Три года назад
Прогулки с Серёжей остались для меня мягкими на ощупь воспоминаниями, похожие на касание солнечных лучей в осеннюю пору, когда ещё не слишком холодно, но и не тепло — умеренно и комфортно. Они грели душу, не больно царапая, ведь больше ни я, ни он не выходили на связь. Между нами не было недомолвок, мы не повздорили, но каждый посчитал нужным взять перерыв в неожиданно зародившейся дружбе, по меньшей мере спасшей меня от того, чтобы не погрязнуть в одиночестве. Я подозревала, что всё дело в моём асоциальном настрое на пульте управления, кнопка на котором продавилась и перестала функционировать должным образом. Столько всего произошло, что Серёже было попросту стыдно проявлять инициативу и предлагать веселиться, когда мне так гадко от всего сущего. А я не хотела портить ему настроение, ведь уже знала исход каждой прогулки — ничто не поможет забыться и отвлечься от реальности, окружившей меня колючей проволокой. Сейчас над моей жизнью властвовала та бесцветная полоса, когда лучше всего наедине — только так меня никто не ранит, ничто не застанет врасплох и не появятся очередные плохие вести, которых я, без сомнений, уже не вынесу. Для начала бы хорошо справиться с тем, что уже глушит который день подряд, не выпуская из тёмной коробки, в которую я забралась в надежде на спасение, а в итоге накрепко застряла. Лето постепенно подходит к неизбежному завершению, на носу восьмой класс, а я совершенно не готова вклиниваться в привычное русло школьной рутины: снова ранние подъемы, бесконечно долгие минуты за неудобной партой и кипа домашних заданий, в которых как минимум можно утонуть. Снова социализация. Я старалась не задерживаться в доме по возможности, проживала остатки каникул снаружи, но и возвращаться в школу не рвалась, ведь там будут они — мои бывшие друзья, с которыми мы даже не разошлись по-человечески. Каждый накрутил себя, выдумав оправдание своему абстрагированию и свинтил в разном направлении. Команда Вальттронов преобразилась в раздельные группки: Антон/Полина, Рома/Бяша и я — гордая одиночка с поломанной жизнью. Ничем особенным в последние дни я не занималась: ходила да ела, закидывая в себя мороженное, будто вместо желудка у меня целый завод и я возвращаю продукцию на её родину. Места, которые считались для нас с ребятами личными, я старалась избегать, но сегодня пренебрегла всеми обещаниями. Посидела на нашей лавочке под величественным дубом, чья тень укрывала её всю; сходила к деревцу, у которого зарыта капсула времени, и завершила обход посиделками у озера, как обычно пустующего. Это даже к лучшему, что большинство брезгует купаться в нём, отчего отпадает всякая необходимость приходить сюда, ведь так я могла быть уверена, что, прибыв на обозначенное место, не столкнусь с нежелательной компанией. Своё одиночество я делила с заполненным тиной озером, а оно и не жалуется — чем не компаньон? Я улыбалась своим мыслям, впервые не печальным. Прошло целых три месяца, в сравнении как целый год, а я до сих пор помню всё в красках, каждый проведённый с друзьями момент. Ностальгия выходила болезненной, но я не спешила её гнать. Пускай это лишь воспоминания, которые уже никогда не повторятся и не станут явью, но они по-прежнему остаются лучиком добра, заглянувшим через запахнутое окошко памяти. Я запечатала их, отказывалась признавать всю их важность, а когда было совсем туго — приоткрывала окно, чтобы окунуться в положительные эмоции, когда-то придающие сил. Кусты зашуршали, но я среагировала не сразу, продолжая сидеть внутри своей головы и по-грустному улыбаясь палитре калейдоскопа. Когда осознание достигло мозга я обернулась, чуть не вскочив на ноги, но вовремя опомнилась. На меня таращились не менее удивлённые Антон с Полиной. Ни они, ни я не ожидали столкнуться здесь, хотя место вполне предполагает такой расклад. Пока мы с приоткрытыми ртами внимаем поражённым минам друг друга, кусты с противоположной стороны снова шуршат, оповещая о новоприбывших. — Блять, репьях ебаный! — скача на одной ноге, на опушку вываливается Бяша, отцепляя назойливое растение от своих летних шорт. За ним в расслабленной походке вылезает Рома. Они синхронно застывают, отражая одинаковую эмоцию — изумление. Сцена чистой воды юмореска, только никто не смеётся. — Извините, не знали, что место уже занято, — неловко перебирая пальцами прядку волос, виновато улыбается Полина. Нервозность трогает её дрогнувший уголок губ. — Мы тоже, — бесстрастно соглашается Рома, переключаясь на меня. Я спешу отвести взгляд. — Места хватит всем, — бурчу я, скрывая оторопь. Я изображаю сильную занятость, пока сминаю и поправляю подол длинной юбки. Бывшие друзья молча занимают места рядом, а я — вылитое отражение растерянности. Обхватываю колени руками, только бы случайно не коснуться кого-то. Казалось, остальные тоже чувствуют себя некомфортно, и тем не менее никто не рвётся побыстрее уйти. Никто не хотел упустить такой редкий шанс снова посидеть бок о бок, как в старые добрые времена. Не я одна дорожила этими моментами, и осознание заботливо гладило по голове, смахивая припорошенное мыслями темя. Плечи расслабленно опустились и я больше не страдала от нежданной встречи, напротив — наслаждалась таким удачным стечением обстоятельств. У нас не так много поводов пересекаться, а тут сама судьба свела нас вместе. Вся компания вновь была в сборе, весь прежний состав. Мы как будто распрощались только вчера, обещая встретиться в школе следующим утром. Как будто не было целого лета порознь, как будто все остались прежними. На деле в каждом из нас произошли перемены, которыми мы не делились, но ощущали на психологическом уровне. На смену старому пришло нечто новое, и пока что никто не знает, во зло это или во благо. Главное, что мы снова вместе после долгой разлуки, пусть и временно. Бяша ковырялся в песке какой-то корягой, что нашлась у его ног, рисуя кривые узоры, которые, казалось бы, и ни на что не были похожи. Рома выкапывал из песка мелкие камешки и бесцельно швырял в озеро, отчего по водной глади расходились многочисленные круги. Блики