I'm taking over you

Ледяные струи воды медленно сменяются на горячие, обжигая кожу. Чонгук стоит в душе, прислонившись ладонью к влажной плитке. Капли стекают по телу, оставляя после себя покрасневшие участки кожи. Вода настолько горячая, что в ней можно свариться, но Чонгук не реагирует, не двигается. Его ресницы сомкнулись, голова опустилась вниз, не позволяя горячим каплям попадать на глазное яблоко. Грудь тяжело вздымается с каждым вздохом. Как бы ему хотелось сейчас, чтобы сердце перестало пускать удары, лёгкие дышать, а воспоминания исчезли все до единого. Чонгуку бы хотелось, чтобы он забыл о произошедшем этой ночью. Он подумал, что душ поможет немного прийти в себя, расслабиться, но становится только хуже. В горле ком, просящийся вырваться наружу вместе с отчаянным криком. Криком боли и ненависти. Хочется, чтобы голосовые связки порвались. Гук поднимает голову, на ощупь повернув кран в другую сторону, чтобы вода была не настолько горячей. Он подставляет лицо под струи и позволяет им полностью поглотить себя. От пара, стоящего в ванной комнате парень задыхается. Капли попадают на закрытые глаза, губы, нос, щёки, подбородок. Дышать тяжело. И это он считает лучшим исходом событий. Задохнуться и умереть. Не получилось в злополучный момент на диване, получится здесь. Чонгук тянется к мочалке, выдавливает немного геля, растирая тело. Он должен смыть с себя всю грязь, что оставил Джексон. Будет стоять под горячей водой до момента, пока не закружится голова, не произойдёт дезориентация, не затошнит. Гук усердно трёт каждый сантиметр кожи до красноты, ему кажется, что он недостаточно чист. Тело должно быть идеальным, на бёдрах кое-где останутся синяки, придётся видеть их каждый раз, когда будет принимать душ. Слёз нет. Как бы Чонгук не хотел выплакать всю боль, сидящую, омертвляющую внутри — не может. В голове отголоски произошедшего всплывают. Перед глазами картина, где он на диване, над ним возвышается Джексон, а в ушах звон и ядовитый смех, шипением разливающийся по венам. Чонгук почувствовал себя жалким в тот момент. Сейчас он чувствует себя разбитым на малюсенькие кусочки. Эти кусочки не собрать и не склеить, потому что половина затерялась где-то под землёй. Со временем боль утихнет, но нанесённая травма останется на всю жизнь, с ней придётся жить. Если только не закончить жизнь раньше положенного срока. Чонгук считает, что так поступают только жалкие люди. Однако, сейчас он ничем не отличается от них. Он не один, понимает это. Знает, что Джин поможет в любом случае, но как теперь смотреть в глаза? Как смотреть в глаза родителям? Ведь это.. Его вина? Вина Чонгука Наполовину. Чонгук должен был сказать хоть кому-то, куда отправляется этой ночью. Не должен был ехать один, но даже не подумал и не вспомнил. Хёнджин позвонил так неожиданно, Чон испугался, что пока будет тянуть время — с другом что-нибудь случится. Только с Хёнджином ничего не случилось, а с Чонгуком наоборот. Гук никогда не давал себя в обиду, начиная с последнего класса средней школы. Он соберёт себя заново. Выкинет старые детали, найдёт новые и вернётся в строй. Но не сейчас. Единственное, чего ему хочется — быть одному. