Луноликая: В Эпоху Войны

Время в бывшим убежище Хесо перевалило за полдень, давно выдавая солнцу всю власть над окружающей, многоцветной природой, подогревая холодную с ночи почву, лаская распустившаяся лепестки цветов и играясь с поющими шелестом от мягкого теплого ветра деревьями. Внутрь незапланированного госпиталя сверкающие лучи практически не попадали, к сожалению проходивших лечение едва больше месяца товарищей. Населяющая длинные коридоры тишина наводила одиночество на единственных, кто гуляет по ним. Стены давили, прибавляющаяся пыль лезла в нос и глаза, а камень будто высасывал силы, как моральные, так и физические. Оттого Неджи предпочел прогулку по прилегающему лесу, чем бесконечные часы в подобном гиблом, жизневпитывающим месте. Он шутя, боялся накликать кошмары на бедную голову. В конце концов, для Хьюга идея тренировки соблазнительней пустой растраты времени. Как бы один из белоглазого клана не страшился жутких снов, ни на Тобираму, ни на Кенджи они не нападали. Чего не скажешь о единственной девушке в убежище. Духота комнаты, не проветриваемой и не прибираемой, клубилась так, словно спальню вовсе лишили воздуха. Серые стены, блёклый, местами запятнанный пол, недостаток декоративной мебели, щепки с обрубками стула, разбавляемые осколками напротив единственной пастели с пожелтевшим бельем — наводили тоску и безнадёгу, коей способствовала могильная тишина. Режущие слух скрипы матраса по началу неуверенно разбавляли стоящее безмолвие, они набирали частоту совместно с короткими, частыми вдохами, нервирующими своей болезненной сиплостью. Изуна моталась по подушке, наволочка которой неисправимо испачкана в засохшей рвоте с каплями не оттирающейся крови. Грудная клетка то высоко вздымалась, то замирала от прекратившегося вдыхания ненормально разгоряченного воздуха в лёгкие. По сморщенному лбу с пульсирующей хиганбаной, выдающей мягкую бордовую подсветку, катились крупные солёные капли, вовсю пропитавшие вздёрнутую, помятую рубашку. Бледная кожа пестрила мурашками, от температуры казалось, будто вот-вот к потолку вздыбится пар, а губы в очередном приступе жутко искривились, как в немом вое. Она вздрогнула, очнувшись, чрезмерно резко села под тонкий скрип, отчего в виски несколько раз ударили гонгом. Глубокие, нервные вдохи, словно от неудачного удушья, из-за них головокружение дало о себе неприятную весть вместе с неожиданным спазмом в мышцах. Изуна до треска сжала мокрую ткань в районе груди, пытаясь утихомирить дыхание с отдающимся толчками в ладонь сердцем, будто качающий кровь орган находится прямо между пальцев, она пыталась игнорировать иронично не дающую привыкнуть к себе тьму, плотной вуалью укутавшей со всех сторон дрожащее то ли от испытываемого холода, то ли от неосознанного ужаса тело. К слепоте невозможно привыкнуть, мелькает на втором плане мысль у неё. Несмотря на неизбежно пришедшее в норму дыхание с температурой каждый сантиметр в ней был переполнен усталостью. Изуна помнила о подобном состоянии чересчур ясно. Сложно забыть даже спустя более пяти лет. Идентичные симптомы она испытывала незадолго до попадания в прошлое, да и после него оно не исчезло до встречи с Айноном. С эльфом могло что-то случиться, тяжело вздыхает Изуна. Она замирает от неприятно знакомого кома в горле, следующей за ним отторгающей волны, идущей от желудка. Как бы она не зажимала рот, а желчь имеет неприятное свойство пачкать простыни. С подбородка стекла тягучая, поблескивающая слюна, капнула на скомканное одеяло. Столь нестабильное психическое состояние, отражающаяся на физическом… Кто знает во что выльется, если Айнон не придёт в норму. Если её догадка верна. Дверь хлопает, по полу заскрежетали торопливые шаги пока напротив не остановился настукивающий раздраженный с утра ритм Нептун. Изуна не постаралась повернуться к другу, а легкомысленно потянулась к макушке… На которой не обнаружила кандзаси. Стоп. Как она вообще проснулась в комнате? Засыпала на улице, рядом с Тобирамой и Кенджи, что само по себе ввергает в ступор и недовольство. Быстрые раздумья приводят к выводу о помощи одного Хьюга. Логично, ведь с Нептуном и Агатом, кто идёт в довесок к брату, она поссорилась, Итачи с черт знает в каком состоянии Айноном, а других людей в убежище нет. Судя по проявленной заботе Сенджу тот вряд ли дотронется до неё, как бы не бесила её мысль об обнаженной слабости, как, впрочем, и Нара. Изуна пошарила рукой вокруг, умудрилась вляпаться в рвоту, но кандзаси нашла. Оно лежало загнанное под подушку. Учиха бережно погладила синий камень и слабо усмехнулась. Однако мимолётное погружение в приятные, редко испытываемые, чувства прервал Нептун. — Какого чёрта, Изуна? Изуна потёрла склизкие пальцы друг от друга. Тряпки под рукой помимо простыни не было, поэтому она не нашла варианта лучше, чем вытереть их об уже грязное покрывало. Корпус на рефлексах согнулся, мимо шеи просвистел остроконечный