***
Как правило, приличное заведение под вечер закрывается. Однако это явно не про ту столичную безымянную кофейню. Как только над Берном сгустились сумерки, она наоборот стала более оживленной: гостей было много и все они казались по своему загадочными. Пианист с таинственной улыбкой играл какую-то неземную мелодию, которая придавала кофейне особую атмосферу. За дальним не освещённым столиком у окна сидела девушка с короткой стрижкой, сосредоточенно рисуя ночной пейзаж. Розоволосый бариста варил кофе, лицедейски поглядывая на посетителей. Началось всё с разговора двух молодых особ об искусстве. —Ох, Эйлин! Я восхищаюсь вашим творчеством! — с нескрываемой радостью воскликнула дама в скромном сине-зеленом платье. Эйлин Роуз смущённо улыбнулась. А за дальним столиком послышался зловещий смех и скрип карандаша. И тут колокольчик над дверью шевельнулся и зазвенел. Все притихли. Даже пианист перестал играть. На пороге грозно стояла рыжая девушка с взлохмаченными волосами. Крепко сжимая револьвер, она уверенной походкой направилась к стойке. —Мне бы чего-то покрепче, —произнесла Эллен непривычным для неё низким голосом и с громким стуком положила несколько монет перед ним. Бариста, пересчитав деньги, положил их в кассу, после чего удалился с загадочной ухмылкой. Посетители начали перешептываться. —У неё револьвер! —пробормотал голос. —Тихо! —шикнул другой. Эллен же села за столик рядом с двумя девушками, которые сразу же замолчали, заметив её. —Вы ли Эйлин Роуз? — чуть грубо спросила Эстер, разглядывая её. —Та самая знаменитая американская художница… Эйлин по какой-то причине начала нервничать и смущаться. —Ох, ну что вы… Я… —А нарисуйте-ка меня! —с вызовом воскликнула Эллен. — Хочется оценить Ваш стиль. Взволнованно взглотнув, Эйлин стала рыться в своей сумке. Тут из-за стола встала дама в сине-зеленом платье. В её глазах читалась нескрываемая неприязнь к подошедшей девушке. —Она не будет рисовать тебя! Я её преданная поклонница! Эйлин Роуз будет рисовать только меня! Она моя!!! — завизжала она, топая ногами, словно избалованный ребёнок. Эллен проигнорировала этот увлекательный монолог и вновь направилась к стойке. Перед ней стоял стакан с каким-то напитком. Бариста подозрительно хихикал в компании ночной художницы с дальнего столика. Они в упор смотрели на Эстер, ожидая, когда она попробует то, что ей налили. Эллен, ничего не понимая, выпила напиток залпом. По началу ничего не происходило, но затем у девушки закружилась голова: всё будто бы плыло перед глазами. Она ощутила подступающую тошноту. —Это. что такое? — измученно спросила Эллен, стараясь удержаться на ногах. Кофейня взорвалась громким смехом. Все взгляды были направлены на неё. Музыка пианиста, казалось, стала жутким набором звуков, будто бы по клавишам били со всей силы. Вся картина размылась: фигуры посетителей постепенно превращались в мутные пятна. Эстер не помнит, как она оказалась на тёмной тихой улице: лишь из кофейни до сих пор были слышны по-настоящему свинские смешки.***
—Смерть наступила в результате… В результате чего, Герберт так и недоговорил. Его остановил Цундапп. —Куда так быстро? Я записывать не успеваю, —возмутился он, дописывая предложение. —В результате. В результате чего? —Остановки сердца, —сухо ответил Уэст. —Ага. Всё. Цундапп с гордостью посмотрел на свои кривые каракули, которые лишь с натяжкой можно было назвать почерком: какое-то подобие букв. Иногда он сам не понимал, что писал. Герберт в это время впрыснул реагент в вену старика и стал ждать. Время как-будто остановилось: всё затихло и замерло. Минуты казались часами. Они вглядывались в лицо покойного: Уэст искал признаки жизни, а Цундапп напряжённо ждал чего-то. Ничего не происходило. —Ну всё, помер дед, — тоном эксперта объявил Цундапп, направляясь к двери. — Пошли, тут