Химера

                    Сведенные судорогой пальцы удерживают руль угнанной с базы машины, собственное дыхание заполняет уши сиплым шумом, кровь стучит в висках, а мысли мечутся, не находя выхода и беспорядочно перемешиваясь.       Ричард Паркер изо всех сил старался взять себя в руки и успокоиться. На заднем сидении, надежно удерживаемый ремнями безопасности, сидел Майкл; голубые глаза смешно округлились, ветер растрепал тонкие волосы, но за все время с побега из изолированной комнаты он не издал ни единого звука. Он мало говорил, больше смотрел и слушал, сосредоточенно сводя бровки, запоминая, бессознательно пытаясь заполнить свой пробел в развитии, но без общения… Семилетний Майкл сильно отличался от химер, и иногда Ричард ловил себя на преступной мысли, что, возможно, зря застраховал ребенка от экспериментов и приговорил его к одинокому существованию в почти полной тишине. Но стоило только промелькнуть этому в голове, как ученый пугался и клял сам себя, что допустил такое в мыслях, ведь кое-что о воспитании химер он знал и даже этой малой толики информации было достаточно, чтобы просыпаться по ночам, рвано хватая ртом упрямо не проталкивающийся в легкие воздух и благодаря себя за то, что уберег ребенка от подобной участи.       И все же…       Они не были в безопасности ни тогда, ни сейчас, несясь по шоссе к Нью-Йорку.       Ричард ясно понимал, что уйти от Гидры вот так просто не выйдет. Пока преследования, насколько он мог судить, не было, но оно оставалось вопросом времени. Перед бегством он успел внести ошибки в последовательности расчетов, исказить данные в архивах, испортить исследования и формулы скрещивания — уже использованные и еще не примененные. Подобный саботаж будет стоить ему жизни, но в одном Ричард был уверен — исходные последовательности не будут восстановлены. На протяжении всех семи лет, проведенных в Гидре, каждый эксперимент предоставлялся на доработку лично ему, и он всегда находил ошибки. Были ли они своего рода проверкой для него или же нет, он сказать наверняка не мог, но предпочел оставить себе эту хрупкую надежду. И хотя от мысли, что у Гидры все равно останется порядка тридцати жизнеспособных мутантов, Ричард холодел, ему становилось немного легче, когда он понимал, что на этом все закончится.       «Вы весьма самонадеянны, друг мой, если решили, что сбежать от Гидры можно столь топорно».       Эти слова, произнесенные со снисходительной усмешкой, до сих пор жили в памяти Ричарда, отравляя её. Гидра не отпустит его, нет, и от ЩИТа тоже ничего хорошего ожидать не стоит, — в конце концов, он семь лет работал на Химеру, вряд ли Фьюри сочтет шантаж жизнью сына веской причиной для предательства. Но есть еще шанс спрятать Майкла, дать ему нормальную жизнь, которой он заслуживает.       Это и стало новой целью.              До Куинса Ричард добирался уже своим ходом, на всякий случай бросив машину подальше и петляя, делая лишние крюки в тщетной надежде запутать след, хоть и понимал, что вряд ли это возымеет успех. Майкл цеплялся за его руку, беспрестанно вертя головой и таращась на огромный город, в первые же минуты оглушивший его биением жизни, таким громким, громче сухого тиканья часов в его старой комнате, громче доносившейся до него иногда ругани инструкторов химер. Звуков, цветов и запахов было так много, что у мальчика кружилась голова.       Ричард тянул Майкла за собой, постоянно оглядываясь и ругая сам себя за это, но остановиться не мог; замер лишь у знакомой двери в одном из многоквартирных домов.       Дробный лихорадочный стук вызвал оживление в квартире, не прошло и полминуты, как дверь распахнулась, являя замершего на пороге как истукан Бена Паркера. Лицо бывшего военного осунулось за какие-то секунды, обнажая застарелую скорбь и только что родившееся неверие.       — Рич?..       