хвост. Каменная крошка откололась от покрывшейся тонкими трещинами стены. — Не пачкай бельё, — пророкотал Нептун, его конечность опасно скользнула по её лопаткам — Кто, по твоему, стирать это будет?! — Знаешь, Нептун, — задумчиво прохрипела Изуна, мягко сменяя хватку на кандзаси — Ты потерял кое-что. Он скривился, источая для хиганбаны сплошное презрение и непонимание. —…Границы дозволенного, хн. Кандзаси мелькнула между пальцев. Друг не успел осознать, как самый кончик хвоста резануло болью, а из горла непроизвольно вышел вскрик. Колющее ощущение расползлось вдоль позвонков до основания затылка, его на несколько секунд парализовало, чего вдоволь хватило для возжелавшей поставить на место негодника Изуны. Она повалила тяжёлую тушу, пальцами ног подкинула кандзаси, которое с противным хлюпаньем вышло из кончика хвоста Нептуна, сделала кульбит в воздухе и скользнуло в ладонь. Острие украшения неприятно, до набухающей капли крови, пачкающий шерсть, вонзилось в горло. Нептун гортанно зарычал, блестящие зубы выглядывали из-под оскала, а его ядовито прищуренный взгляд мог бы испепелить любого без использования энергии или чакры. — Не понимаю, что не так, — призналась шепотом Изуна, говорить громче после кошмара, эмоциональной встряски затруднительно, скрывать дрожь, вызванная недомоганием, на грани с невыполнимым — Хн, зачем ты…— закашлявшись, она со свистом выдохнула — Почему ты так себя ведёшь? Хиганбана на лбу привычно обожгла невыносимыми, грязными эмоциями. Лишь темнота спасала Изуну от безумных глаз Нептуна, в которых бесновались чумные чувства, напоминающие хоровод пороков. — Ты слабачка, — пугающим, дребезжащим шепотом рыкнул Нептун, напрочь игнорируя угрозу от кандзаси — Если бы не положение наследницы, то ты и десяти лет в этом мире, нет, ты бы нигде не прожила. Растворилась, как те братья, о которых ты рассказывала, раскололась на множество частей без чужой помощи, — он вытянул шею, морщась от боли в ней, но добился того мерзкого расстояния, чтобы звонко клацнуть зубами у её уха — Мироздание не было достаточно милосердно и не уберегла меня с Агатом от встречи с тобой. От ответа Изуну уберег ворвавшейся внутрь Агат. Он возмущенно хлопнул крыльями и топнул копытом, стоило увидеть дерущихся друзей. Его гибкий хвост мягко пересадил несопротивляющуюся Изуну на пол у стены, а брата назидательно шлепнул по морде. — За что?! — прорычал зло Нептун, вскакивая на лапы, его пятая конечность, потеряв силы, волочилась змеей, размазывая кровь вокруг. — Мастер, — не обратил внимания на возмущения Агат — У меня есть две новости: хорошая и плохая. С какой начать? — Классика, хн, — под нос буркнула Изуна, ненадолго затихла. Ногти впились в грубую кожу ладони, теснее сжимая испорченное кровью Духовного Существа кандзаси. Ей сейчас не хватало двух вещей: рукояти нагамаки и табака. Первое неплохо справляется с клокочущим гневом, требующим сдерживания, а второе вовсе расслабляет, с дымом выводит неутешительные мысли из головы. Пускай ненадолго. Как жаль, что они недоступны. Она отвратительно себя чувствует от невозможности воздействовать самогендзюцу на мозг, убрать эти душащие эмоции. — Плевать, — наконец сподобилась ответить она, откинула голову на камень, чувствуя как сальные волосы скользят по плечам. — Ну… Айнон… В общем, на гильдию…организацию «Фула» совершили налёт. Глава «Хесо» застигнул врасплох и чуть не убил Айнона. — … — глубокий вдох никак не помогает унять желание разрушить первую попавшую под руку вещь. Или до посинения сжать чью-то шею. Неведомым образом Агат правильно воспринимает нахмурившаяся выражение мастера. Его голос стал на несколько тонов тише, тем не менее его громкость не уняла не уютности глухой тишины комнаты. — Это… Нападение произошло во время медицинской операции над Итачи… Изуна медленно расслабила бесконтрольно дрожащие пальцы, облизнула губы пересохшим языком. По виску скатилось пару бусинок пота. Кожа мертвецки побелела, а сердце пронзило десятками сенбонов. Плечи вздрогнули, мышцы проступили сквозь одежду от выдаваемого напряжения. Импульсивно вскочить на ноги помешала распространившаяся по организму нездоровая слабость. Стекающая с кандзаси капля крови гулко пронзило пространство громким шлепком об пол. — Не волнуйся, мастер! — затрепетал крыльями Агат, утыкаясь взглядом в собственные копыта, переживая вызванный гнетущей атмосферой холодок — Айнон получил несовместимые для жизни раны, но довел операцию до конца! То есть…он впал в кому, но…Черт…— протяжный вздох, колотящаяся сердце затмевает каждый издаваемый Нептуном шорох — Его спас Такеши, вроде бы секретарь и правая рука в гильдии. Пожертвовал жизнью, но спас. — Короче, — рублено приказала Изуна тихим, на грани невнятного бормотания, голосом. — Айнон недавно очнулся. Итачи практически завершил курс реабилитации. Твой брат…почему-то, не с того не с сего, сбежал. Вспоминая нагрянувшего ворона Изуна