Вас обманули,
В грязь окунули.
Об этом вскоре
Узнают все!
…Угрозы, насмешки,
короны примеряют пешки.
Уколы их метки,
но все они марионетки. —
Эй, куклы! Бегите!
Бойтесь меня! Вот он я! © КиШ — «Марионетки»
Через пол часа шестеро человек уже вели коней рысцой по ночному лесу. В центре небольшого отряда восседал сам Велеслав. Справа от него ехал Дир, слева — Тогар. Сзади оказались Ратмир с Глебом и Лесьяром. Остальные по совету Ведагора остались охранять лагерь. Рарог, вынутый из клетки, каменным изваянием застыл на левой руке князя. Алые глаза мерцали в темноте, изредка отпугивая мелкое ночное зверье и летучих мышей. Князь внимательно наблюдал за состоянием волшебной птицы. И было с чего! Еще у костра, когда решали, как искать дивного зверя будут, раз оборотень помочь им в этом деле отказался, воевода предложил использовать сокола, не как ловушку или оружие, а как проводника. Мол, дать тому указание и смотреть в оба: куда клюв птица повернет, в ту сторону ехать и надобно. Ведь так еще его, Велеслава, отец делал, когда врагов магического роду-племени выслеживал, продолжая дело, потомком своим начатое. Услышав это, князь приободрился. Мол, пришел его черед, и теперь внимательно наблюдал за малейшим движением головы сокола. Чуть что, сразу в нужную сторону сворачивал. Заблудиться же в отсутствии оборотня не боялся, так как Рарог — лишь прикажи — без труда бы их обратно вывел. Небо в сию ночь было чистёхонькое. Звезды так и сверкали в темной глубине. Бледные лучи полумесяца, пробиваясь сквозь листву величественных деревьев, освещали дорогу, от чего ехать было достаточно легко. Лесьяр ёрзал в седле. Чуть заслышав шорох, покусывал губу и вертел головой в разные стороны. Все ему было ново, интересно, и настроение было преотличное. Впервые же с князем на ночную охоту выехал! Ратмир, глядя на выкрутасы юноши, давил так и норовящую вылезти на лицо улыбку. Сам в его годы точно таким же был: неугомонным и любопытным. Ну да и боги с ним. Пусть едет, да радуется. Молод все-таки. Зелен. Словно в противоположность Ратмиру, скачущие рядом дружинники, казалось, вовсе на мальчишку внимания не обращали. Только брови хмурили, да к каждому шороху прислушивались. Серьезные, собранные. Велеслав раздумывал по первой, как бы ему все же ловушку на зверя соорудить. Но потом плюнул, решив озаботься необходимым там, куда приведет его Рарог. Долго ли, коротко ли, а наконец доехали они до нужного места… Широкой поляны, устланной, словно ковром, молодыми кустами папоротника. Под серебряным светом тонкие листья их казались практически изумрудными. Нереальными. По краям расступившегося леса, словно столпы, возвышались не сразу запримеченные в темноте, четыре огромных дерева. Таких, что и вдесятером не обхватить! Мощные ветви их растопырились, стали одним целым с кронами прочих деревьев и переплели их где-то над головами охотников, образовав естественный, но невозможный самим фактом своего существования купол. Купола княжеских палат сотканный из причудливой вязи ветвей и убранный листвой, пропускающей до земли иголочки лунного света. — Вот так диво! — раздался чей-то возглас. — Что это? Люди въехали в «палаты» осторожно, переведя коней на неспешный шаг и оглядываясь в поисках затаившейся тут сущности, сотворившей такое чудо. Воздух под куполом пронизывали золотистые стайки огоньков, излучая мягкий приятный свет. Среди папоротника на земле виднелись кое-где невиданные никем ранее цветы, источающие слабый приятный запах. Из-под копыт вырывались — кто куда — редкие тяжелые бабочки, с две ладони размером, звучно перемешивая крыльями воздух. Иногда боковым зрением можно было уловить движение чуть в стороне, но выяснять его причину ни один не решался. Слишком несущественное, чтобы быть чем-то опасным для шестерых, оно все же заставляло нервничать. — Тьфу ты, черти. Вляпались в трясину магическую, — пробурчал Дир, отмахиваясь от одного из огоньков. — Княже, может назад повернем. Не нравится мне здесь… — Нет, мы почти на месте, я чувствую это. Негоже уходить, не попытав счастья, — отозвался Велеслав даже не взглянув на него. Все внимание было приковано к соколу на руке. — Скажи ты мне птица, что это за место дивное?«Дворец царя лесного» — был ему ответ.
