С привкусом сумасшествия

Сэнди проходит в центр пустой комнаты. Среди вороха разбросанных лоскутов порезанной ткани она не смотрится гротескно и странно. Напротив, когда её тонкие пальчики подхватывают очередной материал и накидывают на себя в стиле греческой богини, Элоиз готова поверить, что если Афродита и существовала, то выглядела она именно вот так. У неё мозговой штурм и новый показ через две недели. А ещё перманентный недосып, пять чашек кофе в день и не начатые наброски коллекции весна-лето, которая уже была заявлена, но которой фактически не существовало за пределами её головы. Элоиз выглядит измотанной и усталой, на разговоры выводить её получается через раз, с Джоном… Они перестали созваниваться совсем. Звонила несколько раз бабушка, спрашивала, не нужна ли помощь и сможет ли Элоиз приехать на ближайших выходных, на что Тёрнер отвечала бойкими, но почти лишенными прежнего оптимизма обещаниями. Сэнди видит, что ей катастрофически необходим отдых. Ей нужно отвлечься. От понятия мёртвых, живых. Странных вопросов, как вообще так вышло, что Сэнди теперь везде следует за ней, а она — за Сэнди. От горящих дедлайнов и самой себя, пожалуй, тоже. Пройдясь на модельный манер по импровизированному подиуму из разбросанных неаккуратно тканей, Сэнди наклонилась к понурой Элоиз. Протянула ей руку, привлекая предварительно внимание ощутимым щелчком по носу. — Давай, подружка, тебе нужно развлечься. И Сэнди оказывается категорически права. Элоиз устало признаёт этот факт, как и факт того, что она бесконечно устала. Она смотрит на Сэнди неуверенно, виском прижимается к рабочему столу, и Сэнди, прищуриваясь, подхватывает её за ладонь. Тянет на себя, а потом мир проваливается в клубное мерцание дыма, галактическую темноту, движение вокруг и ярко-оранжевое пятно, напоминающее среди дикой кричащей фуксии солнце. Элоиз вертит непонимающе головой, пытаясь обмозговать, когда она успела отключиться, и заключает, что третья чашка с перманентным 24-вым недосыпом сегодня её, увы, не спасла. Сэнди двигает ею, а не наоборот. Ритм движений, их частоту, все это задаёт не Элоиз. Элоиз лишь позволяет себя вести, восхищённо глядя, как в лучах прожектора Сэнди выкручивает руки, плавно скользит по парам дыма от сухого льда, словно не двигается, а летит, а потом подхватывает и её саму, обнимает, даёт возможность приклеиться тенью к себе, как было, когда она танцевала третьей лишней между ней и Джеком. Но сейчас Джека здесь не было. Не было никого, кто мог бы им помешать насладиться музыкой, красотой людей вокруг и друг другом. — Ну что, как тебе здесь? Сэнди безуспешно пытается перекричать слишком громкую музыку. Элоиз растерянно улыбается, глупо так, по-влюбленному счастливо и смотрит-смотрит-смотрит. Буквально поглощает Сэнди с её сменившимся плавным ритмом движений глазами. Они свингуют вместе, и Элоиз едва ли успевала бы в реальной жизни за танцевальным рисунком Александры, если бы не спала. Но во сне было возможно многое. И потому двигаются они слажено  — Сэнди тянет её на себя, и Элоиз, закрутившись в её объятия, падает в нужный момент. Потом раскручивается и, сцепив их руки лодочкой, быстро переставляет ноги, ни разу не попав Сэнди по лакированным сапожкам. — Хорошо. Здесь хорошо. Мне нравится! Элоиз тоже кричит. Наверно, немного громче, чем следовало бы, но зато это помогает ей выпустить часть непривычных фееричных бурлящих эмоций наружу. Негативных, позитивных, всех — они смешиваются в единый поток и выходят вместе, когда бит танцевального джаз-попа оглушительно долбит по стенам. Элоиз осознаёт в полной мере только сейчас, что она с Сэнди себя чувствует так, как чувствовала себя с Джоном на первой студенческой вечеринке. Но с важным отличием — она не была под наркотиками. Это было чистое магнетическое природное влечение. Элоиз восхищалась ею, и Сэнди, видя, как блестят её глаза, позволила себе со спины прижаться к Элоиз теснее. А вместе с тем развернуть её голову к себе, когда музыка начала стихать, а желание поцеловать её — пересиливать здравый смысл.