Всюду бегут дороги, По лесу, по пустыне, В ранний и поздний час. Люди по ним ходят, Ходят по ним дроги, В ранний и поздний час.
© Романс на стихи М.И.Цветаевой «Всюду бегут дороги…»
А тем временем в столице Белогорского княжества поднялась нешуточная паника. Люди попрятались по домам и боялись даже в окно выглянуть. Так их пугали безглазые марионетки-богатыри, патрулирующие теперь главные улицы столицы. К тому же, выходить наружу днем стало слишком опасно. Шипастые корни оплели практически все дома в городе и каждый раз, заметив нерасторопного или зазевавшегося человека, крепко скручивали по рукам и ногам, утаскивая в княжеский терем. Там Роголеб отравлял несчастных тьмой настолько, что те забывали и отца, и мать, и самих себя. Становились послушными куклами на страже темного владыки. Как и говорила ранее Яга, выживали после такого обращения немногие. Те же, кто не смог принять в себя древнюю живую тьму, рассеивались пеплом по ветру. Галина равнодушно наблюдала за всеми действиями своего хозяина, параллельно колдуя чары поиска. Перед ней, в воздухе, вбирала в себя темную синеву пространства довольно-таки большая воронка, которая радостно пожирала все те вещи, что бросала в неё колдунья. Однако ответного отклика от заклинания не наблюдалось. — ТЫСѦЧОУ ЛѢТЪ КОПИЛЪ ͰAѮЪ СИЛЪI ДЛѦ ТОГО, ЧТОБЪ СВЕРШИТЬ ѮАДОУМАННОѤ! ͰAѮЪ БЪІЛЪ ВЪ ШАГЕ ꙌТ ѤТОГО! ТАКЪ ПѪЧЕМОУ ѤТИ НАГЛЕЦИ ВСѢ ИСПОРТИЛИ? ГДѢ МОИ МѢЧЪ? ТЪI. НАШЛА. ѤГꙌ? — Силуэт, сплетенный из древесных корней и с удобством расположившийся на деревянном резном троне, резким движением смел с пола очередную, и на сегодня последнюю, кучку пепла. — Нет, господин мой, — склонила голову Галина. Ей не слишком-то нравилось то, что творил этот впавший в безумие старик, а служение кому-то кроме самой Тьмы вообще тяготило женщину. И, может быть, она понимала, что совершает одну серьезную ошибку за другой, но Роголеб был тем, кто обратил её, так что, хочешь — не хочешь, а колдунья была обязана подчиняться этому чудовищу, у которого в душе и разуме не осталось ничего человеческого, кроме мести всем и каждому. Роголеб, услышав слова колдуньи, громогласно взревел, а длинные и извилистые корни начали хаотично перемещаться по княжеским приемным покоям, яростно громя в щепки деревянные лавки, на которых обычно сидели бояре. — ТЪІ ВЪІСМАТРИВАѤШЬ БЕГЛЕЦОВЪ ОУЖЕ НѢСКОЛЬКꙌ ДНЕИ! ѤТО НЕ ДОПУСТИМО! НЕМЕДЛѦ ВОѮРАТИ МНѢ КЛАДЕНЕЦЪ, ТЫ СЛЪІШИШЬ?! ИЛИ ͰAѮЪ БЫТИ ꙌТПРАВЛЮ ВСѢ СВОИ ꙌТРѦДЪІ СТРАЖИ НА ИХЪ ПОИМКОУ. Мимо Галины пролетел осколок небольшой доски, из-за чего ей пришлось упасть на колени. — Я ищу, господин, — сделала как можно более преданное лицо она, — но зеркало не может приоткрыть мне правду об их местоположении. Древесное чудовище грозно заворочалось, противно скрипя своими отростками по полу и стенам. — ДАЮ ШАНСЪ ТЄБѢ ПОСЛѢДНѢИ! НАИДЕ МЕЧЪ I ИВАННОУ! ꙌНА МНѢ ѤѰЄ ПОНА-А-А-ДОБИТЬСѦ…***
Отвар, приготовленный накануне Ягой и Василисой, сделал свое дело, прибавив путникам немало сил. Поэтому на следующую ночь вся компания единодушно решила не останавливаться на ночлег в Снежных пустошах, а продолжать двигаться дальше. Как оказалось, каменный страж прохода в иной мир располагался не в самом центре плато, а чуть ближе к краю. Так что еще от силы день пути, и они должны были оказаться в таежном лесу. — А как же мы без Чудо-Рыбы такое большое пространство пересечем? Своим ходом это слишком