…Там нити переплетаются, Попробуй, найди свою! Одна за другою тянутся, Друг друга не узнают… Меж мелкого и весомого Ведут бесконечный бой, А выбор пути знакомого Так часто зовут Судьбой.
© Рок-опера — «Орфей»
Стоило Иванне переступить порог своей комнаты, как на плечи навалилась жуткая усталость. Глаза вдруг начали слипаться, будто она неделю не спала. Знакомое состояние. Его причину она хорошо знала: Рамаэль. Ведь когда в Москве одолевали кошмары, ложиться спать было боязно, а разум и тело, как и у любого человека, нуждались в отдыхе — дэва мог соткать и наложить полог забвения без её на то ведома. Даже принудительная забота — все же забота. Но сейчас Ваня испугалась. Попробовала растормошить себя, вернуть уплывающее в сон сознание. — Рам, что ты творишь? Не сейчас! Послушай! Ей только и хватило упрямства дойти до кровати, чтобы не растянуться на полу. — Я ошиблась! — окружающая обстановка начала меркнуть, расплываться. — Там… Кощей остался… — она вдруг поняла, что почти кричит в потолок. Мельком взглянула на дверь. Ни звука. Даже пирующих в гриднице не было слышно. Сознание разрывалось между необходимостью объясниться, попросить прощения, помощи, и страхом резко наступившей тишины, словно бы сокрывшей под собой весь терем. Ваня коснулась руками лица. Прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на собственных ощущениях. Казалось, она вновь попала на Болото. Только уже не во сне, а наяву. Ведь кошмары всегда заканчивались одинаково: вязкой паникой и непониманием творящегося вокруг. Так же, как и сейчас. Голова отказывалась работать. Мысли расплывались, путались, спаивались в единый комок, сильно мешая хоть какому-то анализу происходящего. Иванна лишь чувствовала, как сердце сковывает невольный страх за Кощея, за себя, за Белогорье.«Зачем он укутывает меня в полог? Не надо! Я не хочу! Не смей!»
— Если эта Тьма вырвется, что же будет тогда?.. Рам?! Рам… — уже без сил пробормотала девушка. Ответом была лишь тишина. Она хотела подняться, попробовать вернуться, но рисунок, словно протестуя против её действий, вспыхнул на руке еще раз, окутывая тело приятным теплом и унося сознание в ласковые объятия Морфея. Последним ей почудилось, как прохладная ладонь провела по заплетенной в косу макушке.«Успокойся, Ваня. Я помогу ему… Обещаю».
Иванна закрыла глаза, моментально проваливаясь в сон без сновидений. События этой ночи не должны были ее потревожить.***
Оставив разум подопечной, измученный неприятными событиями, Рамаэль разжал пальцы, гневно бросая в сторону проявляющегося, словно в замедленной съемке, человека. — Я же сказал, чтобы в полночь ты был в своих покоях! — щелчком пальцев поставил звуконепроницаемый купол. Оба прекрасно видели в темноте, так что лишний свет был не нужен. Тяжело дыша и едва сдерживая собственный гнев, Кощей привалился к добротной бревенчатой стене. Чувствовал он себя преотвратно. Во первых — от разъярившейся Тьмы, Во вторых — после внезапного перемещения. Тело нещадно ломило. Разум раскалывался от тысяч насмешливых, злых шепотков, а окружающая обстановка смазывалась, стоило немного пошевелиться.«О, боги, что происходит?»
Колдун перевел взгляд на свои руки с ужасом наблюдая, как всю их поверхность неотвратимо покрывает густая, вязкая чернота; как они сливаются с такой же непроглядной, но естественной ночной теменью комнаты. И как он мог раньше принимать ЭТО в себе, не испытывая при этом глубокого отвращения?«Нет, не желаю видеть тебя!»
Кощей ощущал, как теряет контроль над собственным телом, как древняя, яростная Тьма жжет и вырывается, причиняя невообразимую боль, стараясь всеми силами подчинить его.«Вздумала завладеть мной?»
