Луноликая: В Эпоху Войны

«От Айнона Изуне-сан: Здравствуйте, Изуна-сан. Не стану выпрашивать данные о твоем самочувствие, но желаю скорее выздоравливать. Та ситуация, в которую ты угадила донельзя глупая, впрочем, я понимаю каковы причины её возникновения и долгой продолжительности. Запирающие чакру кандалы изъяла моя…организация. Поставщиков не нашли, а клан Абураме отказывается идти на контакт. Намикадзе скрылся, его следов никто не находит, в организации Хесо бразды власти пытается ухватить бывший лидер, у него набирается большая группа сторонников. Мою гильдию…организацию лихорадит. Все волнуются из-за стычек с этим бездарем. Боюсь, пока ситуация не стабилизируется я не смогу отдать преемнику место Главы Организации и уйти с тобой в будущее. Напиши, что об этом думаешь. Ты же понимаешь, что без меня лучше не возвращаться? Зная тебя можешь и не догадаться. Нам нужно поговорить с глазу на глаз. P.s Договор на чакре, ты серьезно? Если не сделаешь Нара Главой Клана, то останешься пустой, никакая энергия не поможет. Твоя болезнь обострилась, Изуна. Мои пилюли держат тебя на этой земле чудом и с пособничеством адуляра. Есть шанс, что после перемещения в будущее состояние тела откатится немного назад, чтобы ты не стала добивающим катализатором в окончательном падении равновесия и Мироздания, однако на это надеется — наивно. Готовься к худшему. Ты можешь не успеть закончить дела в этом Мире. Поставишь себя на ноги приходи в гильдию…организацию.» Агат закончил читать письмо. Он переглянулся с братом и они оба устремили внимание на спокойно лежащую Изуну. Прошло полтора месяца с заключения, тело наследницы медленно, но верно шло на поправку от долгой голодовки и истощения. Чакра вернула свой функционал и чувствовалась отчётливо, все пробегающие по каналам ручейки и тяжесть в очаге заставляли слегка улыбаться. Она удачно пробовала вставать на дрожащие ноги, не без помощи Агата и Нептуна. Последний вечно ворчал над ухом, ругался с Изуной и просто нервировал одним присутствием, но неизменно помогал. Агат стал молчаливее после их прихода из родного мира. Он говорил, что там без их отца стало намного дискомфортнее, затухнувшая природа давила, руины навеивали тоску, а присутствие Ямары, Узумаки и веселой Хоши раздражало. Они узнали о произошедшем от Айнона и мгновенно прилетели к мастеру. С тех пор начался период реабилитации с отдыхом. Изуна не мешала о себе заботиться, она флегматично молчала или ограничивалась рубленными фразами. Итачи это не смущало, но и не заставляло стать разговорчивее. Часто они безмолвно сидели, в оглушающей, но в некотором смысле уютной тишине, держась за руки. От этого Изуна чувствовала себя как в коконе: умиротворенно, легко, как в детстве. На короткое мгновение она забыла о неизбежном будущем. Ненадолго: харканье, сухое, царапающее горло, спертое чувство в легких с ноющим далеко не от эмоций сердцем все время служило напоминанием, как и знание, что и в этот раз ее уберегла от смерти хиганбана при поддержки слабой, заблокированной связи с Неджи. Последний появлялся на глазах редко. Смотрел на Изуну, проверял её состояние и уходил к Нара с Сенджу. Они не заговаривали ни разу за полтора месяца. Изуна думала: к лучшему. На днях Итачи пришлось уйти к Айнону. Эльф настаивал на операции, поддерживаемый Изуной, ему удалось в письменной форме оторвать брата от сестры. Странно, подумала Изуна в тот момент, она отбросила какое-либо волнение. Всё идет так, как должно быть. Копаться в голове у брата неблагодарное, нездоровое и ни к чему не приводящее дело. Изуна обрабатывала последнее письмо хранителя, перебирая между пальцев палочку с раннего ужина. Она не дура и не глупая. Если Айнона оставить в этом времени, то её «прошлое» скорей всего поменяется. В детстве она не имела поддержку, как наследница, поэтому кто знает чем обернется будущее, как выкрутятся события, если эльф вмешается. А он вмешается, как верный хранитель. Да, размышляла Изуна, многих ошибок удастся избежать. Тем не менее, вместо них появятся другие. Заманчиво изменить совершенное: не убивать мать Неджи или ТенТен, уйти без шума, не лишиться руки, не убивать Утакату, не вредить