Я чувствую дрожь и она не прекращается
Школа Абингтон распахнула свои ворота уже давно. И если для тринадцатилетнего Антона, это было сродни чуду, сейчас он к этому чуду даже привык. Шастун крепко держит в руке небольшой чемодан, ручка которого заклеена скотчем, и, засунув нос в чёрный клетчатый шарф, медленно топает в сторону замка — да, холодно, но не настолько, чтобы бежать. Тем более, пейзажи вокруг располагают полюбоваться. Четыре года назад, отец, желающий дать хорошее образование своему отпрыску, отдал его в пансионат с очень гротескным статусом: для «Самых воспитанных мальчиков и девочек», искренне веря в магическое влияние закрытых школ. Мать долго переживала, постоянно напоминая не сколько про магическое, сколько про дурное влияние невоспитанных богатеньких извращенцев (о чём ты думаешь, милый?). Но обещающий писать матери каждые два часа на дню Антон, немного успокоил её. После приезда в Абингтон около месяца парень честно старался поддерживать связь, но начавшиеся проблемы с учёбой, недосып и переживания за оценки уверенно начали нападать, и он просто забил на бесконечные сообщения типа «А каким воздухом ты дышал сегодня?». Скучающе проводив взглядом взбудораженных «новичков», Шастун вошёл в школу. «Двери это просто порталы с заниженными настройками. ОХУЕТЬ Я ГЕНИЙ. Надо запомнить» — подобные мысли, придали лицу Антона возвышенный вид. Шастун часто проводил время в личных грёзах, предпочитая избегать назойливых разговоров, и, учитывая особенности, очень надеялся, что подобное не будет диагностироваться в его сторону как очередное психическое расстройство. Однако, сладкие фантазии жестоко прерывались о остроугольный камень бытия. — Как поживаете, молодой человек? — стоило переступить порог, как на парня накинулся Матвиенко, а-ля антоним слова Ответственность. Он как обычно берётся из неоткуда, но жаль, что не уходит в никуда. — Зашибись, — русоволосый постарался улыбнуться, ладонью нервно разглаживая мышцы лица, застывшие в гримасе недовольства. — А ты… сегодня блистаешь. Парень, к слову, и правда блистал. На щеках неумело рассыпался сверкающий хайлайтер, а на джинсах была прикреплена куча побрякушек: звоночки без язычка; замки, видимо, украденные с заборов, куда их прикрепляли слащавые влюбленные (кажется, что на одном из замочков было написано «с+д») и прочие железяки, похожие на розовые наборы самообороны для девушек. Хвост неаккуратно собран, а лёгкий запах перегара подчёркивал сложившийся образ лучше любого одеколона. Прелесть, ну жених! Однако, люди были слегка иного мнения, поэтому со всех сторон слышались «гомик», «убейся мразота» и другие дружеские приветствия. «Внимание, слишком много внимания!». Антона начинало подташнивать. Даже от простых взглядов, адресованных не ему, чувствовалось нечто темное и склизкое, крадущееся под воротник наглаженной рубашки. Взгляды облизывали и пожирали целиком, мир схлопывался в небольшую точку. «Похуй» — нежно подумал парень, но паника снова ударила по черепушке с очередным вскриком в их сторону. — Сергей, мать твою, Матвиенко! Владелец имени звучно вздрогнул, а Шастун пожалел, что его спутника (аж до актового зала!) и в самом деле зовут Сергей Матвиенко и они не могут просто проигнорировать этот ужасный вопль. Хотя, вопль, как оказалось, принадлежал совсем не ужасному человеку. — Позов, что б тебя… — Матвиенко простонал, уронив голову на плечо Антона, на что Шастун лишь отодвинулся, позволяя Сергею немного слететь вниз. Позов, жестокий и беспощадный, зло ступал по коридору. Тяжёлые ботинки ступали так, словно