Мелькают дни

      Прохладные пальцы осторожно касаются кожи. Узкие ладони скользят вверх по бледным щекам, и Геде́он прикрывает глаза, поддаваясь прикосновению, прикрыв глаза. На самом деле он так устал. Устал — и женщина напротив прекрасно знает об этом.       Два одиночества — как иронично, что они встретили друг друга именно здесь и сейчас. В месте, где каждый должен был отречься от всего и добровольно принять одиночество как свою судьбу; тогда, когда они оба были потеряны и разбиты.       Мимолётных, почти случайных встреч было столько, что Геде́он мог посчитать их по пальцам одной руки. Заочно он был знаком со своей ученицей уже очень давно, и она помнила его. Именно поэтому искала именно его, когда Судьба привела её к Эйладару. Именно потому, в конце концов, она его и нашла.       Мастер и его первая ученица — они непозволительно сблизились также непозволительно быстро. Геде́он — тысяча и одно сожаление, тысяча и один страх. Он боялся стать таким же, как его собственный учитель. Высокомерным гордецом или наоборот, недостаточно хорошим ментором, чтобы научить хоть чему-нибудь. Всё же он вчерашний неграмотный слуга из бедной сельской семьи…       Амальгама — тоже тысяча и одно сожаление. Кипящая кровь, рвущаяся к свободе, разрывая оковы. Изгнанная принцесса, которая никогда не желала себе такой судьбы. Обретшая, наконец, свободу, а вместе с ней и того, кому готова была вручить своё сердце. Так много столетий спустя после того, как её пытались насильно выдать замуж. Не просто не вампирскому вельможе, а альвийскому простолюдину, который достиг тех высот, о каких не может мечтать ни один монарх мира. У Судьбы было любопытное чувство юмора.       Чувства подобны искре. Амальгама разжигает согревающее пламя, а Геде́он отшатывается в страхе, боясь повторить ошибку, что стоила ему слишком дорого. Раны ещё слишком свежи, но Амальгама не тревожит их, а наоборот пытается исцелить. И мастер в конце концов доверяет ей.       Они медленно делают шаги навстречу друг другу. Холодные руки в бережной нежности берут красивое бледное лицо, и он в ответ мягко обвивает тонкую женскую талию. Амальгама целомудренно целует его в лоб, а Геде́он ближе прижимает её к своей груди.       Болезненная тоскливая нежность, взаимное исцеление — два одиночества согревают друг друга в бесконечном холоде. В пустом особняке магов, слишком большом даже для двоих, они совершенно одни, и они доверяют друг другу свою самую большую тайну. Там, где их никто не осудит, они находят утешение друг в друге и обретают то, чего были лишены.