Мелькают дни

      С тех пор как они бегут, проходит не так и много времени. Морская Гавань — тихий, спокойный городок на отшибе — принимает их, позволяя остаться и остановиться в безопасности. Они находят дом и оседают в нём, и начинают налаживать быт, навсегда забыв те роли, какие им когда-то приходилось играть. Но разлом в разуме и душе Соршана так велик, и он не может отпустить его так просто. Вздрагивает от каждого шороха, готовый обороняться в любой момент, и противоречивые чувства разрывают его на части, утомляя ничуть не меньше обострившейся паранойи.       Маласса оказалась к ним благосклонна. Скрыла своими тенями, и Соршан смог спасти Менана и их новорожденную дочь. Вынести их на поверхность и подарить шанс на спокойную тихую жизнь, о которой принц на самом деле всегда мечтал. Впервые Соршан всё сделал правильно, но мучительные сомнения и вина всё равно не давали ему покоя.       Он наблюдает за Менаном со стороны. Он восстанавливается после родов, с любовью и нежностью взаимодействует с ребёнком. Илайя, их дочь, такая маленькая и хрупкая, пищит довольно и тянет к родителю крохотные ручки. Менан смотрится с ребёнком так гармонично, и Соршан не может оторвать от него глаз, любуясь. Но сам он… он всё ещё ощущает себя немного странно, и ему не верится до конца, что всё это происходит в действительности.       Ему стыдно перед Менаном за многие вещи; он ощущает вину за то, что не может отдать ту любовь, которую принц отдаёт ему. Он наблюдает за ним и за Илайей, и когда никто его не видит, долго всматривается в своё дитя, стоя над скромной колыбелькой и скользя внимательным взглядом по по-детски округлым линиям маленького тельца. Словно всё ещё пытается принять реальность происходящего и то, что эта маленькая девочка перед ним — его дитя.       Он почти не берёт её на руки, смущаясь и опасаясь навредить, а также чувствуя себя как будто не вправе это сделать. А потому каждый раз, когда ему всё-таки приходится взять Илайю, он чувствует ступор и неловкость. Но ведь так быть не должно, разве нет? Ведь он отец, а Маласса щедро одарила их, сохранила им жизни — и Соршан не может пренебречь её милостью. Он должен стать, или хотя бы попытаться, хорошим отцом для своей дочери. Но что он может сделать?..       Он наблюдает долго, долго и мучительно думает. Ему стыдно перед дочерью и перед Менаном — тот достаточно проницателен для того, чтобы заметить все терзания Соршана, но в то же время достаточно терпелив и тактичен для того, чтобы не упрекать его, а ждать и быть готовым оказать помощь, если Соршан о ней попросит. Но ему стыдно; это то испытание, которое он должен преодолеть сам. Поэтому в конце концов он всё-таки набирается смелости и делает то, что должен.       Илайя шевелится слабо, сонными глазёнками глядя на склонившегося над ней отца. И Соршан протягивает к ней руки, осторожно подхватывая маленькое хрупкое тельце, затаив дыхание. Осторожно поддерживает головку ребёнка и не сводит глаз с сонного личика. Нежное тёплое дитя — он сосредотачивает всё своё внимание на этих ощущениях. Смотрит, не отрываясь, и чувствует, как ребёнок шевелит ручками, издавая тихие детские звуки. Пытается осознать в полной мере и принять, что он держит свою дочь, свою плоть и свою кровь, дар Малассы, который ему удалось сберечь и сохранить. Привести в мир вместе с Менаном, а теперь оберегать вместе с ним, ведь родители были для этого крошечного существа сейчас целым миром. И Соршан пытается постичь это и оставить себе. А потом Илайя улыбается ему и тянет ручки, цепляясь крохотными пальчиками за его одежды.       Что-то внутри Соршана сжимается и надламывается. С удивлением и облегчением он смотрит на дитя на своих руках, и тёплые слёзы тихо текут по его щекам. Он улыбается в ответ, осторожно прижимая девочку ближе к своей груди, и чувства льются через край. Поэтому когда Менан тихо входит в комнату, на мгновение застывая в дверях, он видит, как Соршан аккуратно, словно хрупкую драгоценность, держит Илайю на руках и плачет, низко опустив голову, скрывая ребёнка на своей груди и не позволяя дочери видеть слёзы горя, вины и облегчения, льющиеся из глаз, пытаясь совладать со всей бурей чувств внутри.       Менан улыбается мягко, понимающе. Он наблюдает несколько мгновений, прежде чем неслышно подходит ближе и обнимает Соршана за плечи и голову, позволяя скрыть и разделить с ним свои чувства. И Соршан утыкается лбом в его плечо, всё ещё осторожно держа пищащую и шевелящуюся Илайю, поддерживая одной рукой головку, а второй тельце, и Менан слышит его всхлипы и чувствует, как подрагивают под ладонями плечи. И он утешающе гладит его по волосам и плечам, успокаивая и давая понять, что он рядом, и Соршан не один со своими чувствами и переживаниями. Всё хорошо, вместе они преодолеют и эту трудность.