натянуто улыбнулась. Глупый старший брат. Она вздрогнула от импульсивного дверного хлопка и скрежета когтей с порывистым рыком. Нептун. Засранец. — Агат…Итачи придёт со дня на день, хн?... — Вероятно. — …Ты…— Изуна тянула слова, точно из нежелания высказывать просьбу —…Можешь достать данго? — А? Агат осоловело заморгал, цветные перья на его голове, поддаваясь настроению хозяина, забавно топорщились. Непривычно слышать мягкие нотки в тоне мастера. В последние годы от неё сложно было уловить что-то, помимо равнодушия. Если она в принципе не игнорировала их или не ссорилась с его братом. Изуна внезапно крепче стиснула кандзаси, скривила губы. Бровь без дозволения приподнялась. — Данго. Несколько шпажек. Или моти. В крайнем случае дайфуку. Агат мотнул головой, отгоняя рассеянность сознания. Чего это он? Изуна и раньше проявляла заботу о близких. Соба для Неджи, на которую чуть более пяти лет назад она потратила кучу времени и сил. Бездумное, безрассудное спасение Итачи, пересадка глаз. Контракт с Нара — пускай она не пускалась в объяснения своим действиям, но вряд ли соглашалась на него для себя…хотя, возможно, она рассчитывает поиметь с этого клана в будущем что-то — сейчас же с неохотой просит добыть десерт. Учитывая её предпочтения, то подобную сладость не для себя хочет. Изуне по душе кислые конфеты, поэтому данго предначертаны сбежавшему из-под надзора Итачи. Агат почти с умилением прищурился. Он уверен, что некая заторможенность в словах мастера — результат её желания приготовить подарок брату своими руками. По понятным причинам это невозможно. И дело, как думает Агат, не в отсутствии кулинарных талантов. Неджи ведь лично готовила. — Агат?... — Итачи обрадуется, — мягко хихикнул он. Тем не менее его улыбка померкла, когда взгляд переместился на дверь. — Спасибо, хн, — донесся шепот до Агата, стоило двери захлопнуться. *** Агат буквально налетел на Нептуна, во всю ширь пустынного коридора распахнув крылья. Несколько золотых перьев спланировали по воздуху, плавно опадая на без отпора упавшего брата. От стен отразился глухой стук покатившихся тел. Агат склонился над ним, блестя непонимающими глазами. Он видел тусклое выражение лица Нептуна, его унылое состояние, видел и до него не доходило осознание причин поведения брата. Да, он всегда был вредным, не в меру дерзким, отчасти наглым, но не злился без повода, тем более с мастером. Точнее, он этого не делал до их неполной смерти. Нептун шумно вздохнул. От его дыхания пыль плотным облачком взметнулась ввысь. Длинные, не втянутые когти задели нежный слух Агата, скрипя и оставляя рубцы на камне. — Брат? — Чего тебе? Агат опешил, невольно отпрянул, давая свободу фыркнувшему Нептуну. Этот агрессивный голос знатно встряхнул его. Внутри будто душа перевернулась. Нептун покосился на раненый хвост, едва сдерживая привычку отбивать ритм, и поднялся, прижимая уши к макушке, опустил морду, упрямо уперся взглядом вниз, сосредотачивая его на собственных, с грязными пятнами по шерсти и с зазубренными на когтях, лапах. — Я не специально, — признался после долгой, неловкой тишины, втянул прохладный, гнилостный запах сырости в лёгкие, почувствовал отвратительное коробящие першение в горле, следующая фраза звучала значительно порывисто, без какого-либо рычания — Зашел, чтобы разбудить и…извиниться за вчерашнее. Говорить удавалось с тяжестью, мысли с неохотой принимали форму слов. Нептун зажмурился, его ноздри часто расширялись, уходило немало сил, чтобы удержаться от крика и низменного побега. Разговор с младшим братом давался нелегко. Особенно под этим выискивающим и внимательным взором. — На кухне бульон с рисом, — ровно поделился утренней находкой Агат, сложил крылья с трепещущими от неловко скрытого волнения перьями — Ты приготовил? — Хьюга попросил перед тем, как он сбежал отсюда. — Я тебя совершенно не понимаю. Протяжный вздох царапнул по нервам старшего брата. Он вскинул голову, верхняя губа странно дергается, а по белкам расползлись тонкие красные нити. — Да нечего понимать…Я пришел, а Изуна валяется на изгвазданной рвотой кровати…— скривился Нептун, он едва ли не плевался — Она выглядела настолько отталкивающе, что становилось омерзительно, как будто смотрю на склизкую гусеницу или червяка. — Она не виновата, брат. Ты знаешь: мастер смертельно больна, ни одно заболевание не вызывает приятные симптомы. Это не оправдывает твоего наплевательского и грубого отношения. — А ты, Агат? — огрызнулся, наконец оскалившись, Нептун — Защищаешь её из жалости? Ха! Наша талантливейшая наследница не простит, если узнает. Какой позор… — голос артистично повысил ноты, играя сарказмом, как тонкой ядовитой мелодией. — Не срывайся на меня, Нептун! — вскочил на копыта Агат, неосознанно глухо хлопая крыльями — Это низко! — Низко? Низко?! Отношение Изуны к нам — низко! Это она плюёт на нас! Высокомерная дрянь! Она зазналась после помощи отца, разве не замечаешь? Мило