Мелькают дни

      Кровавое безумие. Агония отчаяния и боли. Алые реки. Море огня. Удушливый жар и угар безумия, что поглощают и растворяют в себе. Боги редко спят и ещё реже видят сны, и каждый из них — знак предзнаменования. Кому, как не Янусу, знать об этом.       Он бог начинаний и завершений. Смотрящий в прошлое и будущее. Он принёс своему народу гораздо больше горя, чем любое другое божество, закаляя его в испытаниях и требуя кровавых подношений. Утоляя ненасытную жажду тёмной стороны главного римского бога, в последнее время демонстрирующую себя гораздо чаще и сильнее, чем светлая сторона спокойствия и равновесия. И вот опять…       Ему снятся сны. Кровавые жестокие сны. Грёзы очередной войны, которой он будет упиваться ещё больше, чем ненасытный безумный Марс. Римляне будут приносить друг друга ему в жертву, и он будет идти по их трупам, скашивая, словно жнец, колосья жизней. Перемены всегда болезненны, но в этот раз они будут ещё и так благодатно-кровавы…       Янус вздрогнул всем телом, резко, конвульсивно дёрнувшись. Сел, чувствуя, как по телу струится холодный пот, а сердце выпрыгивает из груди. Тёмная часть хищно скалилась, но послушно отступила в тень — ещё не время ей показывать себя во всей своей красе. Дрожащей холодной рукой Янус провёл по лицу и вздрогнул, когда почувствовал горячее прикосновение к пояснице. — Что случилось? — сонный голос Термина раздался позади, и Янус болезненно поморщился, криво усмехнувшись. — Не бери в голову, — не глядя на него, он качнул головой. — Всего лишь кошмар. — Тебя в последнее время часто мучают кошмары, — по голосу было слышно, что Термин нахмурился, и Янус услышал шорох за своей спиной. — Что происходит? — Грядут тяжёлые перемены, мой друг, — он устало вздохнул, прикрыв глаза. — Я снова покажу себя с тёмной стороны. Я принесу много горя и страданий, друг мой.       На несколько мгновений между ними повисла тишина. А после Термин вздохнул и осторожно обнял Януса со спины, устроившись виском на его плече. — Ты справишься, — негромко, но уверенно произнёс он. — И римский народ справится. Вы сильны. А ты не один. У всего есть свои границы, даже у твоего безумия, и я буду стеречь их так же, как и границы Рима. Я не позволю тебе упасть окончательно.       Янус шумно выдохнул, и Термин почувствовал, как его тело расслабилось. Слова больше-чем-друга немного успокоили его, и Двуликий позволил себе поверить им.