озера мигали в круглых глазах Полины, пока она слушала тихое кваканье лягушек в камышах. Антон сидел рядом, то и дело возвращаясь к испачканной обуви — всё пытался оттереть прилипшую грязь, но пятно уже въелось в материал кроссовок и теперь отмоется лишь с хозяйственным мылом. Я сосредоточилась на окружающих меня звуках и наслаждалась наполнившим меня умиротворением. Слёзы высушены, а после смерти бабушки осталась ничем не заполненная пустота. Вернее, там была сплошная пустота, но теперь, сидя рядом со своими товарищами, которые, как ни крути, не смахивают на чужих, я испытывала что-то другое — впервые за всё то время, что была погружена в скорбь по уходу близкого человека. После смерти бабушки присутствовала лишь звенящая пустота внутри, что с каждым днём разрасталась до невообразимых размеров, не вписываясь в шаблоны покоя. Я боялась, что в какой-то момент она станет достаточно громоздкой, чтобы безвозвратно поглотить меня без шанса на возвращение. Боялась, что, стоит этому случиться, как я уже не смогу вернуться к привычной жизни, не смогу по-новому насладиться всеми её радостями, хотя и без того казалось, что всю весёлость жизни бабушка унесла с собой в могилу. А потом на горизонте этой тьмы появились проблески и я узнала в свете неизвестности четыре родных лица. Именно родных, потому что каждому из этих людей удалось оставить на мне несмываемый отпечаток, который уже не забудется никогда. Даже когда мне казалось, что я перестала узнавать в ребятах прежних друзей, стоило лишь взглянуть на них раз, как я сразу понимала — они всё те же. Всё те же друзья, такие разные по своей натуре, которых мне посчастливилось повстречать по приезду сюда. Я не знала, чего ждать от переезда, одновременно боялась и предвкушала. Эти четыре человека раскрасили мою жизнь в посёлке в такие цвета, о существовании которых я ранее и не подозревала. Молчание прервал неожиданный смешок Полины. Все как по сигналу посмотрели на неё в немом вопросе. Она по-прежнему изучала озеро, но теперь на губы наползала непонятная для всех улыбка. Бяша стал поглядывать то на озеро, то на подругу, без подсказок пытаясь увидеть то, что её развеселило. Спрашивать не пришлось, девушка созналась сама: — Помните как Бяша съел камыш на спор? — её смех пытался пробиться сквозь плотно сомкнутые губы. Она не хотела обижать Бяшу, потому что в тот день нужно было видеть его недовольное лицо, чтобы подытожить — этот эпизод станет одним из тех, что Марк предпочтёт никогда больше не вспоминать. Унизительно для Бяши и уморительно для всех нас. Улыбка сама растянула губы, мне это было не подконтрольно. Я не стала бы препятствовать в любом случае. Все ждали, что Бяша заведёт любимую шарманку, мол: «не воспоминайте…», но, к всеобщему удивлению, он усмехнулся, вот только уже своим воспоминаниям: — А как вы с Аней верещали, когда мы дохлую крысу нашли? — с прищуром глядит на нас Бяша, рассчитывая пристыдить в ответ. — Столько шуму подняли! Как на ваши визги ещё пол деревни не сбежалось, на… — переговариваясь с собственными мыслями Бяша задумчиво качает головой. — Наверняка подумали, режут кого, вот и побоялись соваться. Чуть не оглох на оба уха, на, ближе всех к вам стоял. — А нечего было нам её прямо в лицо пихать! — возмутилась Полина с улыбкой на лице. Я прекрасно помнила тот день, когда мы размеренным шагом прогуливались по посёлку, а потом Бяша на что-то отвлёкся и вернулся уже с дохлой крысой. Держа её за толстый лысый хвост восторженно загоготал и принялся бросаться на нас с несчастным животным. Если собак Полина ненавидела, то крыс просто не выносила — боялась до помутнения, граничащий с обмороком. У них в погребе как-то завелось парочку, и так как её дедушка на коляске, травить их пришлось лично Полине. Адреналина было выше крыши, особенно, когда они пробегали прямо у ног, а порой казалось, что и вовсе собираются прыгнуть. Любая ворсинка, коснувшаяся голой ноги, тут же принималась за крысиный хвост. Кроме нас с Полиной крысы больше никто не боялся, поэтому гонял Бяша, как уже можно было догадаться, только нас двоих. Мы визжали, как резаные, и хватались друг за друга в безуспешных попытках спастись от Бяши, что, без преувеличений, совал труп крысы прямо нам в лицо. Запашок стоял тот ещё, видимо, труп уже начал разолгаться. Я не то чтобы боялась, было элементарно противно. Они и при жизни умиления не вызывали, что уж говорить о загробной стадии. И как мне только в голову пришло дать Мурзику кличку Крысёныш… Он-то, в отличии от них, вызывал жалость и сострадание, а что дохлая, что живая крыса, — одно отвращение. Спасать нас, важно заметить, никто не спешил. Антон с Ромой потешались, отстаиваясь в сторонке. Им-то легко, никто дохлятину под нос не суёт! А нам с бедной Полинкой, что вместе со мной жмурилась от малейшего приближения Бяши, было совсем туго. Так мы бегали кругами по меньшей мере минут пять, пока Марк не выдохся и не швырнул крысу обратно на обочину. Полина после этого сразу осмелела и принялась причитать, мол: «ты знаешь, сколько на них заразы?!» и «это просто отвратительно и ни капельки не смешно!». Стоило ей услышать смешки со стороны мальчишек, как Полина бросала в них убийственно-предупреждающий взгляд, и Антон с Ромой как один замолкали. Если за Рому мне тогда всё было ясно, то мгновенное повиновение Антона раскрылось с новых сторон лишь по истечению времени, когда всплыла правда о его чувствах к Полине. До конца прогулки Полина отказывалась даже рядом с Бяшей стоять, пока тот не вымоет руки как следует. Она не хотела даже кончиком пальца касаться того, чего касалась крыса, без разницы — живая или мёртвая. — Антон и вовсе с камня чебурахнулся, на, — вытягивая нас из воспоминаний, подкидывает очередное событие прошлого Бяша. — Тоже мне, царь горы, — казалось, сегодняшней целью Марка было опозорить всех без исключения в отместку за упоминание о его минуте славы. Из всех собравшихся стыдиться нечего было разве что Роме. По крайней мере на моей памяти нет ничего такого, что могло бы заставить его поморщиться от стыдливых поступков. Конечно, есть