Солнце вышло покурить

      Дальнейшее моё существование состояло из медленных пробуждений и почти мгновенных отключек. Иногда я успевала даже получить какую-то информацию.       Пробуждение.       Белые стены. Белый потолок. Койка. Бинты на руках. Писк приборов. Пахнет лекарствами. Вывод: палата в больнице. Ненавижу…       Пробуждение.       Мозг — это вата.       Надо мной склонился какой-то человек в белом с бейджем на груди. У него даже волосы светлые. Глаза видят ещё хуже, чем обычно. Прочитать, что написано на бейджике, невозможно, как и рассмотреть человека. Ясно только, что врач.       Выдал стандартное: «О, вы проснулись!» Нет, конечно, я лунатик и на самом деле сплю.       Сказал что-то про хорошего мальчика и попросил ещё поспать. Назвал «Гарри».       Не поняла, врач не смог проверить мой пол? И почему «Гарри»? Гарри Поттер, блин… Ну почему тогда уж не Серёжа или Дима? Хотя, нет, я выбрала — Антон. Мне нравится.       Пробуждение. Принудительное. Из-за громкого стука двери палаты об стену. Мозг всё ещё вата.       В палату врывается раскрасневшийся мужик с избыточным весом, маленькими глазками и усами щёточкой под носом. За ним семенит высокая женщина с длинной шеей и поджатыми губами.       — Ты! — и указующий перст в мою сторону. А голос-то, какой грозный, подобен рыку кабана. А кабаны рычат?       — Неблагодарный мелкий ублюдок! Так ты платишь нам за то, что мы взяли тебя в семью и даже пытались выбить из тебя всю ту мерзость, что ты унаследовал от родителей!       Дальнейшее я уже не успела услышать. Парочка санитаров начала выводить их из палаты. Успела только получить от так и молчавшей женщины полный ненависти взгляд.       В коридоре просили успокоиться мистера и миссис Дурслей и не усложнять ситуацию. Дурсли? Гарри?       В этот раз я засыпала под лёгкий запах гнили, оставшийся от четы Дурслей.       Пробуждение.       Всё тихо. Мозг — вата только на три четверти. Прогресс. Рядом никого. Только пищат приборы, и всё также пахнет лекарствами. Очень мешает раздражающий белый цвет палаты. Игнорируем и думаем.       Гарри. Чета Дурслей. Всё это очень сильно похоже на Гарри Поттера. С Дурслигадами. Надо мной подшучивают? Или попаданчество? Для этого вроде как умереть нужно. А своей смерти я не помню. Но и на это могут быть причины.       Слишком мало информации…       И почему сразу Гарри Поттер? Может, была какая-то потерявшаяся девочка по имени Гарри, а меня так изуродовали, что нас спутали? В сериале «Академия Амбрелла» была девочка Ваня. А тут девочка Гарри. Всё очень даже логично.       В скобочках — нет. Ты не в Англии живёшь, чтобы тебя перепутали с какой-то Гарри.       Поэтому, что осталось сделать? Правильно, проверить уже, наконец, что у меня между ног!       Осторожно поднимаю руку на уровень глаз. Рука оказывается маленькой, детской, с неправильно сросшимися после переломов пальчиками. Чёрт возьми… Сначала проверим свою половую принадлежность, потом паника. И почему это звучит, как анекдот?       Чтобы приподнять одеяло, заметить отсутствие груди и маленькое тельце и, наконец, нащупать кое-что маленькое, но определённо мужское, ушло около десяти минут. Каждое открытие сопровождалось долгим залипанием в потолок и тихим нервным хихиканьем.       Я стала мальчиком. Маленьким мальчиком. Это вообще возможно? Попаданчество — это всё же что-то из рода более фантастического, чем даже путешествия во времени или мутация.       Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я спокоен.       Я, нифига, не спокоен! У меня нервный тик и дрожь по всему моему-чужому телу.       Это определённо не моё тело. Наши технологии не дошли ещё до таких пластических операций. Да и кому это надо? Это же сколько денег понадобилось бы, чтобы сделать из взрослой двадцати с хвостиком лет девушки примерно десятилетнего мальчика? Значит все же попаданчество. Тогда если я все же попала в тельце самого Гарри Поттера — мне не поздоровится.       И где вообще хоть один волшебник? Или это AU: Без магии?       