Сказано это было едва ли громче шепота, но Ричард дернулся, бросив быстрый взгляд на лестницу, и, не приветствуя брата, протиснулся мимо него в прихожую, плотно закрывая за собой дверь. Бен опустил глаза, непонимающе хмурясь при виде хрупкого мальчугана, вжимающегося в Ричарда.       — Мне нужно уходить и срочно, — огорошил Ричард. — Бен, это Майкл, Майкл Бенджамин Паркер, мой сын. Прошу, позаботьтесь о нем, я не смогу остаться…       Бен коротким жестом прервал быстрый речитатив.       — Мы семь лет думали, что ты мертв, похороны были, — с расстановкой проговорил он, голос не сорвался лишь чудом. — Где ты пропадал? Где Мэри?       — Мэри умерла, при родах, — торопливо ответил Ричард, заставив Бена неуловимо скривиться от скорости ответа, от легкости, с которой он был дан. — Где был, неважно, но мне нельзя оставаться и сберечь Майкла… я не смогу. Мне так жаль, но не до разговоров, я должен убедиться, что за нами не следили. Майкл, он… все, что у меня есть. Он родился десятого августа…       — Остановись! — выпалил Бен, взмахивая рукой. — Ты не можешь явиться на порог вот так просто и сбежать без объяснений, мы с Мэй заслуживаем знать, почему вы с Мэри исчезли и почему ты дергаешься, будто за тобой черти гнались!       — Они и гонятся, Бен, — глухо сказал Ричард. — И мне нужно увести их подальше от вас и Майкла, прошу, пойми это. Я не знаю, когда они меня настигнут, но лучше бы мне в этот момент оказаться подальше от Нью-Йорка.       — «Они» — кто это?       — Не лезь в это, Бен! — предупреждающе воскликнул Ричард. — Не знать безопаснее. Послушай, — он на мгновение спрятал лицо в ладонях, а затем вновь поднял усталый взгляд, — я постараюсь вернуться поскорее и дать ответы на твои вопросы, обещаю. Но сейчас в приоритете безопасность Майкла, и я прошу вас с Мэй присмотреть за ним. Мне просто нужно какое-то время, чтобы все уладить.       Лицо Бена приняло каменное выражение. Он знал, явственно слышал, что в словах брата нет и толики правды, нет никакой уверенности, даже надежды — и той нет. Лишь обреченное знание, что все подходит к концу, и понимание, что нужно убедить его любой ценой, пообещать что угодно, даже то, на что нет шансов.       Бену уже приходилось слышать речи доведенных до края отчаяния людей, и это был тот же случай. С ним говорил не оживший мертвец, нет, он и не воскресал, явился призраком с полным и отчетливым знанием, что отмеренные ему годы существования после смерти подошли к концу. Все разговоры с ним были уже бессмысленны. Он будет твердить что угодно, пока не получит согласие. Ему можно помочь упокоиться лишь заверением, что все будет хорошо, — неискренним, истрепанным, но необходимым как последний глоток воздуха.       Вот только Бен верил в то, что предстояло сказать, и действительно надеялся, что брат еще вернется.       — Мы позаботимся о нем, — согласно кивнул Бен, с болью глядя, как выдыхает и расправляет Ричард плечи, которые покинуло сковывавшее их напряжение, а выражение лица с тревожно-умоляющего сменяется на обреченно-успокоенное. — И будем ждать твоего возвращения. Нам предстоит долгий разговор.       — Я на него явлюсь, — улыбнулся Ричард, но улыбка была похожа на оскал.       Ласково потрепав Майкла по плечу и коротко кивнув на прощание брату, Ричард с неестественно прямой спиной вышел за дверь, и только когда его шаги на лестнице стихли, Бен позволил себе ссутулиться и испустить тяжелый вздох.       Не явится.       Но время пока есть. Время, чтобы надеяться, и пусть недолго, но отталкивать осознание горькой правды.              На пятый день после поспешного бегства Ричарда по новостям передали сообщение о чудовищной автокатастрофе с последующим взрывом автомобиля на изобилующем поворотами участке шоссе. Бен подавил вздох в зародыше и выключил телевизор.       Новость могла быть никак не связана с его братом, но какое-то скребущееся чувство внутри упорно твердило обратное.       