— Вот так-так, — восхитился князь, но одновременно почувствовал, как в душу заползли ростки испуга. Так бывает, когда ребенок находит нечто новое и интересное, но не знает, что от него можно ожидать. — Послушайте-ка! Этот говорит, — потрепал он пёрышки сокола. — Будто мы в чертогах здешнего царя лесного! — Значит, то действительно не легенда, — покачал головой Ратмир. Пусть он не очень желал в самой ловле участвовать, а на диво здешнее взглянуть ой как хотелось! Это ж сказка ожившая. Такого-то у них в Миргороде не водится. — Вот сейчас найдем этого Оленя, — мечтательно вздохнул Тогар. — Поймаем и принесем его шкуру в дар княжне, — фыркнул Глеб, проверяя готовность лука. — А может не надо его того… Убивать? — тихонько вопросил Лесь из-за спин дружинников. Очень уж ему место сие, во истину сказочное, по сердцу пришлось. — Взглянем, желание загадаем, да с миром уйдем, а? — Не болтай попусту, — одернул мальчишку Велеслав, готовя свое оружие — небольшой арбалет — недавнее изобретение соседей западных земель. — Нам нужен этот Олень. И нужен самим, ясно? — Но, княже… — стушевался от этих слов Тогар, — я то тоже думал, что ты захочешь зверя сего, ежели изловить удастся, преподнести невесте своей. И сам чист будешь, и уважение других заслужишь. Скажут: «Экий подарок жених своей голубице выискал!» А если ж по-другому поступишь, себе трофей заберешь, то и милости не удостоишься, и … — но назвать княжича вором у него не хватило духу. Как и сказать то, что князь может не только на себя бед накликать. — Мне все равно, — отмахнулся Велеслав. На него вдруг такая «жажда» нашла, что побороть ее он оказался не в силах. — Мой это будет Олень. Мой и только мой, ясно?! Дружинники неуверенно закивали и запереглядывались в непонимании. Даже Дир, который был за убийство дивного зверя, покосился на Велеслава с едва заметным укором. Черти знают, к каким последствиям могло привести убийство и умыкание магического существа по собственной легкомысленной прихоти! Ехали-то они сюда все с совершенно другим настроем. Но все видимое теперь нагоняло лишь страх и неясные опасения. Ведь Олень неспроста обитает в таком дивном месте… Однако князь уже никого не слышал и не видел. Словно дурман нашел на него. Весь мир сузился до клочка леса, мерцающих алых глаз сокола и повернутого слегка в правую сторону клюва. Они подъезжали к другому краю поляны, когда земля под ногами изменилась. Во множестве растеклись под копытами коней ручьи, берущие свое начало на небольшом, возникшем из неоткуда посреди «хором» пригорке, к вершине которого вели невысокие уступы, покрытые мхом и журчащей с камешка на камешек водой. Место было настолько завораживающее, что путники, отвлекшись, не сразу увидели того, за кем приехали. Лесь уставился на Оленя, чувствуя, как в душе просыпается странная щемящая тоска. С чего бы? Остальные, судя по всему, не испытывали такого благоговения. Шкура источала мягкий серебристый свет. На шерстке четко проступали, в виде завитков, широкие и тонкие темно-зеленые узоры. Лоб украшала необычная рунная вязь. Ветвистые рога сверкали золотом в лунном свете, а глубокие изумрудные глаза полны были такого спокойствия и невозмутимости, что юноша почувствовал себя неразумным дитём перед мудреным годами старцем. «Ну точно! Это ведь не мы, охотники, нашли добычу», — подумалось мальчишке. — «Просто сама добыча позволила подойти ближе — и никак иначе!» Олень лежал на пушистой подстилке из светлого мха и голубых цветов колокольчика. По телу его порхали бабочки, не причиняя, в прочем, особого дискомфорта. Даже, кажется, наоборот развлекали, заставляя лесного хранителя слегка шевелить заостренным ушами. Заметив чужаков, он несколько мгновений наблюдал за их приближением, и когда те остановились, слегка склонил набок голову. По поляне разнёсся протяжный и какой-то усталый вздох. Олень грациозно, но как бы нехотя поднялся, чуть шагнул вперед, пронзая изучающим взглядом Велеслава. — Здравствуй, князь Миргородский. С чем ты ко мне пожаловал? По делу какому, али так в гости забрел? — произнес голос, принадлежавший не то средних лет мужчине, не то женщине. — Боги, оно ещё и разговаривает, — рыкнул Дир и дёрнул поводья, заставив коня сделать несколько шагов назад. — Рта-то не раскрывает, а вона как может, — в изумлении прошептал Глеб, поглядывая на покоящийся в руках лук и прикидывая, насколько быстро сможет достать из колчана стрелу. — Я за тобой пришел! — подкинув сокола в воздух и качнув арбалетом, крикнул Велеслав. — За силой твоей! Олень шумно фыркнул, словно слова князя были для него не новостью, но величайшим огорчением. — О том ведаю я. Но для чего тебе, эта сила, надобна? Сам в достатке, да богатстве живешь. Жену, вон, тебе