матери Шикамару и ребенку в ее чреве, сберечь бывших подчиненных, Аса, Нобу, не помогать в побеге изменнице Соно, избежать патронажа Акума, грамотно воссоздать группировку, не перемещаться в прошлое и не знакомиться с химэ Узумаки, Хаширамой, Мадарой, Тобирамой, Изуной и со странным Кенджи… Ладонь Изуны сжимает палочку до трещин на древке, белоснежные, отмытые, чистые пряди прячут её лицо от глаз встрепенувшегося Агата. Он рассеянно моргнул, зевнул и положил голову на спину храпящего Нептуна. Изуна сардонически ухмыляется, убирает подальше сломанную палочку от еды. «Прошлое неизменно. Всё полетит к Шинигами в задницу, если это произойдёт» — она дёрнула за колыхнувшуюся серьгу в ухе. За стенкой что-то громыхнулось. Мысли прервал задушенный крик и чей-то смех. Удивительно. Стены толстые, каменные, а этот шум пропустили. Изуна медленно, через ноющую боль в мышцах, села, свесив ноги с кровати. От одной задумки встать дрожь пробирает нижние конечности. Она закусила внутреннюю сторону щеки. Холод пробрал стопу. Сотни иголок вонзились в кожу. Изуна, держась за изголовье кровати, полностью встала. Сделала шаг вперед, но чуть не повалилась на спящих Духовных Существ. Пальцы до побелевших костяшек стиснули опору. Изуна пережила тремор конечностей и выпрямилась. Шаг. Второй. Она спотыкается и лбом влетает в пол. Ничего серьезного, но кровоточащая ссадина с головной болью служит неприятным опытом. Тяжело дыша, Изуна встает на колени, ощущая их неприятную, непривычную дрожь. Скрипят зубы. Она осторожно ползет к стене, матеря свою полную слепоту, из-за которой ориентируется на звуки и ощущение пространства. Изуна встает, опираясь о нового помощника и короткими шажками пошла вдоль, пока не рванула вперед от неожиданности. Стена исчезла, появилась углубление с дверью. Следующий путь увенчался успехом — она ни разу не упала. Дверь под натиском её руки со скрипом отворилась, громкие крики пластинками от барабанов ударили по ушам. Головная боль усилилась, виски прострелило сенбоном. —…Отцепись от меня! — низкий голос Тобирамы вмешался в сосредоточение боли, Изуна осторожно вошла в комнату, прислонилась плечом к стене, внимательно слушая перепалку с неизвестным. — Не надо, — вошел в разговор тягучий смешок от Кенджи — Мучай этого ворчуна до белой горячки. Он мне все мозги проветрил за последние несколько месяцев. Тобирама кашляет не то от возмущения, не то от удушающих объятий. — П-предатель. Нара откидывается на кучу мягких подушек и строит из себя величественного, но ленного, наблюдателя. Его узкие, сонные глаза блестят от невысказанного смеха, а губы дрожат в попытках скрыть улыбку. Изуна слышит каждый шорох, вскрик и скрип койки. Слышит отдаленно знакомый голос. Слышит смех Кенджи и ругань Тобирамы. Она опирается о дверной косяк, её колени дрожат, словно наполняются чем-то тяжелым, сдавливающим, однако мимолётно грудную клетку распирает от решительной мысли: Пожалуй, она не хочет избегать знакомства с Тобирамой и Кенджи. Эту часть жизни менять определенно нестоящая потеря. Мимолётное, потому что не успевает Изуна среагировать, как грубые мужские ладони стискивают талию, одна из них ложится между лопаток, она носом утыкается в чью-то грудь. Запах хвои и мха ударяет по рецепторам. — Цуки! — радостно вопит этот мужской мусор. В ушах зазвенело. По позвоночнику пробежало стадо омерзительных пауков. Мышцы пронзило электричеством, они задеревенели, застыли, точно бетон. Обострённые тактильные ощущения передавали всю силу и отвратительную теплоту чужих касаний. В горле встал ком, Изуна раскрыла рот и тут же его захлопнула. Хвоя вдруг сменилась тухлым запахом крови, сыростью пыточных и душащим, кислым потом. Шум в ушах отступил ненадолго. Странные звуки, не принадлежащие этому времени, этому моменту, окружающим её людям, сжали ушные перепонки. Звук съезжающей застежки на штанах, шорох красных одежд под выжидательную, сдавливающую тишину. Тихие, едва слышные шаги с чужим двойным дыханием. В стороне звякнули упавшие цепи… Её вопль боли… Ужас. Тот самый липкий ужас сжал заколотившиеся сердце металлическими щипцами. Жизненно важный орган стучал в голове, горле и отдавался эхом по всему