Дождь в отражении изумруда

      Драко Малфой сидел на подоконнике в гостиной слизерина и читал письмо от матери, которое пришло несколько недель назад. Он просто забыл про него. Сегодня утром оно выпало откуда-то из недр мантии. Блондин решил сегодня не идти с друзьями в Хогсмид. За окном бушевал ветер, а солнце только-только лениво выползало на небосвод. Суббота, а он предпочёл одинокое прозябание в гостиной, этот мир уже не спасти. Ну как одинокое. На тёмно-зелёном диване сидела Цирцея Сэнтери… и молчала. Девушка подогнула одну ногу под себя, а вторую согнула в колене. Изумрудные — отвратительно красивые — глаза бегали по тексту одного из учебников. Вроде бы история магии. Они даже не обменялись оскорблениями, когда столкнулись в гостиной. Она была спокойной, впрочем, как и всегда, только сегодня это было не фальшиво. Лёгких приятно касался запах малины и лимона. Её запах действовал на Драко подобно никотину. Это было вкусно и почти жизненно необходимо. А когда она уходила, организм требовал ещё. Девушка действительно была умиротворённой сегодня. Всё те же болезненно расправленные плечи и спина, но глаза казались живыми и тёплыми. Её эти глубоко зелёные глаза. Радужки взаправду были будто вырезанными из драгоценного камня. Когда она смеялась, в цвете глаз проскакивали блики голубого. Он запоминал её как текст очередного параграфа по зельеварению. Это было противоестественно, всю суть воротило, когда они сидели в одной гостиной вот так, не переругиваясь. Она знала, что он смотрит. Знала и даже не подняла глаз. Отвратительная безмятежность и уверенность в себе. Малфой откинул голову на стекло позади и открыл конверт. Буквы прыгали по строкам, будто мать спешила или очень волновалась.       "Да, Драко, мне известна эта фамилия. Но вероятно ты что-то перепутал. Род Сэнтери оборвался на Мейсоне Сэнтери, много лет назад.       Когда-то это был действительно очень сильный род чистокровных волшебников, но он полностью уничтожен. Последнего представителя убили около семнадцати лет назад. И это точно, я сама лично видела смерть Мейсона Сэнтери. Наша семья поддерживала нейтральные отношения с этой семьёй. Но в Хогвартсе не может быть ученицы с такой фамилией. Это невозможно. У Мейсона не было детей или, по крайней мере, он об этом не распространялся.       Мой милый Драко, пожалуйста, не лезь в это. Если это действительно наследница рода Сэнтери, держись от неё подальше. Видит Мерлин, эта семья всегда тянет за собой опасность и смерть. Вокруг них испокон веков умирают люди…      Я всё ещё уверена, что ты что-то путаешь. Напиши мне, если что-то станет известно. Но прошу, не спрашивай меня о событиях минувших дней… Люблю тебя, Драко, будь осторожен.      Нарцисса Малфой".          Парень поднял дождливо-серые глаза на девушку. Смешно. Сэнтери всё ещё внимательно читала, она не выглядела призраком или тем, кто мог взять чужую фамилию. Длинная коса сползает на плечо, и брюнетка привычным жестом откидывает волосы за спину. Вообще очень странные волосы, разноцветные. Каждый день они выглядели по-разному. Сегодня сквозь смоль проскакивали блики янтаря. Брюнетка закусила губу, она всегда так делала, когда задумывалась. Сидя в большом зале, отвечая на чарах и вчитываясь в учебник по зельям. Сегодня Сэнтери одета в платье цвета малахита и школьную мантию поверх, а волосы были сплетены в излюбленную косу. Ей больше идут распущенные. Он коснулся её волос лишь раз, когда нервно откидывал их назад на уроке зелий. Они действительно раздражали. Локоны казались живыми, манящими, такими неправильно мягкими. Это бесило. Она его бесила. Чёрт побери, всё в ней было настолько противоречивым и гармоничным одновременно, что хотелось выть. Просто сесть на пол и выть в голосину. Драко склонил голову вправо и вкрадчиво спросил: — Сколько тебе лет, Сэнтери?          Девушка оторвалась от книги и повернула голову. Ярко-зелёные глаза смотрели в голубо-серые спокойно, с едва заметной тенью удивления, бровь слегка приподнялась, но она ответила без обычной стали в голосе: — Семнадцать, — брюнетка пожала плечами и вновь вернулась к учебнику.         О, её голос был отдельным видом зависимости. Мягкий, вязкий как патока, не высокий и не низкий. Кажется, это единственное в ней, что было действительно правильным. Что-то между рёбер резко переворачивалось и било под дых, когда она говорила вот так, без напускного равнодушия, искренне. Она вообще редко позволяла себе искренность. Как-то раз в голове пробежала странная, совершенно несвойственная ему мысль. Наверное она очень красиво поёт… Действительно, скорее всего это так, ведь даже её смех был похож на перезвон хрусталя в Большом Зале, а сама по себе манера говорить была продуманной, размеренной. "Последнего представителя убили около семнадцати лет назад" — услужливо воспроизвело сознание. Видимо убили, да не до конца. Малфой усмехнулся и взмахнул рукой, призывая перо и пергамент. Цирцея мимоходом проследила за этим жестом и едва слышно хмыкнула. Предупреждение матери только распалило внутренний азарт и интерес. Блондин согнул ногу в колене и положил на бедро пергамент, взялся за перо. Драко запустил пальцы в платиновые волосы и почувствовал на себе любопытный взгляд. Он всегда точно знал, когда она смотрит. Было странно, почти противоестественно сидеть с ней в одной комнате и не ругаться. Она ведь создана для скандалов, правда? Блондин ухмыльнулся и начал писать.         "Здравствуй, мам. Не волнуйся, я буду осторожен, обещаю.         А есть ли какая-то общая черта у этого рода? Может фамильная драгоценность, наподобие наших колец… Может какая-то особенность внешности или характера, может воспитания. Хотя бы что-нибудь, что позволит узнать точно: Сэнтери это или нет. Я не буду спрашивать, откуда тебе знаком Мейсон Сэнтери, но знай, что я выясню это сам.          Ответь, пожалуйста, как можно быстрее.                             Твой сын, Драко Малфой".         