хорошую выбрали. Никогда и ни в чем себе не отказывал. Чего еще может желать человек для полного счастья? — в голосе Оленя послышалось искреннее недоумение. Всякие люди к нему забредали: бандиты, бедняки, влюбленные. Но все то — простой народ. Им многого не нужно. Но человек, который в данный момент стоял перед хозяином лесных угодий, жаждал гораздо большего, словно не мог насытиться уже имеющимся. — Я желаю воссоединить под своей рукой все княжества Русские, как когда-то великий князь Кощей, — дерзко произнес Велеслав, задрав подбородок. Позади послышались как удивленные, так и разочарованные вздохи. Никто из дружинников ведь не догадывался, что правителю для его планов, которые обсуждались неоднократно, нужен был именно олень. Ни дочка княжеская, через родство с которой он бы земли объединил, ни войско верное, А Олень! Не слышав той легенды, что знал Велеслав, дружинники недоумевали, хотя и догадывались вполовину: раз олень волшебный, то через него, чай, и желание загадать можно. Но тогда зачем убивать, коли даже не в дар княжне?.. — Дело то благородное, — пробормотал Олень, обдумывая слова чужака. Топнул копытом. — Вот только ты не ради сплочения народа и усмирения распрей это сделать желаешь. Чувствую я и вижу: помыслы твои жадностью, завистью, да гордыней отравлены. Не место такому на престоле пятнадцати княжеств. — Тебя не спросили, тварь магическая! — разъярился Велеслав. — Мне нужна лишь сила, а не поучения. — Он навёл на Оленя арбалет, — и я её получу! — СТОЙ! — прогремело со всех сторон. Рука князя дрогнула. Он обернулся на Дира, опешившего от столь громкого и невесть откуда исходившего голоса; убедился, что прервали его не дружинники и с издевкой глянул на зверя. — Хочешь меня остановить? Разжалобить? Не выйдет. — Нет, — вдруг смиренно произнес Олень. Дёрнул ушами. Голос его охрип, став ниже. — Тысячелетиями я леса здешние хранил, волю порождениям тьмы не давал, людей оберегал. Пора и на покой, не правда ли? — прозвучало странно. Однако он переступил с ноги на ногу, словно с мыслями собирался, и с грустью продолжил. — Но ежели ты за моей силой пришел, уважь старика, дай развлечься напоследок. — Развлечься? — подивился Велеслав. Не такого он, признаться, от мифического зверя ожидал. Потом призадумался. Покрутил мысль так и эдак. Вспомнил о существовании волшебного сокола, который в любом случае этого рогатого найдет. Хитро ухмыльнулся и елейным голосом вопросил. — Чего же тебе надобно? Чего желаешь? — Дай косточки размять, да угодья свои в последний раз осмотреть, — на удивлённые взгляды всех присутствующих Олень пояснил. — Охота мне, люди, с вами в догонялки сыграть. Коль стрелой в меня попадешь ты, княжич, то силу заслуженную получишь. Ежели нет — уж не обессудьте, но участь у вас окажется незавидная, — прокряхтел под конец каким-то старческим голосом. — Допустим, соглашусь я, — настороженно вглядываясь в зелёные глаза зверя, произнес Велеслав. — Но учти, птица моя волшебная в любом месте тебя сыщет. Не скроешься, не спрячешься. — Ох, запамятовал об этом. Благодарю. Но раз преимущество на твоей стороне, то и у меня должно быть что-то, что поведет наш забег на равных. Не так ли? Князь нахмурился, не понимая, к чему тот клонит, но все же кивнул. — Вот и прекрасно, — на морде Оленя появилось подобие несуразной улыбки. В глазах вспыхнули искры. — Раз ты согласен со мной, То выслушай следующие, — Олень вдруг повернул свою голову к Лесьяру. — Вот этот юноша. Я хочу, что бы он сел ко мне на спину и составил компанию. Все честно. Велеслав приподнял кустистые брови на такую речь и язвительно поинтересовался. — Неужто думаешь, ежели сторону твою мой служка примет, то я стрелять побоюсь? — сам же судорожно искал скрытый подвох, которого не находил. Возможно, такая просьба — действительно всего лишь блажь древней лесной легенды, которой пора на покой? — Нет, нет, просто… — зверь тряхнул рогатой головой. — Хочу оградить мальчика от твоего, княже, опасного каприза. Чистый он, честный, добрый, не испорченный славой. Порадую уж напоследок. За все время прожитое, не видел Лесьяр волшебства настоящего, а теперь… Увидит, — как-то загадочно оборвал свою речь Олень, и глядя прямо в зелёные глаза Леся ласково произнес. — Ступай ко мне, дитя. Ты же не против? Юноша даже ответить на вопрос толком не сумел, чувствуя, как от радости и нервного возбуждения перехватывает дыхание. Только кивнуть и смог. Боги! Сколько не внушали тятюшка с матушкой, что вся магия — зло, мальчишка в это не верил. Словно что-то в душе противилось сим словам. Он никогда не видел магии дома, чтобы понимать ее суть. Однако это лишь усиливало непреодолимое желание докопаться до правды.«А как оно было-то на самом деле?»
