Мелькают дни

      Странно было от главного защитника богов получать столько внимания. Не то чтобы мрачный молчаливый Риг, впрочем, умел его проявлять. Вечно хмурый, почти никогда ничего не говорящий — Риг многих пугал своей суровостью и вездесущностью. Подкрадывался бесшумно и нависал могучей скалой, даром что ростом был ниже всех остальных богов. И тем не менее…       Риг был хранителем и стражем. Суровым и могучим воином. Прямолинейным и равнодушным к мирским заботам, эмоциям и чувствам. Он просто выполнял свою работу, не отвлекаясь ни на что. Так, как и почему он то и дело встречался с Хведрунгом? Хаотичным, нестабильным ублюдком, которого презирали и ненавидели все вокруг?       Сложно было понять, что о побратиме своего отца думал сам Риг. Он всегда был скуп на слова и эмоции. Был похож на всех остальных, кто «развлекались» с Хведрунгом, когда им становилось скучно или они просто хотели самоутвердиться за его счёт, но в то же время… Было в Риге что-то другое, что-то отличное, и это вызывало искреннее изумление.       Как умел, неловко, но он пытался заботиться о Хведрунге. Выражал своё внимание и симпатию, и это было странно. Он ведь должен его ненавидеть и презирать, как это делают все? Он, страж и охранитель, блюститель порядка и покоя, которые Хведрунг постоянно колеблет и нарушает? Почему же тогда он так интересовал третьего сына Игга не как враг, а… по-другому?       Риг и вправду относился к нему по-особенному, так, как не относился больше никто. Вряд ли в его благосклонности были какие-то высокие чувства и в принципе крылось что-то особенное, но для Хведрунга это было так необычно и… приятно? И словно дикий зверь, лишь от одного Рига, сознательно или нет приручившего его, он не шугался и не скалился на него. Тем не менее продолжая ожидать болезненный удар в спину так, как это происходит всегда.       Но Риг суров, молчалив и сух — и вместе с тем искренен и открыт. Он не лукав, эмоции для него — ненужный балласт, конечно, он не умеет проявлять их и пользоваться ими. Предательство от него — и не предательство вовсе. Прямолинейная постановка перед фактом — честность, дающая возможность подготовиться и принять. Но по какой-то причине он не спешит обрывать все концы с Хведрунгом, снова и снова встречая его и оставаясь рядом с ним.       Странный островок спокойствия, ненадолго усмиряющий раздирающий в клочья хаос — и Хведрунг сам тянется к нему. Риг крепко сжимает худое, словно щепа, тело, и Хведрунг нависает сверху, обхватывая широкое квадратное лицо руками, в импульсивном порыве приникая сухими потрескавшимися губами к светлой макушке и оставляя на ней обжигающе-горячий поцелуй. Это так странно… Но время, проведённое с Ригом, ощущается совсем иначе, и ни с кем из других богов, из многочисленных ненавистных любовников и любовниц ему не бывает… вот так.       Они тоже борются друг с другом. Риг тоже часто злится. Но он никогда не ставит себе целью унизить и причинить боль. И с каждым разом сжигающее изнутри пламя хаоса внутри Хведрунга затихает и успокаивается всё больше и больше, приводя его к хрупкому равновесию и покою. Вот, значит, как оно может бывать…       Риг становится самой необычной связью и вместе с тем самой ценной. И Хведрунгу хочется верить, что хотя бы её он сможет сохранить, а не разрушить так, как делает это всегда.