Ignite Me

Скользкая маринованная редька выскальзывает из палочек и с чмоканьем плюхается на стол, расплескивая вокруг ядерно-жёлтые капли. Чанбин недовольно цокает языком и пытается снова подцепить её, но та словно приклеилась к поверхности. Помучавшись, он сдаётся и поддевает её ногтем, отправляя затем в рот. - Фу, с грязного стола, - морщится Хёнджин. - В этом маринаде столько уксуса, что им можно продезинфицировать всю столовку. Не поведя и бровью, Водник набирает полную ложку риса, продолжая спокойно есть. Он берёт палочки, чтобы захватить капустный салат, щедро приправленный майонезом, и хрустит уже им. Со стороны кухни, где в очереди столпились студенты, несёт соевым соусом так сильно, что от соли щиплет в глазах. - Так и когда у тебя там защита доклада? - Четырнадцатого. - Это… - Чанбин задумывается, устремляя взгляд куда-то в разводы на потолке. – Блин, это же в следующую среду. Я буду на практике в Намвоне. - В Намвоне? – Хёнджин хмурится. – Это вообще где? - Дальше Чонджу, там Чирисан рядом. - Мда, и что ты там делать будешь? - Тратить молодость, - скорбно усмехается Чанбин. – Не знаю, может, отправят какие-нибудь опросники среди людей проводить. Хотя в такой жопе и живёт-то полтора человека. - Надолго? - Дней на шесть. Так лень тащиться, жесть. Ещё и твой доклад пропущу. - Как будто тебе будет интересно слушать про историю полуразвалившейся пекарни. - Мне интересно послушать тебя. - Тоже мне. Хёнджин фыркает и откидывает упавшую на лицо прядь. Он черпает ложкой бульон, где плавают ошмётки зелёного лука, и пьёт, даже не дуя – его вечно давали остывшим. Сделав несколько глотков, он водит языком по дёснам и неудовлетворённо вздыхает. Отложив ложку, Огневик обхватывает железную чашу руками и прикрывает глаза, сосредотачиваясь. Ладони начинают гудеть и через какое-то время бульон пузырится. - А мне чего не погрел? - Так ты его в один присест выпил. - Ну я как-то не подумал, что тебя можно использовать в качестве плиты. - Твои проблемы. Хёнджин пьёт теперь уже горячий суп под грустный взгляд Чанбина, жующего свиную котлету в панировке. Однако стоит ему оторваться, чтобы взять ложкой рис, как Водник мановением пальцев забирает себе небольшую янтарную сферу, которую со шкодливым выражением лица захватывает ртом. - Ну ты и козёл, - Хёнджин смеряет его осуждающим взглядом. - Хочешь жить – умей вертеться. - А не умеешь вертеться, так учись, - справа от Чанбина опускается поднос, на котором подскакивает блюдце с кукурузным салатом, и садится на скамейку Джисон. – Как жизнь, молодёжь? - Ты вообще-то здесь младше всех, - рядом с Хёнджином же опускается Минхо. - И что вы не молодёжь, что ли? Ладно, дряхлые развалины, как ваш песок? - Лучше не стало, - хмыкает Хёнджин. - Вам не угодишь. - На паре задержали, что ли? – спрашивает Чанбин, смотря, как друг жадно накидывается на еду. – Обед уж скоро кончится. - Минхо ногу натёр, - изо рта Джисона вываливается рисинка и он смахивает её с футболки. – В аптеку гоняли. - Ты как умудрился? – Хёнджин поворачивает голову. - Носки низкие надел, - Минхо перемешивает кусочки тунца с рисом и майонезом. – Забыл, что у этих кроссовок задник жёсткий. - И ведь молчал, пока я кровь не заметил, - с упрёком тянет Джисон. - Балда. Хёнджин щёлкает пальцами у уха Минхо, заставляя волосы подпрыгнуть. Тот прожигающе смотрит на него, выпятив нижнюю челюсть, и толкает под столом ногой. Буквально через минуту к ним присоединяется Феликс. Он палочками отламывает кусок от омлета и начинает неторопливо жевать. - Что там в итоге с твоей дурацкой работой? – Чанбин тянет шею, пытаясь высмотреть выражение его лица. - Я теперь работаю у Криса. Он взял меня помощником за баром. - Подожди, а деньги за ту? - Да пусть в жопу себе засунут, - от шумного выдоха Феликса салфетка подскакивает так, что долетает аж до потолка и потом медленно планирует вниз. - Ты в итоге реально решил просто уйти? – Джисон перестаёт жевать и застывает с набитыми щеками. - Толку на что-то надеяться? Только время и нервы теряю. - Ну как так-то? Ты же заработал их, - не отстаёт Чанбин. - А что я сделаю? Прораб меня