Вопрошал молодой отрок у старого лекаря, к которому от безысходности был приставлен отцом для помощи. (Ну не хочет дитя по-хорошему понимать, чем магия опасна — так пусть по свету болтается да смотрит, уму-разуму учится.) Лекарь-то и рассказал противу всех видимых Лесем доводов, что магия не только калечить способна, но и исцелять то, против чего травы бессильны. Так же поведал, что людей, на такое способных уже при его отце не осталось. А еще изредка, вечерами, сказывал по памяти ученику те легенды, которые когда-то читал сам или слыхивал от деда: про магических существ, что помогали людям в ту пору, а не только обманывать да нападать умели; про мудрых чародеев, что поддерживали в мире равновесие добра и зла; про дивных зверей, что пути судьбы указывали. Это были древние легенды, запрещённые в Миргороде. Однако Лесьяр считал их прекрасными. Умолял рассказать еще чуть-чуть при каждом удобном случае. Слушал и грезил о встрече с такими могущественными, но очень добрыми существами. И вот… Мечта осуществилась. Юноша взбежал наверх, не слушая окрики дружинников и княжича. Вблизи Олень оказался ещё больше. А свет, источаемый его шерстяным покровом, давал чувство странного умиротворения и защищенности. Лесь аккуратно взобрался на подставленную упругую спину, прильнул лицом и грудью к толстой шее, обхватив ту как следует руками, дабы не свалиться. — Готов? — поинтересовался Олень у седока. — Да, — юноша, чуть повернувшись, взглянул в сторону мужчин, нацеливших на лесного хранителя свои луки, арбалеты и неожиданно осознал, что сам стал мишенью. Не по игре уж, которую изредка устраивал его князь на тренировочном поле, кидая кинжальчики в яблочко на голове. Нет. Сейчас Лесь стал для них всех самым настоящим предателем, который ослушался приказа. Добычей, в которую обязательно выстрелят. Ведь в глазах бывших соратников не осталось ни капли человечности, ни капли сострадания или жалости. Холодный расчет, жажда наживы, преданность господину, призрение — вот что руководило ими! И Лесь вдруг понял, что не увидит больше своих старших друзей. Не увидит и дом, и родных. Никогда… — Считаю до трёх и начинаем, договорились? — выпрямившись, топнул ногой Олень. А внутри Леся все сжалось от страха. Причем не за себя, а за это прекрасное и благородное существо. Может, единственное на всем белом свете. — Договорились, — хмуро отозвался Велеслав. Остальные приготовились. — Ну тогда: Раз… Два… Три!***
Олень несся вперед по лесной чаще, ловко перепрыгивая небольшие мховые кочки, поваленные от старости стволы деревьев, небольшие овраги. Рога его, гордо сияли, искрились в отражении лунного света. Белоснежная шерсть отливала перламутровым блеском, таяла легчайшими разводами при движении мощного тела, вспыхивала круговыми узорами, создавая иллюзию струящегося потока, уходящего куда-то во тьму под копытами. Копыта же с такой силой ударяли о землю-матушку, что та вся сотрясалась, будто от лихорадки. Изумрудные глаза внимательно следили за едва заметной тропой. Лесь зажмурился и еще крепче вцепился в шею гордого зверя, молясь всем известным богам, чтобы не сорваться с подвижной мощной спины. Изредка по его щекам, рукам и макушке больно хлестали тонкие колючие ветки елей, но юноша терпел, сжав в тонкую полоску губы и не издавая ни звука. В таком головокружительном забеге он участвовал впервые. Все же у самого лошадка была всегда смирная. Лесь съежился и полностью доверился Оленю. Тот вытянув шею, склонив голову слегка вниз, выставляя витые рога вперед, будто решил протаранить нечто невидимое. Мощные мышцы под кожей заходили еще быстрее. Казалось, будто зверь уже и не бежит, а летит в нескольких сантиметрах над землей. Петляет по тайным, неведомым человеку тропам. В какой-то момент деревья остались позади, а со всех сторон распахнуло свои просторы огромное дикое поле, поросшее полевыми цветами, Иван-чаем, колючкой и осокой. — Держись! — громыхнуло над ухом, — Мы должны перепрыгнуть. Приоткрыв один глаз, Лесь увидел, что впереди поле и лес разделил глубокий каменистый обрыв, уходящий в правую сторону широким речным разливом. Вот уже видно было, как упавшие деревья протянулись через его берега подобно мостам. В уши летел рев стремительной Белогорской реки. — Не сможем! — пискнул он, уткнувшись лбом в теплую шерсть и сжав добела кулаки. Где-то высоко над головой раздался пронзительный крик Рарога. Их постепенно нагоняли дружинники на своих быстроногих Фарях.«Боги, не успеем…»
Последние несколько скачков, чтобы развить подходящую скорость. Еще немного, еще! Все внимание сосредоточено на спасительном дереве. — Раз… Два… Но но на «три» небольшая стрела свистнула за спиной. Ударила, заставив вздрогнуть мощное тело. И копыто, сбившись, ступило в пустоту…***
Они бы разбились, но, к счастью, в самом низу не оказалось камней, а стремнина имела довольно глубокое дно. Или им обоим повезло… Холодная вода моментально отрезвила мечущийся разум и чувства юноши, подключив не столько сознание, сколько инстинкты: плыть и держаться на воде. А потому, старательно подгребая, давя в себе мечущийся страх возможного удушья, Лесь довольно быстро вынырнул на поверхность. Зафыркал, отплевываясь от воды. Протер руками глаза и дергано осмотрелся, только сейчас осознавая в полной мере, что веса под ногами больше не чувствует. Место было мрачное. Скалы, тонкая полоса берега, но выбраться можно. Юноша раздумывал меньше минуты. Вдохнув поглубже, он резко скрылся под водой, поймал утопающего Оленя за рога и поволок за собой, не понимая гребет ли он на месте или не чувствует тяжести… В мечущийся разум некстати залезли давешние мысли о детстве… А впрочем, этим Лесьяр и отличался от других людей Миргородского княжества. С самого малолетства замечали за ним соседи по деревне необычную способность: буде возникала опасность какая, так в тот же момент просыпалась в мальчишке мощь неимоверная! Вот и теперь, страх утонуть сегодня сработал как надо. — Ну же, еще немного, плыви! — задыхаясь, сквозь зубы процедил Лесь, подтаскивая тушу Оленя к мелководью и нащупывая ногами каменистое дно. Гребок, еще… свободная рука вцепилась в колючую гальку и Лесь выполз на берег почти что на четвереньках. Одежда вся насквозь вымокла. Вода стекала с волос тонкими ручейками. Дыхание сбивалось, перемежаясь с кашлем, а сердце колотилось так, словно норовило выпрыгнуть из груди. — Приплыли, — выдохнул он, радуясь, что остался цел. С предельной осторожностью вытащил бессознательного зверя из воды и расположил поудобнее, тут же заваливаясь рядом. Прикрыл глаза, после чего, кажется, на мгновение потерял сознание. Сила резко схлынула, как после прибоя, оставив в напоминание лишь усталость. В небе сияла луна, слабо освещая берег без малейшего намека на живую растительность. Только странные шипастые корни оплетали высокую отвесную скалу, щерящуюся на вершине темными елями.«Стрела!»