Он с яростью сжал кулаки, дабы не расцарапать солнечное сплетение. Острые когти впились в кожу. — Пошла прочь! Я не твоя добыча… — не обращая на дэва внимания, прорычал слова куда-то в пустоту. — Зачем же ты ранишь себя? Это тело тебе еще пригодится, — вдруг мягко произнес Рамаэль, наблюдая за алыми каплями, срывающимися с рук, и пытаясь воззвать к голосу разума. — Не сопротивляйся, княжич, — приподнял руки в успокаивающем жесте и шагнул ближе. — Так надо. — Ты… — Низкий и неожиданно спокойный от ярости голос не предвещал хорошего. Сейчас Кощей походил на раненного, загнанного в ловушку зверя. — Что сотворил ты со мной?! Я доверился! Подумал, что смогу избавиться от сей твари! Но после ТВОЕГО сновидения её воздействие только усилилось! Тьма, ох… — князь переменился, судорожно вздохнул и отвернулся от ползущего в окно тусклого света луны, от смотрящих на него сквозь плотную ткань глаз, — она подавляет мою волю… — сжал голову, борясь с чужеродным желанием потеряться в злом гудящем шепоте. Тонкие белые пальцы потянулась к лицу, но Кощей, собрав силы, отпрянул. Предупреждающе обхватил рукоять волшебного оружия. — Не подходи, — В безумном взгляде плескалась ненависть. Колдун едва сдерживался, чтобы не броситься на хранителя. — Зря противишься, — совершенно спокойно, даже отстраненно ответил Рамаэль, сделав еще шаг навстречу, но все же медленно отвел ладонь в сторону. — Я пришел, дабы выполнить наш уговор. И коли ты обязался меня слушаться, так делай, как приказываю. Отпусти контроль. Дай паразиту то, чего он так хочет. — Так ты теперь заговорил, значит? — гневно прошипел Кощей. — Думаешь, после всего случившегося я позволю тебе манипулировать собой? Нет уж. Знаю я, как ты уговоры выполняешь, — и вытащил Кладенец из ножен. — До твоего вмешательства неясного все ладно было! А теперь?! Не ведаю, бог, какую игру ты затеял, но игрушкой безвольной быть боле не желаю! — металлический кончик упёрся в грудь. На несколько секунд в комнате повисла напряженная тишина. Рамаэль замер. Взгляд из-под повязки, казалось, обжигал любопытством, но никак не страхом. Он слегка склонил голову на бок, рассматривая уткнувшееся в грудь лезвие. Неспешно провел кончиком пальца по холодному металлу, словно пробовал остроту. — Положи железяку. Поранишься — даже бессмертие тут не спасёт, — подождал немного, но не увидев какой-либо реакции на свои слова мелодично продолжил. — Сейчас говоришь не ты, а то, что внутри тебя, — тысяча глаз, не мигая, устремили свой взор на человека. — И я не играю с людьми. Запомни это, — прозвучало холодно. — Лишь наблюдаю и стараюсь помочь. — Сказочки свои Ване сказывай, а с меня довольно! Я отвергаю твою помощь. Лжец! — рявкнул Кощей, надавливая мечом и пронзая легкие одежды дэва, но в последний момент успевая удержать руку. Однако скопившиеся злость, гнев, раздражение — нашли наконец выход, теперь почти полностью руководя его действиями. Рамаэль, услышав слова сии, дёрнул крыльями, пропал на миг и появился из неоткуда уже у окна. Тонкие пальцы сжали лазурную ткань, будто сказанное причинило нестерпимую боль. Но на лице не дрогнул ни один мускул. — Ты не понимаешь, — произнес он едва слышно, — я действовал и действую лишь во благо. Сейчас в тебе течет сила одного из моих собратьев. Она сумела отделить паразита от души и ядра. Пойми, ежели продолжишь сопротивляться, то ваше с Тьмой противостояние за оболочку просто изничтожит твой разум! Дай ей волю и я обещаю сжечь тварь, не причинив самому тебе вреда. Необходимо лишь доверие. Полное и безоговорочное. Кощей на эти слова лишь зло расхохотался и крепче обхватил гарду. — Веру надо заслужить, хранитель. А ты, как я понимаю, ещё и отравить меня сумел? Верно, Иванну использовал, да? То-то я укол странный почувствовал. Разве это по-божески? — голос пропитался ядом. — Верни все, как было, и оставь меня в покое! Или попробуй убить, — глаза князя опасно сверкнули. Он подался вперед, желая наконец пронзить дэва, но тот резко исчез и возник снова чуть в стороне. Хлопнул в ладоши, заставляя колдуна застыть безвольным изваянием. На голову легла прохладная шестипалая ладонь. — Прости, ты не помнишь. Моя вина. Пришлось сделать это, дабы Ваня ни о чем не прознала, а ты не проговорился. Однако… Теперь я могу все вернуть. Смотри. Ладонь переместилась, и от шести тонких пальцев к виску протянулись светящиеся нити-паутинки, проникая под кожу, заставляя Кощея противу воли воскрешать в памяти события своего давешнего кошмара… Пока он пребывал в трансе, поглощенный их с хранителем последним разговором, Рамаэль исподволь изучал самого князя. Необычный то оказался человек. Казалось, трикстер совершенно спокойно мог проследить ход его мыслей. С прочими людьми ничего подобного у него не случалось. Все они от рождения что-то таили, да в такой клубок это со временем сваливалось, что поди разбери! А тут… Кроме того, Рамаэль совершенно не понимал, как Кощей смог увидеть его, когда вёл через заснеженный лес Иванну? Ведь духовную форму дэва, истинную, из покон веков могли узреть лишь немногие. Например, Ваня, связанная с ним фактом своего возвращения. А вот князь…«Невозможно!»