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * Следующим утром Лалиса настояла на разговоре с родителями Чонгука. Манобан сказала, что будет вести весь разговор сама, но присутствие остальных необходимо. Чонгука трогать никто не стал. Он даже не вышел из своей комнаты, когда они пришли к нему домой. Это и неудивительно, вряд ли Гук захочет покинуть свою комнату в ближайшие дни. Его мама сказала, что всю ночь слышала, как шумит вода в ванной комнате, а рано утром, когда ходила, чтобы спросить насчёт завтрака, не получила никакого ответа. Сын лежал на кровати под одеялом, свернутый клубочком с закрытыми глазами. Спал или нет — не знает, во всяком случае, на её присутствие никак не отреагировал. — Так, кто-нибудь объяснит, что случилось с нашим сыном? И к чему этот сбор? — недовольно интересуется отец Чонгука, устремив взгляд на девушку, сидящую в центре стола. Лалиса смыкает руки в замок, глубоко вдыхает, посмотрев на взрослых. Рядом с ней по бокам сидят Джин с Хосоком, смотрящие на гладкую поверхность. Женщина сидит в ожидании, затаив дыхание. — Вчера ночью произошла ужаснейшая ситуация, которую никто не предвидел. Чонгук подвергся изнасилованию, — твердо произносит девушка, замолчав. Мама Чонгука смотрит неё, а после поднимается и идёт на кухню, что-то капая в стакан. Вероятно, успокоительное. Отец прочищает горло, садится поудобнее и хмурит брови. Они не знают, как реагировать на сказанное. — Наш сын? Как это произошло? Кто? — Я знаю, кто, — женщина возвращается с двумя стаканами. Один ставит перед мужем, а из второго делает глоток. Её глаза покраснели от выступивших слёз, а голос дрогнул. — Это ведь ты? А сейчас смеешь спокойно сидеть в моем доме, пока Чонгук.. — Лалиса не даёт женщине договорить. — Это не Джин! — пресекает Манобан. — Пожалуйста, постарайтесь вести себя сдержаннее, не кидайтесь обвинениями, ничего не зная. Чонгуку сейчас не нужно видеть ссоры дорогих ему людей, — Лалиса открывает крышку ноутбука, после поворачивая его экраном к остальным. — Это Джексон. Чонгук познакомился с ним на гонках. Этот парень вчера издевался над вашим сыном. Думаю, это не единственное, что он делал или может сделать. Чонгук говорил, что он шантажировал его слитием информации организаторам, — тайка вздыхает, подняв голову. — Прямые доказательства есть? Что это он сделал с нашим сыном? Но я и без этого его за решётку посажу, если не убью раньше времени, — шипит отец, сжимая пальцами стакан. — Будут. В баре, где всё произошло есть камеры, мне нужно получить записи. — Устрою, — безоговорочно добавляет мужчина. — Отлично, — Лили разворачивает экран ноутбука к себе. — Нам нужно приложить все усилия, чтобы доказать вину Джексона. — Мы думаем, что авария, случившаяся с Джином — дело рук Джексона. Ну, или хотя бы имеет с ним связь, — Хосок смотрит в одну точку на столе, постукивая подушечками пальцев. — Гонки стали очень грязными, раньше такого никогда не происходило, — пожимает плечами Джин, откинувшись на спинку стула. — Игра была честной. — Зачем ты вообще потащил его на эти гонки? Это всё из-за тебя! — возмущенно бормочет мама Чонгука, чувствуя удушение от злости. — Чонгук сам появился на дорогах, я к этому не имею отношения. Может, это ваша вина? Вы ведь хотели сделать из него идеального мальчика. Гонками он хотел само выразиться, вот, во что это переросло, — хмыкает Джин. — Да как ты можешь такое говорить? — А что, думаете, мы не знаем, каким идеальным вы его видели? Чонгук нам многое рассказал, — Ким подливает масла в огонь, наблюдая, как женщина краснеет всё больше. — Прекратите! Мы здесь не для этого! — прикрикивает Лалиса. — Мистер Чон, вы не могли бы сегодня после обеда съездить со мной в бар, как раз по поводу записей? — мужчина положительно кивает, делая глоток. — Думаю, пока всё. Девушка поднимается из-за стола, собирая вещи. Джин с Хосоком покидают дом первыми. Ким хотел зайти к Чонгуку, но встретившись с негодующим взглядом Лалисы — не стал. — Кстати, вам лучше настоять на походе Чонгука к врачу, написать заявление в полицию, и, чем быстрее, тем лучше, — тайка поджимает губы. — А ещё, я думаю, что ему не помешают несколько сеансов с психотерапевтом. Это проблему нужно проработать, а не