тупо игнорирует. Последний раз обещался хотя бы часть к концу месяца перечислить и то ладно. - Что случилось? – интересуется Хёнджин. - Он на стройке работает, а ему зарплату уже месяца три не платят. - Так надо идти заявление писать. - Я не брал разрешение на работу. - Тогда всё хреново, - констатирует Минхо, соскребая ошмётки кима, прилипшие к тарелке. - Вот уж помог, спасибо, - Чанбин фыркает. - Тут ничем не помочь. Ты же договор никакой не заключал? - Нет. - Ну и всё. Нет разрешения, нет договора, значит, не работал, а помогал по доброте душевной. Как ты обратное докажешь? Никак. - Записей разговора о договорённости по обязанностям нет? – уточняет Хёнджин, немного подумав. - Нет, - всё так же уныло отвечает Феликс. - Тогда реально ничего не поделаешь. - Может, нам с твоим начальником поговорить? – Чанбин многозначительно хрустит пальцами. – По-взрослому. - Не надо, остынь, - Воздушник качает головой. – Плевать, правда. Я просто хочу про это забыть. Давайте есть, пока перерыв не закончился. Вы, кстати, видели новый фургон с едой у ворот? Тема разговора меняется. Они высиживают до последней минуты, максимально оттягивая момент, когда нужно возвращаться в знакомые и уже знатно осточертевшие аудитории, после чего всё-таки расходятся. Чанбин героически выдерживает невероятно нудную пару по маркетингу и плетётся домой. Там его ждёт работа, покупка билета и собирание маленького чемодана со всем нужным и парой комплектов одежды. Тащиться в глушь очень не хочется. Как оказалось, не зря. Потому что на четвёртый день у него уже плавится мозг от однообразия. Он машинально карандашом проставляет числа на каждый листок из стопки бумаг перед собой. Вокруг таких целые горы, очень сильно несёт типографской краской и летает многолетняя пыль, переливающаяся в солнечных лучах из окна. Потерев нос, он тянется к следующей и смазывает пальцы о гелевую подушку, чтобы отделять листы было легче. Монотонность сгущалась какой-то дурацкой ноющей тоской. Вечерами Чанбин бродит по улицам, наслаждается пышущей вокруг природой, которую не успела сожрать технологичная цивилизация, заряжается энергией у местных рек, однако чувствует, что чаша внутри не заполняется до конца. Ему не хватало какого-то горящего энтузиазма, чтобы ощутить жизнь полноценно, не хватало огня. После прошлого раза у них с Хёнджином было ещё две тренировки и до зуда в ладонях хотелось на новую. Чтобы дать своей силе разгуляться, выпустить накопившееся, но при этом подзарядиться чужой энергетикой. Удивление и восторг, запылавшие в глазах Хёнджина, когда у него впервые получилось полностью проконтролировать огненный хлыст, не покидают мысли. Он тогда выглядел таким ярким. Искренним. Чистые неподдельные эмоции, разогнавшие накопленное за годы отчаяние. Чанбин вспоминает, как держал его в своих руках и буквально чувствовал, как искры бегают по их соприкасающейся коже. Они повторяли это и на других тренировках, Хёнджину ещё нужна была поддержка во время перекидывания контроля. И когда в момент атаки они словно становились единым целым, Чанбин слышал, как в собственных висках барабанит кровь. Помимо этого, перед мысленным взором часто всплывает образ Хёнджина, стоящего на холме в парке Саюкщин. За ним – матовое тёмно-фиолетовое небо. Пшеничные волосы колышутся ветром, алая лента развевается. Лицо ошарашенно вытягивается, когда он слышит про его желание. Он недоумевает, после чего словно задумывается. Также Чанбин не может перестать прокручивать признательность, которой сквозил его голос, когда они попрощались на остановке. Такая открытая и настоящая. Он доверился ему, позволив сказать себе такие слова. Внутри на это что-то мягко отозвалось. - О чём ты там думаешь, что так до противного мечтательно улыбаешься? – голос Джисона вытягивает из воспоминаний. - Я? – Чанбин промаргивается, только сейчас понимая, что и правда всё это время держал губы растянутыми. – О еде. - О да, я бы тоже сейчас что-нибудь пожрал, - Джисон похлопывает себя по животу, смотрит на бумаги перед собой и глухо воет, закидывая голову. – Нахрена мы всем этим занимаемся? Вонючая