Мелькают дни

      Беременность приносила массу неудобств. Непростое время, меняющее под себя весь привычный уклад жизни Михаэля, оно влияло даже на повседневные простые вещи, так сильно усложняя их и делая невыносимыми. Ведь срок увеличивался с каждым днём, и ребёнок становился больше, заявляя о себе и напоминая о своём присутствии, ни на мгновение не позволяя родителю забыть, что он больше не был один. Не только в повседневной дневной активности.       Обычно он спал на животе, но теперь, когда он беременный, приходилось извращаться. На ранних сроках ещё относительно нормально можно было спать на боку, но ближе к концу подыскать удобную позу становилось всё труднее. На животе не поспишь, на спине тоже невозможно долго лежать, потому что ребёнок начинает слишком давить на органы. На боку всё затекает; крылья тоже мешают нормально улечься. И вроде только Михаэлю удалось подыскать подходящую позу, когда не затекают руки, а ребёнок ни на что не давит, так начинают затекать крылья. Невыносимо.       Спать действительно стало сложно. Режим сбился ещё и потому, что спать хотелось постоянно, и Михаэль часто засыпал в самых неожиданных местах в самое неожиданное время. А по ночам не мог уснуть из-за того что не мог нормально улечься, ворочался, тяжело перекатываясь с одного бока на другой, пока организм требовал сна и покоя.       Эребос часто наблюдал за Михаэлем, заставая его в самом уязвимом состоянии. В этот раз он приходит ночью и видит эти тщетные попытки улечься. Ангел тяжело перекатывается на спину, морщится обречённо и болезненно и замирает, накрывая ладонями живот, медленно поглаживая его. Чувствует чужое присутствие и вздыхает, с трудом принимая сидячее положение, подтягиваясь на локтях, глядя на Эребоса устало и сонно. — Что опять с тобой не так, ангел? — безликий принял любимый облик сына Силанны, опустившись рядом на край кровати Михаэля, удивляясь тому, как мягко и беззлобно прозвучал его вопрос. — Не могу улечься, — Михаэль пожаловался, поджав губы, и руки его замерли, поддерживая живот снизу. — Живот мешает, ребёнок давит, всё затекает, крылья тоже мешают, — устало хныкнул, болезненно поморщившись, и Эребос удивился тому, каким по-особенному открытым и уязвимым ангел сейчас был. — Ну-ну, — он потянулся к его животу, коснувшись его, поглаживая, успокаивая дитя, чтобы оно не тревожило родителя. — Иди сюда, будем решать твою проблему.       Михаэль откровенно клевал носом, уставший, но по привычке он накрыл руку Эребоса на своём животе и несильно сжал его пальцы. Тот в ответ потянулся к ангелу, придерживая его под локоть, помогая сползти обратно вниз и лечь, укладывая в относительно удобную позу полубоком. Тут же накинул безвредный сон, чтобы Михаэль сразу глубоко уснул и спокойно поспал. И Михаэль действительно заснул, продолжая сжимать ладонь Эребоса, и безликий посмотрел на его умиротворённое спокойное лицо, словно любуясь. Не спешил убирать руку, второй почти ласково погладив Михаэля по волосам. Такой уязвимый — и Эребосу хотелось его защитить, а не вредить.       В конце концов он аккуратно опустился рядом. Позволил Михаэлю улечься на своём плече, сквозь сон обнимая безликого. Ангел тут же спрятал своё лицо на сгибе его шеи, и горячее дыхание обожгло чувствительную кожу. Улёгся полубоком как-то так, что живот боком лежал на постели, но в то же время упираясь вершиной в живот Эребоса, отчего безликий чувствовал собственной кожей ребёнка. И тот, также ощущая прикосновение, ощутимо толкнулся, так что второй родитель почувствовал толчок и удар, отчего удивлённо вскинул брови, бросив быстрый взгляд на Михаэля.       Но ангел спал крепко, не просыпаясь, привыкший к подобным проявлениям детской активности, отчего безликий мог сам ощущать, каково это, когда ребёнок бьётся изнутри. Любопытное ощущение, пусть и лишь малая его часть, но всё равно кардинально отличающееся от того, что было, когда сам Эребос породил Кайроса. С ним не было и малой части того, через что проходил Михаэль, и безликий в очередной раз удивился и порадовался этому.       Михаэль лишь крепче прижал к себе Эребоса, обнимая за плечо и под грудью, накрыв к тому же ещё и одним крылом, второе распахнув в другую сторону. Тяжёлый и горячий, но его тепло не обжигало, по крайней мере не Эребоса — а потому он позволил ангелу быть так близко. Попытался неловко обнять его в ответ, гладя по плечам и руке, выпуская щупальца теней, аккуратно обвивая ими ноги и низ живота. Тоже поглаживая, следя, чтобы дитя излишне не тревожило родителя, успокаивая его своими прикосновениями.       В смертном облике он меньше, поэтому менее подвижный, а Михаэль прижимает его к себе, почти не давая пошевелиться. Так что Эребос пытается как может, отмечая с удивлением, что умиротворённая забота и внимание, которые он оказывает ангелу, внезапно оказываются очень приятными. Отдавать не менее волнительно, чем получать, и безликий усмехается себе под нос. Сам ближе и крепче прижимает к себе спящего Михаэля и этой ночью не собирается его отпускать.