Брюнетка вздохнула и потёрла собственное запястье. Драко скользнул холодными глазами по лицу девушки. В свете камина она казалась восковой куклой, какой-то неживой, нереальной. Острые скулы, высокие, немного впалые щёки, длинные тёмные ресницы, глубокая впадина ключиц, выделяющаяся линия шеи, широкие, грубоватые для девушки плечи, нежные запястья с проступающими синеватыми венами, красивая грудь, уходящая в тонкую талию и аккуратные бёдра с острыми тазовыми костяшками. Подол платья чуть задрался из-за подогнутой ноги. Длинные, истинно аристократичные ноги, маленькие ступни прятались в туфлях на достаточно большом каблуке. Глаза парня вновь вернулись к её губам и остановились. Девушка закусила нижнюю, чуть более пухлую. Сознание вновь пробудило её вкус на губах. Терпкий вкус малины в купе с резким оттенком лимона сносил башню напрочь. Цирцея в который раз откинула причёску за спину и кинула на него короткий взгляд. Удивление, непонимание, злость… Интерес. Она постоянно была в его голове. Память подкинула мысль о вечере в начале учебного года. Ладони Малфоя на этой до мерзости идеальной талии, её тонкие пальцы в его волосах. Её касания… не вызывали отторжения, они казались правильными. А ведь блондин никому не позволял себя касаться, даже Пэнси, которая была с ним с самого начала. Цирцея вообще была другой. Она была единственной девушкой во всём Хогвартсе, которая его не боялась. Совершенно. Брюнетка никогда не тушевалась, если он ловил её взгляд на себе, не уходила, когда он злился, никогда не глотала обиду. Прямолинейность Сэнтери ломала терпение Малфоя. Просто сгибала, перетирала, пропускала через мясорубку, переворачивала весь чёртов внутренний мир Драко. Девушка прищурилась и провела рукой по шее, ловя взгляд слизеринца. В комнате резко стало душно. Блондин свернул письмо и скривился. Цирцея заметила и, кажется, тут же потеряла интерес к их немому разговору глазами, вернулась к тексту. Драко соскочил с подоконника и вышел в коридор. Холодный сырой воздух почти вытолкнул приятный вкус малины на языке. Почти. Было так отвратительно непривычно думать о ком-то, кроме себя. Малфой поднялся по лестнице к большому залу. Он вспомнил вчерашний вечер. Вот Цирцея тянет Поттера из зала куда-то в сторону астрономической башни. Малфой шёл с тренировки по квиддичу, собирался успеть на окончание ужина, когда краем глаза заметил брюнетку, ведущую за собой гриффиндорца. Неизвестно откуда взялась ярость и… зависть. Чёрт возьми, он завидовал идиоту-Поттеру, которому, вероятно, сегодня перепадёт. Какой невообразимый бред. Драко закатил глаза и ускорился, пытаясь прогнать ненавистное наваждение. Она — какое-то нездоровое наваждение. Он каждый раз оскорблял её, ждал, когда она сломается, а она всё не ломалась. Будто все слова не долетали до сердца, разбивались о наигранное безразличие и спокойствие, будто он целился совершенно не туда. Почему-то так хотелось посмотреть на её слёзы, довести, разрушить маску контроля и холода, унизить до такой степени, чтобы она сама осознала, насколько слаба и ничтожна. И тогда его отпустит, обязательно отпустит, он перестанет пялиться на неё в Большом Зале, потому что она — как все, не лучше и не хуже, потому что она — очередная слизеринка с неправильной внешностью, но чистой кровью. Это не может длиться долго, это просто обман сознания, просто… просто что-то внутри противно хрустело, когда она брала шрамоголового придурка за руку. У него вроде была ревнивая барышня… Скорости, с которой Сэнтери раскурочивала жизни, можно было только позавидовать. Малфой потряс головой, сворачивая в сторону совятни. Парень ступил внутрь, и в грудь ударило прохладой. Зима всё-таки начинается… Через пять минут в светлое небо уже взмыл большой белый филин с письмом для Нарциссы… Утро субботы для Цирцеи прошло скомкано и чересчур быстро. Брюнетка почти не спала из-за неясного волнения где-то на задворках сознания. Как только она закрывала изумрудные омуты глаз, в грудь врезалась тревога, растекалась по венам, пропитывала бледную кожу насквозь. Поэтому брюнетка вскочила с кровати и скрылась за дверью ванной далеко до подъёма, поэтому не наткнулась ни на кого в коридоре, что было редкостью. Обычно по дороге попадалась Пэнси. Паркинсон будто поджидала Сэнтери у двери в туалет. Девушка достаточно быстро справилась с домашним заданием на понедельник, а потом к Дафне пришёл Блейз, и её деликатно попросили покинуть помещение. Цирцея в общем и не противилась. Девушка взяла в руки учебник по истории магии и направилась в гостиную слизерина. Это был один из тех предметов, которые брюнетке не давались совершенно. Все эти даты, распри между чистокровными семействами, восстания пожирателей — ужас на непонятном языке. Брюнетка зашла в гостиную и почти сразу же встретилась с дождливо-серыми глазами Драко Малфоя. Он выглядел… спокойным, возможно даже уставшим. Блондин даже воздержался от язвительных комментариев. Сегодня парень казался живым, как бы странно это не звучало. Платиновые волосы спадают на глаза, привычную рубашку заменяет свитер. Брюнетка мысленно плюнула на его эго и расселась на диване. Цирцея опустила глаза в учебник, когда почувствовала на себе любопытный взгляд. Не ненавидящий, не упрекающий… любопытный. Сэнтери скользнула по странице, пытаясь запомнить хоть что-нибудь. "Видит Салазар, это составлял чёртов садомазохист!" Девушка облизнулась и откинула тёмные волосы за спину. В лёгкие приятно бухнулся запах черники, грозы, мороза и чего-то терпкого, как дорогой алкоголь. — Сколько тебе лет, Сэнтери? — простой, даже глупый, вопрос звучал абсолютно нелогично и совершенно не в тему.        Сидеть с ним вот так в одной гостиной было странно, почти нереально. "Даже не ничтожество? Снейп подобреет, не иначе". Цирцея подняла удивлённый взгляд на однокурсника, но ответила. Ей было интересно, к чему этот вопрос, было интересно, почему он продолжает сидеть с ней в одной комнате и даже не бросается оскорблениями, которые, казалось, были его неотъемлемой частью. — Семнадцать.        Малфой ничего не ответил, просто кивнул. Это было мягко говоря необычно. Сэнтери почувствовала себя неуютно. Будто её вновь откинуло в детство.        Когда-то давно мама поступала так же. Параклея могла задать какой-то странный вопрос, а, получив ответ, просто кивнуть и мысленно закрыть тему, уяснив что-то для себя. Видимо, Драко тоже решил не посвящать брюнетку в свои мысли. Только теперь она не маленькая девочка, а он, как ни странно, не её мама. Видит Салазар, он не хило так ударился головой.         