Хранитель подобрался, еще раз внимательно прокручивая все странности и несостыковки в поведении мужчины.«Его слова, брошенные во гневе, резанули по душе не хуже лезвия отцовского меча».
Объяснение тому могло быть лишь одно, но настолько невероятное, что сам бог вдруг не сумел поверить стечению обстоятельств.«Это не можешь быть ТЫ. НЕ МОЖЕШЬ! Я бы узнал. Я…»
Рамаэль терял сосредоточенность, не понимая собственных душевных сомнений и метаний. В груди немилосердно пульсировало, словно там было живое, настоящее сердце, коего он не ощущал слишком давно. За много тысячелетий одиночества и пустоты молодой Творец, казалось, разучился чувствовать так остро собственные эмоции, и сейчас сие начинало сводить с ума. Поэтому, пока княжич витал в прострации, Рамаэль сделал последний шаг, сокращая расстояние до минимума. Опустил вторую руку на чешуйчатый наплечник и прижался холодным лбом к теплому, вглядываясь в разум этого до ужаса упрямого, но вместе с тем удивительно честного и прямого в своих словах человека.«Кто ты? КТО?»
Постепенно углубляясь в память, он перебирал одно за другим события многих веков, замирая всякий раз, как находил нужное. Такая оторопь брала его при этом — странная, человеческая, не родная, что он, наконец, не вытерпел и отшатнулся. Крылья, как и руки, слегка подрагивали, словно при ознобе. Тело окутала слабость. Этого он точно не ожидал обнаружить. Не в этом мире. Не здесь. И, о Ваяр, Веста, не сейчас!***
Когда Кощей, поборов навеянное дэвом оцепенение вернулся в реальность, то первым делом поспешно убрал меч в ножны. Хранитель непонятно как смог немного «остудить» его пыл и даже, в какой-то мере, поспособствовать обузданию собственных сил, рвущихся разрушить и поглотить все в округе. Да и свои же воспоминания были не из приятных. — Кхм, прости, хранитель, неразумность мою, — неуверенно начал он. — Осознал я… — но неожиданно запнулся, глядя на силуэт божества, застывший у распахнутого окна. Рамаэль, чуть склонившись, оперся руками о подоконник и не спешил отзываться. Прохладный ветер трепал белоснежные перья. — Хранитель? — Кощей не любил не понимать. Однако сейчас был именно такой случай. Князь подошел сбоку и замер, глядя на прожжённый точками-бусинками, чуть дымящийся подоконник. — Не отказывайся от моей помощи, — вдруг глухо прошептал Рамаэль, стирая тускло светящиеся дорожки с кожи. — Прошу, — поднял голову на Кощея и тот с замешательством пронаблюдал, как две сияющие слезинки упали вниз, оставляя ровные черные круги на деревянной поверхности. — Я никогда не причиню тебе вреда. Обещаю. Никогда. — Рамаэль… Ситуация была настолько странная, что в удивлении притихла даже Тьма. Скрутившись черным змеем где-то на периферии сознания, она с каким-то извращенным довольством наблюдала за божеством, с которым явно творилось что-то «не то». Кощей же осторожно протянул руку к плечу дэва, коснувшись гладких шелковых одежд в молчаливом жесте успокоения, но дэв неожиданно перехватил его запястье. — Позволь мне спасти твою душу. Исцелить. Хотя бы раз… И больше я… — он запнулся, вздохнул глубоко, выговорив через силу, — не потревожу тебя. — Зачем спрашиваешь? — насторожился колдун, припоминая, как Рамаэль давеча с легкой руки запер его в распадающемся мире-сновидении. — Разве не можешь сделать задуманное без моей на то воли? Ведь тебе это под силу. — Раньше — вероятно, но не сейчас… Не могу, — дэв прижал руку князя к груди, где в сплетении ласковым солнцем сияла собственная душа. До слуха человека донесся приглушенный шепот. — Раньше она не была такой теплой. Какой же я глупец! — и столько почти осязаемой горечи в словах. — Забывшись в гордыни, холодности и высокомерии не заметил самого важного… Мужчина приподнял бровь, чувствуя, как от столь простого прикосновения Тьма внутри него съеживается сильнее. — Объяснись. Прошу. Я перестаю понимать твои слова, — спокойно, но настойчиво попросил он. — Объяснится? — задумчиво прошелестели голоса, а потом Рамаэль, словно очнувшись, сделал шаг и заключил князя в крепкие объятия, обдав сладковатым ароматом сирени. В многоголосии было столько ласки и тепла, что Кощей внутренне поразился столь резким переменам в речи божества. Однако сказанное далее заставило уже его самого позабыть, как дышать. — Наконец ты нашелся… Мирослав. Сердце пропустило удар. Неужто ослышался? Может у него бред и все это очередной, долго затянувшийся кошмар? Но даже во