макулатура. - Никто не хочет ковыряться в архивах, поэтому они с удовольствием используют бесплатную рабочую силу, у которой нет выбора. - Они заплатили нам за дорогу и жильё. - Это всё равно в несколько раз дешевле, чем нанимать специальных людей. - Мудилы. Я думал, что может хоть отправят город изучать и составлять маршруты там, программы, попросят сделать гайд по заповедникам или рекламный буклет самого Намвона. Хрен там. - Ты же терпеть не можешь таскаться где попало. - Это лучше, чем просиживать жопу в этой каморке. В сотый раз тяжело вздохнув, Джисон покачивается в кресле, смотря на потолок. Немного погодя, он приподнимает руку, выпускает тонкую струйку воды и рисует на белой поверхности тёмно-серый половой орган. Однако он быстро теряет интерес к своему произведению искусства и возвращается к стопке бумаг. Работа сама себя всё равно не сделает. Вечером Чанбин сидит на каменном берегу озера и смотрит на зажёгшийся тёплыми огнями цвета охры павильон Кванхаллу. Очередная традиционная постройка, которая тем не менее вызывает всё тот же трепетный восторг. Прохладный ветер треплет волосы, принося запах тины. Вокруг изо всех сил надрываются сверчки и цикады, доносятся голоса двух девушек, которые о чём-то разговаривают, сидя на другой части берега. Около павильона гуляют люди, по дорожке проезжает велосипедист, какой-то растрёпанный мальчишка бежит за своей собакой. Встряхнув мятный лимонад, Чанбин делает несколько глотков через трубочку и снова отставляет его в сторону. Он прошёл несколько километров по набережной и присел передохнуть. Сначала Джисон бродил с ним, а потом умчался домой смотреть какую-то супер-важную трансляцию. Поигравшись пальцами с поверхностью озера, Чанбин достаёт телефон, вдруг поддавшись зажёгшейся идее. Он фотографирует павильон и отправляет его Хёнджину, сам не зная зачем. Просто хотелось поделиться этим спокойным вечерним моментом. На ответ он особо не рассчитывает. Точнее он пишет не ради ответа, ему не хочется насильно вытягивать его на диалог. Но игнорировать гудящую пустоту внутри тоже не получается. В его жизни совершенно незапланированно появилась искра и, как оказалось, без неё уже было не то. «Крутое место» Ответ приходит быстро, в какой-то степени заставая Водника врасплох. Он улыбается в экран и тут же начинает печатать. «Тут очень свежо. Тебе бы понравилось» «Это да. В Сеуле сегодня душно» «Ты на тренировке?» «Уже дома. Завтра же защита доклада, надо готовиться» «Точно он же завтра» «Скорее бы» «Хочешь быстрее послушать аплодисменты?» «Хочу чтобы все быстрее прошло и можно было забыть про это» Чанбин собирается, было, написать, что для журналиста он как-то без энтузиазма относится к освещению доклада, над которым работал, однако что-то его останавливает. Он словно чутьём улавливает в этих словах не небрежность и лень, а что-то другое. «Ты нервничаешь что ли?» Если до этого ответы были практически мгновенные, то на этот раз пауза растягивается. «Нет, - приходит короткое слово, которому через четверть минуты вдогонку прилетают ещё несколько. – Ну может немного» «А чего так? Запнуться боишься? Слова перепутать?» «И это тоже. Это всё сразу» Чанбин ждёт продолжения, подозревая, что последует какое-то уточнение. Хотя он уже достаточно удивлён. Хёнджин не похож на того, кого интересовало бы мнение других людей. Учитывая, что он чёрт знает как добывает информацию о преступнике, было странно слышать, что он может бояться говорить перед другими. «Когда я выступал в прошлый раз я переживал из-за оценки и вообще из-за кучи сложных терминов. И в итоге у меня загорелись листы в руках. Это было очень неловко и я переживаю что в этот раз опять не сдержусь и подожгу что-нибудь» Такой честный ответ заставляет брови Чанбина подскочить. Ему кажется, что с ним поделились чем-то очень личным. Хёнджин обычно не разговаривает о своих чувствах, тем более о тех, которые отражают проявление слабости. Он и правда начал ему доверять. «Все пройдет нормально. Ты же теперь умеешь себя контролировать. Раз с хлыстом справляешься то и с парой искр справишься так что не зацикливайся на этом