давать терпеть самому. Лалиса кланяется и поспешно уходит, тихо закрывая за собой дверь. На кухне между родителями воцаряется тишина, разбавляемая пением птиц на улице и звуком холодильника. Отец смотрит в стену, размышляя над сказанным. У него не укладывается, как подобное могло произойти с его сыном. Вопрос ориентации уходит на второй план, хоть и волнует не меньше. Мать всхлипывает, продолжая сжимать стакан, на стекле которого остались отпечатки пальцев. — Почему ты обвинила Джина? Ты что-то знаешь? — негромко спрашивает отец, словно боится быть услышанным Чонгуком. Поднимает тяжёлый взгляд на жену, устало вздохнувшую. — Вчера, когда я зашла к Чонгуку в комнату, видела, как он целуется с Джином. Женщина осушает стакан, отодвинув подальше. Отец устало трёт переносицу с глазами, шумно выдыхая. Они никогда не задумывались, что такое может случиться с их сыном. Слушать подобные новости по телевизору оказалось куда проще, чем, когда это касается непосредственно близких людей. А, когда это происходит с ребёнком, которого ты лично носил на руках в детстве, кормил с ложечки и давал всё самое лучшее — больнее вдвойне. — Наш сын — гей, — констатирует факт отец, постукивая пальцами по столу. — Что мы будем делать? Может, поговорить с ним? — О чём? Подойдём и скажем, что это плохо? У каждого свои понятия о том, что правильно, а что нет, — мужчина пожимает плечами. — А ты предлагаешь сидеть и смотреть, как Чонгук гробит свою жизнь? — тихо говорит женщина, нахмурив брови. — Виен, это единственное, что тебя сейчас волнует? — спрашивает с некоторой брезгливостью и разочарованием. — Да, представляешь, меня это волнует не меньше, чем изнасилование. Наверняка они не только за ручки держатся, одаривая друг друга поцелуями. Если бы не Джин, с Чонгуком этого бы не случилось! — Что ты несёшь? Ты видела с каким лицом Джин сидел здесь? В этом и наша вина есть, нужно было тщательнее следить за сыном! — шипит отец. — Это неправильно! Он не должен встречаться с парнем! — Да мне плевать с кем он встречается! — на сказанное женщина смотрит с явным удивлением. — Точнее, сейчас это не главное. Возможно, это просто интерес и ничего более. Чонгук всё равно останется нашим сыном. Неужели ты будешь меньше любить его? — Нет, конечно! Но мне хотелось бы, чтобы у него была нормальная семья. — Поздно ругать его. Чонгуку не пять лет, чтобы говорить, что плохо, а что хорошо, — мужчина глубоко вдыхает, медленно выпуская воздух через ноздри. — Когда ему станет полегче, поговорим, узнаем, почему всё так. Может, потом он поймёт, что ему это не нужно и начнёт отношения с девушкой. Всякое может быть. В любом случае нам нужно разобраться с этим Джексоном. Я его за решетку засуну. — А я его собственноручно задушу. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * Хосок сидел за столиком напротив Лалисы, наблюдая, как тайка за полчаса выпивает вторую чашечку кофе. Чжухон задерживается на десять минут, а у Манобан немного нервы шалят, руки чешутся, от желания поскорее разобраться с делами. — Какая это за сегодня? — парень указывает на чашку, скривившись. — Третья или четвёртая. — Поэтому ты такая дёрганная. Заканчивай с кофе, глаза из глазниц выпадут, — Хосок смеётся, имитируя выпадание. Отворачивается к двери, но Чжухона так и нет. — Ты будешь моими глазами, Хосок, — пускает тихий смешок, отпивая ещё немного. Время идёт, Чжухон опаздывает на пятнадцать, двадцать минут. Пара уже собралась уходить, как за столик свалилась запыхавшаяся тушка, прикрыв глаза. Парень тяжело дышит, лицо покраснело, будто не на машине ехал, а бежал от рощи до миленького кафе. — Простите, немного задержался. — Ты отнял у нас кучу времени, — возмущается Хосок, сомкнув