кое-что, но я бы предпочла больше никогда об этом не вспоминать. Думаю, как и он сам. Незачем бередить только-только затянувшиеся раны. — И зачем ты только туда полез? — растягивая губы, обращаюсь к Антону. — Знал ведь, что камень неустойчивый. — Да я и сам уже не помню, — отмахнулся Антон, но я-то знала правду. Они с Ромой участвовали в негласном соревновании: кто сильнее впечатлит Полинку. Придумывали всякое, чтобы превзойти друг друга, и вряд ли сами об этом подозревали. Мы же с Бяшей наблюдали за этим цирком со стороны, разве что у виска не крутили. В каком-то роде я даже завидовала Полине — сразу двое парней так яро борются за её внимание, а ей хоть бы хны. За меня так никогда не боролись. Пора бы уже признать, что я в принципе не пользовалась особой популярностью среди мальчишек, разве что в качестве закадычного друга. Тут-то Полине со мной не тягаться. Я всегда соглашалась на любые авантюры, в то время как она воротила носом, оставаясь вне игры и дожидаясь, пока мы надурачимся и успокоимся. Пока Полина отнекивалась от того, чтобы взобраться на крупное дерево, ссылаясь на юбку, я брала и делала. Не думала о том, сколько ссадин заработаю от своей неуклюжести, сколько пятен грязи под конец можно будет сосчитать на той же юбке, как долго придётся выслушивать от родителей нравоучения о том, что мой наряд непригоден для баловства и вещи нужно носить аккуратно. Неопрятных ведь не любят, намного приятнее смотреть на того, кто одевается как с иголочки. Пускай это правда, пускай мальчишки не заглядываются на меня как раз по этой причине, но в любой момент своей жизни мне под силу это изменить. Я могу вырядиться как на показ мод, могу нацепить на себя женственный образ примерной леди, могу накупить себе столько нарядов, что хватит до конца жизни, и примерять их ежедневно, меняя по дню недели. Это всё в моей власти и во власти денег. А яркие моменты с друзьями — их я смогу купить? Смогу ли воспроизвести вновь, стоит упустить возможность и отказаться от смеха и падений, думая лишь о том как я выгляжу в чужих глазах? Над ответом подумайте сами, для каждого он разный, ведь у каждого в приоритете разные вещи. Именно это и делает нас непохожими на других, особенными. И кого-то это полностью устраивает, а кого-то, как меня, заставляет метаться от крайности к крайности. — А помните как мы пробирались к Ане через окно? — улыбается Рома той редкой улыбкой, встречаясь со мной взглядами. Я мелко вздрогнула, но не отвернулась. Я совру, если скажу, что не скучала по его улыбке и глазам. Да чего уж разделять, мне не хватало всего Ромы, без отдельно выделенных привилегий. Всё в нём отзывалось чем-то родным и пробуждало чувство, замазанное нашим перерывом в общении. — Неужто сама не понимаешь, что никаким способом не заставишь человека полюбить себя, если он к тебе ничего не чувствует? Мне жаль это говорить, но единственное, что ты можешь сделать — это смириться и не делать глупостей, если не хочешь испортить с Ромой отношения. Голос Антона вонзился в сознание, как ногти вонзаются в мягкую плоть. Я приструнила вспорхнувших в животе бабочек и вцепилась себе в предплечья, возвращая в реальность. Разумеется, наставления Антона не забыты. Уж слишком сильно правда врезается в память, не позволяя спрятаться за стеклом розовых очков. Глупо отрицать очевидное, а уж тем более отмахиваться от слов человека, который видит ситуацию независимым взглядом. Антону виднее и, если бы у меня были шансы, он бы наверняка об этом знал и не стал утаивать. Сердце Ромы мне не принадлежит, и уж тем более не мне подвластны его чувства, которые он, как и я, не выбирал. Полина завладела его разумом, нарушила его сон, была главной и единственной причиной сбивчивого дыхания, не зная об этом. Не я причина бессонницы у Ромы, а Полина. Но почему его улыбка, адресованная мне сейчас, ощущается иначе? Рома неотрывно смотрел мне в глаза, ничего не смущаясь, будто и не знал, что я смотрю на него в ответ. Выглядывал как из-за ширмы, тайком любуясь. Два ледника непривычно потеплели, стали задумчивыми, как если бы при взгляде на меня Роме являлись одному ему известные мысли. Он и не догадывался, какое влияние один его взгляд оказывал на моё и без того бешено колотящееся сердце. Вокруг нас словно не осталось никого, я видела только Рому и себя. Мне с трудом давалось выстоять в этом противостоянии, но отводить взгляд никак не хотелось. Такой возможности может больше не представиться, Рома редко смотрел на меня так — с неизвестной мне эмоцией, скрытой за серо-голубой радужкой. Прерваться пришлось, когда все стали проваливаться в воспоминания того дня, дополняя историю запомнившимися деталями… В тишине безмолвного вечера посёлка раздаётся характерный треск, замедлив всю команду. — Ой, я, кажется, на кого-то наступила… — жалобно лепечет Полина, наклонив голову и поочерёдно подняв сначала одну ногу, а затем вторую. Выявить причину хруста не удавалось, но девочка не сдавалась. — Да наверняка улитка какая-нибудь, на, — безразлично подсказывает Бяша, кого благополучие мелкой живности мало заботило. — Да забей ты на неё, — подхватывает Рома, что по традиции вышагивал впереди клина. — Закончим дела и вернёмся обвести мелом труп. — Бедняжка, — пропустив остроту мимо ушей, Полина опускает уголки губ. — Не расстраивайся, наверняка это была просто ветка. Сейчас не сезон улиток, — губы Антона трогает приободряющая улыбка, а рука опускается Полине на плечо. Лишь ему одному не безразлична её чуткая тонкая натура. Она благодарно улыбается в ответ и они нагоняют Рому с Бяшей. Пятифан резво подбегает к забору и, подпрыгнув, высовывает нос. Оценив обстановку на территории дома Синичкиных он обращается к друзьям: — Чисто, — объявляет Рома и, подтянувшись на руках, перебирается на другую сторону хлипкого забора, что зашатался под его весом. — Мы, что, собираемся лезть?.. — с долей волнения уточнила Полина, как будто ответ мог предполагать нечто другое, и завертела головой по сторонам — нет ли свидетелей их хулиганства. — Может, лучше через калитку войдём, как нормальные люди? — Аню