Искорка. Справишься же?» Какое-то время чат остаётся неизменным. Чанбин потягивает лимонад из стакана и слышит шипящее бульканье – на дне остались одни лишь зеленоватые капли. «Да» «Не забывай дышать и вспоминай наши тренировки. Даже если огонь вспыхнет ты сможешь его потушить» «Надеюсь что до этого не дойдет бумаги у меня только одни» «Так распечатай два комплекта. Если что то как волшебник вытащишь из-под кафедры ещё один» «Скажу что тот был черновым» «Ага именно. Это все равно не так критично как матернуться в микрофон. У меня вот такое было» Чанбин рассказывает про то, как умудрился опозориться перед всей кафедрой, а потом пересказывает то, как его поддевали знакомые и преподаватели, затем сводя это к историям об их весьма своеобразном профессоре по психологии. Он понимает, что не может одним только желанием снять чужой стресс, поэтому решает хотя бы немного отвлечь его и расслабить. Больше на расстоянии он ничего сделать не может. А за сотни километров от Намвона Хёнджин сидит на кровати, прижавшись спиной к стене, и слегка улыбается телефону. Рядом лежат листы с напечатанным текстом, но на какое-то время он про них забывает. Нервоз не исчезает, зато значительно притупляется, мысли уже не крутятся вокруг одного и того же. Ступни похлопывают по одеялу, пока он печатает ответы и ждёт следующие сообщения. Почти на целый час получается отвлечься и дать подобравшемуся телу разжаться. На следующий день волнение накатывает с новой силой. Всю ночь беспокойно проворочавшись, Хёнджин вливает в себя чашку кофе и не перестаёт мять пальцы, ожидая своей очереди в аудитории. Он не слушает, о чём говорят остальные, а несколько раз перечитывает свой доклад, чтобы запомнить как можно больше и не запинаться. Нижняя губа искусана, волосы то и дело нервно зачёсываются назад. - Хван Хёнджин, прошу. Преподаватель указывает на кафедру. Хёнджин поднимается, чувствуя, как дребезжит позвоночник. Сердце колотится, он очень жалеет, что нельзя просто нажать на кнопку и промотать до того момента, когда он снова будет лежать на своей кровати и думать о чём-то другом. Постучав листами по деревянной поверхности, чтобы выровнялись, он кладёт их на кафедру. Раздражения добавляют опоздавшие и те, кто вечно ходит в туалет, мельтеша перед глазами и создавая лишний шум. Прямо как тараканы. - Всем добрый день, меня зовут Хван Хёнджин. Сделав несколько рваных вдохов-выдохов, он всё же начинает, стараясь игнорировать устремлённые на себя взгляды. Зачитывая введение, он замечает, что по коже на руках начинают бегать искры. Плохой знак. Споткнувшись и прочистив горло, он пытается сосредоточиться на тексте, начинает казаться, что гул становится громче, как будто все видят его пошатнувшийся контроль и осуждают. Не помогает и тот факт, что продолжают мотаться опоздавшие. В очередной раз открывается дверь аудитории и Хёнджин поднимает острый взгляд, готовый на месте испепелить очередного беспечного придурка. Однако взгляд застывает, а брови подскакивают. На пару секунд кажется, что даже беспокойно марширующее сердце замирает. Глаза сосредоточены на лазурных всполохах, теряющихся в углях. В дверях стоит чуть запыхавшийся Чанбин с порозовевшими от спешки щеками. Он приветливо улыбается и машет рукой. Губы Хёнджина непроизвольно растягиваются в улыбке, он как будто на мгновение забывает, где он и что делает. В груди разливается успокаивающее тепло. - Так вот, после повторного открытия пекарни в рецептах всё чаще начал фигурировать имбирь, становясь их фирменным знаком. Опомнившись, Хёнджин возвращается к тексту, однако уголки его губ остаются приподнятыми. Искры с ладоней исчезают, он отгораживается от аудитории и сосредотачивается на присутствии конкретного человека, уже фактически по привычке выравнивая дыхание. За этими изменениями пристально наблюдает Минхо, который снова переводит взгляд на Чанбина, правда затем он соскальзывает влево. Потому что из-за его спины появляется Джисон, который осматривает аудиторию и, заметив его, обнажает зубы, толкая своего друга и указывая на него. - Чего припёрлись? – Минхо пересаживается дальше по скамье, освобождая