руки в замок. — Сразу к делу. Знаешь, кто спланировал аварию Джина? В тот самый вечер, — Лалиса выжидающе смотрит. Чжухон бегает взглядом, то на парня, то на девушку. — Что мне будет за информацию? — Не получишь по ебалу, — грубит Хо. — До третьего этапа Джексон говорил, что хорошо было бы помешать Джину, сломать что-нибудь в его тачке, чтобы тот заглох на дороге. Ну я и вывел тормоза из строя, не думал, что всё так получится, — Чжухон виновато пожимает плечами. — Хорошо, что насчёт этого? — Лалиса протягивает перед ним листок с изображением машины, ехавшей по трассе в тот вечер. — Не знаю, первый раз вижу эту тачку. Наверное, Джексон за моей спиной ещё что-то провернул. В последнее время он не особо делится со мной. — Так легко сдаёшь друга. Ты ведь мог и не приходить, — хмыкает Хосок. — Мог. Но это слишком грязная игра. Не хочу, чтобы Джин лишился жизни из-за этого придурка. К тому же, слышал, что произошло с Чонгуком. Мне жаль, — Чжухон опускает взгляд. Лалиса забирает листок и поднимается из-за стола. — Ну вот что, о том, что было с Чонгуком — забудь. Об этом помни, когда придёт время — встанешь на нашу сторону, а если нет — я тебя вместе с твоим дружком в тюрьму отправлю за попытку убийства, — строго произносит девушка, направившись к выходу. Хосок бросает несколько купюр на стол, шагая за ней. Пара выходит на улицу, молча перекидываясь взглядами. На улице прохладнее, чем обычно, но всё равно солнечно. Погода будто почувствовала холод на душе Чонгука, забирая в свои объятия остальных людей. — Как думаешь, правду сказал? — Хосок щурится от ярких лучей, сунув руки в карманы. — Думаю, да. Ему нечего скрывать, он ведь с Джином.. Ну ты помнишь. Наш разговор я записала. Сейчас, наверное, с отцом Чонгука съезжу в рощу, заберём записи с камер наблюдения, — Лалиса смотрит на друга, тот положительно кивает. — Встретимся вечером? — Да, конечно. Не забудь купить баночку кофе, Хосок-и, — ехидно смеётся девушка, перекидывая ногу через сидение своего байка. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * Чонгук лежал на боку со сложенными руками у груди. Он замер в одном и том же положении около часа. Веки опущены, но сна ни в одном глазу. Всплывающие мысли не дают погрузиться в сон, а перед глазами всё те же знакомые картинки, вызывающие тошноту с отвращением. Чонгук заставляет себя в подсознании стереть черты лица Джексона, но тщетно. Вот он стоит перед ним с оскалом, смотрит прямо в душу, сжирая по маленькому кусочку. В этом человеке нет ни капли хорошего, а если и было, то давно сгнило. Родители громко разговаривают внизу, но в комнату к парню почти не наведываются. Мама заходила, чтобы позвать на ужин, но Чонгук промычал и не спустился. Кусок в горло не лезет, хотя желудок подаёт позывы к тому, что нужно подкрепиться. Несколько звонков от Джина успешно проигнорированы. Вроде бы и хочется услышать его голос, поговорить, но что-то внутри опускает рычаг, говоря: «не надо». Уехать бы далеко, где никто не найдёт, ни с кем не придётся разговаривать. С каждым часом в опустошении зарождается частичка злости. Маленькая искра, превращающаяся в огромное пламя. Но хватит ли у него сил, чтобы искра стала пламенем? Чонгук размыкает глаза от уведомлений, приходящих потоком. Рука тянется к телефону, чтобы отключить звук, но имя, высветившееся в сообщениях, привлекает внимание. В Гуке появляется страх, он присаживается на кровать, дрожащими пальцами щёлкает на диалог. Джексон. «Как дела, Чонгук-и? Тебе понравился проведенный вечер?» «Мне очень, может, повторим?» Гук через экран чувствует ту желчь, что исходит от Джексона. Губы дрогнули в недовольной улыбке, поползли уголками вниз. Мерзко от Джексона. Мерзко