воркует с Оюном, подкидывает рыжую отдушину Ямаре… Изуна с радостью избавилась бы от нас. — Чт…Ты…— Агат не мог подобрать слов, чтобы описать настигший его шок, оцепенением, как сеткой, набросившейся на него. — Не веришь? — огорченно практически воет Нептун, срывая голос и рискуя оказаться услышанным Сенджу и Нара — Вспомни сколько раз Изуна отмахивалась от твоих проблем. Сколько раз игнорировала нас, предпочитала компанию ублюдков, участвовавших в геноциде нашего народа. — Мастер тренировалась… Ей самой было непросто. — Пф, страдалица, ну конечно же, — пренебрежительно ударил хвостом пол, сморщившись от боли в ране — Это изощренная игра. Глупость. Она всех считает мусором, в особенности нас с тобой! Мы зверушки, пешки, по её идиотскому видению, склонившие волю перед её адуляром. Не кажется ли тебе странным, что отец предпочитал нахваливать Изуну, вместо того, чтобы банально провести время с нами, с его родными сыновьями? У него зоркая чуйка на таланты, но по какой причине он выбрал эту…слабачку и нюню? В чём дело, а, Агат? Не повлияла ли она на него? Отец даже перед смертью простился с ней, а не с нами! По длинным, акустическим коридорам с каждым упреком, точно выстрелом, с обвинением, вонзающимся в сердце Агата, нарушал недолгую, потрескивающую от напряжения шипящую тишину цокот копыт. Он отступал, будто сжимался под градом отчаянных претензий брата к единственному близкому им человеку. — Х-хиганбана? Нет, не может быть. Она ей не управляет. Она не нарочно. Мастер… — Оправдание! — глубокий рокот дрожью разнесся по коридорам убежища — Носимся за ней столько лет, сопли вытираем, а в ответ получаем сплошную неблагодарность! — В-вот именно! Мы друзья! Ты всё очерняешь и преувеличиваешь! Взгляд Агата бегал от брата, по потолку, в сторону и обратно, перья дрожали, хотя сквозняку взяться было не откуда, копыта с тупым стуком переминались, а шерсть вдруг становилась дыбом, по хребту прошла еле уловимая рябь, словно по водной глади. Сомнения штормом настигали младшее Духовное Существо, проминались под неоспоримыми воспоминаниями и равнодушным алым от шарингана взглядом Изуны, встающим пред лицом галлюцинацией. — Изуна извратила понятие дружбы, любви и преданности, — чуть тише, проникновеннее заговорил Нептун, вяло опустил хвост и с незатухающим сожалением посмотрел в полные надежды глаза брата — Может быть…она в этом не виновата. В конце концов… Она наследница Шинигами, будущая Богиня Смерти. Её мать хладнокровно убивала наших собратьев, чем она лучше? И хранители Изуны…такие же, как Ямара. Скользкие, беспощадные, жестокие уроды. — Я…— Агат зажмурился, чувствуя в груди нарастающий пульсирующий ком -…Наверное, зря я ей спроецировал день трагедии… Прости… Нептун сблизился с братом, уткнулся в его лоб своим и аналогично прикрыл веки. — Я сам виноват, что не рассказал подробности, — мягко поддержал он — Ничего выбивающегося из твоей версии. Почти. — Почти? — Властелин убил отца. Я видел собственными глазам, — прерывисто сглотнул, сморгнул слезы, ручейками окропившие щеки — Отец…ему помогли. Я не видел лица, ни банально цвета волос — лишь укутанную в безразмерную накидку фигуру. Он, или она, привязал дух отца, заковал его, что-то прошептал и исчез. Его энергия…ошеломительно давящая. Нептун отринул от брата, шмыгнул носом и замялся. После выпущенного шквала эмоций опустошение смело подкрадывалось и грозило немедленно отключить сознание. Агат отчего-то стыдливо поник, робко глядя на Нептуна из-подо лба. — Э-это… Агат будто растерял все краски, всю жизнерадостность и надежду. Он не хотел верить словам Нептуна. Мастер для него, как семья, стоит вровень с братом и отцом, однако правды в высказанном спиче больше преувеличений. Агат мысленно признался самому себе: он запутался. Ведь Изуна умеет заботится, умеет любить. Разве что не так, как обычные люди. Впрочем, она и не человек. Да, верно… Она наследница Шинигами с адуляром во лбу. Опыт общения с подобными личностями у них с детства отвратный. В последний раз это закончилось убийством их народа. Мастер другая. Другая ведь?... Нептун не стал бы завираться. Он любил мастера не слабее Агата. Ревность к отцу не затмила бы разум с подобной силой, без причин уж точно. Да и мастер изменилась. Или раскрылась, когда правда происхождения всплыла наружу?..