долгий путь, — заметил Финист. Он шел чуть впереди всех, протаптывая своими большущими ботинками неширокую тропку, чтобы остальным было удобнее. От белого цвета уже начинало подташнивать, а солнечные лучи, преломлявшиеся о снежные сугробы, неприятно слепили глаза. Хотелось поскорее выбраться их эдакой дали в родные теплые земли. Но, к сожалению, высокие кучи снега с огромным трудом пропускали путников вперед. — Я дорогу покажу, — перешагнула очередной белый холм Яга, — от лесополосы, совсем недалеко, есть небольшая деревенька. Люди там хорошие, понимающие. К тому же, меня знают. Думаю, что не откажут телегу нам дать. Поедем по центральному тракту. Это всего день-два пути до границ родного Белогорского леса. А там… по ситуации поглядим. Если избушечку мою по пути встретим — то славно будет. Дорога с плато постепенно изменяла свое направление, становясь все более и более пологой, плавно уходя вниз. С правой стороны горделиво начал вырастать огромный скальный массив, словно просыпаясь и вылезая из груды сугробов, подобно разбуженному по зиме медведю. С левой же стороны земля наоборот начинала уходить, истаивать, постепенно превращаясь в берег наполовину заледенелой реки. Деревья поредели еще больше. Дорога расширилась и по ней стало намного удобнее шагать, хоть ноги и по прежнему увязали в рыхлом снегу. Небо над головой постепенно посмурнело, а со стороны покрытой коркой льда воды подул пронизывающий стылый ветер, который изредка неприятно свистел, пролетая прозрачным змеем сквозь каменные щели в скале. За Финистом следовал Кощей вместе с черным конем, которого вел под уздцы. В седле сидели Варвара с Василисой. Девушки к полудню очень устали и Иванна, которой было все равно: идти или ехать, соскочила на землю, предложив сестрам отдохнуть немного, проехавшись верхом. Те радостно согласились и защебетали слова благодарности. Ваня равнодушно кивнула, развернулась на пятках и неспешно потопала рядом с Ягой. Кощей хмуро и неодобрительно посмотрел девице вслед, но делать было нечего. Не усадишь же её насильно обратно в седло? Князь видел, что Иванна устала, но все же старалась тщательно контролировать свое состояние. Он видел, что на самом деле ей хочется упасть в снег и разрыдаться, сбивая в кровь костяшки пальцев о скальный холодный камень. Замечал иногда, как девушка с силой сжимает кулаки, впиваясь острыми ногтями в замерзшую кожу ладоней, а на печальных глазах её изредка выступают слезы, которые она смахивает украдкой. Все, кроме него и Яги, думали, что Иванна ещё просто не оправилась от похода в Навье царство. Но Кощей-то знал, почему красна-девица почти всю дорогу молчит, а её потухший взгляд блуждает по далеким горным вершинам. И как помочь ей? Как успокоить? Утешить? Мужчина представлял смутно, а навязываться и привлекать к себе внимание не хотелось… Где-то рядом катился колобок, ворча что-то про длинную и скучную дорогу. Его бубнеж, слышимый из большого снежного кома, вырвал Иванну из размышлений. Она глянула на круглого друга. Спросила тихо, чтобы хоть как-то отвлечься: — Хочешь, мы сыграем в слова? — В слова? — Удивился Колобок, — в какие это слова? — Обычные. Я называю одно, а ты на конечную букву придумываешь другое, и так по кругу, — пожала плечами девушка. — Готов? — А давай, — хрипло пробасил хлебный друг откуда-то из глубины снежного кома, который с каждым кругом становился все больше и больше. — Земля… Колобок