от себя. Чонгук не собирается отвечать, тянется пальцем к функции «заблокировать», как приходит новое сообщение. «Хочешь знать, откуда у меня информация на тебя?» Но отвечать не станет. Это и не приходится делать. Через две минуты приходит аудиосообщение. «Как так получилось, что Чонгуку за двадцать, а он до сих пор учится в школе?» «Вообще, Чонгуку восемнадцать, как и мне. Он прибавил пару цифр, чтобы не придирались. Только никому, ладно? Об этом никто не должен знать.» Знакомый до чёртиков голос. Чонгук не верит. Он бросает телефон рядом с собой, поджимает ноги, обнимает руками и покачивается из стороны в сторону. Лучший друг его предал. Тот, кому он доверял больше всех на свете. Тот, кого считал самым близким человеком. Чонгуку кажется, что он задыхается. Воздуха катастрофически мало. Не хочется верить, что Хёнджин действительно мог так глупо поступить. Они ведь дружат так давно. В жизни такого не бывает. Хёнджин выбрал Джексона? Чонгук задумывается, был ли вчерашний звонок специальным? Знал ли Хёнджин о том, что собирается сделать с ним Джексон? Рука сама тянется к телефону, набирая нужный номер. «Можешь прийти ко мне?» «Конечно», — эхом отзывается в голове. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * Хёнджин приехал сразу же после звонка Гука. На входе его встретила мама друга, проводив до комнаты. Хван и без неё бы нашёл путь, этот дом знает лучше, чем свой. В глазах женщины мольба, она надеется, что в компании Хёнджина сыну станет лучше, ведь он сам позвал его. Но ни Хёнджин, ни мама не знают настоящую причину визита. Парень заходит в комнату, вокруг непроглядная тьма. Пальцы нащупывают выключатель, зажигая свет. Чонгук стоит у окна с заведёнными за спину руками, не спешит поворачиваться. Хван смотрит в затылок, чувствуя, что на лице Гука расплылось недовольство. И ему не кажется. — Чонгук, как ты? — начинает Хёнджин первым, остановившись у края кровати. — А ты как думаешь? — не поворачиваясь, задаёт встречный вопрос Гук. — Да, глупый вопрос. Чонгук незаметно усмехается. Повисает напряжённое молчание. Чон поворачивается, стреляя огненным взглядом, не предвещающим ничего хорошего, в друга. Тот смотрит с неким испугом, стараясь не показывать страх. — Как Джексон? — Не знаю, мне всё равно, — пожимает плечами. — Тебе понравилось быть его шлюхой? — маленький сгусток яда вылетает из уст Гука. Хёнджин непонимающе смотрит, нахмурив брови. — Что? — Вчерашнее в баре, ты знал? — Нет, Чонгук, откуда? Джексон не говорит мне о своих делах, — голос Хвана дрожит, а сам он нервничает. Гук без особых усилий замечает, как быстро меняются эмоции. — Хорошо, — Чонгук достаёт телефон, держа палец на аудиосообщении. — Что скажешь насчёт этого? «..никто не должен знать.» Хёнджин шарахается как от огня, пятится назад и закрывает рот рукой. Он узнал свой голос, отчётливо помнит тот разговор. Его совесть жрала всё это время. Хван боялся, что правда всплывёт, тогда Чонгук возненавидит его. Правда всплыла. Но Чонгук узнал не от Хёнджина, а от того, кто сломил его, жестоко надругавшись. Это хуже в несколько раз. — Ты, сука, пиздишь ему обо мне, а потом делаешь вид, что ничего не случилось. Сука, ты позвонил мне, и я примчался сразу же, думая, что тебе нужна помощь, а это была всего лишь игра, чтобы заманить меня в сети Джексона. Блять, и после этого ты мог смотреть мне в глаза. Сейчас ты пришёл ко мне, словно ничего не случилось, спрашиваешь, как я себя чувствую, — Чонгук, обезумевшим от обиды и злости взглядом шагает к другу, отступающему назад. Хёнджин пытается протестовать, но Гук не слышит его. Не хочет. — Хуево я себя чувствую. Я хочу сдохнуть, блять. — Чонгук, я правда не знал, что так получится. Мне