Мелькают дни

— И что мы будем с этим делать?       Пожалуй, не было вопроса, который так мастерски и легко мог загнать Тирис в тупик. Она и без того боялась этого разговора, но теперь...       Незнание, смущение, тревога — сердце в груди колотилось как бешеное, в то время как внутренности скрутило в тугой узел. Внутренний голос орал и конал в агонии, и Тирис хотелось плакать. Она понятия не имела, что делать и говорить, и не могла сбежать, а потому, словно ребёнку, ей хотелось расплакаться, но усилием воли она сдержала и этот порыв. — Я не знаю, — нервно заламывая пальцы, в конце концов выдохнула она, отводя взгляд. — Я рассказала тебе всё, что есть. Наверно, это было не слишком разумно с моей стороны, но потенциально стоя на пороге смерти, не хотелось уходить с недосказанностями, — тихо добавила девушка и закусила губу, чувствуя себя одновременно глупо и неловко.       Да, пожалуй всё-таки не стоило писать о своих чувствах. Они ведь ни к чему не обязывают, только поставили в неловкое положение и вызвали недоумение. И как теперь всё будет? Как им теперь общаться?..       Тирис вздохнула и неуютно повела плечами, сжавшись и внутри, и снаружи. Опять своей импульсивностью она всё испортила.       Чатлем внимательно наблюдал за её реакцией. Сам он в подобных делах тоже не был искушён, но он уже давно всё для себя решил, а потому со свойственной себе решимостью намеревался действовать до конца. — Почему ты считаешь, что это было неразумно? — он едва заметно прищурился, и Тирис посмотрела на него растерянным напуганным взглядом.       У неё на языке вертелись привычные ответы. «Потому что мои чувства не имеют значения», «потому что тебя это ни к чему не обязывает», «потому что тебе это наверняка не надо», «потому что ты взрослый и у тебя полно своих проблем, зачем тебе возиться с глупой девчонкой вроде меня» — в глубине души она чувствовала вину и стыд за то, что открылась так поспешно и спонтанно, но одновременно с этим ей так хотелось верить, что этот опыт во всём отличается от того, что ей довелось пережить, что одна мысль сделать неверный шаг и всё испортить парализовывала изнутри.       Тирис боялась обидеть своими словами Чатлема — она ведь не может думать за него и знать, что он чувствует и думает на самом деле. А потому у неё не было ответа на его вопрос — лишь страх, что её снова отвергнут.       Внутри было слишком много всего. Тирис чувствовала себя так, будто всю её прочно сковали крепкие цепи. Удерживать эмоции, болезненные и ломаные, под контролем становилось сложно, а потому её лицо и взгляд Чатлем мог прочитать как раскрытую книгу. Риор предупреждал его, что будет непросто, но кажется, масштаб проблемы оказался значительно больше, чем он думал изначально. — Чего ты боишься? — накрыв холодную ладонь Тирис своей, негромко спросил у неё Чатлем, и девушка вздрогнула, не то от прикосновения, не то от вопроса. — Что я всё испорчу, — прикусив губу и опустив взгляд, также негромко ответила она. — Я не умею... Я не знаю, как себя вести, что делать и что говорить. Ты первый, кто не отверг меня и принял, и я понятия не имею, что теперь делать. Я всегда всё порчу, знаешь... Но я не хочу потерять тебя... — она бросила взгляд украдкой на Чатлема и снова отвела его в сторону. — Я не знаю, что ты думаешь и чувствуешь, и я боюсь предполагать, потому что запросто могу ошибиться. Я очень плоха в намёках и часто могу истолковать их неправильно... Я боюсь, что тебе надоест возиться со мной, потому что я одна сплошная проблема. Я отдам тебе всё, что у меня есть, но я не умею делать это «правильно». Ты взрослый, у тебя своя жизнь и устоявшиеся взгляды, и я боюсь, что окажусь... недостаточной для того, чтобы в них вписаться. Я не знаю, чего ты хочешь, и я не знаю, смогу ли я удовлетворить твои желания и требования. Я боюсь, что ты не захочешь иметь со мной ничего общего, потому что я просто глупый ребёнок, ничего не знающий и не умеющий. Что тебе это окажется не нужно, ведь что я могу дать тебе?..       Тирис глубоко вздохнула. Она по-прежнему не смотрела на Чатлема, но он всё равно смог увидеть, как исказилось в муке её лицо. Письма и разговоры с Риором подготовили его к этому, а потому решение его всё равно осталось неизменным.       Взгляд мужчины заметно смягчился и потеплел. Он ласково улыбнулся — так, как не улыбался никому до этого. Встал со своего места, и Тирис бросила на него быстрый испуганный взгляд, который тут же сменился на удивлённый, когда она увидела его выражение лица. Чатлем обогнул стол и подошёл к ней, став за её спиной, и, наклонившись, осторожно обнял за напряжённые плечи, оставляя горячий поцелуй на рыжей макушке. — Ты себя очень сильно недооцениваешь — мы поработаем над этим, — авторитетно заявил он и добавил: — Ты не так плоха, как о себе думаешь. Поверь мне, моя дорогая, ты уже отдаёшь мне гораздо больше, чем я мог рассчитывать от тебя получить. И я хочу не меньше отдать тебе взамен. Я всё решил — и поверь мне, ты не ошибаешься в своём предположении. Я первый, и надеюсь, единственный и на всю оставшуюся жизнь, потому что, Тирис, ты нужна мне именно такая, какая ты есть — это всё, чего я сейчас хочу.       Чатлем почувствовал, как расслабилось под его руками девичье тело. Тирис осторожно отстранилась, и повернув голову, с надеждой заглянула в его глаза, робко, неуверенно и благодарно улыбаясь. Впереди их ждало много работы и трудностей в преодолении травм и робости, но принимая друг друга, вдвоём они с ними определённо справятся.