Брюнетка перевела внимание на него. Он явно был интереснее учебника по истории магии. Острые скулы, бледные губы, холодные глаза и такие мягкие светлые волосы. Литые мышцы по-кошачьи переливались под тканью свитера. Он был красив снаружи, но уродлив внутри. Пряди его волос были похожи на ледяные нити, но на ощупь оказались мягкими, почти шёлковыми. Малфой скосил глаза и упёрся голубо-серыми радужками в изумрудные. Цея облизнулась, ожидая, к чему это идёт. Что, чёрт его дери, происходит? Остановите Землю, Малфой подобрел! А нет, ей показалось. Блондин сложил пергамент, который держал в руке, и скривился. Цирцея фыркнула и вновь уткнулась в историю магии. Нет, всё-таки это интереснее. "Самовлюблённый индюк! Гр-р-р". Малфой почти вылетел в коридор, и это показалось… странным. Да что с ним сегодня? Не нахамил, не вышел медленной, высокомерной походкой, сидел с ней в одной комнате и не смотрел как на врага народа. Сэнтери покачала головой и захлопнула учебник — решила всё-таки явиться на завтрак. Брюнетка встала с дивана и поправила юбку. Теодора и Дафны уже нет в Хогвартсе, она была уверена. Хотя… Нотт обычно ходил с Забини и Малфоем, а Драко был явно не в Хогсмиде. "Ну и ладно, мне что больше всех надо что ли?!"            Цирцея зашла в Большой Зал в до ужаса прекрасном настроении. Стол слизерина был наполовину пуст. Брюнетка села на привычное место и положила себе в тарелку яичницу. Сэнтери приступила к еде утром впервые, кажется, за всю жизнь.         Цея обычно не ела по утрам, она вообще часто забывала о такой значимой вещи, как питание. Девушка могла заучиться, зачитаться, да просто заболтаться с подругами и напрочь забыть и про завтрак, и про обед, и про ужин. Параклея вечно ругала дочь за такую непростительную безалаберность, а дочь послушно кивала головой и продолжала забывать.       Девушка очень соскучилась по матери и постоянно о ней думала: похоже, что всё сегодня напоминало Параклею. Даже чёртов Малфой, решивший не посвящать её в свои мысли. Осёл. Без матери на душе было тоскливо, а без Теодора так ещё и скучно. Отвратительное невезение. Как назло даже Поттера с компанией за соседним столом не наблюдалось. Почему-то не хватало их переглядок с Джинни, которую он видимо избегал последнюю неделю. Гр-р-р. Цирцея наскоро доела и буквально выпорхнула из Большого Зала, не дожидаясь прилёта сов. Брюнетка резко завернула за угол и врезалась кому-то в грудь. Это уже какая-то плохая закономерность. Лёгкие наполнились запахом книг, выпечки, чего-то кофейного и мускусного. Цея подняла изумрудные глаза и заметила того самого когтеврангца, в которого врезалась вчера, влетая в гостиную Слизерина. Янтарные глаза смотрели виновато, парень неловко почесал затылок. — Чёрт, парень, нам стоит перестать вот так вот встречаться, — хохотнула Сэнтери, всё ещё пребывая в каком-то истерическом припадке веселья. — Ты права, извини, я… — начал брюнет. — Не извиняйся, таинственный незнакомец из коридора, — Цея слегка улыбнулась и скрестила руки. — Меня зовут Роджер, — парень улыбнулся, являя миру очаровательные ямочки на щеках. — А-а-а, ты староста? — Цирцея приподняла бровь и откинула непослушные волосы за спину.         Гринграсс что-то говорила про старост, про него. Фамилия вроде как Дэвис, но не то чтобы Цирцея была в этом уверена. — Ага, — брюнет прищурился и сложил руки на груди.          Парень был почти на голову выше Цирцеи, которая, к слову, была на каблуках, и шире в плечах. — Что ж ты, староста, на завтрак-то опаздываешь? — девушка усмехнулась и сделала пару шагов дальше по коридору. — Вот такой вот я неправильный староста, — хохотнул когтевранец, — до встречи на истории, Цирцея.         Сэнтери вежливо кивнула, внутренне передёргивая плечами. Бр-р-р, омерзительный всё-таки предмет. Брюнетка сделала пару шагов в сторону лестницы, ведущей в подземелья, но остановилась и свернула к астрономической башне. Ей стоило наконец написать матери… Задать вопрос, который терзает изнутри ещё с начала сентября.         Цирцея остановилась перед дверью, за которой скрывалась лестница, ведущая на смотровую площадку. Девушка вздохнула и скинула на пол сумку. Брюнетка опустилась на пол, уткнулась носом в колени. Кончики пальцев нервно дрожали, будто она собиралась делать что-то незаконное. Цея стянула с волос резинку и сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями. Сердце пульсировало где-то в желудке, а остальные внутренности сжимались будто от холода. Ей было страшно. Это был тот самый панический страх перед прыжком в воду с двадцати метровой высоты, когда ты знаешь, что скорее всего разобьёшься насмерть, но всё ещё надеешься на чудо. Цирцея откинула голову на дверь позади с тихим стуком и запустила тонкие пальцы в смоляные пряди. Девушка взмахнула рукой, призывая из сумки пергамент и перо с чернилами. Брюнетка хлопнула себя же по коленям и решительно откинула длинную причёску назад. Снаружи, кажется, выглянуло солнце, освещая первый влажный снег перед школой. Девушка взяла пергамент в руки и макнула кончик пера в чернила. Рука дёрнулась, чуть не расплескав тёмную жидкость. Ледяные руки начали выводить на бумаге аккуратные буквы, которые складывались в слова, в предложения, в текст письма…         "Привет, мам… У меня всё хорошо, не волнуйся. Ты просила писать обо всём, что меня волнует, ну и я подумала, что сейчас именно тот случай…         Да, я помню ты просила никогда не поднимать эту тему, но… мне очень нужно увидеть отца. Хотя бы фотографию, может портрет или образ из твоих воспоминаний, да хоть что-нибудь. Это не просто прихоть, у меня есть причина, мам.          Ещё в начале сентября на прорицаниях я увидела… нечто странное. Что-то наподобие видения, но там были отрывки из прошлого. Там был мужчина, и мне почему-то показалось, что я его знаю… или он меня. Короче, не знаю, возможно, это бред или иллюзия сознания, но я очень любопытная, тебе ли не знать.         А ещё я очень скучаю и надеюсь, что ты приедешь сюда в свой выходной. За учёбу не волнуйся, всё хорошо. Дали совместную работу с однокурсником по зельям, а так, всё вообще чудесно.        Я искренне надеюсь, что ты не сильно разозлишься, когда это прочитаешь. Не злись, мам, я же не специально:) Очень скучаю и жду ответа…        Цирцея Сэнтери".               