Мелькают дни

      Благословенная пора. Торжество жизни над смертью. Триумф весны, побеждающей зиму. Харпа — месяц, когда земля оживает и расцветает, побеждая упадок, холод и застой. Недаром именно в последний день этого месяца закончилась кровавая война и воцарился блаженный и желанный мир.       Боги чтили память и научили этому смертных, когда они возникли. Они помнили ужасы братоубийства, кровь, боль и слёзы. Глупая война, которая не принесла ничего, кроме разрушения и запустения. И тогда они поклялись больше никогда не допустить подобного. Игг и Нерт обменялись взаимными клятвами, и Хлер заверил их, а Ран и Хведрунг поклялись обрушить страшные проклятия хримтурсенов на тех, кто посмеют предать данные обещания. И каждый год, когда цикл завершается и начинается новый, когда война была закончена и был озвучен мир, боги собираются в последний день харпы, чтобы не забывать, чтобы вспоминать погибших и пировать во имя будущего и гармонии, в которой живут выжившие.       Для Ходра этот праздник впервые был таким необычным. Прошёл год с того дня, как он вошёл в чертог Хольги, упрашивая её за своего возлюбленного, и остался в нём, оставив себя в залог его жизни. Стал почётным гостем Владычицы и названным супругом её, благодаря чему сумел сохранить свой божественный статус и вместе с ней в этот день войти в мир живых. День согласия, день всех богов был единственным днём, когда богиня мёртвых могла покинуть свою вотчину. Теперь же это был единственный день, когда и Ходр мог выйти из неё. Единственный день, когда он вновь мог встретиться с возлюбленным своим, за которого добровольно отдал свою жизнь.       Ступать по миру живых теперь было необычно и странно, и волнение тревожило холодное сердце немёртвого бога. На самом деле он так тосковал и скучал по Оллеру, и встретиться с ним вновь было одновременно самым большим желанием и слишком большим переживанием. Разлука слишком долгая, а время встречи ничтожно краткое...       Лес перед Тисовой Долиной встречает слепца спокойствием и теплом. Признаёт он гостя, что так давно не заходил сюда, и внутри Ходра всё сжимается в горькой тоске. Воспоминания приходят сами собой — сколько тёплых и важных мгновений прошло средь этих деревьев! Сейчас же лишь тихо светило ласковое тёплое солнце, и Ходр чувствовал его прикосновения на своей холодной коже. Тишина мягко гладила его по плечам, и лишь пение птиц нарушало её. Ходр опустился на пень — тот самый, у которого они с Оллером встретились впервые, и принялся ждать — так же, словно впервые...       Уверенную, но лёгкую поступь он слышит заранее. Застывшее сердце в его груди оживает и замирает, прежде чем вновь начинает отбивать свой ритм. Робкая радость разливается теплом по холодным венам, и улыбка сама собой расцветает на бескровных губах. Ледяные пальцы рисуют на запястье сложную сплетённую руну Совуло-Вуньо-Кауна-Урур на фоне сплетающей их Дагр, и с её помощью слепец видит почти так же, как зрячий. Он слишком сильно скучал по Оллеру, а потому хотел не только слышать и чувствовать его, но и видеть.       Его крепкая фигура вышла из-за деревьев, и Ходр замер, жадно всматриваясь в неё. Оллер улыбался одновременно печально и устало, но в то же время с неизменной нежностью. За этот год он совершенно не изменился, и взгляд Ходра с лица возлюбленного опустился ниже, и всё внутри слепца застыло, пропуская несколько ударов сердца.       На своих руках Оллер держал дитя. Ещё совсем маленькое, явно нескольких месяцев от роду — он с заботливой нежностью прижимал его к своей груди, и казалось, ничто не могло потревожить крепкий сон младенца. Ходр всматривался в него, прежде чем поднял взгляд слепых глаз на Оллера. — Подойди ко мне, любовь моя, — голос лучника мягко нарушил лесное молчание, и Ходр послушно сделал шаг навстречу, видя, как ещё больше смягчилось его лицо. — Сам того не ведая, ты спас не одну жизнь, а две, — нежная печаль сквозила в его глазах, и изумление отразилось на лице слепца. — Возьми на руки свою дочь, мой дорогой, — Оллер сам приблизился к нему, и Ходр не мог отвести от него свой взгляд.       Внутри себя он переживал, что его возлюбленный отвернётся от него сейчас, когда увидит и осознает, кем Ходр стал. Но глядя в его глаза, он видел в них такой же затаившийся страх, что Ходр не поверит его словам и не примет дитя, которое Оллер называет его. Вон как оно всё получилось... — Ты... — Ходр выдохнул, коснувшись ледяными ладонями предплечий Оллера, опустив взгляд на спящего младенца. — Но как? Ты ведь не Хведрунг, чья природа не завершена... — Я не знаю, — лучник прикрыл глаза и подался вперёд, лбом стукнувшись о лоб слепца. — Я не знал, что под сердцем понёс дитя. Я был убит и был возвращён, и когда я вернулся, Фрия открыла мне свершившееся и помогла в срок привести нашу дочь в мир. — О боги... — всё внутри Ходра сжалось, скрутилось, доставляя невыносимую боль, и он крепче сжал руки возлюбленного. Судьба оказалась к ним так милосердна и так жестока...       От боли и печальной тоски слёзы подступили к невидящим глазам Ходра. Он осторожно забрал из рук Оллера дитя, с горькой щемящей нежностью прижимая его к себе. Девочка не проснулась, очутившись на руках второго родителя, и Ходр внимательно смотрел на неё, осторожно кончиками пальцев проводя по головке и мягкой щёчке, чувствуя, как по его собственным щекам текут обжигающе горячие слёзы. — Как жаль, что меня не было рядом, когда твой папа ждал тебя, и теперь я не могу с тобой остаться... Однако здравствуй, дитя моё, — он приблизил ребёнка к себе и наклонился к нему, осторожно целуя в лобик.       С осторожной нежностью и нескрываемой любовью он держал дочь на своих руках. Впервые взял на руки это крошечное беззащитное существо. Безграничная любовь к своему ребёнку заполнила его до краёв, и он не видел, как мягко улыбнулся Оллер. Сделал шаг вперёд, дотрагиваясь тёплыми пальцами до худых холодных щёк, стирая слёзы и заботливо привлекая возлюбленного к себе, скрывая в своих объятиях.