старались оставить след на каждой из паркетных досок, а возможно, и на лице Сергея. — И разверзлись врата ада под его ногами — прошептал Антон, наблюдая кряхтения упавшего Матвиенко, но стоило Диме подойти поближе, как лицо засияло ярче тоннами размазанного хайлайтера, и Сергей фыркнул в лицо подошедшему очкарику: — Прекращай кричать в коридорах, малыш, — На недоумение ответил, уточнил: — Меня переселяют к тебе — будешь кричать сколько хочешь. — Сергей ухмыльнулся и добавил, уже тише: — Ну или сколько сможешь. Сказав это, он побежал сломя голову по коридору, уклоняясь от летящей в него книги. Весьма ожидаемая реакция со стороны Димы. В виду подобной котовасии, люди потеряли свою жизненную значимость и превратились в кегли — какой-то мальчишка вскрикнул от случайного удара Дима-Отойди-С-Моего-Пути-Позова, скрывшегося за ближайшим поворотом. Но Антона беда миновала. Шастун слегка размял шею, порадовался своему одиночеству и неосторожно выдернул из портфеля листочек с расписанием. Отлично, химии не так много, как в предыдущем году. Пригляделся — внизу должно было быть имя человека с которым его заселят. И как только он забыл это проверить? Эта школа, не желающая оставить парня в покое подкинула новое испытание — подошёл Женечка Калинкин. — Привет, Тоша! «Тоша, блять? Картоша, сука» Лицо Антона осталось невозмутимым. — Ну ты чего? — увидев бумагу в руках парня, он поменял вопрос, — Расписание дерьмо или не нравится с кем тебя заселили? Кто у тебя? Я вот живу с Вашем. Говорят он тот ещё уёбок. Надеюсь, это враки. Шастун приподнял бровь, после слова «враки», но решив, что подобные словосочетания в стиле Калинкина, обреченно протянул листок. — Я даже не знаю этого парня и вообще… — русоволосый потер нос, — вдруг что-то… — Это же Арсений! — воскликнул Женя, не дослушивая смятения друга. — Помнишь его? Ну… Который типа, «глаза, как океан, голос, как шёлк и вообще трахни-меня-семпай»? Он ещё в парке играл. Помнишь? — Не помню. — Ты чего, мы же ему серебряных накинули ещё. — Всё равно не помню. — Антон скривился. — И хватит называть мелочь — «серебряными», это тупо. Калинкин проигнорировал его замечание. — Тоша, он на гитаре играл! — Ах, точно, на гитаре, — Антон драматично (так ему казалось) стукнул себя по лбу, — Конечно, тот парень прекрасными голубыми глазами, как же я мог забыть? — Именно! — Женя вообще не заметил подвоха и радостно хлопнул в ладоши. — Спасибо большое, что напомнил, Женечка! — Эту саркастичную машину уже было не остановить. — Значит увидимся на занятиях. — Шаст фальшиво улыбнулся и это снова прокатило. — Круто! — Калинкина позвал кто-то из подошедшей группы людей, поэтому он махнул рукой и поспешил ретироваться. — Отстой… — Антон очень хотел съехать вниз по стене и начать биться в конвульсиях и эпилептичных припадках, чтобы ему с первого же дня выдали желанную справку. «Загадочный сосед» не вызывал интригующего ожидания встречи, а лишь мысль, что меньше всего на свете ему хочется неприятностей. Хватает Серого, врывающегося в три часа ночи, через приоткрытое окно, кричащего что-то вроде «я постираю носок и уйду, честно-честно». «А вдруг он будет, как…» Прозвенел звонок. Шастун помотал головой и одиноко поплёлся в зал. Вспоминать прошлое неприемлемо.***