место. - Надоело в глуши торчать, - Джисон садится рядом с ним и протягивает стакан. – На, с виноградом. - Зачем? - Чай тебе взял, поздравляю с защитой доклада. - Я ещё не выступал. - Ну выступишь же. - Я заказывал доставку? - Не будешь? Джисон выжидательно тянет ему стакан, не тушуясь от колючей реакции. Минхо какое-то время сверлит его взглядом, после чего забирает его и делает глоток. - Слишком сладкий. - Пей, не выпендривайся. Минхо собирается ответить что-то едкое, однако получает предупреждающий взгляд от преподавателя, которому надоел шум. С минуту они слушают доклад и, когда преподаватель начинает копаться в своём телефоне, он снова поворачивает голову, смотря мимо Джисона на Чанбина. - Вас всё равно сюда не звали, это мероприятие журфака. - Я к нему пришёл, а не к тебе, - Чанбин отвечает спокойно, но с явным подчёркиванием слов. - Всрался ты ему. - Не всрался, конечно. Именно поэтому он мне улыбнулся и успокоился – потому что я ему не всрался. - Ребят, хорош, - Джисон похлопывает их обоих по коленям. - Я ничего и не делаю. - Ты меня бесишь, - честно говорит Минхо. - Так не смотри на меня. - Да, смотри лучше на меня. Джисон подаётся вперёд, загораживая им вид друг на друга, и лукаво улыбается Минхо. Тот закатывает глаза, но замолкает и откидывается на спинку скамьи, потягивая чай. Отвернувшись от них, Чанбин сосредотачивается на Хёнджине. Тот читает текст, иногда слишком торопясь, но, кажется, полностью контролирует себя. Сегодня он оделся чуть более официально, чем обычно. На прилегающую к телу белую футболку он надел чёрный кардиган, на ногах были узкие чёрные джинсы вместо стандартных спортивных штанов. Пшеничные волосы аккуратно уложены, пряди с левой стороны зачёсаны за ухо. Несправедливо красивый. - Вы дураки? Вы зачем припёрлись? – закончив с выступлением, Хёнджин едва ли не бегом спускается со сцены и садится рядом с Чанбином. - Тебя поддержать. Подумал, что тебе будет спокойнее видеть знакомые лица, - Чанбин улыбается, чуть склоняя голову. – Интересный доклад, молодец. - Делать нечего? Сколько часов сюда вообще надо переться? - Всего два часа на поезде. - Два часа? Так сюда с вокзала ещё минут сорок ехать. - Нормально, поспали. - Конченный, какой же ты иногда конченный, - Хёнджин активно качает головой, как будто не веря в то, что слышит. - Тебе стало спокойнее? Чанбин продолжает невозмутимо ему улыбаться в ожидании ответа. Хёнджин заглядывает в тёмные глаза, какое-то время изучает их, после чего выдыхает сквозь зубы и отворачивается, впрочем, дёргая уголком губ. - Немного. - Тогда не зря ехали, - Водник мимолётно касается его ладони. - Слушай давай, а то препод по ушам съездит. Уголок губ Хёнджина остаётся приподнятым, хотя сам он фокусирует внимание на следующем выступающем. Его плечи заметно расслабляются, он откидывается на скамью, скрещивая руки на груди. Чанбину не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что он рад. Он научился считывать выражение его лица и тон голоса, понимая, какие именно эмоции за ними скрываются. От этого под рёбрами начинает приятно гудеть. Дорога определённо стоила того. За реакцией Огневика наблюдает не только он. Минхо поглядывает в сторону, сжав челюсти, изучает своего друга, после чего отворачивается обратно. Пальцы скользят по пластиковому стакану с виноградным чаем. Выражение лица становится чуть мягче, хотя раздражение никуда не уходит. Мыслей в голове слишком много. После завершения мероприятия вопреки логичному совместному обеду Водники прощаются. Они сбежали с практики, ни у кого не отпросившись, и им нужно на ближайшем же поезде катиться обратно, пока это не заметил кто-нибудь из управляющих. Развалившись в кресле у окна, Чанбин лениво жует купленный на вокзале пончик, вспоминая лёгкий персиковый парфюм, которым пах Хёнджин. Он снова возвращается к загоревшейся на его лице улыбке и сам не может перестать улыбаться. Повернувшись, он смотрит на Джисона на соседнем месте и видит точно такое же выражение лица. - Чего лыбишься? - А ты? Переглянувшись, они оба начинают смеяться. Джисон скидывает кроссовки и подбирает ноги