Мелькают дни

      Эрувэ похожа на дикого зверя. Пугливого дикого зверя, который нападает сразу, как только чувствует опасность по отношению к себе. Лучше быть убитой, чем униженной — Эрувэ пережила то, что было хуже смерти. Аэлухель знал об этом, видел это и понимал даже лучше, чем ему хотелось бы. Впрочем… по сравнению с Эрувэ ему ещё повезло.       Они сближаются быстро, но в то же время мучительно медленно. Эрувэ раскрывается ему постепенно, доверяясь даже внезапно для самой себя. Просто одиночество стало слишком невыносимо, а боли было слишком много, а Аэлухель оказался единственным, кому было не всё равно, пусть и изначально только из корыстных эгоистичных целей.       Дикий одинокий зверь, которому хотелось ласки и покоя — печальная картина. Искреннее сочувствие было в нём по отношению к этой женщине, и почему-то вдруг неожиданно даже для самого себя Аэлухель захотел помочь ей. Что-то в его груди зашевелилось, и Эрувэ стала совсем не чужой, слишком важной и близкой. И спасение её стало равнозначно спасению самого Аэлухеля, пусть даже он считал, что не нуждается в нём.       Они сближались медленно. Эрувэ нуждалась в духовной и эмоциональной близости, пытаясь найти в ней опору и возможность исцелиться. Остальное пугало её, восставало перед глазами ужасными образами, долгими годами беспросветного террора и насилия, которым она подвергалась по чужой эгоистичной прихоти. Ей нужно было время и поддержка, чтобы отпустить прошлое и принять себя. Аэлухель знал, что это такое, и как сложно смириться с тем, что воспоминания — теперь всего лишь воспоминания.       Но он терпеливо ждал. Потихоньку, когда Эрувэ позволяла ему, он делал шаги ей навстречу. Выражал свою любовь в том числе привычным для себя способом через прикосновения и поцелуи, и постепенно она перестала шарахаться от них и вздрагивать, принимая с благодарностью и учась отвечать. О более близкой близости речи, конечно, пока не шло, но и те крохи, что у них были, были важны для обоих. Аэлухель берёг их и старался быть предельно осторожным, чтобы не напугать и не сделать больно.       Дикий зверь медленно привыкал к нему. Больше не шугался и не намеревался укусить или сбежать. Но доверчиво приближался, позволяя коснуться себя и приласкать. Надеялся, что больше ему не причинят боли, и Аэлухель тепло улыбался, обещая, что никогда не допустит этого.