Зал, к слову, был заполнен. Взбудораженные, усталые, весёлые, злые и серьёзные подростки — вот он, клад Абингтона. По словам директора, конечно. Школа всегда придерживалась строгих правил. Никто никого не заставлял становиться в линию — линия не нарушалась. Конечно, и тут были исключения, но давящие со всех сторон учителя, вбивали «заблудившегося и выбравшего неверный путь» обратно в ряд. Всё по полочкам, всё по алфавиту, все по комнатам. Ну или так казалось, ведь на деле обучение, тут, на отшибе города, лишь попытка запихнуть всех в одинаковые контейнеры. Тошно. Антон не считал себя особенным. В нём ведь нет ничего выделяющегося, правда? Форма, подстриженные волосы, глупые и неработающие часы на руке. Даже сигареты спрятанные в сумке никакие — вроде с кнопкой, но безвкусные. Конечно, ростом Шастун отличился, но он сутулился изо всех сил, что позволило максимально не выделяться. Он ведь ходящее определение «не очень» — не очень красивый, не очень умный, не очень быстрый, не очень, не очень… — Дорогие ученики, приветствую вас в нашей обители знаний в этом году! — директор проскрипел улыбкой, — Надеюсь, новички, вы не разочаруетесь в нас и себе. И не разочаруете нас, что важнее. В этом году… Вот она, знакомая приторная щелочь. Из года в год, набор общих фраз. Хотя к подобной стабильности даже приятно привыкнуть, да? Стук двери об стену. Вошедший со всей силы пнул дверь. Ногой. Свободных мест было мало, только на последних рядах. Пришедший понял, что ему надо будет пробираться сквозь воодушевленных людей и на его лице появилось волнение, хотя вряд ли кто-то заметил его виноватые глаза. — ЭТО ТОТ САМЫЙ ЧЕЛ! После выкрика ученика, в комнате поднялся гул. Директор не на шутку был зол — всё три подбородка злобно приподнимались и опускались. Ребята же увлечённо дискутировали друг с другом, но дискутировали все разом, поэтому Антон слышал лишь обрывки фраз: — А сколько ему? Мне кажется он новый учитель. — Учитель? Кажется, сюда берут только старпёров. — Говорила же, очередная выскочка, жаждущая внимания. — Прекрати, ты же его не знаешь. — Он опоздал на первое же собрание. Ещё и одет с иголочки. Красавчик и без мозгов. — Такие наверняка войдут в компашку с наглухо отбитым Матвиенко. Жаль того, кто с ним будет жить. Почему-то Шастуна это задело. Виду он, конечно, не подал, только поёрзал на стуле, пару раз неловко посмотрел в сторону таинственного парня (С ОХУЕТЬ УЛОЖЕННЫМИ ВОЛОСАМИ), злобно вздохнул (насколько это было возможно) и знаком показал Серёге в другом конце зала, что он не доволен. Стрёмная вещь — издёвки, его самого подкалывали всю среднюю школу, только под другой причине. Матушка-природа постаралась, так что прикрепить прозвища «дылда, шпала, палка» и прочие лестные имена было нетрудно. Пусть высказывания одноклассников снизу доходили не сразу, но метко попадали в самое сердечко Антона. Выпивший валерьянки директор громко закричал в микрофон. — Дети, тишина! Любой, кто откроет рот в следующую минуту будет исключён! Повисло молчание. Очень интересное напряжение, как под прицелом, ведь исключение, для многих, равносильно смерти. Шаст посмотрел по сторонам и увидел открывшего рот Матвиенко. В общем, он и не сомневался. Директор улыбнулся (почти как Мистер Бёрнс из Симпсонов) и продолжил: — Напоминаю правила, дети. Одно из них: Не опаздывать на школьные мероприятия! — Директор злобно зыркнул в сторону вошедшего паренька и продолжил тянуть. — Отбой после одиннадцати часов. По коридорам гулять в вечернее время — запрещено. Так же ученикам запрещено… Далее последовала бесконечная череда запретов. Антон уже было заскучал, но директор постучал по микрофону, привлекая особое внимание к словам. Ученики передернулись от скрипучего звука. — Каждому ученику даётся три шанса. — Загадочно проговорил директор, ухмыляясь наконец полученному вниманию. — Любое крупное нарушение — минус, что означает минус один шанс. Накопится три минуса — будете исключены. Так же… Антон мог буквально почувствовать, как расстроился Серый, как Дима пошутил про сокращение девяти жизней в три раза, и как Женя разочарованно кивнул головой. Чего таить, его самого, введение такого правила очень напрягло. «Правило ввели не просто так. Что-то случилось и я не заметил. Неужели это из-за…» —…а теперь все расходятся по комнатам, разбирают вещи и готовятся к завтрашним занятиям, если есть вопросы — милости прошу! Микрофон отключился. Вопросов, конечно, не оказалось. Шум поднялся ужасный — все сломя голову побежали обустраиваться, распаковывать вещи, хвастаться новыми историями и достижениями. Антон суматоху ненавидел, поэтому неспешно начал перешнуровывать кеды. Полностью вытаскивал шнурки и вдевал заново. Если людей было совсем много, проделывал это несколько раз. Наш девиз: «Асоциальность не порок, а развитие мелкой моторики!». Толпа начинала рассасываться. Спустя какое-то время столпотворение почти исчезло и парень увидел рядом ботинки, похожие на его собственные, но неаккуратно раскрашенные золотой краской. — Снова салютирую, слышал речь этого ублюдка? — Матвиенко жутко ненавидел директора и не скрывал этого. Не скрывал этого когда говорил о нём, когда видел его и, конечно, когда писал оскорбительные надписи в туалете. — К сожалению, я не глухой. — Антон оторвался от перешнуровки. Женя уже вышел, рядом с ним сели Дима и Серёжа. — Ха, сечёшь, — Хвостатый больно стукнул по плечу, — А соседа уже своего нашёл? — Нет. И не хочу. — Да, ладно, к чему это недоверие, — в разговор встрял Поз, — думаю, твой сосед хороший человек. — Хотелось бы верить. — По сравнению со мной, тебе соседушкой ещё повезло. — Ну, это уж точно. — Эй! Я ещё посмотрю на вас, когда вы на коленях будете вымаливать у меня прощение за свои слова. — Сергей демонстративно повертел головой. — Ну так что? Ты выходишь или будешь ждать тут рассвета? — Очень остроумная шутка, придурок. — Антон улыбнулся. — Зашнурую и выйду. — Через полчаса встречаемся возле буфета, не опаздывай, а то до отбоя всего три часа! — Позов тащил кричащего Матвиенко к выходу. — Ладно. — Не опаздывай! — Последний вопль. — Разумеется. Дверь мягко закрылась и Шастун вернулся к ботинкам. Вокруг всё ещё были люди, активно обсуждающие свои великолепные каникулы. Антон же с детства не любил эти разговоры про летнюю жизнь, а тем более грёбанные эссе на тему «Как я провёл лето», потому что получал двойки за честное: «Я лежал на кровати, иногда гулял, но чаще лежал на кровати». Спустя две-три минуты, зал был пустой. Ну, или ему так показалось. Парень поднял голову и понял что «Тот странный тип с охуенными глазами» идёт в его сторону. «Мать вашу, куда бы мне съебать, это чучело совсем близко» — Приветсвую. «Вот чёрт, а голос и правда, как шёлк» Антон вздрогнул. Спустя пару мгновений таинственный красавчик уже встал напротив, поставив руки по швам. Слишком близко. И слишком быстро. Шастун даже не успел выпустить из рук длинный, чёрный шнурок и он уверен, что выглядит как придурок. «Антон-Покоритель-Змей», о да, классное будет прозвище. Ему будут подсовывать змей в рюкзаки и злобно хохотать, будут пускать байки и издеваться. И всё из-за этой стрёмной привычки, ушёл бы сейчас с ребятами и не случилось бы ничего плохого… И вообще… Но парень был чем-то заинтересован и, кажется даже, не собирался оскорблять его. «Я наверное красный, сука? Всегда от напряжения такое.» — Я напугал тебя? Ты красный, пиздец. — Загадочный незнакомец присел на