Кольнула разум своевременная мысль, пробившись через забытье. Лесьяр, сделав над собой усилие, вынырнул из манящей спокойствием темноты и подполз поближе к Оленю. Оглядел небольшое арбалетное древко, глубоко засевшее в бедре. От раны в разные стороны исходили черно-лиловые линии.«Ч-чтоб тебя… Нечестно!»
Дрожащие пальцы потянулись, было, вытащить арбалетный болт, но тут нога зверя дернулась, а сам он простонал тихое: — Не трожь… Лесь отдернул руку, всмотрелся в затуманенные дымкой изумрудные глаза. — Но… Я помочь хочу, — прозвучало неуверенно. — Не стоит. Отойди немного. Мне надо оборотиться, — слова давались Оленю с трудом. Юноша кивнул, нехотя отполз подальше и стал наблюдать. Зверь тяжело перевернулся на бок, положил голову на песок и смежил веки. По телу его прошла волна зеленого огня, которая стала стремительно изменять облик. Рога исчезли. Уши стали вполне человеческими, а белоснежная шерсть перетекла в такого же цвета кожу. Поверх тряпья, прямо из воздуха, возник добротный плащ, сотканный из множества свежих листьев. Человек, лежавший теперь на песке, медленно приподнялся на локте. Шипя сквозь стиснутые зубы, вытащил из бока торчавшее древко стрелы, отбросив от себя подальше, болезненно морщась. Яд распространялся быстро и уже сильно обжигал кровь. — Вам ведь больно, — растерянно произнес Лесь, сжав за спиной пальцы. Он всегда с трудом мог переносить страдания других. А этот мужчина, явно терпел сильнейшую агонию, которая отражалась лишь во взгляде. — Вы подождите, я сейчас воды наберу и рану промою, — быстро затараторил, волнуясь. — И травы у меня с собой, — он вытащил шнурок с привязанным к нему тряпичным мешочком. — Вы только сознание не теряйте. Он уже хотел сделать несколько шагов к озеру, когда хриплый возглас остановил его: — Постой, малыш! — мужчина закашлялся, на ладони проступили черно-зеленые брызги. — Не трать время попусту, ему уже не поможешь. Лучше сядь рядом. Нам надо поговорить. — Но… Ему? Однако суровый взгляд, брошенный из-под кустистых бровей, убедил юношу отказаться от бессмысленного спора. — Хорошо, — сдался он и осторожно присел рядышком, все украдкой поглядывая на зажимаемую широкой ладонью рану. — О чем вы поговорить хотели? И как нам отсюда выбраться? — глянул тоскливо на уходящую вверх каменную стену. — Во первых не нам, а тебе, — покачал головой мужчина. — А поговорить хотел… Он замолк на мгновение, потом гордо поднял голову. — Хотел передать тебе свою силу, владения и ввести в курс событий. Ты же сын мне. — Сын? — Лесь даже с места подскочил, ошарашенно глядя на собеседника. — Вы, наверное, ошиблись! У меня есть и отец, и матушка. Даже сестренка есть! Какой я вам сын? Я человек! Чужого богатства мне не надобно, я… — Сядь! — рыкнул мужчина и юноша покорно опустился на колени. — Сын ты мне, самый обыкновенный, а сам я Леший — царь всех лесов Русских, — раздражённо, но вместе с тем печально произнес он. — Выслушай меня сначала, а потом бунтуй. Лесьяр, от природы отходчивый, кивнул слегка настороженно, не понимая, почему Леший сказал о себе «ему», но все же послушался. Сжал в своей ладони мешочек с травами и приготовился внимать старшему. Все происходящее казалось каким-то странным, но от того не менее реальным сном. — Долгое время я правил горами, долами и лесами. Я был всюду, куда простерся лес. Я видел столько городов и стран, что ты и не представляешь.— Вздохнув, начал рассказ Леший. — Долго ходил я по свету один одинешенек, полагая, что сохранение сил в равновесии — главное предназначение моей жизни. Интонация сменилась на печальную и чуть мечтательную. Так говорят о чем-то недосягаемом, о давно ушедшем и очень светлом. — Однако несколько лет назад я, неожиданно для себя самого, вдруг влюбился. У озера это произошло. Девица сидела на бережке, рядом стояла корзинка с травами, а сама она, бросив их сбор, исцеляла неудачно подстреленного кем-то олененка. Это удивило и… Восхитило. Ведь люди обыкновенно приходили в мой лес ловлей заниматься, а не лечить добычу. Так стал я наблюдать за ней издали. Подходить не осмеливался. Не приняла бы она меня в моем обличие… Леший замолк, переводя дыхание и подбирая нужные слова. Воспоминания в последний раз выстраивались цветным калейдоскопом и, пробегая перед внутренним взором, вызывали лишь глухую тоску. — Твоя матушка была очень красивой и могущественные ведуньей. Злые крестьянские девки завидовали ей. Думали, будто она силой своей хочет мужей у них увесть. А потому в двадцать пять годков очень ловко её со свету сжили. Удалось им это легко, ведь Лада никогда и ни на кого зла не держала, никому пакостей не делала. За то и поплатилась… — с горечью проговорил мужчина, протягивая дрожащую руки и дотрагиваясь до рыжих волос