мамка на улицу не выпускает, тут без вариантов, — отвечает Марк своим высоким голоском и следует примеру Ромы — подтягивается на руках, перепрыгивая через забор. — Давайте, тут не высоко — поймаем! — кричит он уже с противоположной стороны. Полине идея совсем не нравилась. Всю дорогу она пыталась уговорить ребят не чудить и поступать благоразумно, действуя в рамках закона или хотя бы приличия. Вряд ли тётя Лариса оценит их бесчинство — никому не понравится, когда к тебе домой пробираются без приглашения, даже если ты знаешь этих людей лично. В какой-то момент Полина даже осмелилась подумать, что ей удалось их убедить — они неоднозначно промычали что-то в ответ, как бы соглашаясь, и девочка шла уже с полной уверенностью в том, что в дом Ани они проберутся без выкрутасов. Стоило добраться цели, как Рома с Бяшей сделали всё по-своему. Стало обидно, что её желания ни во что не ставят, но, к счастью, рядом был Антон, который хоть как-то скрашивал всё безобразие. Он был таким чутким, внимательным, галантным. Не то что эти забияки Ринчинов и Пятифан. Им лишь бы в грязи изваляться да шпану по школе гонять — вот и все развлечения. Зато с Антоном столько всего можно обсудить, столькими мыслями поделиться! И ведь всегда подхватит, добавит что-то своё, создавая цепочку из интересных тем для разговора. Пожалуй, это Полине и нравилось в нём больше всего, это и цепляло. Антон опустился на одно колено возле забора, из-за чего сердце Полины пропустило один гулкий удар. Вот как бы он выглядел, если бы просил стать его женой… От одной лишь мысли о свадьбе у Морозовой клокотало в груди. Как же это всё романтично, как волшебно получить предложение руки и сердца от одного единственного… На такие темы с Антоном не поговоришь (пожалуй, одна из немногих на своём счету). Зато с каким энтузиазмом её поддерживала Аня! Она, как и Полина, мечтала о романтических признаниях, подвигах и, конечно, чтобы история любви обязательно закончилась пышной свадьбой. В такие моменты они с Полиной могли мечтать об этом вместе, рисуя образ того самого неповторимого. В одинаковых грёзах девочек отличался только объект мечтаний. У каждой он был свой — тот неповторимый оригинал, о котором они единогласно замалчивали. — Давай, я тебя подсажу, — говорит Антон, уже готовый услужить в качестве опоры. Ступать на его укрытую штанами ногу не хотелось из логических соображений — запачкает ведь, — но Антона это мало беспокоило. Не растрачивая время на споры (к тому же Рома с Бяшей не переставали их подгонять), Полина робко ступила подошвой Антону на область выше колена. Став на пол-уровня выше лезть было уже не так страшно. К тому же, стоило голове высунуться, как она встретилась лицом к лицу с Ромой, которого подсаживал Бяша. Тот был готов её перехватить, протягивая к ней руки. Полина смутилась, глянув вниз. Голова Антона опущена, хоть Полина и одета в шорты. Какой же он всё-таки вежливый и заботливый, до нельзя приличный… — Не бойся, я тебя удержу, — послышался голос Ромы, который счёл её медлительность за страх быть уроненной. Знал бы Рома, что девочка всего-навсего залюбовалась своим «другом». Дабы не вводить его в заблуждение ещё сильнее, или чтобы не попасться на адресованных Антону взглядах, граничащих с не дружеской нежностью, Полина потянулась к Пятифану. С помощью Антона, что немного приподнял Полину, и Ромы, что придерживал её за предплечья, пока та перелезала, она удачно соскочила на землю по другую сторону. Там уже подсобили и Антону. — Что теперь? — спрашивает Полина, поправляя съехавшую одежду. Ей никто не ответил — все ждали указаний Ромы, а сам Ромка вертел головой по сторонам, явно продумывая дальнейшие действия. Через главный вход они, конечно же, не пошли. Рома объяснил это тем, что тётя Лариса не поддастся ни на какие уговоры, а о их визите ей и вовсе лучше не знать — вдруг это разозлит её ещё сильнее и она накажет Аню на всю неделю. Так долго без своего неотъемлемого компаньона команда Вальттронов не протянет. Было принято решение переместиться на задний двор. Пригибаясь, точно тайные агенты, подростки прошуршали под окнами, в которых горел свет, и оказались в слепой зоне. Сюда выходило только окно Аниной комнаты, но находилось оно аж на втором этаже. Не дотянуться, да и никаких камешков под ногами не видно, чтобы привлечь внимание. — И чё теперь? — явно недовольный тем, что ответ не лежит на поверхности, спрашивает Бяша, уставившись на окно в комнату подруги. — Пирамиду из себя выстраивать будем, на? Рома не ответил, вместо этого отвлёкся на разгадку. Как же им повезло, что у членов семьи Синичкиных вошло в привычку оставлять что-либо валяться на траве своего участка. Всё равно ведь кроме них здесь никто не ходит (по крайней мере они так думают), соотвественно, и о краже беспокоиться незачем. Сейчас спасением Вальттронов была деревянная лестница — повидавшая многое, но по-прежнему надёжная. Мальчишки сплоченно перенесли лестницу поближе к дому и приставили к стене. Удостоверившись, что устойчивость не подведёт его в самый ответственный момент, Рома махнул друзьям и полез. Бяша с Антоном придерживали лестницу на всякий случай, а Полина стояла в сторонке и не мешала. Несколько обеспокоено следила за тем, как Рома медленно, но уверенно переставляет ноги, карабкаясь всё выше. Лицо Ромы оказалось точно напротив зашторенного окна. Звук граммофона стал слышаться отчетливее, но композиция ему незнакома. Крепко держась за лестницу, он постучал. Музыка стихла, но какое-то время ничего не происходило. А потом шторки раздвинулись в разные стороны и на него уставились поражённые карие глаза. Рома не сдержал улыбки, ведь именно такой реакции он и ждал. Приятно вести себя непредсказуемо и ловить на этом тех, кто вообще ничего не ведает. Аня, помешкав, сдвинула щеколду и толкнула ставни окон наружу. Рома чуть подался корпусом назад, чтобы те его не задели. Подруга продолжала лицезреть Рому и, кажется, потеряла дар речи от шока. От этого хотелось улыбнуться только шире. Как он и ожидал — они застали её врасплох. На Ане ночная сорочка и растрёпанные