остановился, подумал немного. — Яблоко, — и покатился дальше, не отходя, в прочем, далеко от Иванны. — Облако… — Огонь… — Нос… — Эй, птица пернатая, давай с нами! Финист обернулся на грубый оклик и вопросительно посмотрел на Иванну, беззвучно спрашивая, мол, действительно можно присоединиться? Та равнодушно передернула плечами. Ей было все равно, с кем играть. — Ну тогда, — богатырь задумался, — сокол. — Другого я и не ждал, — хмыкнул Колобок, вываливаясь, наконец, и сердца огромного комка, который начал разрушаться от огромной массы налипшего снега, — Вань, ты следующая. — Знаю, лазурь… — Рога — На «А», — Финист раздосадованно огляделся вокруг, — в голову ничего не шло. — Авран, — подала голос Яга, а на удивленный взгляд недовольно пояснила, — трава такая. Другое название «болототысячник». Хорошая она. Желудок на раз прочищает. Богатырь поежился, но говорить ничего не стал. — О, еще и бабка присоединилась! — Колобок подпрыгнул и перевернулся в воздухе, — уже веселее! Вань… — Нежность… — Туча… — Опять на «А»? Ты специально, да? Эх, агнец… — Цапля… — Якорь… — Рубаха… — Да почему мне всегда на «А» надо искать слова? — богатырь хотел пнуть колобка, но тот со злорадным смехом укатился в противоположную сторону, — Аист… — Тысячелистник… — Колыбельная… — Яхонт… — Тулуп… — Бусы… — Сирень… — тихо произнесла Иванна и, закусив губу, отвернулась, пряча вновь выступившие слезы. — Вань, не надо… — Кощей поравнялся с девушкой и положил ей руку на плечо, — не береди душу. Только хуже сделаешь. Ну же, погляди на меня. Иванна подняла голову, встречаясь с черными непроницаемыми глазами князя. В голове щелкнуло, словно у мысленного чердака кто-то открыл все окна нараспашку и оставил помещение проветриваться, а душевная боль, терзавшая девушку все это время, немного притупилась, будто её накрыли легкой, но плотной и непроницаемой тканью. Иванна облегченно выдохнула. Нет, она не забыла Рамаэля, и воспоминания о крылатом были все такие же отчетливые, просто плакать и изводить себя понапрасну больше не хотелось. — Вот так. Легче? — Поинтересовался Кощей, заправляя выбившуюся русую прядь под меховой валик шапки. — Да, — Иванна слегка скомкано улыбнулась. — Постарайся, пока мы в пути, отстранится от сих болезненных воспоминаний. Сейчас тебе это не к чему. Девушка уткнулась лбом в ледяной чешуйчатый доспех. Голос её был тих, но все же спокоен. — Спасибо. — Может дальше верхом путь продолжишь? — Да, Вань, ты бледная очень, — с беспокойством осмотрела подругу Василиса. — Мы отдохнули, дальше и сами пройтись можем, — заверила сестру Варвара. — Нет, не нужно, — покачала головой Иванна, пряча руки в карманы, а нос в широкий ворот плаща, — если вы действительно набрались сил, то можете спуститься. Ноктису легче будет через сугробы перебираться. А мне нужно идти пешком. Просто нужно… — Хорошо, — вздохнул Кощей, глядя, как две девицы слезают с седла и прыгают на снег, — только не переутомляйся, — и добавил тихо, — я ведь знаю, что в ту темну-ночку ты так и не смогла глаз сомкнуть. Иванна кивнула и, окруженная с двух сторон Варварой и Василисой, которые разговорами попытались отвлечь её от плохих мыслей, зашагала дальше по дороге, чувствуя на себе два взгляда: один внимательный — Яги, другой обеспокоенный — Кощеев. Девушка вздохнула. И почему у неё никогда и ничего не бывает так, как у обычных людей?«Где же ты сейчас, Рамаэль…?»