Брюнетка закусила губу, перечитывая написанный собственной рукой текст. Пальцы колошматило как при эпилепсии. Цея взяла в руки палочку и упаковала письмо в конверт с изображением вороны, с буквой "С" на груди, где-то слева. Девушка взмахнула палочкой и произнесла "Авис". Перед Сэнтери медленно сплелась чёрная ворона. Полупрозрачная птица повернула голову и посмотрела на слизеринку. Цея всучила иллюзорному животному письмо и показала палочкой на распахнутое окно. Птица хрипло каркнула и послушно вылетела в окно. Цирцея обняла колени, пряча голову между ними. Тёмные волосы стелились по спине, спадали на плечи, закрывали голову, ноги, прятали в чёрный тёплый кокон. Какая до отвращения фальшивая иллюзия защиты. Тема отца в доме Сэнтери никогда не поднималась. Девушка не видела в доме ни одной фотографии папы, ни одного упоминания о нём, кроме палочки, которая теперь принадлежала ей. Конечно, маленькая Цея несколько раз спрашивала мать об отце, но Параклея реагировала очень резко. Стоило произнести одно слова из четырёх букв, как в женщине что-то с хрустом ломалось. Каждый раз, снова и снова. Мама сразу бледнела, а глаза становились какими-то неживыми, до боли искусственными. Когда Цирцее было восемь, Параклея совершенно серьёзно попросила дочь никогда в жизни не поднимать эту тему. Брюнетку не особо и волновало это знание до этого года. Сегодня она нарушила главный запрет матери: заговорила о том, кого пообещала забыть, чтобы не нервировать Параклею. Женщина вообще очень странно и болезненно воспринимала все разговоры о прошлом. Иногда юная наследница рода ловила себя на мысли, что не знает даже половины собственной истории. Сколько себя помнила, девушка жила во Франции, хотя всегда знала, что у них есть дом и в волшебном Лондоне. Вопросы, такие как "откуда?", "почему?" и "зачем?" в голове пятилетней Сэнтери не возникали, это казалось просто должным. Девушка беспрекословно слушала мать, хотя и виделись они не так-то и часто. Параклея вообще не поднимала тему Лондона до одного чудесного летнего вечера:         Цирцея сидит на небольшом балкончике дома во Франции. Сам дом небольшой, но очень уютный. Стены из красного кирпича, заросли винограда, обвивающие их. Девушка просунула ноги сквозь перила и просто сидела, блуждая глазами цвета драгоценных камней по учебнику нумерологии в руках. Тёплый воздух с запахом выпечки приятно обволакивал бронхи и лёгкие. Солнышко медленно уползало за горизонт, давая место луне и ярким фонарикам на улицах. Ей тут нравилось. Здесь было спокойно, привычно и безопасно. Девушка отложила учебник в сторону и встала на ноги. В лицо подул тёплый летний ветер, пуская волны из тёмных волос по вечернему небу. Сэнтери прикрыла глаза, оперлась ладонями на перила и улыбнулась, подставляя лицо навстречу ласковому ветру. По плечам пробежали мурашки от лёгкой прохлады. Девушка подпрыгнула и уселась на перила. Подол светло-зелёного платья вспорхнул, как и смоляные пряди. Цирцее здесь действительно нравилось. Это был её дом. Вдруг сзади раздаётся короткий щелчок замка и смешливый голос матери: — Слезай, чудовище, брякнешься ещё и прибьешь чьего-нибудь кота, не откупимся.          Цея закатила изумрудные глаза, но послушно слезла с перил. — И глаза не закатывай, вдруг выпадут? — усмехнулась Параклея, подходя ближе к дочери.         Что-то было не так в этой походке. Слишком много напряжения и неизбежности. Лёгкость летнего вечера улетучилась моментально. Брюнетка улыбнулась и вопросительно приподняла бровь. — Мама, не пугай меня, — начала Цирцея, внимательно скользя по лицу Параклеи глазами, — что случилось?         Женщина подошла ближе и потрепала девушку по плечу. Цея скрестила руки на груди и глупо моргнула. — Мы переезжаем, чудовище… — тихо, как-то виновато выдала мать. — Чего?! — девушка поперхнулась собственными волосами и закашлялась. — Да тихо ты, Цирцея! Ничего смертельного не произошло, — мама улыбнулась и ласково убрала пряди с лица дочери. — Как? Куда? За что?! — Цея смотрела на мать круглыми от удивления глазами и истерично усмехнулась. — На мётлах. В Лондон. За красивые глаза, — отрапортовала Сэнтери-старшая. — Мам, ты смеёшься?! У меня шестой курс, какой к чёрту переезд?      Цирцея запустила пальцы в волосы и закусила губу. Переезд действительно сейчас был совершенно не к месту. — Обычный, Цея. Ты доучишься в Хогвартсе. И не спрашивай меня причину, я сама до конца не поняла, — Параклея виновато пожала плечами, поджимая губы. — Как в Хогвартсе? Ты же сама не хотела, чтобы я там училась, — девушка прикрыла глаза и потёрла пальцами переносицу, активно соображая. — Я и сейчас не хочу, но министерство особенно не спрашивает, знаешь ли. Мне самой не улыбается сейчас уезжать, уж поверь, — мама посмотрела шоколадными глазами в изумрудные и сочувствующе вздохнула. — Ладно… Когда… когда вылетаем? — безжизненным голосом спросила Цея. — Завтра утром… — ответила мама.       Параклея виновато опустила глаза и подошла к дочери ближе. Женщина приподнялась на носочки и поцеловала Цирцею в щеку, как делала в глубоком детстве. — Отдыхай. Наслаждайся своим последним вечером во Франции… — женщина невесело улыбнулась и покинула балкон.        Цирцея осталась одна и вновь опёрлась руками на перила. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, а яркий свет фонарей уже не выглядел так весело… Этот свет казался прощальным. Девушка глубоко вдохнула, навсегда запечатывая в грудной клетке запах свежей выпечки и последнего вечера в любимой Франции… Это и был последний спокойный вечер этим летом… Дальше был муторный перелёто-переезд. Дом в волшебном Лондоне был раза в два больше маленького домика во Франции. Он был совершенно другой. Стены пахли магией и невозможно понять тёмной или светлой, наверное и той и той в равных пропорциях. На этом спокойное лето и закончилось. Мама вышла на работу, но уже на новом месте, а брюнетку отправили в Хогвартс. Сейчас Цирцея лишь коротко вздохнула, решительно скидывая склизкое волнение с плеч. Изумрудные глаза выглянули в окно. Сегодня действительно солнечно. Цея расправила спину и накинула сумку на плечо, оправила юбку и расправила мантию. Брюнетка ещё собиралась забежать в библиотеку, дабы найти более подробный рецепт Церилиума. Сэнтери побежала вниз по лестнице, заставляя причёску парить сзади. Шаги отлетали от стен громким эхом и неприятно грохотали по вискам. Девушка свернула влево, к библиотеке, и поправила волосы. Брюнетка зашла в тесное помещение и сразу нырнула меж стеллажей с учебниками по зельям.          