Неполадки

      Черная машина остановилась около двухэтажгого домика, обшитого зеленым сайдингом, с деревянной лестницей и небольшой террасой, на которой были два ротанговых кресла, заваленных кучей мусора. К дому вела небольшая тропинка, сделанная в снегу. Из машины вышел человек и направился по тропинке. Полы длинного черного пальто касались снега, черные ботинки из кожи, явно дорогие и сделанные на заказ, с деревянной подошвой, скользили по снегу, а он, в свою очередь, скрипел под ногами. Мужчина пару раз поскользнулся и поморщился. Нужно почистить тропинку.       Он поднялся по ступенькам крыльца и подошел к белой двери со вставками стекла, изнутри занавешанной ажурной занавеской, и позвонил в звонок. Отошел на пару шагов и стал ждать, когда откроют. В доме послышались шаги, и вскоре дверь открылась. Немолодая, но все еще красивая женщина, с густыми короткими волосами каштанового цвета, тронутыми сединой, добрыми голубыми глазами, кажущимися улыбающимися, выглянула в дверной проём, посмотрела на человека, а потом открыла дверь.       — Здравствуй, мама.       — Сынок, проходи. Что ж ты без предупреждения? Я делаю панкейки. Ты подождешь немного или ты очень голоден?       — Я не голоден, — ответил мужчина и, войдя в дом, склонил голову и поцеловал женщину в щеку. Снял пальто и перчатки. Аккуратно повесил пальто на крючок, а перчатки положил на тумбочу. Сняв ботинки и надев теплые мягкие тапки, он прошел на кухню. Мама уже стояла у плиты и наливала половником тесто в сковородку. Мужчина ложкой зачерпнул тесто и попробовал.       — Вкусно, — сказал он, облизываясь. Капелька теста осталась немного выше верхней губы, и женщина салфеткой осторожно стерла ее.       — Какой же ты еще ребенок, Вилли, — ласково пожурила сына женщина, взъерошив его волосы. — Нельзя хватать, а то перебьёшь аппетит.       Мужчина нежно обнял женщину и уткнулся носом в ее макушку и прикрыл глаза. С ней всегда было хорошо и спокойно, очень просто. Мама всегда его поддерживала, к ней он мог подойти по любому поводу; мама могла решить любую проблему, будь то оторванная пуговица на жилетке или оторванный кусок души. Сколько слез он, маленький мальчик, оставлял на ее плече. Сколько слёз оставляла она в себе, когда любимый сын ссорился с отцом. И потом, когда сын рос и набивал шишки. Даже когда у него что-то получалось, она не могла сдержать слез. Но то были слезы радости. К сожалению, их было меньше слёз горя и печали.       Масло на сковородке зашипело, и женщина вздрогнула. Вилли проследил за тем, как она переворачивает лопаткой блинчик. Он получился румяный и по краям подгоревший. Мужчина облизнулся. Женщина не видела его действий, но помнила что сын до сих пор любит жареное. В памяти всплыли воспоминания, как они раньше все вместе сидели за столом, и маленький шестилетний Вилли таскал с папиной тарелки более подгоревшие куски картошки или котлеты. Не то, чтобы мама не умела готовить, просто иногда какой-нибудь кусочек подгорал, и самое горело она отдавала Уилбуру, если это, конечно, можно было есть, но Вилли всегда все забирал себе. Прошло тридцать лет, а привычки остались прежними. Никто уже и не помнит, как эта привычка появилась.       — Ты можешь пока накрыть на стол. Только помой руки. Скоро кушать будем.       Вилли отстранился от мамы и пошёл накрывать на стол. Несмотря на то, что в мире сложилось впечатление, что готовка, сервировка столов и уборка с мытьем посуды — удел женщин, Вилли никогда не отказывал маме в помощи. После трапезы он часто вызывался мыть посуду. Вот и сегодня он тоже решил помыть посуду, чтобы немного разгрузить маму.       