Карамель с шоколадом

Долгие эпохи Мир находился в покое. Пару раз сотрясшись от выходок Саурона, он возвращался в прежнее неспешное состояние, иногда слегка всколыхаясь от местных внутричеловеческих конфликтов.

 За это время Ауле стал лишь тенью самого себя. Силы в нем все так же было боле, чем в иных Валар, но беспросветная тоска, не отпускавшая ни на день, превращала рутинную ежедневную работу в бесконечную череду серости и безнадеги. Лишь иногда он отвлекался, заглядывая в мир через свет литейных, наблюдая, как люди постепенно совершенствуют свое мастерство, догоняя своих более древних эльфийских сородичей.

 Первое время он игнорировал слухи о случаях массовых расправ в селениях и гибели целых стай птиц. Так же он и не вслушивался в разговоры о возвращении орков. Лишь заслышав грохот мира, скрытый от его смертных обитателей, Мастер почувствовал, как у него екнуло в сердце.

 Весь небосвод изукрасился мириадами паутинок трещин, ноющих и источающих вместе со вселенской тьмой необъятный ужас. На материке испуганные крики смешались с восторгом и рукоплесканием, ибо мгла, копившаяся в недрах мира тысячелетиями, вцепилась в их души мертвой хваткой.

 Врата треснули, и вместе с вихрем хаоса и мрака, высвободили обезумевшего Павшего, помнившего лишь вкус чужой крови.

 Ауле наблюдал, как все в очередной раз подняли Валинор на уши, но, сжимая перстень в ладони, просто швырнул супружеское кольцо на землю и, послав распроклятых собратьев подальше, принял облик столь восхитительный и могущественный, сколь и устрашающий.

 Мастер доставал своей макушкой до самого свода небес, из треснувшей плоти непрерывно лилась лава. Взгляд прямой и светлый, пылающий огнем, казалось, выжжет сердце любого, кому хватит смелости в них посмотреть.

 Необузданный черный шторм уже успел повалить и Солнце, и Луну. Ауле, пробившись очами сквозь мглу, оценил состояние Мелькора. Плотная, непроглядная обывателю тьма, была лишь толстой, почти иллюзорной оболочкой. Его возлюбленный, ставший за время наказания совершенно безжизненным, даже не приходил в сознание, отдавшись потоку беспощадной стихии. 

Буря опустилась в Мир, где ее ждали собравшиеся войска людей и Валар, присоединяясь к начавшейся бойне. Мастерство людей проявилось во всей красе, и земля быстро сотряслась от криков и взрывов.

 Подняв молот, Огненный явился на материк и, расталкивая Валар, бросился к могучему силуэту. Ауле опустил оружие, протягивая буре ладонь, в надежде, что она подчиняется воле Моргота и ответит на жест. Мгла лишь с силой ототкнула Мастера от себя, яростно заревев в небо.

 — Блять, Мелькор! — встав на ноги, Мастер бросился на мрак, разрубая воздух молотом — Очнись, твою мать! 

Темная туча уворачивалась от ударов, с клокотом шипя и извиваясь. Даже видя, как отсекается одна из конечностей, Огненный не мог поверить, что вихрь собирается вновь и бьет с большей силой.

 — Так я скорее выдохнусь, чем добьюсь хоть какого-то толка — быстро думал Ауле, пробегаясь глазами по оболочке — Его тело спрятано в центре бури. 

— Ну, не хочешь по-хорошему, придется по-другому!

 Вала раскрутил молот в руках, нагревая до поистине космических температур и, когда металл стал ослепительно-серым, с ревом пробил грудь силуэта, вытолкнув из него Павшего.

 Пока щупальца мглы разбегались, медленно подтягиваясь к вылетевшему из нее телу, Вала, не мешкая, схватил его на лету, и с большим усилием восстановил раннее обличие, прижимая отощавшего возлюбленного к себе. 

— Мелькор! Идиот проклятый, очнись! — Ауле тряс его изо всех сил, после вжимая в свою грудь, прямо к сердцу. 