больше нечего делать. И тут старик проснулся. Он открыл свои белые неживые глаза и медленно поднял растрепанную голову. Герберт внимательно наблюдал за его поведением. —Как вы себя чувствуете? — спросил Уэст, забирая блокнот у своего «коллеги». Старик промолчал. Одного его молчания хватило, чтобы прервать гнетущую тишину. В углу послышался шорох: одиноко стоявшая виола взмыла к потолку, и началась жутчайшая какофония. Листы с нотами разлетелись по комнате, окна распахнулись и вновь впустили в помещение холодный ветреный поток, сносивший все остатки мебели на своём пути. К сожалению, не только мебель. Сквозняк вырвал блокнот из рук Уэста и унёс его в сторону окна. Выпавшие листы беспорядочно колыхались на ветру. «Только не записи!» — промелькнуло в голове Герберта, когда он изо всех сил бежал сквозь поток и шум, надеясь спасти свои исследования. Но было поздно. Выглянув в окно, юноша увидел вместо света городских фонарей чёрную бездну, в которую стремительно летел навсегда утерянный блокнот. Спустя каких-то пару минут в глазах начало медленно и постепенно темнеть. Уэст почувствовал как силы покидают его тело. Всё произошло слишком быстро. Невозможно успеть осознать ситуацию. Он очнулся примерно через два часа. Зрение всё ещё было затуманенным, когда Герберт понял, что квартира пуста. Здесь был лишь он, среди кучи листов бумаги и обломков старой мебели. Виола смирно стояла в углу. А рядом с ней лежала записка. Нащупав очки на полу, студент кое-как поднявшись, осторожно подошёл к ней и, поднеся ближе к лицу, прочёл: Он давно всё знает. Беги. «Бред, » — подумал Уэст, сбегая вниз по лестнице.***
— Да-да, я всё проконтролирую. Вы можете на меня положиться!.. Непременно!!! — искусственно улыбаясь, пообещала Мария. Закончив разговор, она швырнула телефон об стену. Этот план слишком затянулся. Девушка совсем не предусмотрела этого. «Неужели так сложно справиться с каким-то мальчишкой?!» Мысленно она кричала от скопившейся ярости, но это никак не отображалось на её восковом лице. Если посмотреть на Марию со стороны, то можно подумать, что она просто размышляет о чём-то философском. Девушка сжимала уголок подушки. Её тонкие пальцы побелели от напряжения, хотя, казалось, бледнее некуда. Как же это глупо! Жить с осознанием того, что всё зависит от чёртовой Эстер. Только сейчас Мюллер поняла, что поставила на неё слишком много. — Teufel! Мария, резко поднявшись с дивана начала лихорадочно ходить по комнатам. Вот она прошла по коридору. На стене в золотой раме висел семейный портрет. Девушка остановилась рядом с ним. —Ах, мама, как же ты была права! — вздохнула она, поспешно удаляясь из-под равнодушных взглядов с картины. Ноги как-то сами привели её в комнату брата. Когда Мюллер зашла сюда, она сильно поежилась: здесь всегда было холодно, будь то лето или весна. Комната Цундаппа представляла из себя тесное помещение, очень сильно отличавшееся от остальных комнат особняка: стены были серыми, местами без обоев—вместо них были фотографии каких-то девушек и странные детские рисунки. У плотно зашторенного окна стоял письменный стол с комодом. Все ящики были заперты. Мария присела на тахту и нахмурилась: уж очень жёсткой она была, по сравнению с её кроватью. «И где он шляется?» Первым ответом на вопрос был другой вопрос: «А может быть он ушёл навсегда?». Впрочем, он испарился также быстро, как и возник. Он здесь. Ему некуда уйти. Он вернётся. Однако со временем уверенность угасала. Мария уже давно начала подозревать что-то неладное. «Если это не прекратиться, то сделка сорвётся. Я не могу этого допустить!» Бросив прощальный взгляд на одиноко лежавший на столе листок с каким-то номером телефона, Мюллер покинула помещение. —Не бывать этому! —воскликнула она и захлопнула дверь. Из комнаты послышался приглушённый удар об паркет.