Чем та месть Конохе отличается от геноцида Духовных Существ? В груди Агата натянулась струна, словно камой прошедшая по внутренностям ребром клинка. От противоречивых чувств слёзы наворачивались, а в горле запершило. Агат судорожно всматривался в потухшие глаза брата, ища в них ответы, но получал ничего, кроме усталости. Между братом и мастером… «Мастер безоговорочно приняла бы сторону Итачи и Саске» — кристально чисто сформировалась мысль неуверенного Агата. Так ли это? Он ведь заблуждается. — Я верю тебе, брат, — голос звучал непривычно тонко, тихо. — Но… — Но я должен всё обдумать, — Агат резко развернулся, случайно шлёпнул Нептуна кончиком крыла — Я люблю тебя, Нептун. То же я испытываю к мастеру, поэтому не торопи. У нас всё равно куча времени до завершения заключенной связи. Нептун промолчал. Безмолвно развернулся и стремительно убежал в противоположную от Агата сторону коридора. Агат, пребывая в полном раздрае, шуршащими по камню шагами, утомленно перебирая копытами, направился к выходу из убежища. Какие бы мысли не гложили, а обещание добыть данго Изуне он дал. *** Свистящее, натужное, дыхание впитывалось в стены, мгла комнаты окутывала зажатую в углу фигуру, как руки матери — своё дитя. Изуна притянула к груди колени, уткнулась в них лбом, отчего волосы сальной от пота шторкой облепили бёдра, голень, так и не достигая щиколоток. Плечи периодически вздрагивали, вновь замирали. На камень с шлепком упала красная капля, из текущей струйки по запястью и внутренней стороне ладони, куда намертво утыкался кончик кандзаси, ненамеренно вонзившейся под натиском побелевших пальцев. Шлепок. Второй. Виски стреляло, колко, невыносимо. Горло перекрыло чем-то тугим, твёрдым. В груди клокотал клубок неразборчивых чувств, плавно тек холодом в солнечное сплетение, ворочил внутренние органы, как нечего делать, он пульсировал, горел льдом и пламенем, от него шло ужасное недомогание, он вызывал кислый привкус тошноты и спазм в желудке. Мысли. Мысли, как рой пчёл жужжал в ушах, как муравейник с сотнями тысяч трудяг надоедал мигренью и причудливой путаницей. Даже сосредоточившись Изуна не разберёт и слова в собственной голове. Однако одно воспоминание надоедало более остальных: голос Нептуна, полный приукрашенных сознанием эмоций ненависти и гнева. Оно похоже на заевшую кинематографическую плёнку в пленочном фотоаппарате. Крутится. Крутится. Накладывается друг на друга пирамидой и мешается с истинными мыслями Изуны, усиливают сплетение разнополярных чувств в мутную кашу. Изуне не хватало Курамы с его взбадривающими обзывательствами и поучениями. Ей не хватало Итачи, при упоминании одного имени которого тоскливо сжимается что-то в груди и сердце пропускает ощутимый ритм. Ей не хватало прежнего Неджи и его внимательного, приятного взгляда, их спаррингов. Ей не хватало Утакаты, её правой заботливой руки, чтения книг вечером под тихие разговоры. Молчаливого, противного Саске. Ей не хватало названных братьев, прошлого, где всё было так просто. Тьма от слепоты для Изуны стала символом мрака будущего. Наследница Шинигами. Следующая Богиня Смерти. Дыхание затихло, потеряло ненормальный свист, прерывистость и тяжесть. Пальцы смягчили хватку на кандзаси. Изуна подняла голову, поставила подбородок на колени. Сухие, все в ранках губы скривились в уродливой ухмылке. Во лбу привычно полыхала хиганбана, транслируя наследнице приближающиеся эмоции чужаков. Затем слух уловил стук подошв и скрип дверных петель. — Цуки? — ленивые нотки подсказали владельца голоса. — Выглядишь паршиво, — вставил словечко Тобирама, заходя следом за Нара. Сенджу прислонился к косяку плечом, скрестил руки на груди, безразлично осмотрел грустную в своей не заселённости комнату, отдельно сосредоточил внимание на грязном пастельном белье, скривился и быстро перевел внимание на будто смотрящую в никуда Учиха. Кенджи, глядя на Изуну, протяжно зевнул, совершенно беспардонно не скрывая растянувшейся рот в кулаке. Он вытер набухшую слезу с ресницы правого глаза, подслеповато, сонно щурясь. Кенджи не выспался, как всегда, голову занимало множество назойливых проблем. Между его бровей залегла складка. Пальцы расчесали свободные от заточения лент блондинистые волосы, грудная клетка поднялась из-за глубокого вздоха. — Хочешь настроение поднимем? — Пускай валяется, хн. Лицо Кенджи выражало вселенскую скуку и мучение. Он опустился перед ней на корточки, внимательно вгляделся в замеченную рану на ладони, на засохшую тонкую кровавую дорожку на предплечье, на пальцы, продолжавшие держать кандзаси и наконец на измученное лицо. — Ты уже не хочешь узнать продолжу ли я борьбу? Изуна тускло хмыкнула, повертела кандзаси, чтобы в следующий миг отточенным движением сделать кривой пучок. Она поднялась, с неприятным осознанием почувствовала слабость, едва позволявшую держаться на ногах. Пожалуй, ей лучше отвлечься от депрессивных мыслей. Изуна думает, что способна довести себя до вполне очевидных, провальных попыток, несмотря ни на какие обещания, планы, месть или долг. Иронично, но последнее напоминание встряхнуло сознание Изуны, напоминающее липкую спутанную паутину. — Настроение поднять, говоришь, — голос звучал хрипло, надломлено, в тоже время сухо, будто говорящая долго ничего не пила и не произносила — Удиви, сонный мусор. Что ты с котёнком придумал. Тобирама цыкнул, закатил глаза и вышел из комнаты. Кенджи встал, оказываясь в полуметре от Изуны. При должном желании он мог без сопротивления убрать за ухо фривольно висящую белую прядь