снах князь не слышал сего имени… Очень, очень давно никто его так не называл. Никто… Даже здешние боги не знали, как нарекла его матушка при рождении! Но Рамаэль… Кощей скинул бледные руки со своих плеч, отступил на шаг назад и нехорошо прищурился, ощущая, как в душе вновь поднимаются волны гнева и непонимания. — Ты ошибся, я Микула. Это тебе и Яга и, — он усмехнулся, — мой бывший учитель подтвердят. — То правда, — кивнул хранитель. Изящные белые пальцы легонько коснулись щеки человека и тот с удивлением заметил их легкое подрагивание. — Точно такая же, как и то, что ты являешься Мирославом. Младшим царевичем и наследником престола, находящегося за островом Буяном в окружении скалистых гор. — Откуда… — князь пошатнулся от этих слов, оперся о мощные бревна терема, пристально смотря исподлобья. Не думал он, что прошлое когда-нибудь нагонит его. — Откуда ты это знаешь? — тяжелый темный взгляд немигая прошелся по крылатой фигуре. — Я скажу тебе, — опустил ладонь Рамаэль и отвернулся к окну. — Но прежде ответь, что ты помнишь из детства, Кощей? — Лицо его, казалось, вновь стало бесстрастным. — Разве это хорошо, отвечать вопросом на вопрос? — с ехидством в голосе поинтересовался колдун, подавляя очередную вспышку неоправданного гнева. Еще раз кинутся на бога с мечом очень не хотелось. — Ответь, — и уже тише. — Прошу. Кощей заговорил неохотно и слегка угрюмо: — Немногое помню. Так, семью, друзей. Какие-то обрывки местности, — он пожал плечами, внимательно следя за реакцией крылатого и недоумевая, зачем тому понадобились его разглагольствования на тему «старины глубокой». — Но точно знаю лишь одно. Этот мир — не мой. Я родился не здесь и небо это для меня чужое. Рамаэль слабо улыбнулся. — Хорошо. А помнишь ли ты мальчишку, который был когда-то неизменным спутником во всех твоих играх и проделках? Князь нахмурился. Сии воспоминания были самыми болезненными. На кой хранитель их ворошит? Но все же произнес устало, на выдохе, с теплой грустью в голосе: — Радомир. Мой названный младший брат. Заменил мне настоящих, когда тем не было до меня дела. Дэв кивнул. Крылья окутали его, словно пытаясь спасти от ночного ветра. Неужели хранителю зябко? Но следующий вопрос и Кощея заставил почувствовать неприятный холодок в теле. — А помнишь ли ты, что вас разлучило? —… Магия, — голос слегка охрип. Плечи опустились, ссутулив спину, будто только сейчас почувствовали весь груз прожитых лет. Князю до смерти не хотелось об этом говорить, но что-то точно заставляло его. Слова лились сами, не давая как следует опомниться и остановиться. — Я использовал заклятие, которого не знал. Я хотел, — он скрежетнул зубами. — Всего лишь хотел найти свою сестру! Маленькую Елену. Прямо из дворца её умыкнули. Рамаэль слушал молча, не перебивая, чувствуя в речи собеседника отголоски застарелой тоски и гнева. — Отец пытался приказать придворным чародеям разыскать похитителей. Однако главный Волхв упорно и долго втолковывал ему, что и братья мои искали, и дружина… И что… Поздно уже. Слабак, трус! — выплюнул Кощей зло. — В конце концов, отец оставил бесплодные попытки и смирился с исчезновение дочери. Но не я! Я любил Елену и всегда защищал, буде в том была нужда… Все два месяца от роду, — мужчина поджал губы, глядя на дэва со странным вызовом. — Поэтому и решился найти её сам — он вдруг замолчал, вспоминая то, чего совсем не хотелось. — По молодецкой глупости, вере слепой в чудеса, я тогда вбил себе в голову, что то заклятие приведёт меня к сестре… Привело! Но лишь для того, чтобы понял я, как ошибся! — Пусть и восклицал, но столько было в голосе досады и горечи, что дэв невольно дрогнул. — Только здесь, в этом мире довелось мне узнать, что делают в семьях с детьми, родившимися не такими, как все… Отец врал нам, утаил. Ужасно. А у неё всего-то был шестой палец на ножке. И это считалось проклятием, вмешательством тёмных сил, из-за которых ей не разрешили жить! Ты понимаешь? И все это: мое сиротство, скитания — были напрасны с самого начала! Кощей перевел взгляд на качающиеся от сильного ветра деревья за окном. Помнится, такая же буря разразилась во время его колдовства. Было ли это предзнаменованием? — Но печалит меня и другое: я подвел своего названного брата. Дал ему обещание не заниматься магией! — он занёс кулак и с силой впечатал его в стену. — И не исполнил. Не зря он говорил, что ремесло это опасное. Рамаэль некоторое