корточки. «Ого, ты заметил. Пиздец» — позитивно подумал Антон. — Ты немой? — Этому незнакомцу, кем бы он ни был, явно подошло бы работать следователем. «Не твой. Может быть, ещё по голове мне постучишь? Проверишь.» — Прости, чёрт, что я несу… Если ты немой… Эм… — Парень в замешательстве посмотрел на свои руки. — Как на языке жестов «Прости» будет? — Голубоглазый начал складывать ручные печати из «Наруто». Спустя пару попыток, он сдался. — Какой ты тупой Арс, что за театр одного актёра ты устроил! И так понятно всё. — Промямлил незнакомец, несколько раз стукнув себя по лбу. «Арс? Арсений? Это тот самый мудак с которым я проведу целый учёбный год своей жизни? Блять, как же я обречён! Надо спросить и надеяться, что Арсов много и что мой Арс спокойный и начитанный человек, который рубится в «Тетрис» или во что там играют… Так. Антон, успокойся, блять. Просто срочно спроси его, ссыкливый мудень! И постарайся расположить к себе». — У в-вас очень к-к-красивое имя. Фраза должна была звучать примерно: «У вас клёвое имя, а с кем вы заселились? Йоу, я такой психолог, Карнеги отдыхает». Он вычитал, что «Комплименты хорошо настраивают человека и им неловко будет отказать вам в предложении или обозвать вас». И по правде сказать, может комплимент бы и сработал, но Антон перенервничал. Незнакомец прищурился. Молчание. — Ты гей? «Здравствуйте, вы достигли дна. Пожалуйста сообщите нам, когда собирётесь его пробивать». Антон в растерянности замер. Парень спросил вроде как с издёвкой, но почему тогда интерес в его глазах? Шастун считал, что социальные контакты это его конек (который слегка полоснул ему по горлу), поэтому любой ответ приходилось продумывать неприличное количество времени, пока его рот открывался и закрывался. «Так, вроде без паники, но по идее, он стоит, а точнее сидит, напротив меня, парня, в пустом помещении, который ужасно красный и делающий комплименты». Поверят ли ему если он начнёт отрицать?.. Пауза начала затягиваться. — Ладно, понял, у всех свои секреты. — Поправив что-то несуществующее на носу, Арсений добавил: — Спасибо. «За что спасибо? Ты придурок?» Антон кивнул. — А, ну… — Арс неловко продолжил их, уже нихуя не маленький, диалог. — А тебя как звать? «Спасибо за новую пищу для размышления!» — Шастун, конечно, был воодушевлён. Представиться чужим именем? Или своим? Или Серого? Ему не будет хуже, а Антон постарается скрываться от этого оболтуса до конца жизни и, в виду психологической травмы, будет блокировать всех последующих Арсениев в его жизни. Но что если это его сосед по комнате? Тогда Шастун обречён и просто не выдержит все эти неловкие моменты, когда они встретятся после отбоя. Но думать долго не пришлось. — Антон Шастун, — прочитал голубоглазый на пришитом к рюкзаку бейджике, — У тебя тоже красивое имя, милейший. Парень абсолютно не знал, как отреагировать на этот ответный «комплимент», и очень хотелось крикнуть что-то типа «Я знаю», но это был бы слишком мерзотный поступок. Стоп, милейший? — Не переживай, теперь мы квиты. — Арсений улыбнулся, — будем знакомы. Не ожидая ответа, парень поднялся и, (о, чудо!), подняв рюкзак, направился к выходу. Шастун расслабленно выдохнул. Наконец-то свобода от загонов и вечных… — Ты идёшь, краб? Антон установил долгий зрительный контакт и надеялся, что Арсений услышит и почувствует все матерные слова, которые сейчас бешено крутятся у него в голове. «Вот ведь, лавровый лист к жопе прилип… СТОПЭ! Я же в буфет. Ха, Арсений, хуй соси, губой тряси». — Конечно, иду. — Шастун постарался улыбнуться так, что бы по лицу