организму. Изуну парализовало. Она не могла и пальцем двинуть, не понимая: где она, что с ней происходит, в прошлом она или в будущем. Мысли путались, как нитки в клубке. Беспричинная тревога захватывала, паразитировала грудную клетку, борясь за главенство с щемящей беспомощностью. Шорох на этот раз ее порванных одежд и противные прикосновения чужих ладоней, сжимающих ее в особо интимных частях: шее, груди, талии, переходя на внутреннюю сторону бёдер. Её ненормально заколотило, словно ток бил по мышцам безостановочными разрядами. Потрепанные джоггеры грубо разорвали. Царапины от ногтей мало-помалу опаляли снедающим жаром кожу. В районе шеи она ощутила хриплое дыхание насильника Щёку с шрамом бабочки будто заново клеймили накалённым прутом — кожу обожгло до хрустящей корочки. Шрамы на бёдрах начали зудеть и чесаться. Изуна чувствует внутренней стороной бедра затвердевший влажный член, прикусывает щеку, сдерживая несогласный, яростный возглас боли. — …Цуки? — порывается сквозь кровавый туман отдаленный крик — Цуки! Леденящий холод кандалов медленно затухает. Изуна чувствует, как её прижимают к твёрдому мужскому телу и ударяет мусор коленом в печень, толкая ладонью середину груди. Хаширама вскрикивает, отскакивая от неё скорее от неожиданности, чем от реальной боли. — Цуки? — раздаётся опешивший зов. Он тянется к ней, настороженно, словно к дикому животному в пасть пальцы просовывает. Изуна шагает назад на негнущихся конечностях, размашистым шлепком отталкивая руку наследника Сенджу. Хашираму ведёт слабо вбок, ладонь пульсирует от неожиданной силы удара — коленом было не настолько неприятно. От шока лицо будто глупо вытягивается, его распущенные волосы колышутся, а из горла раздаётся растерянное: «А?». — Рина? — настороженно придвигается вперёд Тобирама. Его сенсорное чувство передает чужие попытки направить чакру в отделы мозга. Безуспешные потуги Изуны выливаются в стучащую по вискам мигрень. Она дышит часто, громко, рвано, стискивает ткань чёрной рубашки в районе сердца, её всю неприлично колотит, а ноги грозят подкосится. «Чёрт. Чёрт! Чёрт! Чёрт!» — мысленно стонет от беспомощности и стыда Изуна. Чакра бурлит в венах лавовыми пузырями. Больно. Тошно. Омерзительно. Изуна медленно выходит за дверь даже не закрыв ту за собой, опираясь о стену продолжает «бежать» от свидетелей и виновника. — Стой! — Кенджи ловко для больного спрыгивает с койки и хватает желавшего погнаться за старой подругой Хашираму за запястье — Нельзя. Уж точно не тебе и не сейчас. — П-почему? Ей плохо. Ты видел её состояние?! — рявкнул в ответ Хаширама, но оборвал себя от двух пар неодобрительных взглядов — Тобирама, хоть ты скажи… — Нара прав, — Тобирама садится, скрещивая ноги и лохматя серебряные волосы на затылке — Ты вызвал у неё приступ внезапными объятиями. — Что? — Цуки ненавидит касания чужих, — отпустил руку Кенджи, массируя середину лба двумя пальцами — Понятно почему, хм. — Её…насиловали?...— сглотнул сухой ком в горле Хаширама, он сжал до скрипа кулаки, скривил губы. Его лицо исказила отталкивающая гримаса, смуглая кожа сильнее потемнела. — От неё не было ничего слышно все эти десять лет. Никто не сможет объяснить что с ней происходило всё это время… Разве что Неджи-сан, — Тобирама повернул голову к скрытому в тени угла Хьюга. Неджи непонятно щурился, облокачиваясь о холодную безликую стену, перекладывал из одной ладони в другую тэссен. И молчал. *** Изуне повезло доковылять до пыльной кладовки. Она чихнула от обилия пыли, от запаха затхлости, плесени и ощущения шершавой грязи под пальцами на стенах. Изуна делает шаг, спотыкается и падает, роняя за собой какие-то деревянные коробки со стеклянным содержанием внутри. Грохот глушит, врывается сквозь туман голосов, треска ткани, несуществующего хриплого дыхания и шипения в ушах. Локоть колит накаленными иглами, колени саднят, всё тело дрожит и слушается с неохотой. Изуна с трудом прячется в углу, возле окна, и сворачивается в позе эмбриона. Вокруг тьма, а внутри ощущение потерянности, омерзения и отвращения, чувство, будто сердце сейчас остановится и больше не забьется никогда. Грудная клетка настолько часто вздымается, что