сына. Лесь не отстранился. Лишь смотрел завороженно в зелёные глаза негаданного отца. — Боги, как же ты на нее похож, как похож… Леший спрятал пальцы и весь сжался, закутавшись поплотнее в плащ из листьев. Его колотил озноб. — После смерти девица, мужской ласки не познавшая, изъявила желание оберегать здешние деревеньки не смотря на то, сколько боли и горя причинили ей люди. И боги даровали ей право остаться в Яви. Она стала духом. Духом моего леса! Не представляешь ты, как был я счастлив тогда! На губах мужчины замерла печальная улыбка. — Помню, когда я вышел к ней таким, каким ты видишь меня сейчас, она не испугалась. И я просто не смог отказать себе в удовольствии похвастаться ей красотой своих угодий. Это было… Прекрасное время! Мы гуляли с ней там, куда не ступала человеческая нога, доходили до моря, выращивали удивительные по своим свойствам растения, сочиняли с птицами песни и лечили зверей. Я был счастлив… Счастлив. Леший прикрыл глаза, чувствуя в себе ту теплоту, что вызывали картины прошлого. — Но чем плотнее лес обступал города, тем больше и чаще видела она людей и детей, выходящих в поле. И однажды появилась в ней тоска по прошлой жизни. Горечь чего-то так и не обретенного… Опостылели ей виды лесов, да гор, — он перевел дыхание. — Однажды… Нам повстречался ребенок, затерявшийся в чаще. Это была маленькая девочка, погнавшаяся за зайцем, пока родители её с людом простым беседы вели неподалеку. Заблудилась милая и тихо плакала, сидя под высокой елью. Лада не смогла стерпеть слез на детском личике. Она подняла девочку на руки, успокоила, напоила родниковой водой, накормила ягодами, а потом самолично отвела обратно в деревеньку. Её не заметили, а ребенок еще долго потом лепетал родителям про прекрасную обережку, которую встретил в лесу. Леший усмехнулся этому, а потом скривился от прострелившей все тело боли. Выдохнул сквозь зубы, но упрямо продолжил: — Она тоже захотела ребенка. Того, о ком можно будет заботиться, кого можно ласкать и кому петь колыбельные, а на рассвете умывать теплой озерной водой и слышать звонкий смех в ответ. — Но ведь у духов не бывает детей, — пробормотал немного смущенный Лесь, — а вы… Духи? — Да, но для всего свое средство есть. — Снисходительно взглянул на него Леший. — Цветок папоротника многое исполнить может. И даже такое желание ему под силу. — То есть я… — Лесь сглотнул, — наполовину человек, наполовину волшебное существо? — Именно, — кивнул Леший с теплом смотря на юношу и ласково касаясь его теплой щеки. — Ты мой сын. Дух от духа, кровь от крови, сила от силы, плоть от плоти. Я так рад, что все-таки смог увидеть тебя и объясниться, — он снова тяжело закашлял. — А Лада? Где моя матушка? Почему я жил у людей, да еще и в княжестве, где магию огнем и мечом выжигают?! — Потому что моя в том вина… Не предвидел я опасности… Отправил Ладушку с тобой без охраны погулять. Вы ушли в Миргород купить пряников расписных, любил ты их очень. Там-то люди, все подозрительные к чужакам, и распознали в ней берегиню. Схватили вас, в темницу бросили, — рвано выдохнул лесной царь. — Угасла лебедушка, как есть угасла. Без меня, без силы лесной, — на песок капнули слезы. — Я даже сделать ничего не успел. Тебя же… — он сжал кулаки, сдерживая ярость в собственном голосе. — Тебя же ведунья себе забрала. Хотела разузнать, как магию из людей вытравлять, оставляя невредимыми. То я от птиц узнал, от пчел — от всего, могущего стать моими ушами и глазами. Отец же Велеслава в то время прознал, что травница его на самом деле ведунья. Казнить хотел. Но карга старая смерь от него отвела, на следующую ночь пришедшую. Согласился он тогда смилостивиться. Только тебя приказал выдворить вон. И хорошо бы, но ведунья, видя в тебе лишь человеческое дитя, в семью крестьянскую пристроила. Так и рос ты, о силах своих не знаючи. — Неужели, отец, не смогли вы меня к себе обратно забрать? — удивился Лесь, шмыгнув носом. Очень тронула его история эта. — Не смог. Как не старался подойти к тебе, заговорить — не мог. Словно что-то дорогу запутывало, да взгляд отводило. Только вижу — миг, уж нет никого. Леший начал заваливаться назад от усталости, но юноша успел подхватить его и аккуратно уложить на песок. — Через несколько дней я не выдержал, — заговорил вновь царь. — Пошел к колдунье той, да не было её уж на свете. Схоронила сыра-земля ведьму. И не узнал бы я, как вернуть тебя в дом родной, если бы не Яга На губах Леся промелькнула слабая улыбка. Ягу-то он из сказаний лекаря помнил. — Сама-то она идти в Миргород отказалась наотрез, но батюшку с матушкой надоумила отдать тебя лекарю, да сказала мне не мешать. Мол, сам ты придешь ко мне по собственному желанию и заклятие разрушено будет. Так и