Учиха. Однако большее внимание к себе приковывало два омерзительных, выпуклых шрама на лице Изуны. Рука Нара плавно поднялась, будто в трансе, он оторвал взгляд от искажающих черты следов, опешивши моргнул, прикрыл веки. Пальцы дрогнули и сжались в кулак. Складка меж бровей стала глубже, выдавая излишнюю задумчивость. — Больным полезно дышать свежим воздухом, — непрозрачно намекнул вновь зевнувший Кенджи, на этот раз спрятавший рот за кулаком — Недалеко от убежища есть одно красивое место. — Красивое или нет я не увижу, хн, — равнодушие из голоса Учиха можно было черпать ложками. Она прошла мимо тут же последовавшим следом Нара к выходу из комнаты. — Всё равно, — спрятал ладони в карманы больничных штанов он, ловя взглядом ожидавшего Тобираму в конце коридора — На улице свежо, тепло, безветренно. Изуна промолчала, со скрытой неуверенностью снизила скорость шага, позволяя Нара обогнать её и показать дорогу. Ориентироваться на слух вне боевых условиях всё ещё сложно для Учиха, пора бы приспособиться — посчитала она, собрано прислушиваясь к каждому шороху. *** Солнечные блики, не скованные облаками, играли в тонких розовых лепестках, щипали шершавую кару стволов, танцевали по короткой, шелестящей траве поляны и игриво теплились на коже подошедшей троицы. В воздухе парил старинно знакомый аромат цветущей вишни, сладкими нотками щекочущий острые рецепторы Учиха, которая с осторожностью, бесшумно шагала вслед раззевавшемуся Нара. Ступни щекотало неприятно, дискомфортно, вызывая желание расчесать щиколотки в кровь, тепло непривычно жгло, а свет наверняка резал бы глаза, не являясь она слепой. Запах персика, сласти, древесных ноток, насыщенный травы, листьев и свежести бальзамом стелился на изнеможённую душу, наливал ослабленное тело бодрой силой, а пульсирующий от бесконечного потока мыслей голову умиротворением. Они остановились посреди пяточка, окруженного несколькими деревьями сакуры, возвышавшимися над ними подобно пикам гор, они практически занавешивали толстыми ветвями с просвечивающимися листьями свободное от пушистых облаков, ярко голубое небо. Кенджи громко вздохнул, прикрыл воспаленные от недосыпа веки и заявил, как ни в чем не бывало: — Потренируй нас. Это он обращался явно не к Сенджу. — Что?! — не скрывший возмущенного окрика Тобирама оглушил, испуская всем видом скуку Кенджи. Изуна упёрлась кулаком в бок. Её ладонь чесалась не то ударить сонный мусор, не то сжать рукоять нагамаки. Первое невозможно в связи с её физическим состоянием — временным, как думала она, — а второе невыполнимо. Любимое оружие валяется непонятно где по заботливому приказу Итачи. Старший брат не в меру предусмотрителен и чересчур заметно выдаёт испытываемые чувства к сестре, пускай что голос, что, она уверена, выражение лица ничего, кроме высокого контроля над собой не показывают. Глупый старший брат. Изуна предпочла бы его холодность — теплоте. Так проще в будущем уйти из мира. Поэтому, несмотря на очевидно облегчивший вес комок в груди после воспоминаний об Итачи, Изуна едва не ведёт плечами от поселившейся в глубинах сердца тревоги. Ведь она правда не хочет больше причинять боль Итачи. При едином намерении, идее сделать это её сковывает прочными цепями жёсткое, протестующее нежелание, а затем и бессилие от неизбежности поступиться годами отточенными тактиками. Это навеивает Изуну на приводящее в недовольство понимание. Она всем способна навредить. Неджи, Саске, Утакате, но не Итачи. Плевать на способ, для неё это сродни повороту головы на 360° — абсолютно невозможно для человека. И когда Изуна успела выделить брата из толпы? Почему-то в голову лезет разбивший стекло ворон. Объятия Итачи. Его молчаливая поддержка. Странное принятие, сквозившее в каждом вздохе и движении. Его уловимые хиганбаной эмоции кружили голову, давили на виски. Они были подобно бурлящей лаве, вечному пламени и засасывающему водовороту. Настолько глубокие, палящие, что становится страшно. Полнейшее безумие. Что же случится когда она умрёт? Через грудную клетку протекла отталкивающая волна прямиком в солнечное сплетение, будто воду из зимней проруби влили в кровь, вены и сосуды. Равнодушное выражение чудом удалось удержать. Как Итачи отреагирует на её смерть? Каким взглядом проводит гроб в последний путь? Сколько простоит перед могилой, если ту кто-то воздвигнет? Он будет страдать? Как долго? Успокоит ли его живой Саске и жизнь в Конохе на правах амнистированного шиноби? Изуна чересчур громко вздохнула, чертыхаясь под нос и опуская подбородок на грудь. Настолько неожиданно она это сделала, что пререкания Нара с Сенджу умолкли. «Отвлекись» — приказала себе она. — Откуда это предложение, сонный мусор? — хрипло, грубо, с очевидной претензией спросила Изуна, перенесла весь вес на правую ногу. — В последний раз соглашаюсь с Учиха. Ты в своем уме? Кенджи задумчиво улыбнулся, протянул руку и ладонью удачно поймал розовый лепесток. — Рад