Мелькают дни

      Рано или поздно правда всё равно открылась бы. Гарда не была глупой женщиной, да и Ингви не мог врать ей вечно. Не столько из неумения, сколько из нежелания, ведь это было прямое неуважение к женщине, которую он полюбил сильнее жизни. Впрочем, сам их брак был отчасти построен на лжи, ведь Гарда не знала, за кого на самом деле вышла замуж, и Ингви сгорал от стыда и чувства вины. Он должен рассказать ей правду. — Ты всё так же прекрасен и молод, как в нашу первую встречу, — любимая жена наблюдает за ним, улыбаясь, и сердце в груди Ингви сжимается. Старость уже коснулась её, пусть ещё не столь заметно, но затерялась сединой в волосах да первыми морщинами на прекрасном лице.       Ингви смотрит прямо в её тёплые и спокойные глаза и делает шаг навстречу. Ловит её ладони, несильно сжимая их, и мягкий взгляд подёргивается взволнованностью, когда она видит отчаяние, тоску и сожаления в чужих глазах. — Я должен признаться тебе кое в чём, любовь моя, — Ингви вздохнул, низко опустив голову. — Возможно, после моих слов ты возненавидишь меня, но знай, что ты лучшее, что было со мной во всей моей длинной жизни, и никого и никогда я не любил и не полюблю сильнее, чем тебя. Если вообще когда-нибудь смогу это сделать вновь. — О чём ты говоришь? — Гарда встревожено посмотрела на него, и супруг покачал головой. — Ты разделила любовь не с простым гномом, милая, — негромко ответил он, в то время как от его фигуры начало расходиться солнечное золотое тепло. — Не за Ингмара ты вышла замуж, но за того, чьё благословение начинает его имя. Я Ингви, Гарда, и я отдал тебе всё, чем обладал сам, — бог поднял взгляд, пульсирующий тёплым сиянием, и на лице Гарды отразилось искреннее изумление.       На видимых участках кожи супруга пульсировали магические руны — ни один смертный муж не режет подобные знаки на своём теле. От всей его фигуры расходилось спокойное могущество, каким не обладал ни один из годи. Ингви был словно спустившимся с небес Солнцем, но оно не жгло и не слепило, ведь он не хотел навредить. — Прости меня, — Ингви покачал головой, не смея приблизиться к супруге обратно. — Едва я увидел тебя тогда, века назад, как потерял покой. Ты похитила моё сердце, и я познал на себе действие собственного дара. Я не должен был утаивать от тебя правду, но я не мог жить без тебя. И я не знаю, как буду делать это, когда Хольга призовёт тебя. Не думай, что я открылся перед тобой, чтобы посмеяться над тобой или унизить, из-за того что ты смертна и твоя жизнь катится к закату. Для меня ты будешь прекрасна даже на смертном одре в глубокой старости, и моя любовь к тебе не угаснет. Я просто не могу более обманывать тебя, ведь это бесчестно по отношению к тебе, а я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволять себе такое недостойное поведение. Я пойму, если ты возненавидишь меня и прогонишь, — он вновь покачал головой, и его искрящийся взгляд наполнился искренней печалью.       Гарда взирала на него с немым изумлением, но в её глазах не было ни обиды, ни осуждения. В конце концов она взяла себя в руки и несмело приблизилась к Ингви, осторожно накрыв ладонью его щёку. — Это такое внезапное признание, — севшим голосом призналась она, — но я благодарна тебе за него. Твоё сердце очень мужественно, и я горжусь этим, супруг мой. Я не злюсь на тебя, но я печалюсь, ведь не хочу, чтобы моя старость и смерть принесли тебе боль. Я глубоко уважаю тебя и люблю, хотя теперь я в замешательстве, как мне вести себя с тобой. — Так же, как и всегда, — он перехватил её ладонь и трепетно сжал, с тревогой заглядывая в тёмные глаза. — Для тебя я всегда буду сначала мужем, а уже потом богом, и я хочу, чтобы ты это знала. И если бы я мог найти возможность забрать тебя, спасти от участи встречи с Хольгой, скажи, ты бы пошла со мной? — Я давала клятвы, — Гарда улыбнулась, и Ингви просиял буквально. — Я пойду за тобой, куда бы ты ни повёл меня, хотя я сомневаюсь, что из меня получится хорошая богиня или дух. — Вряд ли ты станешь богиней, хотя для меня ты прекраснее даже моей прекрасной сестры, — он улыбнулся и осторожно привлёк жену к себе, обнимая и не веря своему счастью, что эта женщина вновь приняла его. — Но я сделаю тебя госпожой моего чертога, самой любимой и желанной женщиной, как бы ты ни выглядела и сколько бы лет тебе ни было.       Гарда хихикнула, ближе прижавшись к горячей груди мужа. Она любила его ничуть не меньше, чем он её, и так же, как ему не было дела до её старости, ей не было дела до того, что он оказался не совсем тем, за кого себя выдавал. Оба они любили друг друга намного глубже, и это было ценнее и бесценнее всего.