под себя. - Не обижайся на него. - Да сдался он мне. Это твоя заноза в заднице. - Это да, - Джисон посмеивается и затем достаёт из кармана пластину жвачки. – Смотри, это он мне дал. - В штанах, наверное, просто завалялась. - Он так и сказал. Но я знаю, что это его любимая, - пальцы вертят зелёный прямоугольник. – Но серьёзно. У него кошка болеет, поэтому он последние дни на нервах. И его просто напрягает, что ты так близко тусишь с Хёнджином. Они ведь друзья детства. - Если бы Хёнджин был против, я бы не стал лезть. - Я знаю. Но Минхо трудно это принять, потому что сам он мало кого к себе подпускает, а если подпускает, то порвёт за этих людей. Он мне об этом, конечно, не говорил, но я сам понял. - Ты-то как в свиту почёта попал? – хмыкает Чанбин. - Я ещё только на пороге. Но я не мог не попасть. Я ведь такой весёлый, умный, красивый, смелый и вообще потрясающий. - Сам себя не похвалишь. - Именно, - тянет Джисон и закидывает руку за спину, почёсывая лопатку. – Не знаю. Может, ему интересно, потому что я его не шугаюсь, как остальные, и не воспринимаю весь его яд серьёзно. Ну, и у нас много общих интересов. - Ну, может. Короткая вылазка обратно в знакомый мир внесла немного разнообразия и «чистого воздуха» в унылые архивные будни. По крайней мере, Чанбин получил свою дозу вкрадчивого голоса и алой полосы в пшенице. Через два дня они возвращаются в Сеул, но только для того, чтобы покинуть его снова, причём, большой компанией. Студенты с гуманитарного, у которых текущий курс был последним, решили собраться и от души повеселиться перед тем, как погрузиться в финишную прямую, состоящую из муторной работы над выпускной квалификационной работой. Призвав кураторов помочь с организацией, они скинулись и арендовали огромный дом у моря аж в Канныне. Подтянув штаны, Чанбин хватается за стол и несёт его внутрь вместе с каким-то Воздушником с журфака, имя которого он уже забыл. Пришлось под сердечные обещания позаимствовать немного мебели у живущих вокруг людей, ибо несмотря на размер арендованного помещения, предметов обихода там было не так уж и много. Они переступают порог, скидывая обувь, и тащат стол в просторную гостиную с высоким потолком. Часть людей отправилась искать стулья, часть пошла на рынок за свежаком, которого не было в приложении по доставке продуктов, часть ещё не приехала. Чанбин щурится на яркое солнце и спускается с крыльца, чтобы захватить связки воды, которые оставил у ворот курьер. Он не представляет, как муторно было бы этим заниматься, не будь у него силы. Удерживать так много не связанной друг с другом жидкости было сложновато, но явно не так утомительно, как пришлось бы тащить всё вручную. С проступившими на руках венами он аккуратно втягивает бутылки в дом и паркует их у свободной стены на кухне. - Кто-нибудь матрасы проверял? На всех хватает? - Мы насчитали двадцать, но Феликс позвонил хозяину и тот сказал, что может притащить из своего дома ещё четыре, - Хёнджин открывает пачки чипсов и рассыпает их по глубоким прозрачным тазам. - Отлично. Где посуда? Надо всё подготовить пока. Чанбин открывает упаковки с одноразовыми тарелками, стаканами и столовыми приборами. В коридоре и гостиной продолжают таскать стулья, протягивают удлинители, расставляют большие тарелки для фруктов, которые скоро принесут. Слышно галдёж, кто-то смеётся, в саду устанавливают грили. Через четверть часа начинают приезжать продукты, из колонок негромко играет музыка, народ начинает подтягиваться. - Да где эта вонючая сковородка? Минхо, который взялся за обжарку креветок для салата, обыскивает кучи кухонных шкафчиков, полных чего угодно, только не того, что ему нужно. Открыв уже десятую по счёту дверцу, он замечает что-то, похожее на чугун, и начинает рыться в ящике. На пол с грохотом падают не по размеру наставленные друг на друга кастрюли. Хёнджин поднимает голову от резкого движения справа. Он видит, как отскочивший назад Чанбин вжимается в стену, подобравшись и выставив руки перед собой. На лице застыло испуганное выражение, плечи подняты, а воздух словно застрял в лёгких. - Эй, ты чего? За его словами