вышло. Леший подавил новый приступ кашля. — Учитель! — Лесь так и засиял, торопясь рассказать то, что с ним было и чего не знает отец. — Он сказывал мне различные легенды и былички! От него-то я и узнал о тебе! — Значит не обманула Яга, — чуть улыбнулся Леший. — То вижу, что спустя пятнадцать лет отец вновь смог дотронуться до сына. Услышать его голос, увидеть восхищение в глазах, так похожих на его собственные. Спасибо. — Царь опустил веки, глубоко задышал, пытаясь побороть поглощающую его разум пустоту. — Я буду вечно благодарить Рода, что Он дал мне такого умного и доброго сына. Того, кто с честью продолжит… — Не надо! Не говори так! — Лесь склонился над Отцом. По щекам его, уже не скрываясь, текли слезы. Тут еще и дождик зашумел, словно весь мир оплакивал историю одинокого, в одночасье покинутого царя, который вновь обрел счастье лишь на пороге своей гибели. Лесьяр, разумеется, все еще помнил, что у него есть и обычная человеческая семья. Однако рассказ Лешего что-то пробудил в сердце и разуме. Какую-то глубокую, будто бы забытую печаль. И раньше Юноша ловил себя на мысли, словно потерял нечто важное, а найти не может. Но рук не опускал. Искал, пытался понять собственное Я. Верил — нужное знание само придет к нему. Надо только набраться терпения! И вот, наконец ответы на смутные свои вопросы он получил, но от этого… Не стало легче. — Отец, — взмолился Лесь, склоняясь к нему и осторожно проводя по темным волосам, в которых застряли веточки и сухие листья. — Ежели я и вправду сын ваш, так позвольте облегчить ваши страдания! Я ведь могу! Я… — Но мах ладонью и сиплый кашель снова прервали его. — Поздно, дитя, поздно. Было мне видение, что гибель произойдет вскоре после нашей встречи, и знаешь, противиться пророчествам — плохое решение. Можно только хуже сделать. Я принимаю свою судьбу. Я пожил и сделал достаточно. Пора и к Ладушке в сады Ирийские. Она ведь сколько лет уж ждет… — Он печально улыбнулся и потрепал Леся по волосам. — Не держи меня, сынок, — сухая, шершавая ладонь накрыла теплую и гладкую. — У тебя своя дорога будет, своя история, свои друзья и враги. Не держись за меня. Прошлого не вернуть, не исправить. Живи настоящим. Живи по правде. Избегай неверных и лживых. Избегай коварных и льстивых. Помогай чистым душой и раскаявшимся. Обещаешь? Лесь совсем не по-царски шмыгнул носом и прошептал в ответ прерывистое: — Обещаю. — Вот и славно, — одними губами произнес Леший. — А теперь… Дай мне вторую руку. Юноша, смаргивая соленые капли и не смея спорить, переплел похолодевшие вмиг пальцы с отцовскими. Тот глубоко вздохнул и Леся словно горячая волна окатила. Темно-зеленые линии начали перетекать на загорелую кожу мальчишки. Руны украсили загорелый лоб, а на плечах появился плащ из листвы. — Ну вот и все, — выдохнул мужчина, чувствуя, как уходят последние крохи сил, а сознание неотвратимо проваливается в темноту. — Теперь ты — хозяин этих мест. Правь мудро. По закону и справедливости, как сам то уже разумеешь. А еще, — он сделал над собой усилие. — Опасайся теперь Велеслава и тех, кого когда-то считал друзьями… Сейчас же оставь меня здесь, а сам беги как можно дальше. Найди тихое местечко и прими от меня все знания… Стань тем, кем должен! Беги и… Мужчина выгнулся, захрипел. И только сейчас, обхватив тело руками понял Лесь, что дыхание совсем не перекрывает биение сердца. Настолько яростное, что казалось еще немного, и оно разорвет грудь. — Живи счастливо… Глаза его потухли. Тело, пошедшее рябью, начало обращаться. Миг, и на руках у Леся вновь лежал Олень. Только шерсть его больше не сияла, а была обыкновенного серого оттенка. На златых рогах зазмеились трещины, а рана на боку представляла собой отвратительное зрелище. Юноша опустил зверю веки и, переждав вспышку оставшейся дрожи, пал ниц, отдавая отцу последний поклон. Затем поднялся, окидывая пустым взглядом безжизненный ночной пейзаж, зловещие тени от темных колючих лоз на скалах. — Как же мне выбраться отсюда? — будто бы самому себе прошептал под нос Лесьяр. — Куда же? Может угодно сразу, в свой дворец? Лесь вздрогнул и обернулся. У ног топтался тот самый лесовик, которого он угостил малиной совсем недавно. Или не тот? Да и откуда он знает, о чем Леший говорил с ним? Впрочем, удивления по поводу происходящего почти не осталось. — Здравствуй, да, хотел бы, только… Его, — Лесь кинул взгляд на отца, — можно с собой забрать? Сырой земле придать. Ну, как принято, — стушевался на последних словах. — Нет, нельзя. Царь Леший строго-настрого приказал оставить его здесь. — Значит, он знал, что так будет, — стёр слезы юноша и нахмурился. — Да, царь Леший обладал ясновидением, — с поклоном пробормотал мелкий дух, осматривая нового хозяина неподвижным взглядом. — Я не могу нарушить его приказ. — Тогда… Уйдем. Не могу больше находится здесь, — в голосе прозвучала твердость. — Прощай, Отец, и… Спасибо. За правду. На этих словах Лесовик схватил молодого царя за руку. Поднялся ветер, взметнулись полы плаща и оба исчезли, оставив после себя лишь облачко поднятой пыли. Настала мертвая тишина.***