***
К концу второго дня пути вся компания пересекла границу Снежных земель и вышла на более-менее протоптанную тропинку. Скала осталась позади, как, в прочем, и высокие, укутанные в снег ели. Сам лес прямо на глазах постепенно менялся, становясь все гуще и разнообразнее, радуя взгляд множеством приятных оттенков. Солнце плавно клонилось к горизонту, укрываясь легкими перистыми облаками, словно пуховым одеялом. Спокойно было в округе. Лишь перекликивание каких-то невидимых птиц изредко пронзало тишину. Звери устраивались на отдых. Часа два пути по таежному лесу, как обозвала его Иванна, и тонкая петляющая тропа, спустившись со склона холма на несколько метров, вывела их из чащи прямо на порог к деревушке. Деревушка была обычная. Небольшая. Такие еще можно было увидеть в некоторых областях России. Тут оказалось, на вскидку, домиков пятнадцать, может, двадцать. Однако все аккуратные, добротные, сложенные из мощных темных бревен и покрытые сверху настилом из соломы и, в некоторых местах, необтесанными досками. На простеньких окнах кое-где виднелись резные наличники. Около каждого дома территорию огораживал невысокая изгородь, оплетенная розовым вьюном и цветами мышиного горошка. Улиц в деревеньке было всего три, если не считать небольших ответвлений, проходящих между домами. Невдалеке, на пригорке, темнел силуэт большого одинокого здания. Может амбар какой? У заборчиков, на лавочках, тут и там сидели немногочисленные люди пожилого возраста и о чем-то переговаривались. Откуда-то слышался звон металла, терзаемый ударами молота. Видимо, здешний кузнец еще не окончил свою работу. В некоторых дворах жгли костры и оттуда шел запах яблоневого дыма и опаленных листьев. По тропинкам бегали мальчишки в белых рубашках и девчонки с длинными русыми косами, в домотканых платьицах. Видно было, что их увлекла какая-то игра. Дети громко переговаривались между собой, веселились, смеялись. Только потом, когда все вдруг бросились врассыпную, стало понятно, что они играют в некое подобие салочек. Яга шла впереди кивая знакомым ей людям, а за ней неспешно двигались остальные, с интересом осматривая уютную деревушку и ловя на себе такие же любопытные взгляды местных жителей. Наконец, они прошли меж двух яблонь, обогнули колодец и приблизились к высокой и довольно длинной избе. Яга поднялась на крыльцо, пару раз постучала по дереву и отступила на шаг назад. С той стороны послышались разговоры, топот, детские голоса. Через минуту дверь широко отворилась и на улицу вышел высокий мужчина. Лицо его казалось бы не примечательным, если бы не темная густая борода и роскошные усы. Одет он был обычно, как и многие встреченные крестьяне: в лёгкую рубаху с красными узорами, домотканые льняные штаны и жилет, выделанный из кожи какого-то животного. Увидев припозднившихся путников, он удивлённо захлопал глазами, но узнав колдунью радостно заулыбался и, ударив в ладоши, произнес: — Ба! Да не уж-то к нам на двор сама Мафа пожаловала? Древле, древле тя не видали, не слыхали. Что ж так? — Да вот, милой, из Снежных пустошей возвращаемся. Свои дела там деяти. — Елико же? — Ох, не спрашивай. Трудное это было дельце, опасное. Но мы справились. Устали только. Мог бы ты в дом нас пустить, да обогреть немного? — Это мы всегда рады, — улыбнулся мужчина. Он был рад, что давняя подруга, наконец, соизволила посетить их дом, — проходише. — А как вас зовут? — тихо поинтересовалась Василиса, следуя, вместе с остальными, за хозяином