правда нужна была помощь. Я хотел тебе всё рассказать, но испугался, что ты возненавидишь меня, — сквозь ком в горле говорит Хёнджин. — Да лучше я бы это от тебя узнал. Я доверял тебе, а ты растоптал нашу дружбу ради какого-то уебка! — срывается на крик Чонгук, покраснев. — Я ненавижу тебя, Хёнджин! — парень замахивается, ударяя костяшками пальцев по челюсти бывшего друга. Тот отшатывается в сторону, хватаясь за жгучую от удара кожу. — Пошёл вон. — Чонгук, прости меня. — Я сказал — пошёл вон! — во весь голос кричит Чонгук, надрывая голосовые связки. В комнату забегает перепуганная мать. Хёнджин, держась за челюсть, уходит, сдерживая подкатившие слёзы. — Чонгук, что случилось? — тихо спрашивает женщина, наблюдая за метающимся из стороны в сторону сыном. Гуку всю комнату хочется вверх дном перевернуть, уничтожить каждую вещь. Останавливает только то, что родители работали ради этого всю жизнь. Если бы лично покупал, давно бы разгромил. Парень заходит в гардеробную, хватает первую попавшуюся куртку и вылетает из комнаты, вызывая такси до квартиры Джина. Им управляет злость, обида и пустота. Всё смешивается воедино, вызывая тошноту, от которой никуда не деться. Только перетерпеть. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * Джин расхаживал по квартире, теребя пальцами чёрный ремешок от наручных часов. Этой же рукой прижимает телефон к уху, выслушивая сотое предложение от матери, не в силах вставить слово. Первые десять минут она говорила за возможный отпуск, в который они поедут с отцом. А остальные десять посвятила тому, что Джин должен приехать и выгулять Верфестера, потому что просторов двора ему мало. Парень закатывает глаза, трёт уставшие глаза, соглашаясь с матерью. Ему всё равно нужно отогнать тачку Чонгука в его дом, так что заскочит по пути с ночёвкой. Не пойдёт же ночью пешком до квартиры. Утром прыгнет в машину отца, а тот в свою очередь любезно подкинет сына до дома. Хосок отрабатывает очередную смену за Джина. Лалиса закрылась в его квартире и никого не впускает, руководствуясь тем, что ей нужна тишина. Она не может работать в присутствии кого-то. Нужно быть сосредоточенной на деле. Застегнув ремешок, Ким находит наощупь ключи от чонгукового авто, прыгая в кроссовки. На телефон приходит уведомление о скидках, задержавшее его на пару секунд. Пару секунд сыграли большую роль. Во дворе слышится знакомый рёв мотора, Джин подбегает к окну, видит, как тачка Чонгука выезжает за пределы двора, оставив после себя смог дыма из-под колес. Это точно не угон, иначе сработала бы сигнализация, значит, это сам Чонгук. Воспользовался запасными ключами, на случай, если основные потеряет. Только почему не предупредил, не сказал, что заберёт машину сам? Джин набирает номер парня, слушает гудки. Чонгук не берёт. Старший повторяет попытки, и лишь в последний раз Гук отвечает. Через динамик доносится сбитое дыхание, и то, что младший гонит почти на всей скорости. Где-то около двухсот пятидесяти километров в час, что означает — он выехал за город. — Почему не сказал, что заберёшь машину сам? — спокойно интересуется Джин, захлопывая за собой дверь, спускает по лестнице. — Забыл. — Забыл? Ты почти был у меня дома. Чонгук, что ты задумал? — Ничего. Мне пора. Гук сбрасывает. Джин злобно вздыхает, залезая в салон макларена. Вероятно, Чонгук едет по давно изученной трассе. Когда-то он обмолвился словом, что боится ездить по дорогам, которых не знает. И один никогда не поедет там, где не ездил ни разу. Основная трасса за городом проложена от рощи. Попытка не пытка, но Джин догонит и остановит маленького безумца, не знающего, что он творит. Ким едет по улицам своего двора, преодолевает путь объездным