косы. Она напоминала Пеппи Длинныйчулок, не доставало только веснушек и рыжеватого оттенка в волосах. — Ты что тут… — когда голос стал возвращаться, Аня попробовала задать вопрос, но получилось лишь со второго раза: — Ты что тут делаешь? — Я не один, — вместо прямого ответа оповещает Рома, желая свалить Ане на голову ещё одну неожиданность, сражая наповал. Без расспросов догадливая девочка выглядывает вниз, чтобы разглядеть прибывших гостей. Все трое улыбнулись и помахали ей. Полина вела себя скромнее всего, стыдясь того, каким образом они проникли к ней, и ждала какой угодно реакции. — Пустишь в гости? — не давая Ане возможности прийти в себя, спрашивает Рома. Аня мешкает, но отступает, тем самым приглашая всех внутрь. И ведь не устроила допрос, не взъелась за опрометчивую идею, а перво-наперво пригласила в дом. Рома неуклюже перебрался через подоконник, в последний момент зацепившись за него носком обуви. Аня инстинктивно подлетела к нему, подхватывая, а Рома вцепился рукой ей в талию, чтобы не свалиться. Близость была секундная, после этого Рома тут же убрал руку, не позволяя себе грубых вольностей. Трогать девчонок за что бы то ни было в принципе расценивалось как что-то интимное, а когда это твоя подруга — и вовсе опрометчиво. Что о них подумают люди, а что ещё важнее — что об этом подумает Полина? Вряд ли у Ромы есть хоть какие-то шансы, если она увидит как он «пристает» к другим девочкам. Аня на неловкий момент никак не отреагировала, и чтобы ей не взбрело в голову что-то сказать или подумать о чём-то не том, Рома подошёл к окну и скомандовал остальным подниматься. Тот момент положил начало моим чувствам, поэтому я помнила его особенно чётко. Еле уловимое дыхание Ромы, когда он на долю секунды повернул ко мне голову, его тёплая ладонь на моей талии, что прожигала ткань сорочки. Виду я не подала, но по телу словно пробежал электрический разряд — настолько это ощущение было в новинку, неизведанное моей юной натурой. У меня ведь даже скромные прелюдия вызывали такое волнение, что доходило до дрожи во всём теле. Эта новизна, проникшая в мою жизнь и сознание, одновременно пугала и будоражила. Я и сама не могла понять, нравятся мне эти изменения или я бы предпочла обойтись без них. Тогда я спихнула тремор на неожиданное прибытие друзей — им удалось застать меня врасплох, но больше всего впечатлений вызвал Рома. Появился из ниоткуда, словно герой любовного романа, где парень совершает подвиги, чтобы добиться расположения возлюбленной и идёт на сумасшедшие поступки. Влюблённый человек ищет лазейки, становится на удивление изобретательным, хватается за любую возможность побыть рядом и не ищет оправданий. Когда душа действительно лежит к чему-то или кому-то сложности перестают пугать, а если и пугают, то ты, напуганный, всё равно идёшь им навстречу, но без мысли повернуть назад. Ведь в конце тебя ждёт высшая награда — то, чего ты утробно жаждешь. Могла ли я быть для Ромы тем всем? Исключено. Я была для него подругой и он, безусловно, дорожил мной, но первое место занимала всё равно не я. Все мы знаем имя этой избранной, нет нужды произносить его вслух. Пускай Рома и посылал мне слепые сигналы надежды, которые, вероятно, я придумала себе сама, и никакого романтичного подтекста отнюдь не было. Я перечитала любовных историй, представляя себя на месте главной героини, и слишком сильно вжилась в роль. В реальности моё место занимала Полина. Мне ничего не оставалось, кроме как сделать шаг назад и занять место второстепенного героя. Оно уготовано мне с самого начала. Главными действующими лицами в этом этюде являлись Рома с Полиной, а я и остальные служили как дополнение, разбавление сценария, чтобы сюжет не вышел слишком сухим. Мы ещё немного повспоминали забавные случаи из наших совместных приключений, посидели в тишине, которая, на удивление, не нагнетала. Как бы я хотела задержаться в этом моменте, укрыться им, как тёплым одеялом в лютую зиму, и никогда не вылезать. Но понемногу смеркалось, время не жалилось над нами и не меняло своего расписания, чтобы вклиниться в планы каких-то там подростков. Сколько не мечтай, а уходить рано или поздно придётся. Поднимались со своих мест все с заметной неохотой, точно приклеенные к ним. Из леса мы выходили уже вместе, а когда настало время расходиться в разные стороны неловко обнялись. Никто не знал как вести себя после столкновения у озера. Там нас окутывала общая ностальгия, само место дарило присутствие волшебства, а тут, у входа в лес, это чувство испарилось, напоминая и о всех сложностях, через которые нам пришлось пройти. Что ожидает нас по возвращению в школу? Продолжим строить из себя незнакомцев или, наконец, наступим на горло гордости и обидам, замяв давний конфликт? Мы же все хотим одного и того же, мне точно не кажется, но никто не решается сделать первый шаг. Может, это как раз-таки моё предназначение? Стоит подтолкнуть всех, и себя в том числе, на правильный путь, взять ситуацию в свои руки? В прошлый раз примерка опытной свахи закончилась плачевно, но в этот раз, уверена, я поступаю благородно, и в кое-то веке правильно. Тут-то я уже никому не наврежу и ничего не испорчу. Что бы нас не ждало на перепутье меня одолевает стойкое ощущение, что всё налаживается. Даже при всей неловкости нам нравится это воссоединение, пусть и короткое. Всем будто стало в разы легче и уже никакие проблемы не казались вселенских масштабов. Мы все скучали по этому. — Увидимся в школе, — скромно улыбаясь, машет Полина. Антон повторяет за ней. Моё сердце затрепетало. Значит, мы всё-таки не станем играть в незнакомцев? Всё снова станет как раньше? Антону и Полине нужно было направо, нам с Бяшей и Ромой — налево. Ещё раз махнув друг другу на прощание мы разбрелись в разные стороны. Я не просила об этом, даже не задумывалась, уже отвыкнув от нашей маленькой традиции, но мальчишки в полной тишине довели меня до дома, ни о чём не спрашивая. Кажется, это уже дело привычки, что функционирует на автомате. Они и сами этого не ожидали — посмотрели на мои хоромы так, словно только-только