время смотрел на разгневанного и одновременно забывшегося в собственных мыслях человека, а потом спросил едва слышно. — А ведаешь ли, что потом с твоим другом стало? Кощей закрыл глаза, воскрешая в памяти моменты двухтысячелетней давности. — Нет. Что с ним могло случиться? Разве не прожил он жизнь свою, как подобает обычному царскому конюху? Люди ведь не бессмертны. Дэв подставил лицо с дорожками слез бушующему ветру. — Я. Знаю, — со странной расстановкой проговорил он. — Но этот мальчик был другим. Слушай же. После твоей пропажи Радомир прожил недолго. Все это время он пытался с помощью своих слабых сил отыскать тебя в сопредельных мирах на пересечении граней. Но, увы, у него ничего не получилось. Тебя словно не было. Словно ты никогда не существовал, Рамаэль замолчал на мгновение, будто собирался с духом, а потом продолжил ничего не выражающим голосом. — На третью ночь, пребывая в бреду и жару, переживая вновь и вновь один и тот же кошмар — твое падение в бездну — мальчик собрал крохи магии и швырнул их в пространство широким веером, желая лишь одного — чтобы ты выжил. Как угодно, где угодно. А после же… — Что? — Кощей прислонился к стене, с болью и многовековой усталостью слушая слова божества. Сейчас шепотки на краю сознания почти не тревожили. Гораздо важнее было то, что говорил ему Рамаэль: новое, странное, и… Князь вздрогнул, ощущая на запястье длинные тонкие пальцы. Рамаэль покачал головой, словно отвечая на его мысли, и вполне по-человечески вздохнул. — У него больше не было возможности удерживать ни мир, ни материальную оболочку в целостности. Поэтому и то, и другое — распалось. Тогда Радомиру пришлось вернуться в Дэва-Локка, откуда он на самом деле был родом. Услышав это, Кощей потрясённо уставился на бога, с трудом осознавая сказанное. Но тот спокойно продолжал, будто не замечая состояния своего собеседника. — Ребенок вернулся к Отцу слабый и разбитый. Он не мог больше полноценно творить чудеса. Сила его с каждым днём ослабевала, как и стремление жить. Даже теплые слова и забота Родителей в какой-то момент перестали действовать. С каждым днем Радомир угасал, как угасает огарок свечи. Все сильнее уходил в себя. Замыкался, постепенно превращаясь в Ата-тенья — тень своего духа. В отголосок. В безмолвное эхо, не способное созидать, любить. Рамаэль передёрнул крыльями, переступил босыми ногами, будто и впрямь замёрз. — Так продолжалось долгое время, но однажды Отец, решив в последний раз растормошить ребенка перед неизбежным концом, показал ему мир, схожий с Колыбелью — местом, в котором маленький дэв когда-то жил. Радомир был очарован закрученной и интересной историей своего собрата. Однако в самом конце столь милый душе мир неожиданно превратился в идеальное, красивое, слепящее, но абсолютно бессмысленное нечто. Дитя было расстроено, да что там, — Рамаэль отмахнулся. — Дэв был зол. Ведь знал точно — ради пресловутой мифической «гармонии», которой просто невозможно достигнуть в обычных мирах, равновесие сил оказалось грубо нарушено. А значит, маленькая вселенная должна была скоро схлопнуться, погибнуть. В этот момент внутри него что-то вспыхнуло, противясь сей неправильности. Радомир собрал последние накопленные силы и решил вмешаться… Просто так, на самом деле, ибо знал — осталось ему не долго. И желал лишь одного — написать свою последнюю историю, потратив крохи чудес на благо кому-то. — То есть… Радомир…. Он ещё жив? — с волнением и затаенным страхом прошептал Кощей. Слова казались невероятными, но вселяли странную, робкую надежду. — Да. — Но, как же… Где же он сейчас? И откуда ты все это знаешь? Ты его друг? — Нет, — покачал головой Рамаэль и лёгким движением опустил руку Кощею на грудь. — Тот, кого ты вспоминаешь с такой нежностью, — дэв запнулся, а потом негромко закончил. — Это я. В комнате на минуту повисла звенящая тишина. — Нет… — тяжело выдохнул Кощей. — Этого не может быть! Ты другой, ты абсолютно… — Непохож? — болезненно улыбнулся Рамаэль. — Разумеется, ведь физической оболочки у меня давно нет. Но могу сделать так. Теперь узнаешь? — он щелкнул пальцами и князь на краткое мгновение увидел перед собой белобрысого кудрявого мальчугана с золотыми, немного узкими глазами и мягкой полуулыбкой. Иллюзия быстро истаяла, но и нескольких секунд хватило. — Радомир — всего лишь земное имя. А ты, помнишь, когда-то называл меня «неугомонным солнцем»? — О боги, — выдохнул