путём, выезжая с другой стороны. На дороге, как всегда, немноголюдно. Ступня прикладывается к педали газа, вжимает в пол, постепенно набирая скорость. Тело парня прижимается спиной к спинке сидения. Пальцы сжимают руль, совсем невесомо крутят его из стороны в сторону. Глаза поглядывают, то на дорогу, то на телефон, прикреплённый к панели. Джин набирает номер Чонгука, нажимая вызов. Не удивительно, но Чонгук снова сбрасывает. Джин раздражённо ударяет ладонью по рулю, из-за чего перед тачки ведёт в сторону, но он быстро выравнивается. — Блять, возьми трубку, — шипит едва слышно сам себе, снова ожидая ответа. Джин достигает трехсот километров в час. Авто плавно летит по трассе. Диски на колёсах крутятся с большой скоростью, словно в обратном направлении. Обогнав несколько машин, едущих впереди, Ким, наконец-то, достигает своей цели. Неподалёку виднеется зад ламбо. — Что? — неожиданно ответивший Чонгук, спрашивает совсем отрешенно. — Посмотри в боковое зеркало, прелесть, — с лёгкой, но победной ухмылкой, просит Джин. Чонгук, нахмурившись, медленно переводит взгляд на левое зеркало, замечая едущего Джина позади. Он прочищает горло, усаживается поудобнее, втопив на газ. Ему не хочется, чтобы кто-то его сейчас трогал, а тем более ехал. Гук сам не знает, для чего делает это всё, но считает правильным вариантом. Просто сделать и всё. Импульсивность и опустошение движут им. — Уезжай, Джин. — Остановись, мы поговорим, и я уеду. Младший ничего не отвечает, отъезжая на приличное расстояние. Джин шумно выдыхает, снова сокращая между ними километры. Ещё немного и раздражение в полной мере настигнет. Чонгук специально играет с его нервами. Ким хочет быть терпимее, понимает, что с Чонгуком сейчас нужно общаться с осторожностью, но его действия — непонятны. Вдруг, в голове щёлкнет какая-нибудь кнопка, и Гук натворит дел неосознанно. — Блять, Чонгук, останови машину, — грубее шипит Джин, на что получает — «нет». — Чонгук! Чон обгоняет ехавшую перед собой машину, тем самым не давая Джину, обогнать его. Джин закатывает глаза, медленно выдыхает. Вытягивает голову влево, чтобы убедиться, что дорога чистая, но по встречной полосе откуда-то едут ещё две тачки со скоростью черепахи. Старший тарабанит по верхушке руля, дожидаясь, пока они проедут. Он обгоняет едущую перед ним колымагу, осознавая, что Чонгука уже здесь нет. Переключает скорость на последнюю, отметка на спидометре достигает наивысшей точки. Проезжает метров пятнадцать и зад тачки Гука снова красуется перед ним. Пальцы крепко сжимают руль, макларен обгоняет оранжевый ламбо и со скрипом тормоза перекрывает путь Чонгуку. Тот, не ожидав маневра, судорожно ищет педаль тормоза, съезжает на обочину, немного заехав в траву. Сердце бешено колотится от страха и неожиданности, а возле дверцы уже восстал Джин. Дверь взлетает вверх с характерным звуком, рука Джина хватает за воротник, потянув на себя. — Отвали, Джин! — выкрикивает Чонгук, отталкивая старшего от себя. — Я просил тебя остановиться по-хорошему, — пожимает плечами старший. — Что это было? Куда ты так спешил? — Это не твоё дело! Ты создал аварию, мы оба могли пострадать, ты всегда думаешь только о себе! Я не хочу тебя видеть! Никого не хочу видеть! Конченые предатели, — сквозь накопившуюся злобу и обиду тараторит Чонгук. Джин прижимает его к тачке, заглядывая в глаза. Они покраснели, устали от слёз, что рвутся наружу, но сил выплеснуть нет. Чонгук бледный, подавленный, опустошённый, но где-то в глубине плещет злость, ярость, агрессия. Гук пытается вырваться из хватки, что так напоминает вчерашнюю, но всё же она другая. Джин не сделает больно, и в любой момент отпустит, если Чонгук попросит. Младший, согнув