легкие начинает жечь, по коже обильно стекает пот, осипшее дыхание глухо нарушает мертвую тишину кладовки. Изуна утыкается лбом в пахнущие слабым металлом колени, до тянущей боли теребя серьгу в ухе и до крови прикусывая губу. Пускай красные капли попадают на язык, она этого не чувствует. Слепота, повышенная тактильность, недостаток воздуха, колющее сердце, невозможное жжение шрамов на щеках, бедрах и слуховые галлюцинации погружают Изуну в тот безнадежный туман, окружавший её до встречи с Айноном. Она не сдерживается, стонет, протяжно, на одной ноте, подобно животному. Мимо окна кладовой пролетает большая птица, мелькает точно вспышка, но возвращается, садится на карниз и всматривается сквозь разводы на стекле внутрь. Изуна не замечает падающую острую крошку от разбитого стекла, не обращает внимания на появившиеся тонкие порезы, будто проваливаясь в иной мир без понимания где она, кто и что происходит. Возле неё о ледяной пол скребутся острые когти птицы. На касания пернатой она не реагирует. Удары мощных крыльев не взымают желаемой реакции. Изуна как дрожала, свернувшись, почти слившись с углом, так и дрожит, неизбежно потерянная. Вата, шум, чужие отдаленные голоса утихают, когда их перебивает громкое воронье карканье. Изуна натужно кашляет, утыкается гудящей головой в камень и сгребает птицу в объятия, иррационально крепкие, нервные, а трясущимися, как у алкоголика, руками она заставляет опешившую птицу клювом вписаться в часто вздымающуюся грудь. Её пустые глазницы прожигают в нежданной спасительнице дыру, а пальцы зарывались в жесткие перья. Она молчала на протяжение часа, медленно её дрожь утихала, а дыхание становилось равномерным. Изуна скрипя кожей о шершавый камень, растянула ноги, посадила птицу на колени, гладя по маленькой голове. Вдруг из её горла вырывается закладывающий уши, сухой кашель, продолжительный и с короткими брызгами крови. Ворона взволнованно каркает, шаринган в глазу пернатой поблёскивает, а крылья шумно хлопочут, вздымая вокруг пыль. Изуна бесстрастно вытерла с губ кровь, хрипло, надломлено смеясь. — Хн, не смей сбегать от Айнона, глупый старший брат, — голос звучал пусто, холодно, несмотря на теплую улыбку — Спасибо, что прислал ворона, Итачи, но тебе пора. Ворон ласково ткнул клювом её ладонь, потоптался недолго и улетел через разбитое окно. Изуна осталась в одиночестве, с дырой вместо груди и опустошением. «Надо поговорить с Кенджи, хн» — лениво всколыхнулась мысль, но быстро затерялась в дальних уголках её мозга. Вскоре Изуну нашли Агат с Нептуном и всю ночь сбивали ей поднявшуюся температуру. *** Нептун протяжно зарычал, взмахнул хвостом, подцепив края тарелки, и швырнул до краев полную остывшего супа посудину с куском хлеба. Агат вздрогнул от оглушающего звона железа, отдавшегося тупым стуком при ударе о лоб Изуны на всю комнату. Она повернула голову на сорвавшегося друга, безмолвствуя равнодушно, не спешила вытирать жирные влажные дорожки, стекающие по лицу и шее, или убирать кусочки варенного мяса, лапши, лука, морковки, картошки, скользко липнувших к волосам и щекам. Единственная реакция — дрогнувшая бровь из-за вязко намокшей рубашки. Нептуна передернуло от подобного, во всех смыслах, пустого взгляда. Из его пасти вырвалось жуткое рычание, мышцы напряглись, а хвост привычно забарабанил по полу. — Ты держишь нас за каких-то нянек, — трудно разбираемые рокочущие слова нагнетали атмосферу между друзьями — Ничего не ешь. Пялишься в стену. Молчишь. Игнорируешь беспокойство Агата. Ты ни во что нас не ставишь! Агату пришлось массивным щитом расправить крылья и встать между братом и Изуной, чтобы заблокировать импульсивную атаку острыми штырями наконечников хвоста Нептуна. — Прекрати этот балаган! — Это ты заканчивай защищать эту немощь, брат! — когти Нептуна заскрежетали по кирпичу, голова опустилась ниже, а оскал нагонял ужаса даже на Агата, отчего младшее Духовное Существо отступило на пару шагов, золотые перья мелко задрожали, словно от ветра. Нептун оторопело замер, не сводя изумленного взора с сжавшегося, но не ушедшего с дороги Агата. Хвост в порыве ярости сбил хиленький стол. Тот от силы чужой конечности разбился о стену в щепки с противным хрустом. — С подобной наследницей Шинигами Мироздание и равновесие обречено на гибель, — едко рыкнул Нептун, вихрем вылетел из комнаты, прежде чем совершить очередную бездумную ошибку. Агат свободно выдохнул, переживая холодок по позвоночнику. Он обернулся, всеми силами сдерживая слёзы. В горле встал преградой к равномерному дыханию ком. «Мастер, что же с тобой произошло?..