Кощей, не осознавая, насколько крепко сейчас сжимал белую ладонь с переливающимися узорами. В душе смешались восторг и непонимание, счастье и страх. Он потрясённо всматривался в бледное лицо, хрупкую с виду фигуру хранителя и не понимал, как такое возможно? Его друг детства, обычный, в общем-то, земной мальчишка, непоседа и озорник — внезапно оказался божеством. — Радомир, — Кощей подался вперёд и заключил хранителя в крепкие объятья, — брат мой. Крылатый взволнованно выдохнул, кажется, не ожидая такого. Но потом чуть расслабился и робко улыбнулся, чувствуя отголоски долгожданного тепла. — Ты понял. Мой Медин. Прошло много тысячелетий. Я отчаялся, почти потерял надежду, и вдруг нашел тебя здесь. В изувеченном мире. — Медин? — зацепился за знакомое слово Кощей. Рамаэль отстранился. Начал негромко: — Ты уже знаешь — я один из дэв. Дэвы не рождаются. Нас создают Ваяр с Вестой. Мы же в свою очередь создаём миры. Много миров, служащих наслаждением Всевышнему — нашему Отцу. Но, — Рамаэль плавно покачнул ладонью, выводя круг. Шелковый рукав колыхнулся, — в начале Пути мы не знаем добра. Не знаем зла. Не понимаем, какими могут быть те существа, коих нам необходимо создать. И для того, чтобы жить, развиваться, стать хоть сколько-то человечными… Или… Хм, похожими на обитателей своих творений, дэву в детстве подбирают Медина. Человека, или нет, из обычного мира. Ведь «Страдания живых существ можно понять, лишь став подобным им в образе чувств, мыслей и желаний» — так сказал мне когда-то Отец. Не знаю как именно, но в данном случае выбор Его пал на тебя. После этого при достижении тысячелетнего возраста меня отправили в семью конюха с одним лишь наказом — подружиться с тобой. Помнишь, как мы познакомились? Кощей невольно улыбнулся, с трудом восстанавливая события давних дней. — Кажется, ты забрался к нам в сад и решил стащить парочку яблок. Помешал моему чтению и за то я проучил тебя. — Так я уяснил, что воровать — плохо, — шелестяще рассмеялся Рамаэль. — Я всегда был рядом, чтобы помогать, оберегать и учиться. Учиться быть человеком. Хорошим человеком, — хранитель прислонился к плечу князя. — Значит то, что ты иногда рассказывал в детстве про Медина и особую связь — не было простой выдумкой? — Нет. — Рамаэль провел пальцами по закованному в металл предплечью, с тихой горечью ощущая омертвевшую часть связной печати. — Но сейчас это всего лишь слова. Ты более не связан со мной. — Не связан? — Кощей обхватил ледяную ладонь, с настороженностью наблюдая, как на белой коже то проявляются, то исчезают слабо мерцающие «призрачные» пятна. Если не приглядываться, то и не заметишь. Рамаэль нехотя выдернул руку и спрятал под струящуюся ткань рукава, не желая показывать слабость новообретенному брату. — Что с тобой? — Не важно. Просто… После попытки спасти тебе жизнь, Нити между нами оказались порваны, и с тех пор я… — выдохнул с шумом, начал сызнова. — Связь с Иванной дала мне сил, но этого недостаточно. Особенно после ранения… — Не увиливай. Ты исчезаешь, верно? — сдвинул брови Кощей, скрестив на груди руки. Он встречался когда-то с подобным, но то было давно, еще при служении на Пограничье. Дэв промолчал. — Эти нити. Наша связь. Можешь восстановить её? — продолжал допытываться князь. Молчание брата ему ой как не нравилось. — Разве ты желаешь этого? — в голос хранителя просочилось сдержанное удивление, — после всех страданий, что я причинил тебе? — Если в этом случае ты останешься жив-здоров и не развоплотишься, то да, желаю. — Повторное слияние двух линий судьбы — дело нелегкое, — отвернулся хранитель. — Вряд ли ты сможешь пережить всё без последствий. Это… Я не знаю, что будет с твоим бессмертием. Поможет ли оно… Не хочу навредить ещё больше. — трикстер прямо посмотрел на брата, твёрдо заключая. — Потому обряда Прощения будет достаточно. А я… — А ты не решай за меня, — грозно рявкнул Кощей, желая вправить кое-кому его божественный разум. — Раз взял на себя заботу о Ване и зачем-то сопровождаешь её, то чую, важен ты для неё. На моём веку боги ещё за людьми не приглядывали вот так. В открытую. Я тебе не ваза хрустальная, вытерплю уж как-нибудь. И не в таких переделках бывал. — Князь замолчал, вглядываясь сквозь чёрную повязку, — И я не хочу, брат мой, вновь тебя потерять. Дэва подавил счастливый вздох.«Он не отказался! Не отверг меня… О, Отец, это лучший дар, о котором я только смел просить мироздание».