пальцы в кулак, бьёт парня в грудь, чтобы тот отстранился, но Ким почти никак не реагирует на слабые удары. С каждым стуком Чонгук дышит всё тяжелее, всхлипывает, и когда Джин прижимает резким движением к своей грудной клетке, того прорывает на слёзы. Он копил их два дня. И вот они наконец вырвались наружу. Чонгук сжимает края чужой футболки, оттягивая вниз. Жмётся щекой к груди и ревёт навзрыд, не сдерживая себя. Слёзы боли и злости, такие горькие на вкус, что горечь остаётся на кончике языка. Ему необходимо выплеснуть эмоции, необходимо выплакаться, тогда станет немного легче. — Произошло что-то ещё? — тихо спрашивает Джин, прижимая дрожащее тело к себе. Чонгук отвечает не сразу. Он глубоко вдыхает, смахивая пальцами льющиеся капли с покрасневших слёз. — Хёнджин меня предал. Он рассказал всё Джексону, а ещё я думаю, что он знал о намерениях Джексона вчера, поэтому попросил меня приехать. Он предатель, я ненавижу его. Он ебаный предатель, Джин. Хуй клал на нашу дружбу! — злобно рычит Чонгук, оттолкнувшись от старшего. — Если это так, то пошёл он нахуй. Хёнджин не заслуживает такого друга, как ты. Тебе нужно успокоиться и отдохнуть, я проконтролирую как ты доедешь домой, — серьёзно говорит Джин. Чонгук отрицательно машет головой, вытирая слёзы. — Нет, Джин. Я считаю, что нам некоторое время лучше вообще не видеться. Чья-то компания — не то, что мне сейчас нужно, — шмыгнув носом, младший смотрит на Джина, в чьих глазах читается непонимание. — Что ты несёшь? Чонгук, я ведь, — его голос дрогнул, как у школьника на устном ответе. Джин подходит ближе, взяв пухлое личико ладонями. — Я люблю тебя, Чонгук. Чонгука прошибает от сказанных слов, он шумно втягивает воздух приоткрытыми губами. Раньше он бы без раздумий ответил взаимностью, но сегодня не уверен, что ответ должен быть именно таким. Гук медленно и аккуратно убирает чужие руки, поджав губы. Джин весь ответ прочитал по глазам, даже в слух произносить не нужно. В груди что-то больно кольнуло, подкатил ком к горлу. Наверное, признание в чувствах должно быть в другой обстановке? Он много думал, стоит ли вообще говорить, но сегодня слова сами вырвались из уст. Джин не ждал, что Чонгук ответит взаимностью, готовил себя к худшему, но оказалось больнее, чем он предполагал. Джин не может и не будет винить Чонгука. Он просто перенесёт разговор на другой день, неделю, месяц. — Я поеду домой, — опустив голову, шепчет Чонгук, садясь в свою тачку. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * Лалиса битый час сидит перед ноутбуком, просматривая записи из рощи. Отцу Чонгука пришлось отвалить немалую сумму, чтобы заполучить их. Оказывается, в дневное время там веселее, чем в вечернее. За последнюю неделю три драки произошло между посетителями. Запись со вчерашнего вечера девушка просмотрела уже несколько раз с разных ракурсов. Лалиса становится внимательнее, когда замечает, как Джексон подсыпает белый порошок в бокал, из которого пил Чонгук. — Что же ты ему такого подсыпал? — нахмурившись, тайка делает новую пометку в блокноте. Джексон точно балуется наркотиками, вероятно, не один раз толкнул кому-нибудь. Возможно, даже подкинул. Глаза устали от напряжения. На телефон приходит сообщение от знакомого, работающего в полицейском участке. К тексту прилагается фотография со снимком с камер наблюдения на трассе. Тот самый снимок, с которого она попросила узнать личность. Качество улучшенное, а черты чёткие. «Чхве Ёнджэ, 25 лет» Лицо до боли знакомое. Лалиса усмехается, когда понимает, что этот тот самый Ёнджэ, которому она вчера въехала подносом по лицу. Манобан набирает номер Джина, к счастью, тот сразу отвечает. — Я знаю, кто был в ту ночь на дороге.