— Ах ты ж, навье отродье! Неужто не мог предупредить, что б я раньше стрелу пустил?! — бранился княжич на равнодушно наворачивающего подле него круги сокола. Дружинники прохаживались по краю обрыва и пытались рассмотреть хоть что-то внизу, но темнота не давала. — Небось, разбились они, — проворчал Дир, который чувствовал лишь глухое раздражение от поступка взбалмошного отрока. Что ж, тот сам принял решение, сам и поплатился за него. — Вероятно, — вздохнул Ратмир. Ему-то мальчишку было искренне жаль, но ослушаться приказа князя? Этого он не понимал. — Что, возвращаемся? — Глеб посмотрел на Велеслава, но тот зло скрипнул зубами и прикрикнул на Рарога: — Слышь, птица, отвечай, где тут спуститься можно! — И можно ли вообще, — добавил Тогар, почесав бороду. Оставлять тушу такого роскошного зверя неоприходованной ему претило. Сокол взвился в небеса, разразился пронзительным криком, а в голове у князя прозвучало:«Ход есть, но идти придется долго. Спуск круто уходит вниз. Коней лучше оставить».
— Отлично, — оскалился Велеслав, потирая руки и уже обращаясь к дружинникам. — Он нас отведет. Правда, мой хороший? — крик Рарога был полон ненависти, отказаться от участи провожатого тот не смог. Шли по правой стороне довольно долго, пока не наткнулись на каменный спуск, ведущий к берегу. Спешившись около этого места, князь приказал привязать коней к ближайшему дереву, оставил с ними сокола, чтобы не докучал, а сам вместе с ратниками отправился вперед по дороге. Ступать было неудобно. Ноги проскальзывали по камням, норовя то и дело сорваться в бурлящий за спиной поток. Приходилось передвигаться очень медленно, держась то за сухие кустики, то за свисающие в некоторых местах с каменной стены лианы. Сколько они так продвигались — сказать было сложно. Но когда сапоги коснулись глинистой ровной поверхности, а глаза привыкли к темноте как следует, путники с интересом осмотрелись по сторонам. Все тот же поток бурной Белогорской реки заворачивал куда-то вправо за каменистую громаду противоположного обрывистого берега без намека на растительность. Хотя нет. Что-то едва заметно выбивалось из общей унылости пейзажа. Велеслав зашагал прямо к этому светлому пятну и пораженно замер, когда увидел свою потерю. Олень лежал бездыханный, посеревший и осунувшийся. Непривлекательный. Но самым странным было то, что все тело его оплетали толстые черные корни с длинными шипами, а поблекшие рога украшали невообразимо прекрасные, розовато-лиловые бутоны, которые стали распускаться прямо на глазах неожиданных зрителей. Велеслав вместе с другими завороженно наблюдал за этим действом, ловя себя на непреодолимом желании дотронуться до столь идеального и прекрасного цветка. Тот словно манил, звал, притягивал переливами нежных оттенков… — Помогите распутать тушу! Пальцы потянулись к сверкающим лепесткам, обхватили ножку и с силой рванули вверх. Острые шипы немедля впились в кожу. Дружинники, кроме настороженно отошедшего в сторонку Дира, тоже коснулись растения. Но никто даже не почувствовал боли. Просто все в мгновение застыли, и уже не слышали ни остерегающих окриков, ни того, что им велят бросить этого чертового оленя. Не слышали никчемных попыток Дира прорваться к ним, когда земля вздыбилась множеством тонких черных корешков. Вдруг ставшие живыми, они подминали чужаков под себя, скрывая от небес и заключая в подобие коконов. Где-то в вышине закричал сокол. И этот пронзительный свист подействовал лишь на одного. Дир дрогнул, сбрасывая с себя гипнотическое наваждение. Взгляд приобрел осмысленность. Он понял, что рвался спасать товарищей, но каждый раз, делая шаг, проваливался в зыбкое небытие. Бесполезно. Оглядевшись, мужчина ужаснулся тому, в какое кишащие колючками месиво превратился берег и, немедля больше ни секунды, опрометью бросился к проходу наверх. Туда, где паслись их лошади. Помочь другим он был не в силах, да и своя шкура была намного дороже. А Тьма, вырвавшаяся из прекрасных цветов, окутала всю четверку черным туманом, заставляя забыться в собственных сладких грёзах, подчиниться, принять нового хозяина в свой разум. Велеслав, перестав, наконец, бороться с опутавшими его по рукам и ногам корнями, смиренно закрыл глаза. Выбраться было уже невозможно. Одурманенный, он с неожиданной покорностью отдался во власть этой бурной, всепоглощающей силе. И, как и остальные, потерялся в ней…