вашему единодушию. — Нара, — предостерегающе нахмурился Тобирама, косясь на безмолвную Изуну. — О чём ты жалеешь, Курои? — вдруг спросил Кенджи, стряхнул мягкий лепесток и спрятал ладони в карманы — С травмами, шрамами, потерями тебе удалось преодолеть возрастную планку в двадцать лет. Потеряв зрение ты продолжила идти по пути шиноби, не сомневаюсь, не остановишься даже если я откажусь, на свой страх, выполнять условия контракта. — Мы оба потеряем чакру, хн, — напомнила Изуна с отстраненностью в голосе. — Верно, — Нара безразлично промычал, с прищуром посмотрел на Учиха — Со своим прошлым, — он обвел взглядом уродливый шрам, пересекающий лицо — Ты не могла обойти ямы, однако порой встречался целый котлован…или обрыв. — Не понимаю к чему ты ведешь. — Всё просто, Курои, — голос Кенджи лился подобно смоле, создавалось впечатление уединенности, одиночного, интимного разговора. Тобирама хмыкнул, сел под ближайшей кроной сакуры, скрестив ноги. Птицы весело облетели троицу, громко хлопая крыльями. Тонкие ветви нежно склонились, почти щекоча шелестящую от лёгкого, невесомого ветерка траву. Вдали по стволу задребезжал дятел, скрыв прерывистым стуком хруст сухих прутьев. — Какое сожаление гложит тебя больше всего? — Кенджи сделал пару шагов, замер в паре метров от неё. Изуна напряглась, сжала всколыхнувшуюся серьгу на правом ухе, глубоко вздохнула пьянящую свежесть теплого дня. Она ушла глубоко в раздумья, возвращаясь на много лет назад, перебирая воспоминания, как старые, пыльные вещи чердака, где каждая имеет недюжинный вес, причиняет боль вне зависимости от степени ветхости, воспаляет гнойные раны на судорожно стучащем сердце. Она подозревает причину столь внезапного интереса, поэтому позволяет себе через силу слабо ухмыльнуться. Кенджи наклонил корпус вперёд, не долго думая вскинул брови. Его черные дыры заместо глаз вызывали дискомфортное колющее ощущение на коже повышенным вниманием. Это любопытство сгладило подавленность Изуны, смягчило тот мешающий комок в горле и сцепленный узел в груди. Их окружало множество громадных деревьев, пышно одетых в зелень листьев, щекоча нос освежающим ароматом кары. Они прикрывали не то друзей, не то партнеров надёжным барьером, нерушимой стеной, превращали цветущую поляну в бессмертную крепость. Сгущенное ожидание разбавлялось беспричинным покоем иллюзорной обособленности. Нет мира, есть этот просторный пяточек. — Они висят на мне, хн, — на грани шепота призналась Изуна. — Серьги и кандзаси? — Тобирама нахмурил брови, мгновенно разглядывая блестящие от солнечных лучей украшения Учиха. — Хм, — протянул Кенджи, выпрямился и издал тихий смешок — Пути соперников часто расходятся в противоположные стороны, а отношения с братьями иногда складываются не по общественному идеалистическому шаблону. Изуна нежно погладила большим пальцем серьгу. — Как понял?... — Иероглиф на кандзаси. Подобное не покупают и не дарят просто так, — беспардонно ткнул пальцем в блеснувший синий камень, вяло держащий пучок — У Итачи проколоты уши, но самих сережек нет — он вернул ладонь в карман, чуть сгорбился, лениво улыбаясь — Судя по качеству заживления он их снял давно, а проносил ещё дольше. — Хн, сообразительный мусор, — почесала кончик зудящего пересекающего лицо шрама — Тем не менее до меня не доходит подоплека твоего интереса. Нара Кенджи для Изуны подобен непроходимой загадке. Ей неведомо какие эмоции он испытывает, что за мысли бродят в блондинистой голове и почему спрашивает нечто столь личное. Знает ведь, что получит абстрактный ответ. Изуна никогда не любила загадок. Кенджи вскинул голову к до слепоты голубому небу, зажмурился, вдыхая полной грудью и непривычно широко улыбаясь. Тобирама скривился, болтнув под нос нечто про сошедших с ума придурков, крепче впился ногтями в плечи, оглядывая Нара с Учиха своим фирменным хмурым взором. — Я о многих вещах жалею. Одна из них: рождение наследником в клане Нара, — искренне признался Кенджи, вызвав откровением предсказуемый ступор и поразительно синхронный недоверчивый хмык Учиха и Сенджу — У меня нет характерной для рода мудрости. Нет высоких тактических и стратегических навыков. Я ужасно играю в сёги. Генном слабо выражен, лишь характер сложился «правильно». — Сочувствовать не станем, — в один голос с разной громкостью отрезали представители противоборствующих кланов. Тобирама против воли улыбнулся, косясь на невозмутимую Изуну. Осознав до конца произошедшее он незамедлительно убрал первую реакцию, сжал зубы настолько, что по челюсти скользнули желавки. — О, спасибо, — Нара, забавляясь, покачал головой, сдул щекочущие пряди с носа — Меня не покидали сомнения: точно ли я достоин поста главы клана? Должен ли бросать вызов старейшинам и идти на поводу у желания матери видеть меня в лидерах? А если ничего не получится? Если не оправдаю ожиданий? Если подставлю Сенджу проигрышем? Если Тобирама умрет? Если Цуки и Тобирама возненавидит меня? Если мы умрем в зиндане?..