— Хорошо. — Вот и славно, — кивнул Кощей. Взгляд его потеплел, а губы тронула легкая улыбка. — Это просто чудо, что я вновь говорю с тобой, но… Я верю. Верю тебе. Рамаэль прикрыл глаза, с тихим восторгом ощущая лёгкое покалывание во всем теле. Так отзывалась его душа на искренность князя. И пусть по спутанным и ссохшимся каналам почти не текла энергия, дэву хватало даже этих простых слов, чтобы чувствовать счастье. — Только прежде… — прервал блаженство колдун, склонившись к лицу дева и шепча туда, где небольшие крылышки срастались с головой, походя на «птичьи» уши. — Ответь мне на простой вопрос, солнце мое неугомонное. — Да? — прозвучало настороженно. — Кто. Такая. Иванна? Рамаэль вздохнул и опустил голову, давая понять, что все не так просто. — Просто меня давно занимают её слова и действия. То она ведёт себя так, словно уже заранее знает происходящее. То говорит, что вспомнила Белогорье. Но ведь это невозможно?! Она же была здесь последний раз в возрасте трех-четырех лет от роду. Да и слова её: «Я знаю тебя очень давно». Как это? Мы не встречались ранее, а говорит она со мной так, будто и впрямь была рядом, по крайней мере, значительную часть жизни. — Ваня… — дэв никогда не врал старшему брату. И начинать сейчас не хотелось. — Она тоже иномирец, как и ты, — ненадолго замолчал, пытаясь придумать объяснение попроще и побыстрее. Голоса раскатились по покоям. — То запретное знание, но… Как Медин, ты имеешь право требовать ответа. Помнишь, я говорил, что ваш мир зыбок. Мужчина кивнул. — Это из-за Иванны. Она была возвращена мной. Только, вот… — хранитель замялся. Прижал палец к губам, подбирая слова. — В отличие от твоих воспоминаний, её — опасны. Ты проживаешь свою жизнь в пределах одной временной линии. Детство твое прошло в моем мире-Колыбели, юность и взросление — в этом мире — в Белогорье. Она же… — вздохнул. — Она эту жизнь проживает по-новой. Участвует в событиях, которые когда-то уже происходили с ней. Ваня так же искала Кладенец, но с другим тобой. Так же возвращала тебя из Нави. Только там, в той жизни, всё было куда-а проще… — устало усмехнулся. — Я ведь и не подозревал в начале, ВО ЧТО всё выльется. Считал, что помогу Ване спасти родных, уничтожить разум Темного паразита, захватившего Белогорье, а дальше… Я не просчитал ходы, — стушевался Рамаэль. Крылья покачнулись. — надеялся, что вера Иванны заменит мне твою. Но этого не случилось. А потом, после ранения, я еще и нить событий выпустил. Потерял… — произнес вдруг ожесточенно, досадуя на себя. — Этому миру нельзя хаотично меняться… — если бы Кощей не держал его руки, дэва обхватил бы ими голову. — Постой, о чем ты?.. — Видишь ли, — смотря куда-то в темноту, стал торопливо пояснять Рамаэль. — Без Мединов дэвы долго жить не могут. Так природой заложено. Медин — это брат, друг, соратник божества. Как бы его вторая часть, питающая Верой, позволяющая не терять вдохновения и радости, творить новое… Но… Иванна не могла стать Медином. Она просто человек. Возвращенная. Помнит свою прошлую жизнь лишь урывками и поверь, там было мало хорошего. Я вмешался. Дал ей шанс. И Ване необходимо было в этой жизни отыграть ту же самую роль. Действие в действие, но с незначительными изменениями, исправляя лишь то, что находится между ключевыми точками и только после того, как главное событие свершиться. Но всё пошло не по плану. Хранитель разочаровано покачал головой. — Впервые Иванна нарушила ход временной линии, когда попросила оставить Илью в живых. Я выполнил её просьбу. Думал ведь… Одна, ну две заранее исправленных точки не сильно изменят мир. Чуть искриви маршрут истории и придёшь к немного другому, но устойчивому финалу без особых потерь… — он затеребил длинный рукав, словно сызнова, как в детстве, пытался оправдаться перед братом. — Однако своими словами, действиями, сказав не так, сделав что-то по-иному, Ваня начала бесконтрольно менять ход истории. А я, как назло, постоянно терял управление над этим миром. Стали появляться ветви и варианты событий, которые никто не мог предположить. И теперь отследить новые варианты их стало просто невозможно… — Так может, просто сказать ей, чтобы была осторожнее? — Кощей снова перехватил руки бога, пытаясь успокоить. Он мало что понимал