А вдруг это Дамбигад? И мне скорректирует память добрый и светлый, чтобы не рыпалась? А потом вернёт Дурслям. Фу-фу-фу. Не надо меня к этим Дурслям, они мне не понравились.       Хотя и здесь есть нюансы. Прямой эфир. Я помню, как про него говорили те двое. А значит, так просто замять это не удастся. Может быть в волшебном мире этого всего и не знают ещё, конечно. Если волшебный мир вообще есть.       И, вообще… Мерлин всемогущий, за что?! Почему не в какого-нибудь менее известного персонажа?!       Вдох-выдох. Вдох-выдох. Спокойно. Я вообще ещё не доказала, что это Гарри Поттер. Может, это сон умирающего в коме мозга?       Надо найти хотя бы что-то. Может быть, где-нибудь рядом есть папка с моими данными. В каком-то сериале я видела, как их крепили к койкам. Тяжело приподнялась на локтях, потом села в кровати. Работая руками и стараясь не тревожить ноги, добралась до края кровати. Ничего. Тем же путем легла обратно.       Придумать новый вариант поиска информации не успела из-за скрипа двери. На всякий быстро закрыла глаза и притворилась спящей.       Послышались шаги двух пар ног.       — Я же говорил, что он ещё спит. Пожалуйста, подойдите попозже, мистер Хенсли, — произнес первый из них. Кажется, это тот врач, что застал одно из моих пробуждений.       — Доктор Парсонс, вы же понимаете, что мы не можем продолжать без показаний от мальчика. Нам нужны показания Гарри Поттера, что его родственники действительно совершили всё, что им приписывается. На данный момент никто и не сомневается в этом. Все новости только об этом и говорят. Но если это правда, нам придётся решать судьбу не только этого мальчика, но и его кузена Дадли Дурсля. И…       Дальше я не слушала.       Чёрт возьми, Гарри Поттер. Дадли Дурсль. Черт возьми…       Пробуждение.       Мозг не вата, а зефирка. Врачи сменили лекарства? Мне оно нравится больше. Оставляйте.       Рядом с моей больничной койкой сидело размытое пятно. Когда зрение прояснилось, пятно оказалось помятым мужчиной средних лет с пятидневной щетиной. Моё пробуждение встретили уже знакомым «О, ты проснулся!». Голос был тем же, что общался с доктором Парсонсом.       — Меня зовут Дональд Хенсли. Я и ещё несколько человек пытаемся понять, что конкретно произошло в доме твоих дяди и тёти. Ты можешь нам помочь, Гарри?       «Гарри», а я ведь надеялась, что это был всего лишь сон.       — Меня зовут Гарри? — голос хриплый, говорить больно, но нужно уже сейчас решать, как действовать. Проще всего избавиться от родственников, что забили до такой степени мальчика. Сколько бы страшилок и расчленёнок я не успела посмотреть и прочитать, у меня всегда были два табу: дети и животные. Если судить по общей слабости и длительному восстановлению — били долго и со вкусом. А судя по неправильно сросшимся переломам пальцев — не в первый раз. Если ничего не сделать, то и не в последний.       Хенсли растерянно и даже разочаровано посмотрел на меня.       — Ты не помнишь?       — Дядя всегда называл меня «ублюдком».       Разыграем сценарий многих фанфиков по ГП на тему «домашнего насилия над Гарри Поттером его родственниками маглами». Версия психологического и физического насилия включена.       Главное, чтобы вышло правдоподобно. Никогда не умела лгать идеально. Всегда на малейшую ложь у меня краснели уши. Играть оскорблённую невинность я могла хоть сколько, но уши меня сдавали на раз-два.       В новом теле уши не горели. А моя интерпретация невинного взгляда и заломленных бровей произвели впечатление на Хенсли. Он весь насторожился и ждал новой порции информации. Похоже, для него это ожидаемо и даже привычно. Ни натянутой жалости, ни притворного сочувствия. А для настоящей жалости нет места из-за слишком большого опыта. Он здесь только ради информации. Так даже лучше.       — Твоё имя Гарри Поттер. Тебе девять лет. Твои родители умерли, когда тебе был год. Ты жил со своими родственниками: тётей Петуньей Дурсль, сестрой твоей матери, дядей Верноном Дурсль и кузеном Дадли Дурсль. В больнице ты уже две недели.       