В день краткого визита Ричарда Мэй, вернувшаяся со смены, внимательно выслушала мужа, его опасения и молча приняла их вместе с Майклом. Им предстояло оформить документы для мальчика, опеку над ним, но Бен хотел подождать вестей о брате. Дождался. И хотя подтверждения его подозрениям не было, тянуть дальше он смысла не видел, поэтому в последующие дни они с Мэй занялись организацией вливания Майкла в семью.       Майкл почти не говорил с ними. На все расспросы ответил только то, что не знает точно, где был, но слышал, как буквально в соседних помещениях громко ругались на других детей взрослые. Из таких обрывочных сведений Бен и Мэй не могли сделать верных выводов, а потому решили, что, скорее всего, пока Ричард разбирался со своими проблемами, ребенок пребывал в каком-то закрытом детском учреждении и с отцом явно времени почти не проводил.       Бен и Мэй не хотели детей, но и отказываться от нежданно-негаданно свалившегося им на головы племянника не собирались. У ребенка не было больше никого, и детство его уже на счастливое не тянуло, но они могли хотя бы попытаться это исправить.       Еще бы знать, что исправлять…       

***

      Нью-Йоркское небо посерело, грозясь разлиться дождем, накрапывающим и разгоняющим случайных прохожих. Сэнди провожала глазами медленно плывущие тучи. Шея затекла и ныла, но опустить голову было выше сил девушки, которых хватило лишь на то, чтобы прислониться к углу многоквартирного дома в Куинсе и уставиться в небо, пытаясь загнать слезы безнадежности вглубь или хотя бы выдать их за капли постепенно набирающего силу дождя. Но опустить голову… увидеть ожидание и легкую потерянность в широко раскрытых карих глазах Питера… она малодушно оттягивала этот момент.       Как им удалось добраться до города, Сэнди даже при очень большом желании не вспомнила бы. Дни слились в одну бесконечно-серую череду механических действий, расцветившуюся ярким пятном лишь пару часов назад, когда беглецы оказались наконец поблизости от дома, адрес которого давным-давно дала Сэнди Мэри. Сэнди не была уверена, не переехали ли Паркеры, но уйти не попытавшись не могла и постучала в дверь.       Разговор с Беном Паркером походил на какой-то сюр, потому что Сэнди не понимала, что он говорил. Она еще шесть с половиной лет назад знала, что Питер не имеет с этой семьей ничего общего, и готова была к непониманию со стороны Паркеров, к тому, что будет непросто убедить их в последней воле Мэри, но произошедшее… поставило в тупик её саму.       В квартире, когда она пришла, был один лишь Бен, на лице которого застыло знакомое Сэнди выражение человека, пытающегося справиться с потерей кого-то близкого. Подавленность быстро перешла в нескрываемое раздражение — тоже вполне ожидаемую реакцию, — но последовавшие слова предсказать явно не получилось. Бен коротко и емко разъяснил нежданной гостье, что его племянник уже под их с Мэй опекой и был приведен отцом, а ребенок, цепляющийся за руку Сэнди, не имеет ничего общего с Ричардом и Мэри.       Возразить Сэнди было почти нечего, слух царапало то, что какой-то мальчик оказался у Паркеров и они явно убеждены, что он-то и есть их племянник. Ироничным выглядел факт отсутствия у них кровного племянника вообще. Об этом Сэнди подумала уже после того, как вышла из почудившегося душным подъезда. Заледеневшие пальцы сжимала теплая ладошка Питера, но посмотреть на него девушка пока боялась и пыталась привести в порядок свои мысли, решить, что делать дальше.       Мысль вручить ребенка биологическому отцу посетила её мимолетно и отправилась дальше по маршруту в мусорку, Сэнди хорошо помнила сомнения Мэри, да и образ жизни Тони Старка не подразумевал наличия ребенка. Оставалось одно…       И Сэнди приняла решение. Своего сына она не нашла, но вырастить сына Мэри сумеет.       Уже поворачивая на соседнюю улицу, Сэнди обернулась, чтобы заметить, как в подъезде скрывается женщина, ведущая за руку смутно знакомого светловолосого мальчика.