Мелькают дни

      Боги и смертные жили в согласии до тех пор, пока последние уважали первых. Не обязательно было верить и поклоняться, и приносить дары — достаточно было не переступать черту дозволенного. Каждый бог определял её самостоятельно, но большинство отличалось большим терпением и снисхождением. Они многое, на самом деле, прощали смертным, пусть те о том могли лишь догадываться. Боги, связанные с разными аспектами природы, уж точно.       У Сильвана был мягкий темперамент. Многие эльфы почитали его и любили, и Сильван с большой охотой показывался им и взаимодействовал с ними. Он был терпелив и даже позволял заниматься лесозаготовкой и промышленностью — лесов в Асиене действительно было много и использовать их можно было в том числе и столь прагматичным способом. Вообще, казалось, его невозможно было вывести из себя, и даже другие боги никогда не видели его в ярости. Что вовсе не означало, что он не может в неё впасть.       Ореада всегда была гордой и самодостаточной богиней. Горные эльфы особенно с территорий Гренобля были поразительно похожи на свою божественную заступницу, и не удивительно, что их так недолюбливали все остальные. Впрочем, богиня гор и не могла быть другой, и Сильван, возможно, был единственным, кто восхищался этим.       У них были непростые отношения. Сильван полушутливо-полусерьёзно пытался добиться внимания неприступной девушки. Ореада же лишь раздражалась и злилась, но если бы действительно хотела, давно уже послала ухажёра куда подальше. Тем не менее продолжала терпеть его и его компанию, и всё продолжалось по-старому. Игра, к которой они оба привыкли.       Сильван любил эту заносчивую девицу и демонстрировал свои чувства как умел. Он был готов простить ей всё, даже собственное разбитое сердце. И за неё он тоже готов был на всё.       Беспокойством и буйным нравом эльфы пошли, пожалуй, во всех своих прародителей. Они влияли друг на друга и создавали друг друга и неудивительно, что копировали поведение и привычки друг друга. Поэтому когда в очередной раз развязался кровавый гражданский конфликт, никто не был удивлён, что Гренобль оказался в него втянут.       Горы были залиты кровью и усеяны телами; леса горели, а камни осыпались. Осада была жестокой как никогда, и эльфы перешли тонкую грань дозволенного. Боги не вмешиваются в дела смертных (за редкими исключениями), но смертные нередко позволяли себе недопустимое. Не считаясь с собственными жертвами, они также не обращали внимания на разрушения, которые несли за собой. Переходили все грани в своём неуважении к богам, и тогда боги начинали мстить.       То, что с Ореадой что-то не так, Сильван понял практически сразу. Гордая и упрямая, она никогда бы не призналась в том, что ей нужна помощь. Но она истекает кровью и стоит из последних сил, когда содрогаются горы в бессильном гневе богини.       В этом было их проклятие: они зависели от смертных больше, чем смертные зависели от них. Мало кто почитал Ореаду, отчего она была слаба и едва могла тягаться с некоторыми другими божествами пантеона. Не то что Сильван, любимый многими, а оттого достаточно могучий, чтобы бросить вызов нечестивцам. В конце концов, даже его можно было разозлить. И смертным это удалось, когда они презрели богиню, что Сильван избрал своей возлюбленной.       Ярость лесов тихая и молниеносная. Никто не покинет священную чащу, стоит им лишь войти в неё. Корни оплетут тела, а земля впитает кровь, и как бы много воинов ни пыталось выйти против гнева бога, они обречены. Лес никого не отпустит из своих гостеприимных объятий и оставит после себя лишь тишину.       Гнев Сильвана был страшен. Начал утихать лишь тогда, когда другие смертные, поняв, что потревожили силы выше них, отступили. Он прижимал к себе Ореаду, исцеляя её раны и неся ей облегчение. Какими бы сложными ни были их отношения и какой бы гордой Ореада ни была, Сильван всё равно будет присматривать за ней. И уж точно он не даст её никому в обиду.