Не выключать свет

      Парень в панике откидывает чужие руки и отскакивает к стене, глазами выискивая пути к отступлению, когда чужая рука, прижимающая Дропа к стене, преграждает все их.       Страх не даёт издать ни звука, тот лишь смотрит в алые глаза напротив и сглатывает образовавшийся в горле ком. — Послушай, все хорошо. Дыши, ладно? Тебя никто не убьёт.       Говорили размеренно, спокойно, но даже в такой интонации можно было заметить разницу. Вовсе другие нотки, даже тембр немного другой.       "Что с ним случилось за эти сутки..?"       Выдох получился нервным, дрожащий, достаточно шумным. Он никогда не умел скрывать своё волнение. — Молодец.. — Лунноликий облегчённо выпустил воздух и явно расслабился. — Ты должен уходить отсюда. — фраза была сказано неожиданно и быстро, глаза опустили в пол.       "Что он имеет ввиду? Уйти?! Куда и зачем?!" — Я... У меня ничего нет, — губу слегка закусили. Что вообще происходит сейчас? Что с Муном? — С-слушай.. Если это из-за вчерашнег- — Нет.       Короткий и чёткий ответ. Обычно после таких не возникает больше вопросов, но у блондина их теперь стало только больше.       Осознания страха не было, и единственным его проявлением было обилие мыслей, которые неконтролируемо путались между собой. Тело всё так же дрожало, особенно плечи — увидев это, Мун резко убрал руку, что прижимала парня к стене, не давая убежать. — Прости, просто... Мгх! Это не мои проблемы, ясно?! То, что я вчера не отдавал отчёт своим действиям, не значит, что я обязан обеспечить тебя квартирой и новой работой! Звони друзьям, родственникам, да просто сними номер в мотеле! Просто уволься отсюда и не приходи!       По спине вновь прошла волна дрожи, в золотистых глазах читалось замешательство и нарастающая паника — любое повышение на него голоса вызывало чуть ли не слезы. — Я п-правда не понимаю... Первая солёная капля заблестела на уголке глаза в слабом освещении коридора. Лунноликий отошёл от него, поднимая руки в жесте "я тебя не трону". — Ты только не плачь, ладно? Дыши, успокойся, — в хриплом голосе замечено замешательство и небольшое волнение.       Такая реакция на плачь была несвойственна воспитателю детского сада, в котором плакать для детей — уже обычное занятие и, при чем, излюбленное. Но, по-видимому, подходящего способа успокоить ребёнка-переростка двадцати лет у Муна не находилось. — Т-ты.. Агх! — дрожание в голосе явно вызвало раздражение.       Сандроп боялся. Да, он определённо боялся человека перед собой — как минимум, его непредсказуемости и переменчивости. Ведь он прямо сейчас может начать маниакально смеяться, наброситься на него и вскрыть тонкое горло, не так ли?..       И парень пытался дышать. Чтобы не провоцировать. Чтобы уйти.       Просто уйти.       От него. — Т-так что ты-.. — Просто так надо. Ясно? На это есть причины. Я хочу тебя защитить...       "Защитить?!" — Ладно... Я попробую найти место, но, — тот тихо шмыгнул носом и вытер слезы, — я ничего не обещаю...       Лунноликий всё ещё был будто не в себе. Он не знал, не понимал.. Забыл..? — Возможно. Но спешно ускользнуть оттуда удалось.       Скрывшись за углом, парень попытался отдышаться, но воздух словно покинул его. Он плакал? На губах почувствовалось жидкое тепло.       Кровь.       Всё мгновенно погружается в темноту, удар головой о холодную плитку уже не чувствуется.       Перед глазами мутно всплывают образы, реальность ускользает от него. Образы незнакомые, чужие, абсолютно неузнаваемые. ***       Рыжий кудрявый парень стоит перед зеркалом, разглядывая свое отражение: всё те же зелёные глаза, длинные ресницы, острые скулы и тонкая линия губ. На кончике носа едва заметны веснушки.       Ухмыльнувшись, он отходит от зеркала и выходит из спальни. Ноги сами ведут в кофейню в соседнем квартале. Завтра понедельник, а сегодня детсад закрыт. Надо бы подготовиться к новой неделе, а для этого нужны силы.       Уже возле выхода тот берет длинное бежевое пальто и выходит из центра, насвистывая под нос какую-то мелодию, вроде "Осень" группы Второстепенный персонаж. Русские песни уже давно стали родными, и отвыкнуть от этого языка было невозможно. Впрочем, немецкий тоже был привычен для парня.       Зашагав быстрее, он прошёл перекрёсток и забежал в кофейню "Starbucks". Очередь была не из маленьких...       Телефон вытащили из кармана клетчатых брюк и набрали уже привычный номер. — Мунни, сладкий, ты хочешь мятный латте? Чай? Ты хочешь попробовать, что я за дрянь пью каждый раз? Ладно-ладно! Всё, чмок, скоро буду!       Под осуждающие взгляды каких-то двух дамочек приличных объёмов из очереди, образовавшейся за ним, парень заказал двойной латте с мятным сиропом, средний мятный чай и такой же маленький — Прекрасно понимал, что Мун как обычно назовёт этот чай "травяной гадостью" и выкинет, ну или отдаст свой стаканчик партнёру.       Кстати о нем — рыжик уже подходил к "Пиццаплексу", неся два стакана в картонной подставке и один, маленький, в свободной руке.       Беловолосый ждал его прямо на входе в центр. Пальто, конечно, услужливо помогли снять — у рыжеволосого был странный принцип — всегда раздеваться в общественном гардеробе, несмотря на то, что тот был работником. Мун сначала возмущался этому, но потом привык и перестал задавать один и тот же вопрос, что повторятся в каждом таком случае.       Стаканчик в чаем взяли в руки отпив совсем немного и корчась. — Я отдам тебе деньги и компенсирую моральный ущерб. Как ты это пьёшь?!       Жидкость с трудом проглотили, на что кудрявый посмеялся, прикрыв рот рукой и беря свой стакан. — А зачем тогда просил? — Тебя хотел понять.       Лунноликий подошёл ближе и то ли устало, то ли виновато положил голову на плечо парня. — А то ты такой странный — просто жуть! — сказано это было с любовью, хоть и звучало обидно — и рыжик понимал, понимал, что его любят. — Да ну, — того погладили по спине, сделав глаток любимого напитка, — Я слишком прост! А вот ты необыкновенный. Белые волосы, изящное аристократичное тело, длинные пальцы... — кисти рук зарылись в чужие патлы, что едва достигали ушей.       Где-то в плече усмехнулись. — А что эти длинные пальчики умеют делать... — беловолосый парень поднял голову. Во взгляде красных глаз игривость и азарт, тот медленно облизывает верхнюю губу заостренным кончиком языка. — Ой, Мунни!       Его притягивают к себе и целуют. Мягко, нежно, без доли пошлости или мерзкого разврата. В таком поцелуе сознание мутнеет, и эта картинка ускользает, застилаясь тёмной непроглядной дымкой.