Карамель с шоколадом

Не смотря на всю порочность духа Мелькора, в хорошем вкусе ему было не отказать. Интерьер крепости был украшен восхитительными ровными линиями, лишь в сводах изгибаясь и возвышаясь к самому небу, вызывая благоговение перед хозяином этих мест. Хаотичность и строптивость не мешали ему находить покой в неестественной и грубой прямолинейности. Но иногда геометрическая гармония нарушалась аккуратными потоками лавы, безупречно стекавшими со стен и освещавшими некоторые залы. Расплавленный металл был столь же неуместен в безупречном мире Эру, сколь и прямые линии Чертогов Темнейшего. 

Горячий, сияющий от наполняющего его жара, но при этом столь же безжизненный и неправильный, ждущий, когда его зальют в форму и оставят остывать, поток магмы превосходно демонстрировал взаимоотношения Мелькора и Ауле. Неправильные, бурные, но при этом завораживающие в своей энергии.

 Огненный внёс возлюбленного в спальню и по-хозяйски захлопнул дверь ногой. Скрывшись от всего мира, от Валар и от надоевшей, навязанной его другу жены, Старший охотно осыпал шею и ключицы Ауле поцелуями, но когда поднимался к губам, впивался в них, словно в последний раз. 

— Подожди… — Мастер неохотно оторвался от Мелькора — Эти обличья… не приспособлены для такого. Вала провел пальцами по своим губам, и почувствовал тьму, которая, подобно яду, всасывалась в плоть. 

— Предлагаешь сменить тела?

 Темнейший опустился на пол и Ауле рассмотрел его во всех деталях: гранитная кожа, ледяные, горящие глаза, как ни странно, обдающие холодом, и ртутно-жидкие волосы, стекавшие по плечам. Да и сам он выглядел не слишком уж подходяще, больше походя на вытесанную из скалы фигуру, нежели на живое существо. Огненный задумался, но ему ничего не приходило в голову.
 Почувствовав растерянность дорогого друга, Темнеющий взял его за руки и пронзительно посмотрел ему в глаза, заглядывая в само сознание Вала. 

 — Дети Илуватара — это воплощение всей его любви, так? Давай вспомним, какими мы видели их в напевах Мелодии, может получится что нибудь путное. 

Мастер одобрительно кивнул, и вместе с Мелькором закрыл глаза. Перед ними возникли образы будущих Хозяев Мира, точнее, их теней, но даже этого хватило, чтобы появилась возможность приблизиться к той форме, какими были их души в Чертогах Илуватара.

 Спустя некоторое время они смотрели друг на друга знакомыми юными глазами, но ощущая определенные перемены внутри. Если до этого жажда близости была где-то на грани сознания, украшенном поэтичными мелодиями и планами, то сейчас она ощущалась всем телом, приливая к низу живота.

 Темнеющий схватил руками шею Ауле, сковывая в крепком поцелуе, нагло врывался языком в его рот и исследовал его, словно впервые. Огненный не отставал, с силой вжав в себя возлюбленного, запустив грубые руки в его, такие привычные и родные темные волосы, что приобрели в Арде приятный запах орехового дыма.

 Наконец, Мелькор оторвался от его губ, и без лишних церемоний стянул с любовника свежеобретенную рубаху. На мгновение остановившись, он провел ладонью по груди дотронулся пальцем до сосков. 

Едва сдерживаясь, он стянул оставшиеся брюки и с силой толкнул Мастера в кровать. Тот даже не успел опомниться, как Темнейший начал медленно, небрежно, но очень старательно водить своей рукой по его члену.

 От волны совершенно иных ощущений, Ауле застонал, чувствуя, как до того холодные и безжизненные руки возлюбленного, стали отливаться жаром по всему телу. Безумно возбудившись от вида партнера, Мелькор подвинулся ближе, и он, коснувшись губами заметно увеличившегося органа, страстно провел по нему языком.

 Перед глазами Огненного всё потемнело, словно он сам провалился на мгновение во мрак. Но подняв глаза он смог разглядеть партнера, успевшего взять в рот, и бережно, поджимая клыки губами, ласкал его, на сколько позволяла ужасающая природа Тёмного.

 В какой-то момент экстаз от совершенно иной, плотской, почти запрещенной любви, прекратился, и разгоряченный Тёмный начал что-то создавать энергией в своих ладонях.

 — Что ты… 

Наконец, он остановился и получившуюся в ладонях жидкость вала растер уже по своему члену, попутно смазывая заветное отверстие под пахом, успевшее расслабиться от предшествующих ласк. 

— Доверься мне, больно не будет. — Мелькор про себя подумал «по крайней мере, не должно, хм...»

 Поднявшись и нависнув над любовником, он крайне бережно вставил головку уже красного от напряжения органа, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться и не навредить без того смутившемуся Огненному, другой рукой крепко держа его за бедро. 

К удивлению Старшего, Ауле быстро привык и даже заелозил, явно настаивая на продолжении, что Темнейший принял как знак к действию и, не сдержавшись, вошел наполовину. Сознание смутилось, и не осталось ничего, кроме желания. Желания доставить возлюбленному наслаждение, которого он заслужил, взявшись пойти с ним до конца. Заставить почувствовать все то яркое и светлое, что накопилось со дня, когда он его узнал. Мелькор двигался быстро, крепко держа Мастера за ноги, спускаясь к ягодицам и совершенно безбожно их облапывая. Сильными, но не слишком резкими толчками, он вжимал его в кровать, захлебываясь в стонах и сходя с ума от экстаза, наполнявшего его нутро. 

Огненный не успевал перевести дыхание, только держался за матрас и хмурясь, поджимал губы, словно стыдясь — возможно собственных эмоций, а возможно того, что обманывает, пусть и названую жену.

 — Ауле… расслабься… тебя буду слышать только я…

 Мастер громко вздохнул и перестал сдерживаться, глубокий бас его вскриков лишь сильнее возбуждал Темнеющего. Мужчина обнял ногами ягодицы любовника, с силой поддаваясь назад, наконец привыкнув и освоившись в новом теле. Это же и поспособствовало тому, что он быстро достиг своего пика, залив живот горячим семенем.

 От этого Мелькор лишь сильнее сжал его бедра, и, спустя несколько резких толчков, кончил в него, после чего, едва держась на ногах, рухнул в объятия возлюбленного. 

Приятная теплота расходилась от самого нутра, отдаваясь жаром в груди от прикосновений близкого тела. Ослабленный, беспомощный Старший прижимался к необъятной груди любовника, дрожащей рукой дотрагиваясь до его мускул. 

Через несколько мгновений он хмыкнул, приглаживая потемневшие, хотя когда-то рыжие волосы Ауле: 
— Хех, это заслуживало того, чтобы быть вплетенным в Песнь.

 Огненный задумчиво нахмурился, после игриво улыбнувшись:

 — Твоя работа? Ты, конечно, увлекся с низменными желаниями, но я солгу, если скажу, что оно того не стоило.

 Мелькор все так же по-хамски вцепился в губы Мастера, с той же жадностью и страстью, с которой только что имел его.

 — Только попробуй теперь заикнуться при мне о своей жене.

 — И все-таки... Давай, чуть позже, я кое-что тебе покажу.

 — Так и быть, но только не сейчас — Старший наклонился над Ауле, всматриваясь в его рубиновые глаза и едва касаясь губами его губ. — Сейчас ты только мой.