Не человек, а машина. Больше похоже на грубую версию знакомства со вселенной для попаданца, а не разговор между двумя людьми. Мило, ничего не скажешь. Я даже не стала скрывать удивление и лёгкий испуг на его слова.       Дальнейший разговор шёл долго и нудно. Он по несколько раз спрашивал одно и то же, я рассказывала, не вдаваясь в детали. Лёгкость состояла в том, что он перечислял следы старых травм, а мне нужно было рассказать, как я их получила… получил. И не нужно было угадывать, какие травмы есть у этого тела. Путаница с гендером в предложениях были, но их можно было списать на лекарства. Главное же было отвечать быстро и запоминать ответы.       Под конец он кивнул, встал и ушёл. Не прощаясь. ***       После этой встречи доза лекарств стала уменьшаться, и мозг прояснялся. Всё чётче становилось понятно, что это не бредовый сон, в котором ты бегаешь по радужному полю, держа за руку зелёного человека с головой слона, поедая мороженое, которое на самом деле овощ, подсунутый тебе злодеем с горы Стул мистером Холодильником.       Привыкание проходило с короткими приступами рыданий и смеха. Не то, чтобы я такая эмоциональная, но у меня была одна неизменная вещь в моей жизни— моё тело. Оно было константой моего мира, что бы не случилось, я оставалась в своём теле. Несмотря на то, как оно могло измениться. Я не восхищалась им и не боготворила. Оно просто было. И оно было моё.       В одну такую недоистерику зашёл Хенсли. Я ожидала, что он сейчас же выйдет, как всегда без слов. Обычно он приходил и сообщал мне подвижки по моему делу. Иногда молчал. В любом случае, я была ему благодарна за информацию и за молчание.       Дело затягивалось. Нашлись какие-то новые нюансы, связанные с деньгами мёртвых родителей мальчика со стороны матери. Как их звали? Джеймс и Лили. Смирись, детка, ты — Гарри Поттер.       Он не ушёл, а подошёл и обнял. В тот день я плакала долго и в последний раз. На следующий день он принёс книги.       — Читай, если захочешь, обсудим.       И мы обсудили. Про слёзы мы так не заговорили больше.       Самым лёгким из этого периода было привыкнуть говорить в своей голове от мужского лица. Никогда не олицетворяла себя с определённым гендером. Если меня спросят: «Кто ты?», в первую очередь я отвечу: «Человек».       Самое сложное — понять, как работает моя речь и на каком языке я говорю прямо сейчас. Пару раз я переходил на русский. Ещё пару раз на что-то шипящее. Последнее было ожидаемо.       Доктор Парсонс приходил каждый день по утрам и иногда днём. Довольно милый и молодой доктор. Про него можно было сказать, что он «булочка с корицей и щепоткой перца». Добрый и отзывчивый, если не злить. А злить его было строго противопоказано. Мне хватило послушать криков из-за двери, когда какие-то журналисты пробрались к дверям моей палаты.       Лечение подходило к концу, но выпускать меня из больницы было банально некуда. Несмотря ни на что, в новостях периодически говорилось об этом деле. Не из-за того, что новостей было мало и им было больше нечего показывать. А скорее из-за всё продолжающих вылезать новых подробностей. Большинство из них были выдумками самих журналистов, доходящие до театра абсурда.       Четвёртого марта 1990 года завершился суд над Дурслями. У них отобрали почти всё имущество и запретили приближаться ко мне, в случае нарушения этого условия, их ждал срок в тюрьме. Вернона осудили на пять лет.       Через неделю Хенсли сообщил мне, что меня усыновляет местный богатей с его молодой женой, которой стало жалко сиротку.       — Скорее всего, это просто блажь его новой жены. Она у него вторая или третья. От первой у него сын твоего возраста.       — Всё очень плохо?       — Нет, ей быстро надоест её новая игрушка, и ты либо вернёшься в списки на усыновление, либо останешься в семье, но на тебя не будут обращать внимания, как и на сына. Тебе подходит. Если надоест, можешь сбегать ко мне, но не часто и ненадолго. Адрес я тебе дам.       — Это же только ваше мнение о них?       — Конечно. На самом деле, тебе довольно сильно повезло.       Я улыбнулся.