Сэнтери пробежалась подушечками пальцев по корешкам книг и очень быстро отыскала нужную. Девушка откинула волосы за спину и со вздохом опустилась в кресло для чтения. "Всё о Церилиуме" — гласила надпись на потёртой обложке. "Автор: Бэир Забини". Надо же. Девушка пожала плечами и распахнула книгу. Ближайший час обещал быть о-о-очень долгим и невероятно увлекательным. Желание наведаться ночью в спальню к Малфою и задушить его подушкой росло просто в геометрической прогрессии…          Нарцисса Малфой сидела за столом в гостиной Малфой-Мэнора и ждала, наверное, чуда. Она отправила сову Параклее Сэнтери с приглашением к себе, но надежда на положительный ответ таяла с каждой секундой. Женщина нервно стукнула ногтями по поверхности стола, но этот звук утонул в треске дров в камине. Вдруг окно распахнулось, и рама с грохотом ударилось о стену. Нарцисса вздрогнула, чуть не подскакивая на месте. Вместе с порывом холодного, пробирающего ветра, под потолок взвился филин. Птица громко ухнула и скинула в руки хозяйки дома письмо. Малфой кивнула и сразу же вскрыла конверт. Писал Драко, и текст не утешал, а лишь подогревал волнение в грудной клетке. Женщина притянула пергамент и стала быстро писать ответ. Буквы вновь прыгали по строчкам из-за трясущихся пальцев, а чернила оставляли небольшие неопрятные кляксы. Малфой взмахнула палочкой, призывая Тинки. Женщина отдала эльфийке письмо и та буквально испарилась. "Драко… Пожалуйста, пусть тебя это не коснётся!" Нарцисса запустила сухие пальцы в волосы и сжала, роняя голову вниз. Кошмары из прошлого снова вернулись. Она просто не сможет спать, если не поговорит с Параклеей. За всё нужно платить. Чем она отплатила?.. Часы пробили три часа дня, и в дверь постучались. Малфой вскочила из-за стола, по венам будто пустили электрический ток, женщина подбежала к двери и резко распахнула её. Голубо-серые глаза столкнулись с шоколадными, и в груди жирным пятном расплылось облегчение, а сразу вслед за ним отчаяние. Перед ней стояла правая рука главного министра с ледяным взглядом карих глаз. Прежней Параклеи Сэнтери уже не было, она погибла вместе с мужем той ночью… Малфой чуть подвинулась, пропуская брюнетку внутрь дома. Стук каблуков Сэнтери по паркету зала отдавался тупой болью в висках. Параклея опустилась на стул и закинула ногу на ногу. Нарцисса села напротив и неосознанно опустила светлые глаза. Чувство вины душило, она должна извиниться… — Что ты хотела, Нарцисса? — прервала тишину Параклея, холодно ухмыляясь.         И было что-то жуткое в этой улыбке, что-то обиженное и почти мёртвое. Будто за столом сидела лишь физическая оболочка, из которой вырезали душу. — Параклея… Я хотела извиниться… — тихо начала Малфой, чувствуя испепеляющий взгляд. — Мне не нужны твои извинения, Малфой. Сделанного не воротишь, — сухо прервала брюнетка. — Но та Параклея, которую я знала, бы… — вновь попыталась хозяйка дома. — Той Параклеи больше нет, — жестоко оборвала Сэнтери, кривя губы, — она развелась горсткой пепла той ночью вместе с мужем. — Чем ты откупилась от проклятия?.. — Нарцисса наконец подняла взгляд на гостью.       На секунду в шоколадных глазах блеснуло отчаяние и чуть ли не паническая истерика. Малфой положила руки на стол и сплела пальцы в замок. А потом Сэнтери откинула голову назад и рассмеялась. Так искренне, что стало действительно жутко. Липкий ужас заставил желудок свернуться в трубочку, а сердце начать большо колотить по рёбрам… — Ты не поняла, да? Я не откупилась… Я добилась отсрочки, — женщина мрачно усмехнулась и откинула волосы за спину. — Но… Семнадцать лет прошло… Как ты?.. — теперь отчаяние светилось уже в глазах Нарциссы. — Не знаю, Цисси… Ничего не говори, — Параклея встала из-за стола, громко чиркнув по полу ножкой стула.            Женщина взмахнула рукой, и входная дверь распахнулась. Параклея пошла к открывшемуся проёму, но вдруг остановилась. Девушка повернула голову. Тёмные волосы, растрепанные очередным порывом ветра, облепили впалые щёки, и Сэнтери небрежно бросила, но за этим пренебрежением скрывалось отчаяние и страх, Малфой почувствовала, услышала это в дрогнувшем голосе: — Мне не нужны твои извинения… Извиняться будешь перед моей дочерью, которая пройдёт все девять кругов ада на земле по вашей вине…         Параклея холодно усмехнулась и покинула Малфой-Мэнор. А цокот её каблуков ещё долго звучал в голове Нарциссы похоронным колоколом… "по вашей вине…" — теперь женщина точно не сможет спать по ночам…           Цирцея стояла на крыше одной из многоэтажек Лондона. Холодный порыв ветра отвесил хлёсткую пощёчину, возвращая девушке возможность мыслить, отрезвляя. На ней одето какое-то странное платье. Белое, длинное настолько, что скрывает даже ступни. Брюнетка стоит босиком на холодном парапете, но холодно не от этого. Холодно от ощущения чьей-то руки на сердце. Изумрудные глаза метаются туда-сюда и замечают тусклый огонёк внизу. Девушка начинает идти к нему неосознанно, будто её ведут. Что-то внутри громко взвизгнуло, отчаянно сигнализируя не идти туда. Но ноги сами движутся по направлению. Шевелятся медленно, доставляя дикую боль. Цирцея опускает глаза и понимает, что идёт по битому стеклу. Сэнтери оборачивается и видит собственные кровавые следы, но продолжает идти, будто кто-то тянет за невидимый поводок. Из горла вырывается всхлип, когда особенно острый осколок глубоко входит в кожу. Цея задыхается криком, когда чья-то рука дёргает сердце вверх, заставляет грудную клетку прогнуться до хруста, а шею почти сломаться. На белой ткани проступает кровь, и она падает. В глазах темнеет, а в ушах звенит. Отчаянный крик вырывается из груди, когда Сэнтери падает коленями, опирается ладонями на битое стекло. Кожа расходится, рвётся, сосуды лопаются, заливая белую ткань кровью. Силы стремительно уходят, но характер сдаться не позволяет. Цея опирается на руки и встаёт, сглатывая слёзы и вопль. Брюнетка делает шаг назад, в спину с силой бьёт ветер. Бьёт зло и безжалостно. Вдруг в ушах раздаётся смех. Громкий, заливистый, искренний, веселый. А ей вот совсем не весело. Цирцея опускает глаза и еле сдерживает истерический хохот. Платье, некогда белоснежное, теперь совершенно красное, будто его перекрасили. Но это была не краска, это была её кровь. Очередная порция смеха вбивается в уши, и девушка затыкает их руками. Но это не помогает, смех только становится громче и веселей, будто кто-то смотрит самую смешную в мире комедию. — Пожалуйста, хватит… — тихо, едва слышно, — ПРЕКРАТИТЕ!!! УМОЛЯЮ!!! ПРОШУ, ХВА-А-АТИТ!          Истерический вопль вырывается из груди, голос дрожит и срывается. Очередной порыв ледяного ветра роняет девушку на землю. Она падает плашмя. Грудью, бёдрами, щекой, плечом, руками, ногами — всем. Осколки стекла резво вспарывают кожу и капилляры. Девушка зарывается пальцами в тёмные волосы и просто орёт в голос. Больно, дико больно, а в ушах до сих пор смеются. Живой человек не может выдержать столько боли, физически. Кожа, кажется, слазит с плоти, а на глаза наворачиваются слёзы. И становится ещё и противно от себя же. Слёзы — это слабость. "Не смей реветь!" Но слишком поздно. Солёная вода стекает по щекам, перемешивается с кровью и впитывается в ткань платья. Сил кричать больше просто нет. Цирцея вытягивает руки и ноги, волосы спадают на грудь и плечи. Так больно, так невыносимо больно, что хочется умереть, но это продолжается. В ушах продолжают смеяться, и Цирцея тихо воет. Даже не воет… скулит. Девушка захлёбывается собственными слезами, воздухом и кровью… Мир наконец медленно гаснет.        