следует ещё одна волна грохота, только теперь уже из второго шкафчика. Веки Водника дёргаются, сам он вздрагивает, сжимаясь ещё сильнее. Он с трудом заставляет себя выдохнуть, загнанно водя взглядом где-то в районе пола. - Чанбин? – Хёнджин обеспокоенно касается его плеча. - Нормально, - отрывисто бросает тот и качает головой. – Я… пойду отдохну. Резко развернувшись, он буквально вылетает из кухни. Хёнджин растерянно стоит, не понимая, что произошло. Сзади падает какой-то алюминиевый тазик и раздаётся торжествующий возглас. - Наконец-то, блин. Огромная сковорода ставится на плиту. Хёнджин оборачивается на открывающего бутыль с маслом Минхо, окидывает взглядом упаковки чипсов, после чего всё-таки выходит в гостиную и обувается у распахнутой настежь двери. Спустившись по ступенькам, он выходит за ворота, видит идущую по дороге толпу студентов, определённо из их тусовки, но направляется не к ним, а на другую сторону. Обойдя череду кустарников, он выходит к склону пляжа. Нетрудно было догадаться, где можно найти Чанбина. Он сидит чуть поодаль от моря, выделяясь чёрной точкой на фоне бирюзы воды и терпкой охры песка. Кроссовки с носками отставляются в сторону. Ступни теряются в рассыпчатых тёплых песчинках. Хёнджин шагает по пляжу и, немного помявшись, садится рядом с Водником. - Ты как? - Нормально. Ответ больше автоматический. Руки свисают с согнутых коленей, глаза устремлены на покачивающуюся воду. Мерно шипят разбивающиеся о берег волны. - Ты боишься громких звуков, да? Чанбин опускает взгляд и через какое-то время пару раз кивает. Солёный ветер треплет лазурную чёлку. - Можешь не рассказывать, я не прошу. - Какой-то ты не слишком любопытный для журналиста. - Мне любопытно, но я не хочу давить. Просто… - Хёнджин берёт небольшую паузу и, чуть поколебавшись, опускает ладонь на его лопатки. – Я по себе знаю, что вместе дышать легче. Так что сосредоточься на моей руке и дыши. Это пробивает Чанбина на смешок. Они вдруг поменялись ролями. Он делает медленный вдох, после чего выдыхает. Солнце греет спину, но не так сильно, как чужая ладонь. - Мои родители алкоголики. Всегда были, сколько себя помню. Пьянки до утра, вонь, орущий телек, крики в бреду, ругань – это было постоянно. Я так удивился в школе, когда узнал, что у других не так. Как это – вам не нужно проверять плиту, выключать за ними технику, убирать блевотину и собирать раскиданный мусор? Как это – вы засыпаете без наушников с врубленной на всю музыкой, чтобы крики не слышать? – Чанбин грустно посмеивается. – Когда они ссорятся, то швыряют вещи. Отец ударяет кулаком по столу, кидает ложки и палочки, они хлопают дверьми и ящиками. Неважно: день или ночь. И я каждый раз подскакивал от страха. Если грохот, то значит будет ругань, значит снова крики и оскорбления, сломанная мебель. И это никуда не делось. Я уже несколько лет живу один, много чего повидал, но всё равно каждый раз подскакиваю. Я пугаюсь, ловлю волну паники, а потом злюсь на себя за это. И если я сам что-то переставляю, то ещё могу себя как-то подготовить, хотя всё равно поджимаюсь, но если это неожиданно, то меня накрывает. В кристально-чистом небе парят чайки. Море переливается, пена шипит, пузырясь на песке. Чанбин произносит то, в чём, как он раньше думал, никогда не признается. Маленький секрет, о котором частично, но всё же не до конца, знал разве что Джисон. Однако правда рвалась наружу сама, она казалась справедливым обменом за то, что сам он когда-то узнал о другом человеке. Ладонь Хёнджина на лопатках сдвигается с места и начинает неторопливо поглаживать их. - В этом нет ничего стыдного, если ты переживаешь об этом. Ты не можешь это контролировать, это защитная реакция. Так бывает. - Знаю, но всё равно злюсь, когда это происходит. - Всё нормально. Теперь буду знать, спасибо, что рассказал. Чанбин выставляет ладони в сторону волнующейся воды. Кожу слегка покалывает, она начинает вибрировать изнутри. Эта вибрация резонирует с теплом от руки Хёнджина, скользящей по спине, и окутывает сердце вязким бальзамом, успокаивая его. Дышать и правда легче, сжавшие грудь тиски