Почему мы…почему я не могу ничем помочь? — тыкнул носом ледяную ладонь подруги Агат, судорожно сглатывая — Психическое состояние мастера тесно связано с тем эльфом. Он…он точно поможет!» Изуна пропустила шумный уход последнего друга. Она остро слышала чьи-то бесшумные шаги за дверью, ощущала сквозной ветер, кусающий за бледные щеки, чувствовала пульсирующую пустоту в грудной клетке — без каких-либо моральный сил банально пошевелиться. Будто запертая в голове, в тысячах бессвязных мыслей, путающихся точно в зыбучим песке, а мышцы прибавили в весе жестоким, незаметным скачком. Изуна пыталась выбраться из глубин туманного сознания настолько сосредоточенно, что упустила чей-то приход. Дуновение практически родного морозного ки легло на наколенные нервы холодным, осудительным компрессом, жесткая ладонь на лбу сработала подобно дефибриллятору. — Живая, — постно прокомментировал увеличившую расстояние Неджи. Хьюга выпрямился, безучастным взглядом осмотрел слабый разгром в комнате бывшей соперницы: деревянные щепки у стены, трещины и глубокие рубцы в полу - весьма жуткая картина. И почему с ней вечно случается какая-то чертовщина? Он прикрыл ненадолго веки, отгоняя всплывшие воспоминания паникующей Изуны и опустил подбородок, чтобы пристально оглядеть человеческое бедствие перед ним. Вид ослабевшей, будто мертвой изнутри, испачканной в склизком супе Изуны заставил его пренебрежительно сощуриться. Когда он, достав платок из кармана ханьфу, протянул руку в намерении вытереть безобразие на голове Учиха цепочка кулона на шее звучно тренькнула. Трясущиеся, полных мелких шрамов пальцы сомкнулись на запястье, платок застопорился в миллиметре от лба. Сухие губы разомкнулись: — Я сама. — Кукла умеет говорить? — саркастично хмыкнул Неджи, освободил руку из хватки и кинул платок в опустошённое лицо. Хьюга отвернулся, специально громко постукивающими шагами отошёл к противоположной стене и оперся о нее спиной. Он покрутил тэссен по привычке, смотря лишь как металлические полосы ловят редкий свет, а железные пластины гибко перетекают из одного положения в другое, по бессистемному желанию хозяина. Изуна не спешила исполнять сказанное, теребя жёсткую ткань меж пальцев. Она склонила голову, сгорбив спину, из-за чего позвонки хребта натянули тонкую рубашку. Белые, испачканные пряди спали на болезненно острые, бледные скулы, платок затрещал от резкого, неожиданно сильного стискивания. Морозное, невраждебное ки обтекало Изуну махровым покрывалом, чувствительно царапая щеки со лбом, как настоящий зимний воздух, столь любимый ей. По перегородке носа стекли две слезинки, неслышно упали, впитались в платок. Она плакала молча, без истерик, криков и конвульсий, как могут плакать опустошённые, выплеснувшие все силы ранее люди. Перед ней упала кандзаси. Неджи отвернулся, подкинул тэссен, безучастно откинул волосы назад, задев цепочку кулона пальцами. Он выглядел равнодушным, когда обратил внимание на дрожащую Изуну: никто не мог знать что творится внутри спрятанной шелухи Хьюга. — Итачи скоро вернётся, — он сделал первые шаги в сторону выхода — Не заставляй нас ждать дольше. Мне надоел этот временной промежуток. Я хочу домой. Неджи ушёл, громко щелкнул дверью напоследок. Изуна сглотнула кислый ком в горле, отпустила несчастный платок и медленно, с трепетом прикоснулась к гладкой, ледяной, как постепенно выветривающаяся ки Хьюга, поверхности кандзаси. На мерцающий голубой камень с иероглифом «Соперник» звонко ударилась слеза, вторая, третья… Плач умывал кандзаси до тех пор, пока она не прижала заколку к груди, где замедленно стучало больное сердце. Непривычная тишина нагнетала, сотнями сенбонов пронзала чувствительные уши сжавшейся в комок Изуны, прежний холод обернулся агрессивной волной, словно