через сени. — А, тако я не сказал? Всеволодом меня кличут. По батюшке Емельской. Я тут за старосту. Оброк собираю, да управителю тутошнего городка доставляю. А ваше имя можно разузнать? — Василиса, — слегка склонила она голову, — а это мои сестры названные: Варвара и Иванна. — Красивы, ой красивы девицы града стольного. Девушки смутились от сказанных слов, а Яга, Кощей и Финист бросили на них по-доброму насмешливые взгляды. Зачем же от правды краснеть? Их провели в самое большое жилое помещение избы, разграниченное на несколько частей. Здесь было тепло и немного сумрачно, так как по всему периметру в специальных подставках горело по несколько лучинок. Слева, около двери, расположилась традиционная каменная печь, внутри которой, на горящем и весело потрескивающем огне стоял большой и пузатый глиняный горшок. Кто-то к печи прислонил ухват и черную кочергу. Рядом, же, на полу, расположилась ступа с пестом, ручные жернова и кадка-квашня для закваски теста. Около печи висело полотенце и рукомойник. Под ним стояла деревянная лохань для грязной воды. Там же, в углу, находилось судная лавка или, по другому, прилавок, использовавшийся, по видимому, в качестве кухонного стола. На стенах располагались наблюдники — шкафчики с полками, на которых хранилась нехитрая столовая посуда: несколько горшков, ковшей, глиняных чашек, мисок и деревянных ложек. В общем все то, что было необходимо обычной семье для нормальной трапезы. Само же это место отделялось от остального пространства более чистой избы занавеской из цветной домотканины и называлось просто и незатейливо — «чулан» Хозяин провел всех к местному обеденному столу. На лавках уже сидели двое детей: мальчик и девочка. Они с любопытством смотрели на гостей, но не произносили ни слова. Рядышком ходила молодая женщина в обычном сарафане и с длинными толстыми косами, убранными под платок, которая расставляла дополнительные столовые приборы. — Здравы будьте, путники славные, — тихо она произнесла, — что боги послали, тем и богаты. Угощайтесь. Вижу, что с дороги вы. Все уставшие. — Ой, спасибо, моя хорошая, — Яга, кряхтя, уселась на лавку и посмотрела на остальных. — Ну? Что столбами встали, как не родные? Садитесь, коль приглашают. Кощей с Финистом устроились неподалеку от нее, а Иванна, Василиса и Варвара расположились напротив. На несколько минут в комнате установилась тишина, так как по правилам, за трапезой, необходимо было есть молча. Наконец, яства закончились, а вся компания вполне наелась и отодвинула от себя тарелки. — Благодарны мы тебе, хозяюшка. Напоила, накормила, — Финист одарил женщину одной из своих самых блестящих улыбок, — позволено ли нам узнать Ваше имя? Женщина посмотрена на мужа и, заметив его кивок, легко ответила. — Влада. — Какое красивое. У вас золотые ручки, Влада, — разулыбавшись, произнес богатырь, но тут же почувствовал, как кто-то пнул его под столом. Поднял голову и встретился с синим взглядом Василисы. Та недовольно нахмурилась, покачала головой, но ничего не сказала. — Севочка, — Яга внимательно посмотрела на хозяина дома, — мы благодарны тебе за ужин и за обогрев. Только надо нам скорее в столицу возвращаться. Беда там. Мог бы ты одолжить телегу, чтобы путь пройти быстрее? — Да якоже я Вас, да в ночку-то отпущу, — удивился мужчина, — нет, нет, негоже хозяину гостей, с дороги уставших, на улицу выгонять! У нас и место есть, — он повернулся к жене, — разместим их на полатях? — Да, я только все лишнее