Мелькают дни

      «Она красива, не правда ли?»       Собственные слова звучат где-то на задворках сознания, и Альбус улыбается устало, прикрывая веки. Сжимает пальцами всегда прохладный металл, чувствуя кожей все линии и выпуклости, и опускает руку. Ему незачем смотреть, чтобы увидеть, и это одновременно дар и проклятие. И перед закрытыми глазами снова и снова в тихом танце сходится две кровавые капли. Это судьба.       Клятва сжимает всё внутри стальными нитями, ничуть не менее прочными чем те, что оплетают запястье, плавно и лениво змеясь по нему. Оставляет глубокие кровоточащие шрамы, которым никогда не дано зажить; питается болью и сожалениями, с каждым прожитым днём врастая всё глубже и глубже в уязвимую плоть. Это судьба, на которую он добровольно обрёк себя.       Оковы, наложенные из чистого искреннего побуждения, превращаются в кандалы. Любовь ослепила его, а теперь ранила снова и снова, напоминая ему, как наивен, глуп и жалок он был и до сих пор остаётся. Смотрит на фигурный кулон на своей ладони, и сожаления пожирают его с головой. Это его вина…       «Как она ощущается на твоей шее?»       Клятва превращается в бремя и в удавку. В постоянное напоминание о том, как сильно он провалился. Ему нельзя любить и привязываться, ведь это неизменно приведёт к катастрофе. Он отдаст всё и будет так уязвим, и в спину ему вонзится не один кинжал. Он так устал…       Цепь рвётся с тихим звоном. Он почти неслышим, и Альбус скорее просто чувствует, как слабеет оплетающая запястье нить. Сгорает в огне, рассеиваясь по воздуху пеплом, и что-то точно также рвётся внутри самого Альбуса, оставляя по себе лишь мучительную болезненную пустоту.       Они встречаются взглядами. Альбус выглядит потерянным и растерянным; Геллерт же скорее раздосадован и разочарован. Альбус теряет часть своего сердца; Геллерт же получает дополнительное препятствие на своём пути — в этом между ними всегда и была колоссальная разница. Альбус был готов отдать всё, в том числе самого себя, а Геллерт был эгоистом, в мире которого не существовало никого, кроме него самого.       Их столкновение было неизбежно, и магия заглядывает вглубь, наконец-то признавая то, что и так было очевидно. Наносит глубокую рану Альбусу, но это необходимая жертва и сопутствующий ущерб — тебе ведь не привыкать, в самом деле… И металл трещит, хрустит стеклом и опадает с тихим звоном на каменные плиты, раскалываясь надвое.       Что-то внутри Альбуса разбивается следом, разлетаясь мелкими острыми осколками. Последняя надежда — и переполненная чаша горьких сожалений, что льются теперь через край. Счастливые дни остались в далёком прошлом, померкли и пожухли, словно осенняя листва. Он остался в одиночестве и боли, и две почерневшие половинки разрушенной клятвы немым свидетельством закрепили безрадостную данность.       Кровь впиталась в землю, словно её и не было. Геллерт сбежал, полный горечи разочарования, так же, как тридцать три года назад. Альбус же остался один, разбитый и надломленный, и пустым взглядом он рассматривал половинки целого, лежащие на своей руке. — Должно быть, это судьба, — его голос звучит бесцветно, потухшие глаза смотрят вдаль, пока ладонь сжимает повреждённый металл, что до боли и крови впивается в кожу, но он не чувствует этого.       Разбитое сердце — хрупкий сосуд и слишком горячий орган — вот и всё, что у него осталось. И холод пустоты одиночества подкрадывается на тихих лапах, мягко обнимая за плечи. Ты ведь знал, что именно этим всё и закончится, не правда ли?       Альбус закрывает глаза и вздыхает устало. Он чувствует себя древним стариком, на плечах которого вся тяжесть мира. И ему её нести и нести, чувствуя, как она лишь увеличивается с каждым прожитым годом и принятым решением. Самое сложное ещё впереди, но разве может он возмущаться? Это судьба — и он наконец-то должен с ней смириться.