невозможно было прочитать «сука-отъебись-ка» — Но, вот проблема, я в буфет, а тебе наверное заселяться… — Не, я уже закинул чемодан, не парься. — О, круто. «Блять. БЛЯТЬ. БЛЯТЬ!» Мысли забегали, как тараканы. Дорога до буфета не из коротких — надо выйти из зала, пройти по длинному коридору дверей, выйти на улицу и перебежать в соседний корпус. Обычно буфеты бывают на минусовых этажах, но «умный директор» сообразил, что ученики будут выходить под предлогом «выпить воды» и не возвращаться. Поэтому «умный директор» перенёс буфет в соседний корпус. Да, в который ученики так же могут выйти под предлогом «выпить воды» и не вернуться. Но в каком-то смысле это правильное решение, потому что как сказал Матвиенко: «Все ссыкло, а кто не ссыкло, незаметен!». Ученики в таком заведении не будут рваться на побеги пачками, а те кто будут, делятся на два типа: ещё неопытные, те кто сразу же попадут в лапы охранников и больше не будут дышать в неположенном месте, и мастеры-ниндзя, которые не доставляют никому проблем. Исключая Сергея, конечно, он причиняет проблемы Антону своими ночными побегами, но в последнее время такие «вылазки» стали очень редкими. И его можно понять. Но сейчас Антон абсолютно не понимает зачем он вообще понадобился этому трахни-меня-Арсению, который, возможно, его сосед по комнате. Кстати о соседях. Неловкое молчание надо разбавлять, тем более информация очень важна. — О, а с кем вы заселились? — Шастун громко захлопнул дверь и тут же поморщился. — Давай на ты. — Арсений отвел куда-то глаза, ища подсказки на живописных картинах Репина. — Я, эм, не смотрел даже. — Чудно. — Антон всеми силами удерживал себя, что бы ехидно не улыбнуться. «Тупой кусок дерьма, разве тебе неважно с кем ты проведёшь семь месяцев своей грёбанной жизни». — А ты? — Арсений восстановил зрительный контакт. — С кем заселился? — Ох, я тоже не смотрел, да. — Круто. — Ага. Круто. Антон почти начал загоняться на счёт того, что «круто» прозвучало очень незаинтересованно, но голубоглазый продолжил разговор. — Чем занимался летом, кстати? «О нет.» — О нет. — Что-то не так? — Арсений приподнял брови, настороженно ссутулив плечи. «Конечно не так, моя жизнь может состоять только из двух зацикленных действий». — Нет, всё путём. — Шастун поправил лямку пустого рюкзака, без которого видно его странную спину. — Просто так много происходило, долгая история. — А, ясно. Ну расскажешь как-нибудь. Молчание. Люди вокруг очень странно оглядываются на них. Арсений привлекает очень много внимания. «Чёрт, а вдруг подумают, что мы парочка? Идём, молчим и выглядим так, словно стопроцентно возьмём друг друга за руки за следующим углом…» Антон заозирался по сторонам. Да, конечно, этот разгильдяй просто эпицентр внимания, но вроде приветсвенного «гомики» не слышно. Отлично. Воспользовавшись моментом, Шаст осмотрел идущего рядом парня — статный, одетый, как с иголочки. Форма словно была сшита исключительно на него, волосы были идеально уложены. Он ходил, паря над паркетом. Пиздец, словом. Скорее походил под описание «сын маминой подруги», чем «бомжик, играющий в парке на гитаре, за несколько рублей». «Это точно мой Арсений?» — А у тебя чё летом было? — Вырвалось. Услышав вопрос, парень воодушевился. — Тоже много чего! В группе играл, благотворительностью занимался. По магазинчикам прошвырнулся, одежду прикупил, думаю ты понимаешь… — Посмотрев на Шастуна, добавил: — А. Прости. «ЧТО ТЕБЕ В МОЁМ ВНЕШНЕМ ВИДЕ НЕ ПОНРАВИЛОСЬ, МЕТРОСЕКСУАЛ ЁБАННЫЙ?» — Очень классно. — Ответил, стараясь не скрипеть зубами. — А то. — Парень явно