конкретно, но общую суть уловил. — Нет! Даже не думай, — нервно, как показалось князю, прогремели голоса. — Не становись всему ещё одной причиной. Это самое страшное, что может быть… — Но почему? — говорить становилось труднее. Волны ненависти к самому себе, к Радо… Рамаэлю и Иванне просачивались в мысли, накатывали слабыми волнами. Но Кощей понимал: его брат и Ваня сотворили нечто очень серьезное. Потому наперекор злым шепоткам упрямо продолжал слушать. — Вот представь, — дэва высвободил свои ладони из теплого захвата и опустил их Кощею на плечи. — Когда посылаешь гонца в другой город с донесением, способным решить судьбу государства, но дорога его идёт через опасные земли, что ты захочешь сделать? Ты накажешь ему: «Держи путь лишь по северному тракту, не попадайся людям на глаза, не угоди в плен». Ты предупредишь, — белые пальцы взметнулись вверх. — А гонец, выехав за ворота княжества твоего задумается вдруг: «Почему это правитель сказал мне ехать именно так? Другая тропа ведь короче, да и, мне говорили, никого там нет». Ослушается он указа твоего и попадёт в плен… Выберется из него, привезет донесение, но! О нём уже прознают враги. И всё, на что уповал ты через сие послание, рассыплется прахом. Жизнь твоя изменится. Беда же в том заключена, что о совершившихся изменениях ты не узнаешь ничего… Пока враг не постучится в двери. Будь осторожнее, Кощей. Не становись этим гонцом, не приближай гибель мира. Предостережение в многоголосии заставило холод пробежать по спине. — Самое страшное для нас, — тихо продолжил дэв. — Ежели, узнав всё, наши же создания целенаправленно, осознанно и грубо начнут менять историю. Перекраивать реальность. Впрочем, если я не возвращу Связь, мир может погибнуть куда быстрее. Не будет уже ни тебя, ни Иванны, ни Белогорья, как и других земель. Будет то, что ты увидел в своем кошмаре. — Коли так… — Кощей собрался с мыслями. Помочь очень хотелось, но чувствовать на себе воздействие необузданной магии повторно — нет. Потому и спрашивал, оттягивая приближение момента. Сейчас его, точно не умеющего плавать, боящегося глубины, заставляли нырять. Но все же… Воин он или дитё малое? — Делай что должно, — наконец твердо произнес он. — Я готов. — Тогда пусти Тьму на первый план сознания и ничего не бойся. Мы справимся. Кощей глубоко вздохнул, прикрыл глаза, чувствуя, как от касания словно ослабевают и ломаются все печати, сковавшие Тьму. Миг — и в нем что-то неуловимо изменилось. Обычный человек бы не заметил этого, но Рамаэль точно знал: перед ним уже не дорогой друг, а темный, источающий зловонный душный запах паразит. — Ох, маленький дэв. Пришел поболтать со мной с глазу на глаз? Как трогательно, — кривая усмешка перечертила лицо брата. Измененный голос скрежетал, будто проводили наждачкой по металлу. — Милые взгляды. Слезы радости, горя. Ох, как меня тошнит от этого! Мерзкое крылатое отродье и его преданная шавка. Прелесть! Просто прелесть! Но я знаю, что на деле ты обычный вампиреныш, а не божество. — Паразит расхохотался. — Лжец! — прошипел Рамаэль с силой толкая назад, взмахом руки пригвождая к стене и не давая возможности пошевелиться или использовать магию. — Что ты знаешь? — Оу, многое! — ответ прозвучал до ужаса приторно-мерзко. — Например, что девчонка оказалась слаба и вскоре за ней, за её силой придут. Я приду. И заберу себе. А ещё, — проговорил обманчиво-доверительно. — Что этот колдунишка нужен тебе, как игрушка и тот, кто будет безвозмездно питать тебя, — паразит улыбнулся, зная, чем задеть. — Какова цена свободы? Хотел ли он того? — Молчи, тварь! — рык тысяч голосов слился с раскатами грома. Рамаэль зафиксировал пальцами голову колдуна, заставляя Тьму в теле человека негодующе захрипеть, а сам единым движением стянул с лица повязку. Золотые глаза вспыхнули подобно двум сверхновым, обдавая порождение Асур нестерпимым жаром. Паразит закричал, выгибаясь. Попытался вырваться, сотрясаясь всем телом и чувствуя, как его стремительно и неотвратимо разъедает, подобно кислоте, сияние разъяренного огня в оболочке, ставшей теперь тюрьмой. — Ты недостоин существования. Я изгоняю тебя! Я. Уничтожаю. Тебя! Крылатую фигуру окутал переливающийся свет, а затем резко разросся, поглощая комнату в слепящей вспышке.