы надеялись, что вас держат там, но в подвалах… — Итачи слегка нахмурился, сильнее стиснул руку сестру —…Содержались дочь с матерью. Последняя после пыток Айнона утверждала, что является женой Намикадзе. Она не знала о планах мужа. Ваши поиски зашли в тупик. Сам Акио на месте не обнаружился. — И…как же, хн? — кашель помешал договорить. Голова Изуны пухла от обилия информации, упорно дятлом отстукивала ритм в висках. Стоило ей оступиться, как глобальные события накладываются друг на друга, а она не в курсе. — Твой волос, — обратил взор на Изуну Неджи, остановил тэссен между пальцев — Он загорелся багровым. Это ничего не значило пока в руки его не взял я, — скривился от эфемерной боли, залёгшей в воспоминаниях Хьюга, его тогда точно молнией пронзило — Он…полыхнул странной чакрой. Нет, энергией, и, как канат, привёл нас к яме, в Стране, блять, Огня. — Не выражайся, — отстранённо поправил Итачи, уткнулся лбом в костяшки пальцев сестры. Его сердце бешено колотилось и ныло одновременно. Ничто в нём не могло поверить, что после стольких дней поиска, после того дерьма, что ему пришлось перенести, после часов борьбы ирьенинов за её жизнь, младшая сестра жива. Не здорова, но жива. Айнон сказал, что болезнь настолько глубоко пустила корни в организм Изуны, что ничего, кроме отсрочивание смерти, сделать нельзя. Лучшие ирьенины, нанятые эльфом, утверждали одно и то же: «Безнадёжно». Говорили, как клеймили. Итачи поднял голову, посмотрел на осунувшаяся лицо младшей сестры, бледную шелоховитую кожу, чернильные мешки под закрытыми веками, на искусанные сухие, потресканные губы, чистые, но потерявшие насыщенность белоснежного цвета, как было то в детстве, волосы, худую шею с пульсировавшей веной, болезненно выпячивающие ключицы, обтянутые сеткой болезненных шрамов с выделяющимся поблёкшим, старым, на добрую половину груди от неизвестной ему техники райтона… И из всей затухающей картины выделялась клякса на лбу. Ярко горящая алым хиганбана, будто она высосала жизнь из любимой младшей сестры. И она скоро умрёт. Младшая сестра, отдавшая ему глаза, подарившая ему возможность видеть этот мир. Если не ради Саске, то ради того, чтобы после ухода в Чистый Мир Изуна могла любоваться на закаты и рассветы Итачи должен сохранить свою жизнь. — Да плевать! — нервно передёрнул плечами Неджи. Война — какое страшное оказывается явление. Было бы замечательно, если бы в его времени, в его настоящем она никогда не случалось. Он не хочет видеть Четвёртую Мировую, где с высокой вероятностью погибнут многие дорогие ему люди. — На нас…застегнули кандалы… Ты… Аматэрасу? — рубяще обратилась к старшему брату Изуна. — Да. Мы почти опоздали. — К счастью Нара с Тобирамой отделались легче, чем ты, — заправил волосы назад Неджи — Всё закончилось, Изуна. Встанешь на ноги и можно отправляться домой. Адель же не соврала? От испытывающего колючего взгляда Изуна беспечно повела плечом, о чём-то задумавшись. — Итачи, Неджи, я знаю как нас вернуть назад, — уверенно, без запинок подтвердила она, в ответ слабо сжала родную ладонь — Вы вернётесь. — Изуна? — тревожно звякнул голос Итачи, он подался вперёд, будто жаждая найти ложь в слепых глубинках. Между бровей Неджи появилась складка. Рукоять тэссена скрипнула в сильных пальцах хозяина. Плохое предчувствие расползалось в груди. Не прогадало. От следующих слов ему хотелось всадить оружие в бывшую соперницу по самые гланды! — У меня договор с Нара. Скреплённый чакрой. Ты же знаешь, Итачи, — закашлялась на имени брата Изуна, свистяще задышала — Чего напрягаешься, Неджи-тя… Неджи. Невыносимая привычка добавлять приставку когда-нибудь загонит её в гроб. Больше нельзя так его называть. С тех пор, как лоб Хьюга Неджи стал девственно чист, а на Цепь, на их Связь поставилось ограничение. — Ничего, — насильно расслабился Неджи, кто бы знал как тяжко ему это далось — Дура ты, вот и всё. Хьюга развернулся. Земля под его обувью скрипнула. — Я к другим болезным. Не теряйте. Брат с сестрой остались наедине. Изуна пыталась выпроводить Итачи, но провалилась, подавляемая его заботой, упрямством и, главное, сонливостью. Итачи почувствовал, как сжимаемые пальцы обмякли, и устало потёр переносицу. Краем глаза он заметил зеркало. От соблазна взглянуть, мотнул головой, длинные волосы скользнули по щеке. Он не любил смотреться в зеркало по двум причинам: в отражении появляется убийца семьи, причина страдания младшего брата и сестры, и потому что за тот десяток лет Итачи ни капли не состарился. Морщинки? Седые волосы? Ничего из перечисленного. Словно само время отвергает его существование. Итачи встал со стула, ближе наклонился к Изуне, внимательнее всматриваясь в искажённые полоснутым его рукой шрамом, лицо. Тёплое дыхание ласково мазнуло бледную щёку, кровать под его ладонью скрипнула. Сердце в груди члена Акацуки сладко сжалось пока взгляд бродил по взрослым чертам. В отличие от него, Изуна имела честь меняться. Она не та девушка-подросток, кем перемещалась в прошлое. В отличие от него с Неджи. Хьюга выглядит лет на пятнадцать, шестнадцать максимум. Поразительное наблюдение. Пускай это не важно. Итачи прижался к щеке сестры виском, мягко сжал её плечо, опираясь по большей части на вторую руку. Он любит свою сестру и брата больше жизни. Он заботится о них, как просила их мать, Микото, и как жаждет сам. Он взял за них ответственность, груз которой не сдержал. Как ему за это стыдно. Но Итачи не может умереть и попросить прощения у родителей. Уверен, они подождут, подождут окончания его бремени. Его новой обязанности после смерти Изуны показать ей через отданные глаза весь мир, всю красоту природы, то, как меняется спустя года мир, Страны и Селения. Показать ценность жизни. Показать рост будущих детей Саске. Показать их становление. Показать как люди обретут мир, как кончатся войны и все придут к согласию. Показать утопию, о которой мечтает. Итачи пройдёт весь оставшийся путь после смерти Изуны новыми глазами. Её глазами. Это его обещание. Это его клятва. Это его ответственность. Это его бремя.