поняли, куда пришли, а до этого находились в некой прострации, ведомые инстинктами. — Спасибо, что проводили, — оборачиваясь, испытываю острую необходимость обмолвиться хоть словом. Предстояло неловко распрощаться во второй раз, но что я, что мальчишки всё медлили. В наших головах проносился вихрь того, что стоит сказать и сделать. Бяша то и дело поглядывал на Пятифана, перекладывая на того ответственность в принятии решающего хода. Как сделает он — так поступит и Ринчинов. В важных выборах Марк привык полагаться на лучшего друга. Так и не дождавшись первого шага от Ромы, Бяша сокращает расстояние, неуклюже обхватив меня руками и прижав к себе на короткое мгновение. Отстранялся с наигранным кашлем, словно тому под силу переиграть возникшую неловкость. Всё произошло так быстро, что я не успела ответить, хотя с удовольствием бы это сделала, но Марк уже направился прочь, крикнув Роме, чтобы тот догонял. Стало ещё неуютнее, чем было, ведь теперь мы с Ромой, условно, одни. Дома сидит убитая горем мама, раздавленная уходом бабушки и разводом с папой, который, как оказалось, был той ещё морокой. Ринчинов, что хоть как-то сглаживал углы своим присутствием, благополучно капитулировал. Прежде, чем я успела открыть рот, чтобы предложить не изменять традициям и одарить друг друга дружескими объятиями, Рома уже перешёл к действиям. Притянул к себе за руку так резко, что я бы упала, не удержи он меня в крепком кольце своих рук. Рома, в отличии от Бяши, отстраняться не спешил, смакуя момент. Я слышала его разгоряченное дыхание на своём плече, отчего мурашки устроили игру в догонялки по коже. На этот раз я не успела ответить из-за своей заторможенной реакции. Рома настолько огорошил своим напором, что я растеряла всю былую уверенность. Это всего лишь тактильный жест привязанности, но я слишком остро реагирую на него, придаю этому слишком много значения. Но как иначе, если от одного прикосновения Ромы я теряю рассудок, всё тело становится податливым, а тут аж такое. Сложно оставаться в своём уме, когда он так непозволительно близко, да ещё и выступает в роли инициатора. Мы совершенно не тянем на незнакомцев. Даже прохожий не смог бы нас ими обозначить. Мы вылитые друзья, созданные для того, чтобы оставаться ими вовек. Нас определённо тянет друг к другу, кто осмелится это отрицать? Рома отодвигает меня от себя, положив руки на плечи, и мы встречаемся взглядами. Голубизна сероватых ледников мерцает от отражающегося в них света домашних окон. Я завороженно гляжу на него и преждевременно улыбаюсь, как идиотка. Кажется, это его успокаивает, потому что на долю секунды он радует меня хранящей нежность улыбкой, но быстро возвращает себе свою напускную серьёзность. Теперь мы уже прощаемся окончательно и Рома, не задерживаясь ни секунды более, уходит. Я снова смотрю ему вслед до победного конца, отмечая радостно скачущее сердце в груди. Рядом с Ромой ему никогда не успокоиться, пора бы уже это принять. Роме несвойственно проявление ласки, но я плавлюсь от неё в исполнении грозного маэстро. Забыть этого парня не помогут никакие заклинания, потому что Рома — само воплощение магии, иначе как объяснить то, что он вытворяет с моим сердцем?Настоящее время
Школьный день протекал обыденно. Сегодня у нас проверочная работа по русскому, и пускай я уже порядком подустала на прошлых двух уроках, отдыхать было некогда. Кто-то филонил, раскидываясь выделенным временем на подготовку как попало; кто-то клал на учёбу огромный болт, а кто-то, как и я, чуть ли не с головой зарывался в конспекты. Перемены созданы для того, чтобы передохнуть и освободить место в переполненной голове, но с нагрянувшими экзаменами в конце одиннадцатого класса расслабляться было непозволительно, хоть до точки отправления и остался примерно год. Я уже переживала за вступительные экзамены и не могла позволить себе пропустить ничего из пройденного материала. Казалось, что, стоит мне отвлечься хоть на секунду, как придётся навёрстывать упущенное целую неделю за бессонными ночами, а засыпать лишь под утро, и то в обнимку с учебниками. Возможно, я слишком ответственно подходила к тому, что случится даже не через неделю и не месяц, но время пролетает со скоростью пули. Моргнёшь — и завтра ты уже в одиннадцатом классе, за партой в экзаменационном кабинете, а перед тобой лежит бланк с заданиями. От одной только мысли о комнате полной таких же мучеников образовательной системы и строгими экзаменаторами, напоминающих надзирателей концлагеря, внутри всё холодеет. Я растираю ладони, дабы согреться, хотя в помещении работает отопление. Серёжа рядом тоже что-то вычитывает в своей тетради, пусть и не так усердно как я. С возрастом он всё же взялся за ум, чего не скажешь о Роме… Как был простофилей — так и остался, но ему позволительно, он ведь не планирует напрягаться для подготовки к экзаменам. В армии это без надобности, правила падежей не помогут попасть из винтовки в яблочко. Перед уроками мы пересеклись у ворот школы. Пятифан, как это обычно бывало, стоял в окружении людей и слушал их болтовню, изредка вставляя свои пять копеек. Я, не останавливаясь, приветственно ему кивнула, и успела поймать его кивок прежде, чем припустила в шаге. Наверняка кто-то из окруживших его ребят был на вписке Миши, а я бы предпочла снизить с ними коэффициент встреч до позволительного минимума. От них меня воротило. Хорошо хоть Миша уже не является учеником школы и тут его не застанешь. Он выпустился ещё в прошлом году, но из глубинки так и не уехал. С его средним баллом не возьмут ни в один престижный университет, а родители, пусть и были крайне недовольны, устроили Мишу на завод к отцу. Не отправлять же сына в другой город на произвол судьбы, без помощи родителей он бы совсем загнулся. Пить и курить научился, а быть самостоятельным — нет. Все свои знания и умения Миша с удивительным мастерством пропивал. Это было отличной мотивацией: не хочешь закончить как он — учись. Я не планировала игнорировать или сторониться Ромы, но выходило это не по моему хотению, а само собой. Скупые приветствия для близких