Трапеза прошла в полном молчании. В их семье так было принято, эта традиция закрепилась в сознании еще когда Вилли был совсем малышом. Он помнил строгий взгляд отца, когда за столом пытался что-то сказать. Это было негласное правило, и нарушение его означало отсутствие игр или сказки на ночь. Маленькому Вилли нравилось слушать сказки, которые читал или рассказывал папа, а потом мальчик стал читать сам и садился к маме на колени, брал свою самую любимую книгу и старался читать сказку. Из воспоминаний остались жалкие клочки, как они все вместе сидели в креслах около камина, Вилли был либо на коленях мамы, либо рядом с папой, и болтали, но чаще просто молчали, думая каждый о своем.       — Спасибо, мама. Это было очень вкусно, — сказал мужчина, вытирая рот салфеткой. — И очень много. Ох, даже тяжело дышать.       — Тебе надо правильно питаться, сынок. У тебя больной желудок ведь. Ты хорошо питаешься?       — Конечно я ем. Если бы я не ел, то уже сдох, — фыркнул мужчина, посмотрев на маму, а потом прикрыл глаза и помассировал пальцами виски. — Извини, у меня последнее время что-то с нервами. Я… могу поговорить с тобой?       — Да, сынок, конечно. Ты всегда можешь поговорить со мной. Ты очень сильно устал, тебе нужен отдых. — женщина положила руку на его ладонь и крепко ее сжала. Вилли второй рукой накрыл ее ладонь и поцеловал. Потом прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Женщина высвободила свою руку и прислонила ее к его щеке. — У тебя нет температуры? Ты как себя чувствуешь?       — Я не могу спать. Я уже несколько дней не могу спать. Все из-за этих детей. Почему они вечно лезут куда их не просят?! Зачем эта девочка, которая жует постоянно жвачку, взяла пластинку новой жевательной резинки? Я ей запретил это делать. Но она стала жевать жвачку-обед, и на черничном пироге ее раздуло как чернику. Из нее выжали сок, и они уехали домой. А если с ней что-то произойдет со временем? Я не хочу свою жизнь окончить с небом в клеточку и в рубашке в полосочку. А этот мальчик, Майк? Почему он залез в телепорт? Кто ему разрешил трогать его? И эта почтальонша… она меня выводит из себя только одним своим видом.       Мама молча слушала его рассказ про этих детей. Она уже его слышала в тот день, когда Вилли провел экскурсию. Винить детей в том, что они избалованные, она не имела права, а родителям бы задала пару вопросов. По ее мнению, в воспитании детей родители допустили большую ошибку. Миссис Борегард лепила из Виолетты чемпионку, она хотела видеть дочь чемпионкой во всем, чем та занимается. Уже в двенадцать лет Виолетта получила черный пояс по карате, а он дается только лучшим из лучших. Виолетта, скорее всего, не знает слова «нет». Также и Верука Соль, очень красивая девочка, с курносым, чуть вздернутым носом, большими любопытными глазами со слегка холодным взглядом, тоже не знает, что не все в этом мире можно получить. Вилли Вонка тогда чётко обозначил границы. Белки не продаются, и точка. Но мистер Соль не смог удержать свою дочурку от глупого поступка, и в результате они оказались в мусоропроводе.       Конечно, никто не был застоахован от ошибок в воспитании. Дают советы в воспитании только те, кто никогда никого не воспитывал. Все родители рано или поздно начинают пожинать плоды своего воспитания. Миранда и Уилбур тоже не всегда были правы, и так получилось, что Вилли уже четверть века не разговаривает с отцом. Миранда поддерживает отношения с бывшим мужем, но больше, скорее всего в профессиональном плане. Уилбур интересуется иногда сыном, знает его номер телефона, но гордость не позволяет ему признать свои ошибки и извиниться. Да и Вилли тоже не хотел извиняться.       — У меня до сих пор нет наследника. Эти… дети… — скривился Вилли, — они ужасные. Они все сломали и уничтожили. Неужели нет такого человека, с пытливым умом, любознательностью, но с пониманием, что нельзя совать пальцы куда не просят? Я показал им все, а они…       Вилли Вонка сейчас выглядел очень несчастным и потерянным, и женщине было его жалко. Она подошла к сыну и обняла его, своего взрослого самостоятельного ребенка, который до сих пор остался для нее маленьким мальчиком.       — А тот мальчик? Чарли Бакет? Они же, как я поняла, ушли с фабрики?       — Но это фабрика, — проворчал Вилли. — Это не проходной двор. К тому же миссис Крейг меня обманула.       — Вилли, сынок, тебя никто не обманывал. Она привела свою дочь потому, что ей не с кем было ее оставить. И этого мальчика она не могла оставить одного. Проведи для него отдельную экскурсию. Я уверена, что этот мальчик именно тот, кто тебе нужен.       — Я не знаю. Миссис Крейг просила меня сегодня провести для него экскурсию, а потом она наговорила мне кучу всяких гадостей. Вылила на меня помои. Я… что-то не так сделал? Почему она захотела попасть на фабрику?       — Ох, Вилли, — женщина покрепче обняла своего сына. Он всхлипнул и позволил себе слёзы. Мама была тем самым человеком, который его всегда поддерживал и даже успокаивал. Он всегда знал, что к маме можно прийти по абсолютно любому поводу, и она никогда не накажет и просто, если надо, помолчит. Вилли всегда старался ценить эти тёплые отношения и никогда не зыбывал ее.       — Она мне сказала, что я не знаю, что такое семья, забота. Она мне говорила, что я подохну… да, так и сказала «вы сдохните на своей фабрике». Она ведет себя невыносимо. Почему она не хочет отдавать письма моим помощникам? Я долго боролся с этой рекламой, но она продолжает ее носить. Борис не носил рукламу, он ее выкидывал, а у меня нет времени этим заниматься. Почему, мама?       — Сынок, — нежно сказала женщина, отстраняя сына от себя и глядя в его влажные глаза, — Николь очень ответственная девочка. Она качественно выполняет свою работу. Она не будет нарушать правила. Ты же такой же, мой мальчик. Никогда не нарушал правила, делал всё четко и по инструкции.       — Это другое, — пробубнил Вилли, снова утыкаясь носом в ее ямочку под ключицей. — Мне так плохо. Неужели я действительно не знаю, что такое семья? Ведь у меня есть умпа-лумпы, и ты…       — Я, к сожалению, не становлюсь моложе. Когда-то я тоже уйду…       — Не надо, мам. Ты проживешь еще очень долго, — жалобно пробормотал мужчина, что вызвало на ее губах слабую улыбку. Какой же он еще маленький, ее взрослый и самостоятельный сын.       — Пригласи этого мальчика. А Николь… она не просто так срывается. Ты говорил, что у нее был синяк. Наверное, у нее проблемы в семье, а еще и маленький ребенок. Это сильно выматывает. Поговори с ней.       — Я боюсь, мам, боюсь, что меня снова бросят. Они обманывали меня. Я не уверен, что смогу снова пережить это.       — Мальчик мой, я всегда буду рядом с тобой. Но пойми, что это было в прошлом. Оно никогда больше не вернется. Нужно идти вперед. Пригласи мальчика на фабрику и поговори с Николь.       — Мам, — после долгого молчания сказал мужчина, как-то лениво отстранившись от нее, — ты умеешь убеждать. Хорошо, я… завтра зайду к родителям этого мальчика. А сейчас… могу я побыть еще немного здесь?       — Это и твой дом, сынок. Конечно, оставайся. Ты выглядишь усталым и измученным, — женщина нежно пальцами стёрла слезы с его щек. — Я люблю тебя, Вилли.       — И я люблю тебя, мама, — ответил мужчина, слабо улыбнувшись.       Оставшийся день они болтали, в основном о разработках Вилли, смотрели телевизор, и вечером мужчина заснул на диване в гостиной, с книжкой в руках. Женщина уложила его, укрыла нежно одеялом и поцеловала в щеку.