Мелькают дни

      Фин — одна сплошная ложь. Иллюзия, искусная маска, за которой скрывается ещё несколько личин. Наверно, свою истинную суть даже сам Фин толком не знал и не осознавал.       У него были цели, были непомерные амбиции и все доступные способы их достижения. Какими бы циничными, кровавыми, хладнокровными и беспринципными они ни были. Фин был готов на всё, пойти по любым головам и утонуть в реках крови. Всё ради себя любимого. Всё ради собственных не мечт, нет, самолюбия и непомерных амбиций. А для этого...       Для этого необходимо было избавиться от любых чувств и привязанностей. Потому что в идеальном мире Фина есть лишь он, царь и бог, а все остальные — пыль под его ногами, не более того.       До поры до времени Фин гордился тем, что сумел отрешиться от всего мира и превратить его в свой инструмент достижения лишь ему одному ведомых целей. Но у Судьбы, как известно, своё понятие о прекрасном, равно как и весьма специфическое чувство юмора.       Но Фин всё равно был существом, не предназначенным для любви.       Амальгама, которая завладела его мыслями и сердцем, была скорее очередной целью. Своеобразной, недостижимой, в общем-то, бесполезной целью. Она вызывала в Фине целую гамму самых противоречивых чувств. Таких, какие никто и никогда не вызвал в нём.       И самым главным среди них была... нет, не любовь, определённо. Вернее, Фин мог бы определить это чувство как «любовь», да. Но это была извращённая, специфичная любовь, на которую был способен лишь Фин. Желание обладать вкупе с вожделением и страстью, и странной нежностью — само по себе это сочетание пугало бесчувственного и циничного Фина, заставляло его сердце предательски вздрагивать, а душу лишний раз волноваться.       Слабость. Непозволительная, непростительная слабость — вот чем была Амальгама для него. Слабость, от которой он никак не мог избавиться, как бы сильно ни старался. Она лишь сильнее укоренялась и глубже прорастала в его душе, так и норовя вырваться из-за крепких замков, которыми он запирал её на самом дне своего сердца.       Но всё было тщетно.