друзей вроде нас не подходят, и тем не менее мы ограничились жалкими кивками, словно обычные знакомые, и до сих пор не обмолвились ни словом, хотя сидели совсем рядом — их с Бяшей парта впереди моей. Лилия Павловна всё-таки не выдержала и пересадила их поближе, наивно полагая, что это повлияет на успеваемость, но Пятифан и Ринчинов умудрялись всё так же гонять балду, причём как настоящие профессионалы, но теперь уже на пару мест ближе к доске. Даже Антона с его минусом оставили сидеть в задних рядах, зато главным весельчакам класса уделяли излишне много внимания. Меня беспокоило как мы отдалились с Ромой после сорвавшейся вечеринки у Миши. Я хотела изъять эту неловкость из наших встреч. После урока обязательно подойду к нему, заведу непримечательный разговор и верну всё на круги своя. Если верить Бяше, Рома хотел поговорить со мной, но, вопреки его убеждениям, Рома с этим не спешил. Передумал? Открывшаяся дверь класса с требовательным скрипом, растянувшимся по галдящему классу, потребовала от меня отложить все размышления, не связанные с предметом, на выделенное для них время — перемену. Хотя как там успеть со всей той горой обязанностей среднестатистического школьника… Иногда и дышать забываешь, что уж говорить об остальном. Как бы я не ожидала увидеть Лилию Павловну, что вела у нас и литературу, и русский язык, вместо неё в кабинет заходит директор. Его заметили не сразу, но когда он привлёк всеобщее внимание, постучав ручкой по учительскому столу, — все затихли, как по команде. Класс накрыла звенящая тишина, чей-то стул скрипнул под чужим весом, кто-то приглушенно кашлянул. Директор всегда выглядел серьёзно как для своей должности, но сейчас к ней подмешалось что-то ещё. Что-то изнуряющее, что тянуло из него нитки, как веретено. — Дети, сегодня урока с Лилией Павловной не будет, — оповещает директор. Его слова возносит радостный гул, который мужчина сразу же пресекает, вскинув руку в успокаивающем жесте. Я машинально перевожу взгляд на парту Смирновой. Её сегодня нет в школе. Возможно, Лилия Павловна неважно себя чувствует и Катя, как единственная дочь, заботится о ней? Предположение недурное, но тараканы, предвещающие неладное, уже ползут по моим венам, прокладывая путь к мозгу напролом. У меня плохое предчувствие. Ещё и, как назло, вспомнился наш тревожный разговор на крыльце Мишиного дома. В порядке ли Катя сейчас? Может, это ей нужен присмотр, а не Лилии Павловной? Меня не должно волновать состояние Смирновой, учитывая сложившиеся между нами взаимоотношения, но моя эмпатия ко всему живому готова со мной поспросить. Возможно, это просто людской интерес — не преступление ведь. Да и, что же, я зря готовилась к проверочной работе и переживала? Лишь напрасно нервные клетки потратила, перед смертью ведь не надышишься, поэтому я бы предпочла отстреляться сегодня и забыть об этой проверочной до оглашения баллов. — Я должен сказать вам о кое-чём ещё, — снова находится директор, напоминая о себе. — Прискорбно приносить вам дурные вести, но, к сожалению, Екатерины Смирновой больше нет с нами. Лилия Павловна отстранилась от преподавания на неопределенное время по очевидным причинам. Пока ей не найдётся замена уроков по её предмету не будет. Я хочу попросить вас проявить зрелость и не поднимать эту тему в стенах школы. Не заставляйте меня пожалеть о решении не утаивать от вас правду. Я рассчитываю на ваше благоразумие и уважение к скорбящим. В классе повисает тишина. Ни единого звука, словно всё вымерло вместе с весточкой о Кате. До меня не сразу дошёл контекст новости, но фраза «больше нет с нами» слишком хорошо мне знакома… Я уже слышала её однажды, и закончилось это неделями слёз и душевной пустоты. Но сейчас всё иначе. Катя не была близка ни моему сердцу, ни разуму, но её внезапная смерть стала настоящим ударом. Как это могло произойти, что случилось? Ещё пару дней назад она сидела рядом со мной, вороша свою душу и открывая её мне, как я думала, заклятому врагу. Кто-то вскидывает руку, точно прочитав мои мысли, и, после одобрительного кивка директора, задаёт терзающий всех вопрос: — Что произошло? — голос звучит ровно, не настойчиво, но я различаю рвущийся наружу интерес. Нетерпение — один из пороков человечества. Нам нужно всё и сразу, и, желательно, чтобы побольше подробностей. Директор медлит, но от ответа не увиливает. — Екатерина добровольно ушла из жизни, — завуалированно, чтобы не шокировать наши юные умы, говорит директор. Но мы-то все поняли контекст его слов. «Самоубийство», пугающая мысль вонзается в мозг раскалённым кинжалом. Шокированная, я оборачиваюсь на одноклассников и замечаю, как половина повторяет то же действие. Остальные сидят застывши, ещё не переварив услышанное. Полина оборачивается к нам с первой парты среднего ряда и я вижу в её глазах шок вперемешку с сожалением. Голубые блюдечки Морозовой стали ещё больше. Отвечаю, как мне кажется, таким же взглядом, и в пол-оборота смотрю на Антона. Он какое-то время смотрит впереди себя, особо ни на чём не фокусируясь, но, почувствовав мой взгляд, смотрит в ответ. В нашем взгляде читается одинаковая мольба: «Скажи мне, что нам послышалось». Но это происходит наяву. Серёжа рядом со мной сидел с приоткрытым ртом, Бяша вертелся в обе стороны, как юла, ловя реакцию каждого, а Рома оставался неподвижным. Лица его мне не видно, но скрещенные на груди руки выражают безразличие. Его пальцы, что вжимаются в руки выше локтя, твердят об обратном. Директор продолжал вещать об организационных вопросах касательно учёбы, но никто уже не слушал его, хоть и умело делали вид. По классу путешествовали записки, слышалось еле уловимое перешёптывание, а мы с компанией Вальттронов и, на удивление, Серёжей сохраняли партизанскую тишину. Это в самом деле произошло. Катя Смирнова покончила с собой.***