Цирцея подскакивает на кровати и судорожно хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Сэнтери неловко дёргается влево и падает с постели. Воздуха не хватает, ноги путаются в одеяле, глаза застилает паника. Чёрные волосы затыкают нос и рот. Девушка утыкается лицом в ладони и осознаёт, что щёки действительно мокрые. Цея взмахивает пальцами, и одеяло наконец отступает. Брюнетка вскакивает на ноги и хватается руками за шкаф, словно утопающий виснет на соломинке. Сэнтери мелко дрожит и не может сделать ни одного нормального вдоха. Брюнетка толкает дверь и почти вываливается на пол. Зелёные глаза истерично метаются из стороны в сторону, и слизеринка идёт наугад. Дверь ванной открывается, и брюнетка падает на плитку. Коротким взмахом руки включает тусклую лампочку и захлопывает дверь. Цея скручивается в комочек и тихо воет в колени, не в силах остановить истерику. Вдруг мозг простреливает. Сэнтери вскакивает на ноги и склоняется над раковиной. По щекам не переставая текут слёзы буквально в три ручья. Брюнетка включает воду, а руками судорожно елозит по полочкам. Что-то громко падает, но ей плевать. Есть. Ледяные дрожащие пальцы натыкаются на чью-то бритву. Цирцея судорожно втягивает воздух ртом и отламывает верхнюю часть предмета. В раковину падают несколько лезвий, и брюнетка вцепляется в первое попавшееся. Сэнтери выдыхает и закусывает нижнюю губу. Рука с лезвием взлетает вверх, а в следующий момент уже летит вниз. Короткое мажущее движение по костяшке на запястье, и из раны тонкой струйкой сочится кровь. Острая боль пронзает кожу, а вместе с кровью кажется утекает паника. Девушка наконец вдыхает нормально. Физическая боль притупила панику, всегда притупляла. Цирцея опёрлась локтями на края раковины и ещё раз полоснула по коже. И ещё. На запястье сбоку вырисовались четыре глубоких пореза. Но это ничего, она их залечит. Всегда залечивает. И залечит так, что даже шрама не останется… Но не сейчас, завтра вечером. А на завтрак просто наденет кофту подлиннее. Девушка судорожно дышит, а мозг начинает соображать. Цирцея откидывается затылком на стену позади и прикрывает изумрудные глаза. Воздух будто обжигает лёгкие, а по запястью левой руки струится кровь, но это мелочи. Девушка сползла по стене на пол и подтянула к себе колени. Цирцея зарылась носом в колени, спряталась под волосами и прикрыла голову руками. Тихий звук воды отрезвлял и возвращал привычный самоконтроль. Как всё-таки хорошо, что Дафна осталась на ночь с Блейзом. Цея встала на ноги и плеснула в лицо холодной водой. Коротким заклинанием девушка смыла кровь и потушила свет. Сэнтери шла к комнате, плохо соображая, что скажет Гринграсс, если вдруг она обратит внимание на её руки…          Цирцея прибегала к лезвиям крайне редко, только тогда, когда паника полностью отнимала возможность думать и нормально дышать. Физическая боль позволяла нормально вдохнуть, притупить панику… Физическая боль отрезвляла. А колдомедицина не зря так легко давалась брюнетке сейчас. Годы тренировок не проходят просто так.        Девушка зашла в спальню и просто забилась под одеяло, будто это могло помочь. Будто это могло выбить из сознания жуткий истерический смех и выжечь с кожи ощущение солёных слёз. Для неё слёзы — слабость. Цирцея предпочитала кричать, выть, материться, но не плакать, а сегодня глупый организм решил не спрашивать мнения хозяйки…           Утро наступило так же неожиданно, как и закончилась ночь. Цирцея открыла изумрудные глаза и облегчённо выдохнула. Дафна спала на соседней кровати и явно ничего не заметила, отлично. Брюнетка встала с кровати и метнулась к шкафу. Девушка подняла подбородок и посмотрела на себя через отражение. Привычная короткая юбка в зелёную клетку, зелёный галстук и блузка с длинными рукавами. В белых рукавах как раз были отверстия для больших пальцев. Сэнтери накинула мантию и села на кровать, подогнув ногу под себя. Воскресенье обещало быть долгим. Пальцы начали шустро сплетать волосы в длинную чёрную косу. В одеяле сонно дёрнулась Гринграсс, которая как обычно прижимала к себе подушку. Цирцея улыбнулась, поправляя рукава и откидывая косу за спину. Дафна потянулась в постели и открыла голубые глаза. Губы покусаны, а глаза счастливые как у коровы Дуни с постоялого двора. Сэнтери хохотнула и кинула в подругу галстуком. Гринграсс возмущённо зашипела и нахмурилась, накрывая голову одеялом. — Доброе утро, Даф, — усмехнулась брюнетка. — Ага… Ты иди… — блондинка зевнула и отвернулась к стенке, — я дого…ню…        Цирцея закатила глаза и выскользнула из спальни. Как только она шагнула в гостиную, её буквально снёс Теодор, агрессивно отгоняющий какую-то птицу. Слизеринец присел, скрываясь за спиной брюнетки. Цея присмотрелась. Да это же обыкновенная иллюзия. Девушка взмахнула палочкой, быстро избавляясь от недоптицы. Брюнетка повернулась и погладила однокурсника по кудрявым волосам. — Не бойся, маленький, опасность миновала, — съязвила Сэнтери. — Вот тебе смешно, а мне нет, — огрызнулся Тео, сгребая её за плечи и откидывая длинную косу, — авца. — Асёл, — усмехнулась брюнетка, тыкая друга ногтем в бок. — Ай, колючая ты, — отметил Тео, по-детски обиженно потирая бок, — стоп… Ты снизошла до завтрака?! Снейп поставит всем зачёт автоматом, не иначе, — уверенно выдал Нотт. — Не язви, — девушка закатила глаза и нагло вытолкнула брюнета из гостиной слизерина, — я письмо от матери жду. — А-а-а, — как-то разочарованно протянул Нотт.        Слизеринцы ввалились в Большой Зал, смеясь как психи. Цирцея кашлянула и откинула причёску за спину, прежде чем сесть за стол. Есть действительно не хотелось. Цея взяла чашку какао и закинула ногу на ногу. Теодор как обычно ел за пятерых. На удивление, новых царапин и других побоев на теле парня видно не было. А, чёрт, выходные же. Вдруг плечи обжёг привычный колючий взгляд, а она лишь холодно отпила из своего бокала. Ну конечно, Малфой, куда ж без тебя. Девушка усмехнулась и откинулась спиной на спинку стула. Тёмные волосы на удивление послушно покоились на плече. Тео почти силой впихнул в девушку яблоко. У него был какой-то нездоровый бабушкинский инстинкт. Или обычный пунктик. Цея взглядом метнулась к потолку и почти моментально нашла нужную птицу. Чёрная большая ворона кружила под самым потолком в поисках хозяйки. Чёрные вороны считались символом Сэнтери. Мрачные бусины глаз наконец нашли адресата, и птица спикировала к столу. Цея выставила руку вперёд, и ворон послушно присел на предплечеь. Цирцея забрала письмо и отпустила птицу. Любопытство было сильнее страха, и девушка тут же вскрыла конверт. Перед глазами было всего три строчки, и истерический смешок сам по себе слетел с губ.         "Я приеду завтра, и мы обо всё поговорим. Обещаю. Жди меня, чудовище, и не волнуйся раньше времени…        Параклея Сэнтери". — Ты чего? — спросил Тео, вскидывая бровь. — Она приедет завтра… — голос внезапно охрип, и Цея кашлянула. — Ого, ничего себе, — парень как-то сочувственно коснулся плеча однокурсницы. — Ага… Это не просто так. Мама никогда… не приезжает просто так, — невесело ухмыльнулась брюнетка.        Паника слишком быстро проснулась и заворочалась в черепе, почти не давая мозгу времени переварить информацию. — Да не парься так, ты ничего противозаконного не делала, — вполне логично предположил брюнет. — Это-то да, но… — Цея облизнула губы и махнула рукой, — ай ладно, будь что будет… — Да ты прям оптимист, Сэнтери! — усмехнулся Тео, а девушка убрала письмо куда-то под мантию.         Брюнетка вернулась в комнату и Гринграсс уже не застала. Цирцея отошла от двери, пропуская Теодора. Слизеринец беззастенчиво развалился на кровати Дафны и закинул руки за голову. Его наглости оставалось только позавидовать. Цея запрыгнула на подоконник и выглянула в окно. На небе уже возвышалось неприлично яркое солнце в окружение темных облаков, почти туч. Девушка отвлеклась от созерцания природы и перевела изумрудные глаза на слизеринца. — А почему ты собственно не в Хогсмиде сегодня? — вполне логично спросила Цея, поднимая бровь. — А ты не рада, красавица? — якобы обиженно хохотнул Тео. — Я-то рада, но ты не юли, — Цея скрестила руки на груди. — Да не с кем идти сегодня, — брюнет пожал плечами, — Забини с Дафной, а Малфой вроде с Паркирсон. — А ты сходи с Забини-младшей, — ехидно прищурилась девушка, по-кошачьи улыбаясь уголком губ, за что в неё тут же полетела подушка. — А ну-ка фу! Брось бяку, Цея! — Нотт скрестил руки на груди, — меня ж Блейз потом через мясорубку прокрутит! — Ага, то есть теоретически сходить с Витой ты не против? — девушка рассмеялась и по-Дафновски обняла подушку.       Теодор закатил глаза и что-то неразборчиво буркнул. Цирцея соскочила с подоконника и откинула косу за спину. Сэнтери разбежалась и плюхнулась рядом с Ноттом. Тео нарочито устало вздохнул, приобнимая девушку за плечи. Приятно упал запах корицы и свежего молока. Время тянулось хоть и весело, но всё равно невероятно медленно. — Цирцея… Это катастрофа… — Тео широко распахнул глаза, будто резко вспомнил что-то важное. — Чего уже опять? — девушка недовольно скосилась, переползая затылком на грудь Теодора. — Во вторник контрольная по нумерологии, — нарочито грустно вздохнул Тео, играя пальцами с длинной косой. — Тю, не парься. У меня хорошо с этим предметом, — брюнетка легко хлопнула Теодора по плечу.   — А есть вообще предмет с которым у тебя не "всё хорошо"? — перекривлял слизеринец. — Ну-у-у, — девушка притворно задумалась и рассмеялась под ошалевший взгляд зелёных радужек и расширенных зрачков, — есть история магии и уход за магическими существами.               — Да ты издеваешься?! — Нотт возмущённо открыл рот, — это, чёрт возьми, самые лёгкие предметы! Цирцея, одумайся! — Прям как дядя Грин сказал щас, — фыркнула Сэнтери. — Так я и есть он, но под оборотным зельем, — безмятежно выдал слизеринец. — Вот баран ты всё-таки, Тео! — брюнетка дёрнула головой, задевая его по лицу волосами. — Ослица. — парень рассмеялся и скользнул пальцами вдоль рёбер Цеи, щекоча.          Девушка широко распахнула глаза, давясь смехом. Было так охренительно весело и легко с Тео. Он был другом. Брюнетка метнулась влево, намереваясь соскочить на пол, но тёплые руки перехватили под рёбра, пресекая все попытки. Брюнетка недовольно рыкнула, извиваясь. — О, Мерлин!.. Тео, прекрати!.. Я ж задо... задохнусь сейчас! — по-детски взвизгнула Сэнтери. — Ой, ладно, живи пока! — Тео наконец прекратил пытку щекоткой и вновь взялся за косу.          Чёрт возьми, слизеринцы явно ненормальные. На Шармбатоне её волосы ни то что никто не трогал, на них даже смотрели как на что-то отвратительное. А в Хогвартсе многим нравились чёрные змееподобные локоны. Здесь всё было по-другому. Не хуже, не лучше, просто… не так. Здесь отличалось всё. Ученики, учителя, даже стены тут дышали по-другому. Хогвартс казался холодным, мрачным, неживым, а Шармбатон… там было тепло, яркие цвета, вечно тёплые стены… Замок во Франции дышал жизнью и ложью. В Шармбатоне очень много врали, и врали все. Иногда, сидя в общей гостиной, Цирцея ловила себя на мысли, что здесь всё фальшиво. Это напускное тепло и уют грело только поначалу, курсу к пятому это стало раздражать. До дрожи в коленях… Время в Хогвартсе тянулось легко и быстро. С Теодором было беззаботно и тепло. Дафна — маленький чистый лучик, который оказывал незаменимую поддержку, но чего-то не хватало. Цирцее всю жизнь чего-то не хватало. Где-то там, внутри, красовалась большая дыра, пробивающая сердце насквозь. Девушка из года в год упорно заклеивала эту дырку, прятала противную пустоту глубоко в душу, в самый-самый далёкий угол.        За окном стемнело. Теодор ушёл минут пять назад, и девушка вздохнула. Дафны ещё не было, хотя до отбоя оставалось меньше пятнадцать минут. Блондинка забегала в спальню часа три назад. Гринграсс очень спешила и лишь пообещала, что вернётся под утро. Цея распустила тёмные волосы и быстро переоделась. Прохладная ткань ночной сорочки привычно скользнула по рёбрам, повисла на бёдрах. Сэнтери со вздохом опустилась на колени у стола и потянулась к аптечке. Цирцея открыла ящик и вытянула небольшую коробочку с зельями, бинтами и другими склянками. Девушка откинула длинные волосы за спину, привычно убрала кулон под воротник и взяла в руки корзинку со средствами первой помощи. Пол ощущался ещё более холодно, чем обычно, скорее всего из-за того, что брюнетка сейчас ступала босиком. Девушка сгрузила аптечку на кровать и сама забралась на одеяло. Пальцы привычно нырнули в небольшую корзинку, вытягивая бинты и крововосстанавливающее зелье. Цея ухмыльнулась и вытянула левую руку перед собой. Синеватые вены казались больше, а сама рука бледнее. Сэнтери зубами вынула пробку из пузырька с крововосстанавливающим и капнула пару капель на руку. Запястье обрело нормальный цвет, но и порезы будто открылись. Четыре тонкие, неровные царапины