Карамель с шоколадом

Когда дело дошло до прибытия лодки, освещенной светом Сильмарилла, к далекой Аманской пристани, Ауле понял, что дело — труба. На неописуемые мольбы разоренного и отчаявшегося жителя материка Валар не могли закрыть глаза, что означало выступление против Мелькора. Ни за какими плотными засовами и крепкими замками Мастер не мог скрыться от призыва Манвэ к оружию, любая попытка дезертировать грозила бы ему прямыми обвинениями в предательстве.
 
Неохотно кузнец менял обличье, столь же неохотно выходил в поле битвы, снося кузнечным молотом башни и аванпосты, погребая под обломками орков и троллей. Со слезами на глазах он наблюдал, как его прекрасных балрогов… их с Мелькором балрогов пронзают насквозь сияющими лезвиями и разрывают на части.

 Мгла и лед разбивались об сияющий пламень клинков с ужасающим воем и криками толпы. Небо смешалось с землей и светила едва пробивались сквозь черные облака, обнажая останки и кровавые реки.

 Но стоило исполинскому дракону рухнуть на Ангбанд, снося всё на своем пути, битва мгновенно сменила настроение. Мастер, оценив ситуацию и решительно неадекватного Тулкаса, решил сокрушить авангард неподалеку, придерживая всем своим нутром хрустящую под своим весом гору, чтобы та не рассыпалась прямо на его и без того ослабленного возлюбленного.

 Когда его вынесли вместе с самоцветами, Вала едва заметно выдохнул, позволив крепости исчезнуть в тысячах развалин.

 Вернувшись из похода Ауле всего трясло. Он боялся представить, что может ждать Моргота после такого — простой темницей он бы точно не отделался. И получив заказ на цепи с ошейником из оскорбительно переплавленной черной короны, он догадался, что помилования больше не будет. Покрутив шипованный железный обруч в руках, Огненный приложил к нему лоб, словно пытаясь вдохнуть хоть частичку того запаха, который удавалось удержать в памяти. Но собравшись, он положил его в печь и приступил к работе. 

Суд над Тёмным шел не менее унизительно, чем всё остальное. Заливаясь мольбами и слезами, Павший клялся в своем раскаянии и просил пересмотреть приговор. Но Небесный был непреклонен. Заточение за пределами мира без права на амнистию.

 Как и раньше, Мастер проигнорировал свои административные обязанности, оправдываясь работой, потому что не хотел еще больше убеждаться в безвыходности ситуации. Он ковал прилежно, звено за звеном, особое внимание уделив обручу, который теперь будет обнимать шею его возлюбленного вместо него самого.

 — Все уже готово? 

— Да, осталось лишь использовать по назначению. Владыка…

 — Да, Ауле? 

— Я хочу… хочу сам надеть их на Врага. Не откажи мне в милости. 

— Пусть будет так, но Совет будет наблюдать за исполнением предписания.

 Тяжело вздохнув, Огненный набросил цепь на плечи и последовал за Манвэ.


 


И снова ему пришлось проходить через это. Рассматривать своего любовника, ослабшего почти до состояния человека. Глаза едва блестели, почти сомкнувшиеся от боли.

Мастер старался не обращать внимания на бесчисленные раны и шрамы, на его осыпающиеся руки. Он смотрел только в глаза, не скрывая во взгляде бескрайней печали от неизбежного. Тёмный ловил каждое прикосновение рук к коже, вместе с хладом цепей и их сковывающей хваткой. Улавливал каждый вдох и запоминал каждую секунду, боясь, что в этот раз она действительно последняя.

 Сомкнув обруч на шее, Вала нарочно выправил из-под него волосы, незримо для окружающих проведя ладонью по щеке. После этого, не выронив ни слова, он скрылся в толпе, дабы сохранить хоть какой-то контроль над непокорным пламенем, которое могло вырваться в любую секунду и сжечь все вокруг.

 Огненный проводил Мелькора глазами до самых врат, пытаясь пробить ком, подступавший к горлу. Он до самого конца надеялся, что до этого не дойдет, и тем более горько для него было знать, что это не иллюзия, а происходит взаправду.

 Когда правосудие свершилось и все стали расходиться, Ауле приметил в обрывках мантии повинного, лежащих неподалеку, знакомый металлический блеск. Выхватив предмет, он скрылся как можно дальше от Границы Мира, столь быстро, сколь мог, чтобы уединиться с находкой в кузнице.

 Под светом факелов и с задвинутыми ставнями, Огненный наконец смог рассмотреть вещицу. Аккуратный перстень, отливающий ровным сплавом серебра и золота, их любимых металлов, сделанный ровно под пальцы его габаритов.

 Вала надел его на правую руку, в противовес простого стального кольца левой, сделанного второпях, в пару к кольцу Йаванны, дабы не вызывать лишних вопросов на мероприятиях.

 Он долго разглядывал перстень, прокручивая его и, смахивая подбежавшую к уголку глаз слезу, с тяжелым сердцем вернулся к работе.

***




Находясь в Пустоте, Морготу ничего не оставалось, кроме как исследовать руками ужасающий обруч, неприятно впивавшийся затупленными зубцами в горло. Лишь тогда он смог прощупать надпись изнутри.

 — Я… До… бавил… — Павший сбился — Добавил в него… немного.... золота… которое в те… в тебе полюбили не только гно… гномы. Но и... я. 

Крепко сжав в ладонях проклятый ошейник, Тёмный, преисполенный горем и болью, издал вопль столь ужасающий, что звон от его крика раздавался в Бездне до тех пор, пока мгла не поглотила его отклики вместе с Мелькором полностью.