Уроки закончились, школа опустела, а в классе не осталось никого. В кабинет закрадывались лучи заходящего солнца, погружая его в тёплый желтый оттенок. Сегодня наше с Ромой дежурство, поэтому мы впервые за день остались наедине, и то безрезультатно. Каждый занимался своим делом: я отмывала доску мокрой тряпкой, которой сто лет во век, а Рома драил парты, закатав рукава белой рубашки. Сейчас эта тишина была необходима, чтобы позволить мыслям покопошиться в голове. В противном случае они сожрут нас с потрохами позже, обозлившись на то, что их ущемили ранее. Смерть Смирновой дивным образом подействовала на меня. Я испытывала чувство вины. Её разговор со мной в тот вечер — крик о помощи, который я самым худшим образом проигнорировала. Хотела же погнаться за ней, когда Катя вскочила и убежала, как ошпаренная, но предпочла оставить её со своими бесами наедине. Мне было стыдно за свою халатность. Возможно, если бы тогда я подумала не только о себе сейчас Смирнова была жива… Закончив с доской я перебралась поближе к Роме, помогая ему быстрее управиться с партами. Монотонность вводила в транс и я не сразу услышала заданный Ромой вопрос: — У тебя когда-то было такое, что в моменте приходило осознание, сколько времени ты потратила не на того человека, когда рядом был тот самый, а ты его в упор не замечала? Я вскидываю голову и удивлённо смотрю на Рому, который, в свою очередь, от дела не отвлекается. Почему-то вопрос совсем не такой, какой я могла ожидать. Мне казалось, что мысли всех сейчас занимает сенсация с Катей Смирновой, но, видимо, ошиблась. Это ли тот разговор, о котором предупреждал Марк? Но почему он так странно сформулирован, будто и не о вписке Миши вовсе? — Нет, не было, — возвращаясь к мытью парт, отвечаю я. Кожу на ладонях уже стягивало от количества моющего средства, но нужно было довести дело до конца. Я перебралась к следующей парте, так же тщательно натирая её растворимым порошком. — А у тебя? — развивая тему, спрашиваю я. Не замечаю, когда Рома оказывается за моей спиной. Разворачиваюсь к нему, а он, полностью ошарашив меня, подаётся вперёд. От неожиданности я пячусь назад, врезаясь в парту и хватаясь за её край пальцами. Руки Ромы упираются по обе стороны от меня, а сам он склоняется ближе, из-за чего мне приходится пятить голову назад, чтобы не столкнуться с ним носами. — Начинаю подозревать, что да. Его потемневший взгляд, обращённый на меня, выбивает почву из под ног. Меня спасает лишь то, с какой силой я сжимаю парту, которая сейчас служит единственной опорой. Рома так близко ко мне, что я невольно перестаю дышать. — Я не умею красиво говорить, — снова начинает Рома, тихо и спокойно, но благодаря его мечущимся по моему лицу глазам я способна уличить преобладающее волнение. От этого сердце бьётся с удвоенной силой — и у него, и у меня. — Долго думал, какие слова подобрать и как лучше подойти к этому разговору. Дело это затянулось и, кажется, я уже упустил все подаренные мне возможности. Столько раз я мог и должен был воспользоваться шансом, чтобы сказать нечто важное, но из-за своего упрямства исчерпал весь лимит. Боюсь, что сейчас уже может быть слишком поздно, но я не могу не попытаться. Я искренне не понимала, к чему клонил Рома, и тем не менее предельно внимательно слушала, вырывая особенно важные реплики из его монолога. Почему-то его слова вызывали тревогу. Он говорит о каком-то потраченном времени, упущенных возможностях и серьёзном разговоре… В голову закрались волнующие мысли о том, что после этого странного диалога моя жизнь встанет с ног на голову. Что, если Рома скажет мне о таком, что навсегда изменит нашу дружбу, если и вовсе не положит ей конец? Держать язык за зубами я больше не могла. Не готова терзать себя догадками, когда здесь явно необходимо дёргать пластырь резко, не задумываясь. Мы с Ромой заговариваем одновременно: — Рома, если ты хочешь пересмотреть нашу дружбу… — Пойдём на свидание? Мой рот так и остался открытым, а глаза такими же большими, как после спича директора. Глупо, но я всерьёз сочла услышанное за звуковую галлюцинацию. Поверить в это было даже легче, чем принять очевидный факт — мне не послышалось. Рома поспешил объясниться, пока я пребывала в ступоре: — Если тебе не нравится называть это свиданием, то воспринимай как обычную прогулку. Я не хочу заставлять тебя чувствовать себя некомфортно. Моё предложение довольно спонтанное, так что я всё понимаю. Я желаю что-то сказать, чтобы не позволять стремительно развивающимся событиям отобрать у меня контроль, но Рома быстро реагирует и накрывает мой рот ладонью. — Не отвечай прямо сейчас, — просит Рома. — Хорошенько подумай, хочешь ли ты этого. Если согласна, то приходи завтра в пять на наше место. Договорились? Я потерянно киваю, не в состоянии оторвать от него своего ошарашенного взгляда. Рома не спеша убрал ладонь, томно склонился ближе и невесомо коснулся губами моей щеки, ненадолго задержавшись на чувствительной коже. Я натянулась, точно струна, а место поцелуя запылало. Рома отстраняется и снова смотрит мне в глаза, пытаясь поймать мою реакцию. Это всё похоже на сон — странный, невозможный, но от этого не менее прекрасный. К огромному удивлению я понятия не имела, что должна чувствовать. Ощущения смешались во что-то непонятное, а Рома был не похож сам на себя. Сегодня, что, какой-то день Наоборот, о котором меня забыли предупредить? Мы вернулись к дежурству и заканчивали в неловкой тишине, делая вид, что ничего не произошло. Я то и дело поглядывала на Рому, словно он в любой момент может исчезнуть, подтвердив моё наваждение. Разве это может быть правдой, происходить наяву, а не в моей больной фантазии? Рома на меня внимания не обращал, и со своей паранойей нападали мысли, твердящие о том, что всё это было злой шуткой или спонтанной необдуманностью, о которой он жалеет, но боится признать. Мы распрощались у самых ворот школы. Я не спешила лезть с объятиями, ибо сейчас делать это как-то неудобно и я не до конца разобралась в своих мыслях, подвергая всё сомнениям. Рома успокоил меня, когда улыбнулся самой нежной улыбкой, которую мне доводилось видеть лишь от него, и помахал, удаляясь в противоположную от меня сторону. Я ещё долго стояла на месте, разглядывая его спину и беззаботную походку, в то время как сама не могла и шагу ступить — боюсь, ноги тут же подведут.