галлюцинация, неуютно обволакивала вокруг, из всех щелей. — Долг. Да, долг, — невнятно бормотала Изуна и эти фразы гвоздями впаивались в мозг наследницы Шинигами. Волосы, подвластные неловким пальцам, скрутились в кривой пучок, закрепились кандзаси. Изуна нащупала рядом чёрствый хлеб, но поднеся его ко рту, на языке ощутился прокисший привкус, ком вновь вернулся поперек горла. После судорожного сглатывания зубы насильно впились в корочку, откусывая кусок за куском, до последней крошки. Закашлявшись от сухости в горле, Изуна пластом упала на койку. Вокруг тьма. Внутри пустота, точно засасывающая дыра, как в глазах Кенджи — если она верно помнит цвет его радужки — в ушах глушащий шум одинокой тишины. Рядом никого. Этот мрак пожирает заживо, обгладывает потресканные кусочки души вместе с физической оболочкой. Желание плакать не находит отклика в слезах. Похоже, жидкость вся усохла. Изуна свернулась эмбрионом, бормотала непрерывно: «Долг. Долг. Долг. Вернуть их назад. Обязанность». Шум в ушах сменили неразборчивые голоса. Тихие по началу и набирающие железную твердость по мере распространения беспросветной тьмы. «Курама… Прошу… Курама…» — на жалкий миг сложилась мольба из веретена мыслей, за которую обычная Изуна себя бы не простила. Рыжий лис не откликался. Желудок скрутило, он перевернулся внутри, как на крутых горках, до боли сжался, не давая и шанса сдержаться, Изуну вырвало на подушку желчью с непереваренными кусочками хлеба. Она задушено кашляла, по подбородку текла липкая слюна, на языке цвёл противный, кислый привкус, от которого Изуну не прекращало выворачивать. Запах рвоты кольнул обостренное обоняние, смешиваясь и усиливая мерзость во рту, желудок до скрипа сжался, громко булькнул. Изуна приподнялась, сплевывая горькую слюну, задерживая дыхание, лишь бы не впускать ядовитые пары рвоты. Локоть ослабленно подогнулся. Чтобы не упасть лицом в испорченные подушки она повела корпус назад, спиной свалившись с кровати на обжигающий болью пол. Устроенный шум совершенно никого не привлёк. Изуна почти задыхалась, неизвестно сколько времени валялась, отмораживала кости. Изуна сжала ненормально трясущимися пальцами ткань рубашки в районе успокаивающегося сердца. Закашлялась, сплюнула горькую, металлического привкуса, мокроту. Вскоре сознание наконец покинуло её, как по щелчку выключателя. *** Полуночное небо захватило убежище в свои объятия, разбрызгивая блестящие огни звёзд, обрамляющих полную, гигантскую луну. Её лучи мягким серебром лились на мёрзлое каменное здание, окружаемое бесконечными полями с поющими сверчками и гулким течением реки. К двум худым фигурам, сидящим на ступеньках у входа, ковыляя, приблизилась третья. Нара с Сенджу обернулись к тяжёлым, громким шлепкам и синхронно вздрогнули. Изуна возвышалась над ними скрюченной тенью прежней себя. В мятой, испачканной рубашке, безразмерных штанах, босиком, осунувшимся, пустым лицом, да с небрежным белым пучком, криво закрепленным кандзаси она словно перестала приходиться своенравной, кровожадной, язвительной и гордой Курои Цуки, кем все годы они знали эту девушку. Оба подвинулись и пришедшая ночная гостья смогла сесть между ними, теребя, то стискивая серьгу в ухе. Она чувствовала себя лучше, чем несколько часов назад, сумела собраться с силами, умыться кое-как и отыскать ленивый мусор не без помощи Нептуна. Изуна впилась отросшими ногтями в мочку уха. Хиганбана передавала ту кашу из отвращения, презрения и разочарования, исходящую от друга. Мало приятного, а главное — Изуна не понимала откуда столько негатива. Не ненависть, но нечто хуже для её восприятия. — Хн, — хрипло кашлянула Изуна, погладила гладкую застежку серьги — Зачем Хаширама приходил? Тобирама поднял голову на безоблачное небо, гадая: важна ли для Рины причина или это осторожный разведывательный вопрос, особенно учитывая то, что с прихода брата прошло более двух недель. Он склоняется ко второму. Его до сих пор переполняют мурашки от вспоминании реакции Рины на невинные объятия брата. — Он навестил нашего котенка, чтобы понянчиться с ним. К сожалению, он скоропостижно отбыл назад, в клан — важно повысил тон голоса Кенджи, проигнорировал