Мелькают дни

      Этого следовало ожидать. Вопрос был только в том, кто же окажется первым? Тревиль с его солдатской жизнью на лезвии меча или Ришелье, погрязший в интригах кардинал, которого ненавидел если не весь двор, то большая его часть. Старый, верный, преданный солдат, конечно, готов был первым испить горькую чашу.       Он ждал, что рано или поздно это произойдёт. Вздрагивал против воли от каждого шума и резкого движения. Мучился виной без вины, ведь как и кардинал был величайшим грешником. А за грех, как известно, рано или поздно приходит расплата. Но разве ж в действительности любовь была грехом? Пусть и мужчины к другому мужчине?..       Тревиль гнал от себя дурные мысли. Но когда они овладевали его разумом, против воли крепче прижимал к себе худое поджарое тело кардинала. Ближе к сердцу — и Ришелье даже не вырывается и не ворчит. Он знает, о чём думает возлюбленный любовник, и не может винить его за эти мысли, ведь сам же страдает от них. И они ждут неизбежное, но никак не могут смириться.       Почему они должны расплачиваться за то, кто они есть? За свой выбор и свою любовь? Господь не призывает их к ответу за другие преступления, но карает сурово за выбор сердца, возможно единственную чистую искренность, на которую они были способны за всю свою жизнь. Кому же из них доведётся расплатиться за неё первым?       Этого следовало ожидать, и Тревиль не может сдержать горечь. Как бы он ни старался, как бы ни следил и ни пытался защитить, злой рок всё равно настиг того, кто был на этом поле боя так одинок и ненавидим. Расчётливые интриги не прощают осечек — и судьба в конце концов догоняет кардинала. Слишком много было у него врагов; слишком многие ненавидели его и желали ему смерти. И вот наконец, их чаяния воплотились в жизнь.       Тревиль не мог сдержать рвущуюся наружу печаль. Коснувшись холодной щеки уснувшего вечным сном кардинала, он низко опустил голову, позволяя горю затопить себя. Не уберёг… не спас… а теперь остался один — была ли это его вина? Мог ли он сделать что-то, чтобы предотвратить неизбежное? Или хотя бы принять весь удар на себя?       Теперь это не имело значения. Он остался один с тоской и одиночеством, и воспоминаниями о минувших днях. Должен был продолжать идти и делить путь лишь с самим собой. Ожидая неизбежного и мечтая о том, чтобы оно наконец-то наступило.