Мелькают дни

      Рано или поздно этот день должен был настать. Всё имеет своё начало и свой конец, даже такая незыблемая и фундаментальная вещь как мир. Ему тоже надлежит пройти своё испытание на прочность, и либо сгореть дотла, либо выстоять хотя бы частично, запуская цикл по новой.       Устои мироздания шатают сильнейшие из них. Человеческие братья, против могущества которых выступать можно было разве что целым пантеоном. Их столкновение было неизбежно, но в то же время оно было фатально, и именно им надлежало подвести всё существование к опасному краю. А остальные… могли лишь смотреть или сделать всё, чтобы спасти хоть что-то.       Когда на кон поставлено всё, грани между добром и злом стираются так же, как и любые другие условности. Вчерашние враги становятся плечом к плечу друг с другом в последней попытке выбороть свои собственные жизни. Неудивительно, что Хведрунг находится в их числе — как бы он ни ненавидел собственное существование, умирать так просто ему не хотелось. Хотелось продолжать жить, и для этого он готов приложить достаточно усилий. — Ну давай, докажи, что ты чего-то стоишь, — над ухом раздаётся издевательский голос, и Хведрунг скрипит зубами, с трудом подавляя желание сорваться на нахалке. — Покажи, на что способен побратим великого Игга! — Сюр хохочет, не упуская возможность поддеть ненавистного любовника и самого страстного соперника, и от её рук расходится вспышка света, что складывается в руническую вязь барьера.       Они стоят спина к спине. Сражаются вместе как единое целое. Кто бы мог подумать, что ненавидя друг друга так сильно, в то же время они способны на такую гармонию друг с другом. И пусть Хведрунг рычит яростно, но срывающийся с его пальцев огонь лишь укрепляет чужую волшбу. Сюр умелая колдунья, взращенная ванирской магией, способная потягаться в своём мастерстве не только с Иггом, но и с Ходром. Неудивительно, что они с Хведрунгом нашли общий язык на этой почве.       Отголоски магии Света и Тьмы, расходящиеся от Зардушту и Франхрасьяна, действуют как сносящий всё на своём пути взрыв. Поглощают всё живое и неживое, и эльфийские и гномьи боги встают единым фронтом, пытаясь создать препятствие достаточно сильное, чтобы удержать продвижение губительной волны дальше и сохранить хоть что-то. Но смерть обоих братьев и разрушение их чертогов высвобождают лишь ещё больше энергии, и барьеры ломаются, и первые жертвы уходят в забвение.       Давление усиливается, и им обоим приходится вложить все свои силы и умения, чтобы удержать его. Пот струится градом по спине и лбу Хведрунга; он слышит, как скрипит зубами Сюр. Вместе они удерживают барьер, но их мастерства оказывается так преступно мало, и руническая вязь трещит, ломаясь и раскалываясь, и обжигающая ненасытность бездны касается их обоих, утаскиваясь за собой. — Вот уж не думала, что разделю последние мгновения с тобой, женовидный ублюдок, — Сюр хрипит с горькой иронией, на что Хведрунг лишь фыркает. — Да, сомнительная радость помереть в один день с такой безотказной шлюхой, как ты, — почему-то он улыбается, а Сюр смеётся с искренним весельем, прежде чем тьма поглощает её.       Сам Хведрунг сгорает в жарком пламени света, и прежде чем всё заканчивается, он думает о том, что на самом деле ни о чём не жалеет.