уберу. — Тогда давай, поможи сейчас им ко сну подготовимся, а ты, Марфушенька, поведай мне пока, что в сердце нашего княжества твориться. Очень мне интересно услыхать, что же это за беда Белогорье накрыла? — Но милой, неужели тебе интересны таки подробности? — Поморщилась Яга. Не очень ей хотелось еще кого-то посвящать в это дело. Зараза-то темная еще в городе сидит и пока за пределы не выползает. — Интересно, Марфушенька, интересно. Давно я в столице не был. Все только в Крылов с обозами ездил. Поэтому прошу, поведай мне, что случилось. Яга вздохнула, проводила взглядом девушек и богатыря с князем, которые пошли за Владой, потом повернулась к Всеволоду и начала свой рассказ…***
Ночь вступила в свои права. Где-то вдали слышался глухой вой волков. Там, снаружи, было довольно холодно. Вся деревня оказалась окутана молочным туманом. Здесь же, на полатях, под соломенной крышей, оказалось очень уютно и тепло, так как печка, пусть уже погасшая, хорошо и надолго прогревала воздух. Пахло засушенными травами, мятой и сухой соломой. Хозяева и их поздние гости давно видели десятый сон, полностью отдавшись во власть ласковой богини Дрёмы. Только Иванне не спалось. Она ворочалась с боку набок. Закрывала глаза, считая барашков. Смотрела в потолок, в стену, пыталась сама себе напеть колыбельные разных народов мира. Вот только ничего не выходило. В душе было пусто и холодно, а где-то внутри поселился страх вновь увидеть мрачное туманное болото. Теперь-то её некому будет оттуда вытаскивать… — Вань, ты чего не спишь? — До волос дотронулась прохладная сухая ладонь. Она повернулась на бок и взглянула в темноту, откуда шел тихий голос. — Опять кошмары? — Поинтересовался Кощей. — Хуже, — она вздохнула, — бессонница. — Хм, от чего же? — пальцы осторожно начали перебирать русые пряди, а Иванна прислушивалась к приятным ощущениям, млея от ласковых прикосновений. — Шли мы долго. Ночь не спали. Холмы, овраги, сугробы обходили. Так неуж-то усталости совсем нет? — Есть, но… Рам… Он меня всегда успокаивал. Рассказывал сказки или песни пел. А сейчас… его нет. И я боюсь, что туманы снова заявят на меня свои права. Заберут к себе и съедят, как деликатес какой-то, — буркнула она, заворачиваясь с носом в темную ткань. Кощей покачал головой. В черных глазах поселилась задумчивость. В голове, словно наяву, раздался голос Рамаэля: «Запомни на будущее, темный маг, если Иванна полностью поддастся своим страхам и перестанет бороться, то очень скоро раствориться среди материи этого мира».«Она теперь под моей защитой. А значит надо…»
— Я, конечно, не сказитель или басенник, но хочешь… — он запнулся, а потом неуверенно продолжил, — хочешь, я поведаю тебе сказку? Правда, заканчивается она не столь прекрасно, как хотелось бы. — Сказку? — Иванна светло улыбнулась, как маленький ребенок, раскрутивший любимого дедушку на историю из времен его молодости. — Конечно, я с удовольствием послушаю! Она перевернулась на спину, удобно устроила голову на коленях мужчины и прикрыла глаза. Кощей легонько зарылся пальцами в длинные, чуть волнистые волосы девицы. Как-то виновато вздохнул и, стараясь никого не разбудить, начал приятным тихим голосом:Далеко, за океаном,
Да за островом Буяном,
У глубока сине-моря
Жил был царь младой и вольный.
Но настала тут денница
И решил наш царь жениться
На прекрасной, на красе.
На царевне, на Весне.
День проходит, год проходит,
А с жены царь глаз не сводит.
Всем молодка хороша,
Нежна, ласкова, добра.