Эти волнения убивали изнутри. Кенджи замолк, переводя дыхание. Он вновь сгорбился, будто на плечи давил валун. Посмотрев на пришибленных его исповедью товарищей из-под ресниц, губы дрогнули в неуверенной улыбке. Кенджи растрепал волосы на затылке, насмешливо ухмыльнулся, встретившись с опешившим взглядом Тобирамы. Его определенно веселила реакция непривычных к подобным выходкам Сенджу и Учиха. — Прекращай вешать лапшу на уши, — прикрикнул Тобирама, показательно кривясь. — Тебя смутили мои слова? — Нет! — Смутили, — в подтверждении кивнул Кенджи — У тебя уши покраснели. — Ничего подобного! Тебе кажется! — отвернулся от лыбящегося, нахального Нара, до легкой боли впился ногтями в плечи, напрочь игнорируя жар в кончиках ушей и шее. Пока Кенджи смеялся, Изуна с каменным лицом крутила в голове его признание. На которое понадобилось, она уверена, немало внутренних сил. — Хн, а меня заставил признаться за компанию. Если хотел выговориться не втягивал бы в это невинного человека, сонный мусор. — Мне стало легче сбросить груз благодаря тебе. Ты прибавила уверенности решиться на самый сложный для меня сценарий. — О чём ты, черт тебя дери? — раздраженно прошипел смотрящий вдаль, сквозь толстые стволы деревьев, траву и мелькающих птиц Тобирама — И причем здесь просьба тренировать нас? — Стать Главой можно двумя путями: одержать верх в битве умов, пройдя испытание предыдущего лидера, или вызвав победившего на поединок. — Нара бьются за пост Главы? — протянул, словно пробуя на вкус, Сенджу, повернулся к Кенджи с серьезным выражением — У вас это не принято. — Нет. Этот способ действителен. Просто его нечасто применяли, а если и задействовали, то за пределы территории проведения поединка никто о нем не распространялся, — вяло пожал плечами, зевнул в кулак — Процентное соотношение побед на стороне выигравших битву умов. Вероятность не с нами. — Пускай, хн, — оборвала бормотание Изуна. Она медленно подошла к Тобираме, даже не промахнулась с направлением. — Уступи место, — холодно приказала Изуна, склонила голову — А то сяду и раздавлю. — Не сядешь, — провокационно, с намёком на последствия её последнего близкого физического контакта ухмыльнулся Сенджу. Её бровь дрогнула. Нога так и чесалась пнуть мусор, но понимание собственной слабости пока успешно предотвращало импульсивные идеи. — Котёнок, не скаль клыки. Не дорос ещё, хн. А, разве тебя не интересовала та техника мгновенного перемещения? Сенджу невозмутимо поднялся, элегантно стряхнул с плеч розовые лепестки и слегка скривился, когда Изуна села на смятую, нагретую траву, поджав под себя ноги. — Ваши кланы дали достаточный уровень образования, — ровно произнесла Изуна, скребя кончик зудящего шрама на лице. — Да, — по прежнему растягивая слова сказал Кенджи, повернулся к вставшего плечом к плечу Тобираму — Я неправильно выразился вначале. Нам следует помочь друг другу вернуть прежнюю форму. — Кажется ты просто хотел поддеть котёнка. — Неужели? Тобирама положил ладонь на плечо Кенджи, сжал его практически не ощутимо. Нара склонил подбородок, несколько прядей скользнули по пальцам Сенджу. Он ничего не говорил, ни единого поддерживающего слова или полного сочувствия кивка, однако глаза отразили для внимательного Нара больше, чем было возможно произнести вслух. Ощущение близости впервые приятно окутало Кенджи, эта немая опора вызвало жжение в глазах, слюна сложно сглотнулась, а губы растянулись в благодарной улыбке. Тобирама ответно легко усмехнулся, похлопал по чужому плечу и вмиг вернул постный, с нотками раздражения облик. — Мне давно не девять лет, чтобы вы стебались, как над ребёнком. И прекратите уже называть меня котёнком! Это невежливо и нахально. Переходит все границы. — Хн… — Твое молчание нервирует, Рина. — Хн. — Я не знаю язык Учиха. — Хн! — Верни человеческий диалект! — Хн, хн. — Рина! Кенджи рассмеялся, неудачно пытаясь закрыться кулаком и отвернуться от надутого Тобирамы. Бок стрельнуло тупой, недолгой болью от кулака Сенджу, изо рта вышел пораженный, осипший вздох. Изуна игнорировала забавляющихся товарищей, подставляя лицо под плавно летящие лепестки. Она вдыхала сладкий запах сакуры, терпкий кары, сосредотачивалась на ощущении травы под пальцами, прислушивалась к стихающей возне Сенджу и Нара, скрипу качающихся ветвей, пению птиц… Хиганбана не прекращала плавить середину лба, считывая эмоции всех окружающих людей, помимо Кенджи. Сухие, потресканные губы обратились в лёгкую ухмылку. Острый слух поймал старательно скрываемые отдаляющиеся шаги одного не в меру любопытного Хьюга. «Какой невоспитанный. Подслушиваешь разговоры, Неджи» — с пульсирующей тоской в грудной клетке подумала Изуна. Шрам досаждал зудением, если не придерживаться осторожности, то она счешет его в кровь. В мыслях промелькнул родной силуэт, а сердце громко, с щемлением ударилось о рёбра. Он действительно скоро придёт.