разжимаются. Поднявшись на ноги, Чанбин разувается. Он подходит к кромке воды и несильная волна тут же окатывает его ноги, пузырясь. Пальцы тонут во влажном песке, когда та отходит обратно. Соль щекочет нос изнутри, морской бриз холодит лоб. - Мне тоже нравится море, - Хёнджин встаёт рядом, его просторная белая футболка надувается. – Огонь и вода несовместимы, но мне нравится смотреть на него, слушать. Есть в нём что-то завораживающее. - Ну, почему несовместимы? Огонь согревает воду. А вода сдерживает огонь, когда тот слишком разгорается. По-моему, отличный тандем. - Только если в таком ключе. Одна из чаек в небе звучно кричит, после чего стрелой бросается в толщу воды. Через пару мгновений она выныривает, из клюва торчит крошечный хвост. Слетающие с неё капли блестят в лучах пылающего солнца. - Хочешь увидеть кое-что крутое? – вдруг хитро спрашивает Чанбин. - Что? Член из воды? - Нет, - смешок. – Смотри. Выдохнув, Чанбин приседает, собирается с силами, после чего начинает выпрямляться, вскидывая руки. Прибрежная вода поднимается, как отброшенное покрывало. Круговые пасы кистей выгибают её, создавая своего рода тоннель. Мокрый песок, покрытый галькой и ракушками, напоминает диковинный ковёр. - Прогуляемся? - Да ладно? – Хёнджин широко распахнутыми глазами осматривает открывшийся проход. - Похоже, ты первый раз такое видишь, да? - Естественно, думаешь, у меня много друзей-Водников? - Пошли, - Чанбин проходит вперёд, удерживая свод руками. - А он не обвалится? - Нет, обещаю. Хёнджин с интересом входит в морской коридор. Кожу облепляет прохладная влага. Чанбин опускает воду у берега, опутывая их своеобразной капсулой, и поднимает её дальше, шагая вперёд. Голова Огневика не перестаёт поражённо вертеться. Над ними – поблескивающее на солнце море, отдающее лазурным, бирюзовым и даже примесью изумрудного. В водяных стенах проплывают стайки маленьких цветных рыбок. Помимо песка и самых разных ракушек, под ногами хлюпают упавшие водоросли. Куда ни глянь – везде покачивающаяся вода. - Вау, - выдыхает Хёнджин, когда над ними проносится подпрыгивающая волна. - Здорово, да? – Чанбин довольно посмеивается. – Я, наверное, неделю тренировался, чтобы научиться удерживать её так, чтобы не сбивали потоки. Соли наглотался на жизнь вперёд и всю жопу камнями отбил, когда меня сносило. - Это круто. Хёнджин подходит к стене и осторожно просовывает в неё руку. Ладонь тут же обхватывает морской холод, пальцы ощущают течение, но внутрь не проливается ни капли. Одна толстая полосатая рыба нерешительно подплывает поближе, смотрит на непонятный объект, а затем тыкается в указательный палец носом и испуганно отплывает. Огневик улыбается. Он водит рукой, с любопытством изучая то, как она спокойно проходит насквозь, но при этом не нарушает целостность. Голова снова поднимается. За толщей бирюзово-изумрудной воды видно нечёткий яркий круг, пускающий сотни отблесков. Глаза завороженно смотрят на обилие самых разных оттенков, которых никогда раньше не видели. В то же время Чанбин смотрит совсем не на море. Он рассматривает лицо Хёнджина, едва ли не светящееся от какого-то детского восторга. Рот приоткрыт, губы изогнуты в улыбке, взгляд не может перестать скользить по морскому тоннелю. Для него сейчас как будто не существует всей той злости и боли, которые обычно пожирали изнутри. И Чанбин рад, что стал этому причиной. Он бы хотел чаще видеть его таким. Живым. Свободным. - Ну что, закругляемся? Через минуту по виску Чанбина стекает капля пота. Вены на руках выпирают от постоянного выпуска силы и при всём желании остаться в моменте подольше энергия скоро иссякнет. - Да, пошли. После подводной прохлады обычный мир кажется как никогда жарким. Спины печёт, когда они поднимаются обратно по пляжному склону. - Ты нормально себя чувствуешь? - Ага. Я быстро отхожу, тем более у воды. - Хорошо. Если что, то ты вытягивай меня, сходим подышим. - В терапевты мои записался? – Чанбин насмешливо хмыкает. - Услуга за услугу. - Буду иметь в виду. Выйдя на асфальтовую дорожку, Чанбин смывает с их ног песок и, обувшись, они возвращаются в кишащий людьми дом.