Не было печалей в царстве,
В Стольном граде государстве.
Душа в душу жили оба,
На́ радость всему народу.
Вот прошло немало лет,
Родила царица в свет,
Трёх прекрасных сыновей,
Кончив жизнь во цвете дней.
Долго царь печаль хранил,
Долго и не ел, не пил.
Долго тихо он вздыхал,
Долго деву вспоминал.
Но не вечны все печали,
Так и царь решил сначала
Жизнь начать, и сыновей
Воспитать на трон скорей.
Три царевича в семье,
Три звезды на их гербе.
Старший, средний, младший сы́ны,
Все отцом своим любимы.
Старший — силой одарен,
Богатырь и славный воин.
Много ездил на границу,
Защищать он град-столицу.
Средний — был любимец нянек.
Избалованный с пеленок.
Почитал здоровый сон,
Сладостей заморских он,
Ел без всякой на то меры.
Младший — смурный, тихий малый,
Полюбивший шум дубравы.
Был еще совсем он молод
О двенадцати годков.
Не манила его слава,
Ни сиденье на печи.
А влекла его наука,
Душу младую пленя.
Много раз пытался царь,
Белоградский государь,
Своего меньшого сына,
В война славна обратить.
Но был тверд, упрям царевич.
Речи бравые отца, не послушал он
И вскоре, в вечеру, под свет огня,
Кружевом словес из книги,
Упивался походя.
Как-то раз, гуляя с другом,
Мал царевич увидал
Старого Волхва на поле,
Что природны силы звал.
Тихий заговор читал,
Песни тихи напевал,
Заклинания творил,
Чтоб урожай богатый был.
С той поры младой царевич
Сильно-сильно заболел.
Вся душа истосковалась
По запретным знаньям мира,
Недоступным для царей.
Но таков закон был встарь,
И не мог царевич, царь
Заниматься чародейством,
Ибо роль у них своя.
Мудро править государством —
Вот их жизнь, вот их судьба.
Но царевич самый младший
Неприемлил сей закон.
Ради своего стремленья,
Он нарушил древний Кон.
Крал у Во́лхва свитки, книги,
Прятался, учился сам.
Под огонь ночной лучинки,
Внемлющий в тиши азам.
День проходит, год проходит,
Тексты древние поют.
Дурят голову, дурманят,
За собой дитя зовут.
Друг, которого он слушал,
И которому вверял,
Жизнь свою и милу душу,
Все наказ свой повторял –
«Колдовством не занимайся,
Коль меня с тобою нет!
Не успею, не спасу,
И по шапке получу»
Но ведь юноша был ветрен.
Пусть и обещался тихо,
Другу милу своему,
Не пытаться в одиночку,
Собственные познавать он силы .
То, однако ж, был обман!
Возмутился окиян,
И набросился на город,
Ибо был нарушен Кон.
А пока все были в мире,
И боролись со стихией,
Мал царевич свиток взял.
Заклинанье прочитал.
Ярка вспышка озарила
Подземелье светом синим.
После этого мальчонку,
Так никто и не нашел…
Сказка ходит, сказка мчится,
Сказка близится к концу.
Но нельзя её окончить,
Не сказавши про отца.
Ходит, бродит царь печальный.
Кличет Солнце и Луну,
Просит Ветер, просит Воду,
Сына милого вернуть.
Но молчит Природа хмуро
И Волхвов не слышит Зов.
Коль царевич Кон нарушил,
То расплата ждет его…
Иванна уснула. Разум её и чувства успокоились, плененные необычной историей из переплетающихся словес. Кощей улыбнулся и ласково провел пальцем по теплой щеке. Он мог это сделать только в темноте, пока Иванна не видит. Так ему было легче. Ведь здравый рассудок, разум и чувства до сих пор вели внутри непримиримую борьбу.«Пусть тебе видятся прекрасные сны, Иванна. Прекрасные сны…»