пересекали боковую сторону запястий. Вдруг в дверь негромко постучали. Девушка закатила изумрудные глаза и нехотя встала с кровати. Кого это принесло так поздно? Наверняка Забини. Цирцея, итак от природы невнимательная, даже не спросила, кто там, просто открыла дверь. Девушка потёрла переносицу и, не глядя на гостя, начала. — Чёрт, Блейз, Даф уже уш…          Лёгких коснулся вкусный запах черники и ещё чего-то терпкого. Изумрудные глаза открылись и наткнулись на ехидную улыбку дождливо-серых глаз…           Драко Малфой опёрся на косяк двери, удовлетворённо наблюдая за удивлением на лице Цирцеи. Брюнетка явно не ждала его, это было настолько очевидно, что казалось смешным. Он сам не ждал такого от себя. Тёмные длинные волосы струились по плечам и спадали по спине почти до тонкой талии Цирцеи. Изумрудные глаза смотрели вопросительно, вновь возвращая привычное спокойствие. Девушка скрестила руки на груди и лишь выше вздёрнула подбородок. Сейчас она выглядела ниже чем обычно, очевидно, из-за отсутствия каблуков. Она всегда ходила на каблуках. Светлая лёгкая ткань сорочки не обтягивала, но казалась неприлично короткой. И снова она не выглядела развратно, в ней была какая-то странная эстетичность и элегантность. Шею обвивала тонкая серебряная цепочка, а её конец скрывался под шёлковой тканью. Прохладный взгляд парня скользнул вниз по ее фигуре. Цея упёрла руки в бока и ненавязчиво кашлянула, выдергивая однокурсника из грязных фантазий. Драко скривился, останавливая полет мысли. Сэнтери всё ещё стояла у двери, явно не собиралась звать его внутрь. Ну почему ты такая высокомерная? Такая… Сэнтери… — Малфой, ты видимо ошибся дверью. Паркинсон живёт на три двери дальше, — съязвила брюнетка и сложила руки на груди, кивая левее — Я не ошибся, Сэнтери, — Малфой скрипнул зубами и поправил платиновые волосы, — не пригласишь? — Если ты уверен, что тебе именно сюда, то входи.          Девушка пожала плечами и посторонилась. Что ж ты творишь, идиотка?.. Эта девушка в очередной раз разбила всё мнение о себе. С треском разрушила всю теорию высокомерия, высокоморальности и правильности. Прохладные изумрудные глаза вопросительно уставились в его серые, как только дверь за блондином закрылась. В груди скользнул запах малины и лимона, подобно никотину. Малфой скользнул по её ногам глазами и опёрся на стену плечом. Голубо-серые глаза смотрели презрительно, колко, пошло, но она не то что не покраснела, Цея даже не накинула ничего на плечи. Интересно, она краснеть вообще умеет? Девушка убрала левую руку за спину, и это едва заметное движение не ускользнуло от внимания Малфоя. Сэнтери закатила эти свои изумрудные омуты глаз и прервала мягкую тишину. — Малфой… — девушка привычным жестом поправила причёску, — …чего ты хотел? — Завтра после ужина соизволь прийти в старый кабинет чар. У нас зелья, если ты не забыла, ничтожество, — голос звучал холодно и был сдобрен щедрой порцией презрения и отвращения. — Если ты не забыл, я учусь здесь первый год, — брюнетка оскалилась и опёрлась на подоконник позади себя, — и понятия не имею, где старый кабинет чар. — Пятая дверь после твоего любимого кабинета нумерологии, — прошипел, едва разжимая зубы. — Отлично, — сухо ответила девушка, — я приду, а теперь тебе пора, — Сэнтери указала пальцем левой руки на дверь.            Его колючий взгляд скользнул от изумрудов глаз к руке, по запястью. Блондин сжал челюсти и резко оттолкнулся от стены. На тонком запястье виднелись четыре короткие царапины. Свежие царапины. В мозгу что-то лязгнуло, отключая способность трезво мыслить. Сегодня утром, когда Драко как обычно пошел принимать душ, на глаза попалось лезвие. Вообще ванная комната сегодня напоминала место апокалипсиса. Будто ночью тут что-то случилось, а под утро кто-то наскоро всё прибрал. Достаточно, чтобы посторонний не заметил, что что-то не так, но не достаточно, чтобы этого не заметил Малфой. Слизеринец был очень внимателен, видел все мелочи, отмечал глазами даже малейшие изменения в окружении.        Драко плохо понимал, как именно оказался так близко к ней. Цирцея нахмурилась и опять скрестила руки на груди. Малфой скривился и резко схватил брюнетку за тонкое запястье. Девушка возмущённо фыркнула. В глазах не было страха, лишь холодное, до противного спокойное раздражение. Будто она не чувствовала боли, хотя на руке уже проступил след от его пальцев. Ярость забурлила в венах, застилая глаза. Что-то странное и совершенно нездоровое ударило в грудь. С её болевым порогом явно что-то не так. Сэнтери резко дёрнула запястье на себя, но Драко оказался сильнее. Пальцы парня грубо развернули к себе порезы и пробежали подушечками по запёкшейся крови. О, Салазар, какая же ты дура, Цирцея. — Ты совсем охренел, Малфой? — -на удивление, её голос снова звучал спокойно и холодно.          Этот напускной холод неприятно резанул по шее, подогревая кипучую злость, заставляя демонов внутри шевелиться. Драко неосознанно сильнее сжал нежную руку девушки. — Это ты охренела! Какого чёрта ты творишь, тупица?..           Малфой рыкнул, а потом его голос резко сменился на опасный шёпот. Малфоевский шёпот — последний звоночек, символизирующий о катастрофической ярости. — Пусти меня, Драко… — брюнетка ещё раз дёрнула запястье на себя, явно злясь, — какое тебе вообще дело, что я делаю?         Малфой скривился и презрительно откинул её запястье. Неприятное, не свойственное ему, скользкое волнение кольнуло в грудь. Парень склонился к её уху и тихо прорычал: — Мне противно учиться с тобой в одной школе, Сэнтери…         Блондин отстранился и столкнулся с жёстким взглядом изумрудных глаз. Что-то в ней с треском разлетелось, оставляя лишь злость. Девушка потёрла запястье больше по инерции, а не потому что ей было больно. Она, кажется, вообще почти не чувствовала физической боли. Почему-то захотелось схватить Сэнтери за шею, вывернуть трахею, чтобы она ощутила, насколько всё паскудно сейчас у него, но Малфой лишь резко развернулся и вылетел из спальни, громко хлопнув дверью. "Чёрт, чёрт, чёрт… Что это?.. Действительно. Какое мне до неё дело?!" Слизеринец влетел в собственную спальню и громко хлопнул дверью. Парень взмахнул рукой, и стул врезался в стену, разбился с громким треском. Руки почему-то потряхивало. То ли от злости, то ли от страха. Страха за что… "за кого" — поправил разум. "Чёрт, какая она дура!" Малфой сполз по стене и с силой саданул кулаком по стене. Где-то в горле до сих пор стоял вкус малины, от которого он просыпался почти каждую ночь, начиная с сентября…