гордился собой. — Любишь музыку, кстати? — Ага, есть немного. — О, классно! — Глаза загорелись. — А какой жанр? «Рэп, рок, металл, поп-рок, хэви-металл, регги, гараж, соул-джаз, блюграсс и, возможно, ещё с десяток музыкальных жанров. Играю на двух музыкальных интрументах. Ебёт?». — Эм, наверное рэп. Не разбираюсь. — Не разбираешься? — Парень немного расстроился. — Жаль. Но рэп тоже крут. Кого слушаешь? — Ну. Наверное Эминема. — А. Все слушают Эминема*. Классно. — Да. — Агась. Антон почувствовал себя виноватым, потому что остаток их «прогулки» Арсений был довольно безынициативным и опущенным. Но с другой стороны, Шастун мог бы сорваться и начать вдохновенно обсуждать новые треки группы Hollywood Undead, (которая, по его мнению, великолепно сливает жанры), что представило бы его очень глупым и несдержанным. Так что это в целях личной безопастности. Ага. На протяжении всего пути Арсений не прекращал улыбаться, но всё чувствовалось жутко отрешённо. «Он понял, что я вру?..» — Эм, а я не помню тебя в прошлых годах школы. Ты новенький? Арсений остановился. Шастун честно ждал удара. Однако через мгновение, парень лишь улыбнулся. — Хах, нет, не новенький. Можно сказать старенький. Просто, наверное, не замечал меня, милейший. «ВОТ СНОВА! ЧТО ЗА МИЛЕЙШИЙ?» — Оу, прости. — Ничего, я уже понял, что меня никто не помнит. Остаток пути прошли молча, никто больше не пытался начать разговор. Двери буфета были открыты и внутри было очень уютно — пахло вкусным ужином; горел мягкий, жёлтый свет; ученики галдели и не могли наговориться; стучали кастрюли, тарелки. Уже стемнело и даже немного похолодало. Антон всегда надевал сверху огромный серый свитер с гербом учебного заведения, поэтому не мёрз и во всю наслаждался поэтичностью момента. Арс, хоть и спокойно шагал рядом с Шастуном, продрог страшно — на нём была лишь лёгкая рубашка. Пиджак, видимо, был снят и брошен куда-то в угол его новой комнаты. «Хвастается белоснежной рубашкой? Ну, на самом деле есть чем…» — Вот и дошли. — Арсений остановился. Шастун вылетел из своих мыслей. Настроение мгновенно поднялось, а чувство вины он заклевал далеко внутрь и теперь его ждал вкусный ужин в компании друзей. — Ну, надеюсь ещё свидимся, краб! «Ещё одно прозвище и у тебя будет рак жопы. Минуточку…» — Эм… Погоди, ты не заходишь? — Нет, я не голоден. «ТОГДА КАКОГО ХЕРА ТЫ ШЁЛ ЗА МНОЙ ДО БУФЕТА, ТЫ ЧТО, МАНЬЯК?» — Оу, ясно. Тогда пока. — Пока. Неискренняя улыбка. Антон заходит в буфет. На него налетает Матвиенко, что-то рассерженно бормочет и ведёт к столу, Дима машет, призывая подойти ближе. Рядом с ним сидят Женя и Шакулин, они о чём-то увлечённо говорят, кажется, спорят. Чувство немного смазано, голова покалывает от нервов. Странно, на улице почти ничего не чувствуется, а как зайдёшь в помещение — всё наваливается сразу. Антон осторожно оглядывается назад и видит сидящего возле соседнего корпуса Арсения. Парень отчуждённо смотрит на свои ботинки и зачем-то щёлкает. Неловко. «Замёрз ведь. Зачем на каменные ступеньки садиться? И брюки новые» — Хей, ты меня вообще слышишь? Пудинг, кажется, напрочь убрали из меню, представляешь? — Серёжа злился. — Надеюсь это не так, иначе я увольняюсь. Это ужасно! — Ужасно. — Согласился Антон, совсем не о том. — Закройте двери, мне дует! — Крикнула какая-то девушка. Обернулся и в последний момент увидел, как Арс поднялся, пнул камень и, видимо, пошёл к себе в комнату. Когда двери буфета закрылись, звуки гула стали ещё сильнее. Голова начинала болеть. «Ну что ж. Антон Шастун — самый виноватый человек на планете».