Его вместе с другом объяло яростным огнем, что питалось от отчаяния и гнева. Мастер проклинал себя за то, что не перерубил всех прочих Валар на месте еще тогда, что позволил довести все до такой точки.

 Мгла вцепилась в сознание Огненного, за все свои частички, что накопились за долгие века общения с Тёмным. Она обволокла разгоряченный разум, исполненный горя и страха за друга. Позволив Мраку вольготно почувствовать себя в новом теле, Ауле воспылал пуще прежнего, подчинив себе бурю и прекратив хаотичные выпады. Прочувствовав все влияние тьмы на Моргота, он увидел, что подавляла она силы его на протяжении всего его существования, напитываясь мощью Старшего из Валар. Сбросив с возлюбленного черные путы, Мастер, наконец, заметил, как задрожали его веки и открылись глаза. Стихия больше не угнетала Павшего, дух его окреп, а силы стали возвращаться. Наконец, Темный дернулся и крепко обнял державшего его все это время Огненного. Вала было отрадно от того, как быстро окреп его старый друг, как жизнь вновь запылала в нем с прежней страстью и волей. Выпустив его из могучих объятий, он вспомнил, что сейчас все быстро закончится, если они не вернутся в бой. 

— Ты хоть идти сможешь?!

 — Ничуть не хуже тебя! Мелькор крепко взял Ауле за руку, и вознеслись они в ужасающих обличиях, подобных коим не видела Арда. Багровый пламень покрывал плоть Огненного, что стала чернее бессветного неба, алый взгляд его вызывал лишь неописуемый страх. Моргот же, окруженный непроглядными тучами мрака, с той же графитово-серой кожей, что и в юности, излучал кошмарную, всепоглощающую ненависть, которая лишь выжидала мгновения, чтобы обрушиться на врагов. Эру, наблюдая за происходящим в Арде из своих Чертогов, не мог от такого зрелища не подавиться крекерами.

 Тьма и ярость сильнее захлестнули их души, поглотив любой рассудок без остатка. Они крушили людей, валар, орков, горы, океаны… всё, что попадалось им на пути. На любые попытки бегства или мольбы о пощаде Моргот сдавливал соперника удушающей мглой, на любые атаки — запрещенными приемами. Влюбленные оставили честь и беспокойство за всё, что ранее тревожило их, далеко позади, вместе с какими-либо эмоциями и стыдом. Турин, Тулкас и Эонве вышли к ним, вызывая на честный бой, на что земная кора треснула под ударом Мастера, и борцы с криками провалились в ревущую магму. Небо выло, как и выли души павших, коим было негде найти покоя. От прежнего Эа не осталось и следа, только месиво из гнутого железа и обрывков плоти. Кровь текла реками и собиралась в моря, обнажая вырванные с хребтом головы и кости. Урезонив бескрайний гнев, Мелькор остановился и крепко впился губами в губы Огненного, сходившего с ума от жажды расправы за все, что ему пришлось пережить. Ауле с силой вжал Павшего в себя, и теперь, оставшись в пустом, выжженом мире, им осталось сделать лишь одно. Подавив мрак в душе и очистив сознание, Моргот впился вновь юными глазами в самое сердце ненавистного мира, что чуть не уничтожил и его, и его самого близкого друга. Призвав сильмариллы к себе, Тёмный высмотрел в недрах мира остатки Негасимого Пламени. Кивнув Мастеру, он разбил кору мира еще раз, после чего защищенный от пламени Огненный нырнул в самое его сердце, продираясь сквозь расплавленный металл. Вернувшись вместе с пустым сосудом, Мелькор раскрошил в него сильмариллы и духи полетели внутрь, как мотыльки на свечку. Ауле, проводив взглядом последнего призрака и засматриваясь возрождением Негасимого, столь долго желанного ими, взгянул в глаза возлюбленного, взял его за руку, и с легким, впервые за тысячилетия, спокойным сердцем заявил: — Мы наконец-то свободны!