пыхтение Тобирамы, сладко зевая в кулак — Рад твоему визиту, Цуки. Изуна вздохнула, отпустила бедную серьгу. Она почти счастлива: будущий Первый Хокаге не обязал себя перед уходом проведать её, да и в принципе испытывает облегчение от того, что его нет в убежище. Ощущения его рук на талии и лопатках продолжают кошмарами наведываться в её сны и моменты одинокого бодрствования. В большинстве своём тактильные галлюцинации настигают во втором варианте из-за вечной бессонницы. Однако она пришла не затем, чтобы поддаваться безрадостным мыслям. — Не шути, ленивый мусор. Плохо получается, хн. Кенджи опирается на руку за спиной, поворачивается к Курои, он потер свободной ладонью слипающиеся веки, с глубокими мешками, черными от недосыпа. — А ты скучна. Почему я не могу порадоваться тебе? — Кое-кто сомневается в твоих исконно благожелательных намерениях, — со смешком заметил Тобирама. Нара слабо ухмыльнулся на эту реплику. — Мы не друзья, котёнок, сонный мусор, хн, — спина Изуны не выдержала долгого прямого положения, вернулось к сгорбленной форме, локоть уперся о костлявое колено, а кулак поддерживал норовившую упасть голову. Усталость её доконала… — Что с кланом, Кенджи? — Кента успешно собрал фрагменты карты воедино. Его готовят к полному вступлению на должность Главы, — посуровел Нара. — Он нас подставил. Практически убил, — проповедовала знакомые истины Изуна монотонным тоном, вяло шевеля языком — Нет способа оспорить его право? — Я сомневаюсь…— замешкался, цыкнул и невнятно застонал —…Это конец, Цуки. Мы проиграли… — Уверена, есть хоть какая-то лазейка. В крайнем случае возьмем твой клан штурмом. — Не приветствую радикализм, — скривился Кенджи, подслеповато щурясь. — Зато Кента с радостью оперирует неэтичными тактиками выведения соперников, — язвительно фыркнула Изуна, отчего закашлялась, ведя корпус вперед и закрываясь ладонью. — Могилу копать не буду, — мрачно предупредил Тобирама. Его рука зависла над спиной Изуны, он не решался хлопать по ней, помня результат прошлого прикосновения. Тобирама переглянулся с Кенджи, под его предупреждающим взглядом медленно отвел ладонь, скрестил руки на груди. — Вы полны любезности, котёнок, — вытерла слюну с подбородка Изуна, с трудом выпрямилась — Кенджи, на кинжал отвечают кинжалом. Предложи мирный вариант, если моё предложение не устраивает. Нара раскрыл рот, через пару секунд закрыл и вовсе отвернулся, постукивая подошвой шлёпок по нижней ступеньке. — Не заставляй все потраченные усилия кануть в лето. Не обесценивай себя, Кенджи, — шепот в ночной тишине под пение сверчков и переливами реки был подобен рокоту. Тобирама перевёл внимание с неба на внушающую ничуть не скрытно Изуну, незаметно для себя цепко разглядывая её с головы до ног, будто сканируя насквозь, и наклоняясь ближе к уху Учиха. — Ты напориста, — Сенджу говорил ровно, без обвинения, что показалось Изуне необычным — Это неуместно, Рина. Твоё желание по контракту клан Нара выполнит и без Кенджи. — Без печати Главы это условие — пустой звук, а сам Кенджи без поста Главы не несёт никакого веса. Если ничего не предпринять потеряю чакру не одна я, хн, — мышцы Изуны напряглись без воли хозяйки, по шее пробежали мурашки от тона Сенджу и близости его голоса. — Ты не выглядишь взволнованной моей участью, — в тоне Кенджи выдавалось сомнение. Раздражающий топот шлёпки прекратился — Да и…Тебе плевать на себя. — Почему тебя интересует больше чертово желание? — нахмурил брови Тобирама, проницательно ткнув пальцем в небо. Изуна рассеяла мглу своим хриплым смехом. Резко начавшимся, столь же быстро оборвавшимся. Это ведь абсолютно бессмысленно, ворочались мысли в её голове, она наследница Шинигами, вскоре вовсе умрет в этом мире, но судьба Неджи по прежнему беспокоит больше перспективы потерять чакру. Иррационально, недальновидно и глупо. —…Клан ленивцев — Кенджи показательно широко, громко зевнул в подтверждении измывательства Изуны — Имеет особый авторитет и связи. Есть один человек… — она выдавливала смазанную правду через силу, через нервозные ощущения в груди, будто десятки червяков ползают внутри —…Велик шанс, что он попадёт в беду. Я перестраховываюсь, хн. — Обтекаемо, — нарочито недовольно бросил Тобирама — Ты сегодня блистаешь красноречием. «Ладно, признаю…Рина может быть сносной личностью» — вместе с тем смягчённо, не без излома сложившегося портрета личности Учиха, думал он. Смотрел и словно не узнавал. — Заткни мяукалку, котёнок. А, нет. Она по прежнему груба и неотёсанна. Нара легко рассмеялся, скрестил руки на затылке и откинулся спиной на пол, чувствуя как холод камня проникает под кожу. Плечи Изуны вздрогнули от промозглого ночного ветра, колыхающего тонкую ткань рубашки. Она поёрзала, вновь кашляя, на этот раз от холодного воздуха. Рядом с ней колыхнулось пространство — Тобирама ненадолго ушёл под любопытным взором Кенджи. Нара не удержался от ленивой улыбки, наблюдая за молчаливой заботой Сенджу: тот принёс тёплое покрывало и невесомо закутал им Учиха, не касаясь её ни единым пальцем. Не успел Кенджи раскрыть рта, как в него прилетел второй плед, не замеченный им в темноте. Кряхтя, отплевываясь от попавшего в рот ворса он с раздражающим довольным видом, сдунув блондинистую прядь со лба, укрылся им по самую макушку, напоминая огромное моти, а не человека. В продолжившимся, ничуть не тяготеющим молчании Тобирама плюхнулся на место, дрожа от ветра. Третьего пледа в их комнате не было, заглянуть в спальню Изуны он поостерегся. Внезапно Сенджу замер восковой фигурой от неожидаемого тепла: Изуна накинула половину покрывала, через риск приступа подвинулась ближе, осторожно стянула вместе края пледа, чтобы холод не проникал во внутрь. Их плечи практически касались друг друга, расстояние не превышало двух сантиметров. Изуна терпела дискомфорт, зуд под кожей, но не отодвигалась, наслаждаясь теплом и блаженной пустотой в голове, пряча нос внутри своеобразного кокона на двоих. Тягучий смешок Кенджи ознаменовал его приближение. Чуть ли не путаясь в полах пледа Нара сел, став на том же расстоянии, что и Сенджу от Учиха, но с левой стороны. Троица не нарушала уютной тишины, до самого рассвета под угрозой простуды оставались на улице пока наружу не вышел Неджи и не застал спящих товарищей в странной позе: Изуна скатилась на ступеньку ниже, когда как Тобирама с Кенджи сопели, облокачиваясь головой друг о друга. От этого Учиха почти потеряла заветное тепло пледа. Неджи сокрушенно вздохнул, глядя на ласкающие впалые щеки Изуны рассветные лучи. Поколебавшись, он спустился по лестнице ниже уровня Учиха, ловко взял её на руки и скривился. Пальцы цеплялись за острые кости, удивительно крепкую кожу, нащупывая чудом сохранившаяся мышцы. Взгляд случайно перетек на торчащую из полу распущенного пучка кандзаси. Нога замерла на очередной ступеньки, меж бровей залегла складка, а губы поджались в тонкую полосу. «Что он делает?» — от накатившего омерзения он чуть не уронил Изуну. Хьюга отстранил от груди сопящее тело, непроизвольно крепче сжав чужое плечо и колено пальцами. Несмотря на достаточно очевидное воздействие обыкновенно чуткая Учиха не проснулась, её недовольство отобразилось невнятным бульканьем с последующим кряхтением. Неджи захотел было бросить Изуну, но в голове всплыла логичная цепочка: сон на холоде → простуда → недостаток питания → затяжная болезнь → неспособность отправить его домой → причина видеть её уродливую рожу неопределенное количество времени → его затяжная рефлексия = смерть Изуны. Бесшумный шаг ускорился. Неджи на полной влетел в комнату Учиха и небрежно кинул её на койку с испачканной, он заметил, в засохшей рвоте с красными вкрапинами подушкой. Перед уходом Хьюга, нерешительно замирая, распустил пучок, мимолётно сжал кандзаси и опустил её на край кровати. Дёргано поправив закатившаяся рукава ханьфу, он скоро скрылся за пределами комнаты, в последний раз взмахнув длинными волосами. Агат едва не врезался в широко шагающего Неджи, удивленно проводив его напряженную до предела спину взглядом. Он махнул крыльями и нерешительно продолжил путь к мастеру. Пришло письмо от Айнона, после которого у Агата появилась догадка по какой причине Изуна в подобном подорванном моральном положении, почему функции хранителя будто откатились назад. Как думает Агат, второй новости мастер обрадуется больше. Многим больше.