***
Питер влюбился в это место с первого взгляда. Раньше он не мог и мечтать попасть в мастерскую Тони Старка, а теперь его сюда звали, оборудовали собственное рабочее место и предоставляли все, что могло бы понадобиться, по первому же слову — не то чтобы он много просил. Питер видел, как старается мистер Старк. То есть, Тони. Было заметно невооруженным глазом, что тот отчаянно хочет наверстать все упущенные годы в общении с ним, но опасается слишком надавить и одновременно не позволяет себе ходить вокруг него на цыпочках, помня о том, что Питер далеко не нежная фиалка. Внимательный взгляд сопровождал его постоянно, Тони взвешивал каждое свое действие и слово — Питер сразу заметил, что в разговорах с ним не было ни одной фразы, содержавшей неукоснительное указание, а если оно все же было, то слово «пожалуйста» исправно превращало сказанное в просьбу. Так с ним всегда говорила Сэнди. Это грело душу Питера. Он чувствовал, что был важен. — Их это злило, — вдруг сказал он, нарушая сосредоточенное молчание. Тони остановил работу над микросхемой, занимавшей его внимание, и посмотрел на мальчика. Питер ткнул карандашом в белую субстанцию, которую намешал в реторте минуту назад, и поднял руку, наблюдая, как с едва слышным скрипучим звуком тянутся вслед за грифелем упругие волокна. — Что именно? — осторожно уточнил Тони. — То, что мой организм неспособен выделять собственную паутину, — пояснил Питер так спокойно, словно это было нечто само собой разумеющееся. — Когда это стало ясно, они провели кучу исследований. Я помню, как ученый, создавший мою формулу, объяснял им, что моя мутация усилила восприимчивость органов чувств и регенеративные способности, в значительной степени изменила функции кожи, но не может просто создать из ничего железы, которых у меня не было при рождении. Они бесились, но сделать уже ничего не могли. Теперь у меня есть паутина, — Питер поднял глаза на Тони и улыбнулся уголками губ. — А Гидры и Химеры нет. Спасибо. Тони не знал, как ответить на внезапное откровение — Питер впервые так прямо говорил о прошлом, — и смог только скупо кивнуть, надеясь, что его взгляд скажет все, что он не сумел выговорить. Судя по улыбке мальчика, ставшей широкой и открытой, послание было получено. — Я создал её на уроке химии в школе, — Питер перешел на более безопасную тему. — В ящике стола. Чутье позволяло мне закрыть ящик прежде, чем учитель замечал. — Теперь в твоем распоряжении вся лаборатория, — развел руками Тони, обводя помещение. — Ну, есть кое-какие предметы и элементы, с которыми я бы предпочел, чтобы ты был особенно осторожен. Не стесняйся спрашивать ПЯТНИЦУ, она лучше меня знает, что здесь есть. Но, серьезно, Питер, — он дождался, пока мальчик снова на него посмотрит. — Все, что угодно. Питер порозовел и мелко кивнул, про себя решив, что ни за что не будет просить того, что не является строго необходимым. Тони легко разглядел эту искорку принципиальности и добавил это наблюдение к остальным, сделанным за время общения с сыном. Чувство постоянной тревоги за него развилось невероятно быстро, как у любого родителя, полагал Тони (хотя, вспоминая Говарда, уже не был так уверен), но он не думал даже заговорить о том, чтобы свернуть супергеройскую деятельность мальчика, не то что предпринимать какие-то действия. С прочтением того злосчастного досье пришло понимание, что после подготовки в казармах Химеры и уже прошедших нескольких лет патрулей Питер такой же, как и остальные Мстители, только младше. Питер явно унаследовал определенные черты его характера вроде упрямства и патологического нежелания подчиняться приказам, что не раз аукалось ему тяжелыми наказаниями в Химере, поэтому Тони постоянно следил за собой (а заодно, содрогаясь, вспоминал самого себя в этом возрасте) и старался избегать чрезмерного давления, чтобы не порождать возможный подростковый протест и спонтанные глупые поступки. Какая-то сентиментальная часть его все-таки пока не в полной мере осознавала, что Питер — не обычный подросток, а маленький суперсолдат, и то, что ему пятнадцать лет, ничего не значит. Ребенком в привычном смысле слова мальчик никогда не был. — Не думал о более высокотехнологичном костюме? — только произнеся это, Тони понял, что зайти издалека не получилось. Питер приподнял брови в притворном непонимании и явной попытке не улыбнуться. — О, да брось! Это же пижама! — Ну да, не сплав титана и золота, — кивнул Питер, проигрывая вылезающей на лицо широкой улыбке. — Мой костюм выполняет все функции, которые я для него предусмотрел. — А именно? — Сокрытие личности, сохранение подвижности, отсечение лишней информации для органов чувств, — перечислил мальчик. — А защитная функция? — непонимающе нахмурился Тони. Питер отзеркалил его выражение лица. — Зачем? Мутация делает это. Я имею в виду скорость реакции и регенерацию. — Но было бы проще, если бы костюм защищал от травм, — попытался донести свою мысль Тони. — Хотя бы от некоторых. — Слишком громоздко, — категорично помотал головой Питер. — Мне важно сохранять подвижность, как я уже сказал. Костюм, защищающий меня от серьезных повреждений, снизит её, а достаточно легкий будет предотвращать только синяки и царапины. С ними прекрасно справится регенерация, так что незачем придумывать лишнего. Тони хотел уже напомнить ребенку, в каком состоянии он был после столкновения со Стервятником, но вовремя счел это плохой идеей. — Ладно, — нехотя сказал он. — Легкий костюм с небольшой защитой, предусмотренной в материи. Подвижность и все остальное, как это тебе нужно. И более эстетичный вид. Питер фыркнул, припомнив один из файлов, доступом к которым Тони поделился после того, как признался, что вдоль и поперек изучил его личное дело из Химеры. — С каких пор эстетика внешнего вида является ключевой для брони? Разве Марк I был призван сразить врагов своим обликом? — Нет, он был призван эффективно защищать меня, вытащить меня оттуда и уничтожить… все и всех, кто пытался меня удержать, — признал Тони. Его улыбка дрогнула; конечно, Питер не мог не заметить смену настроения и метафорическое похолодание на пару градусов. — Прости, я не хотел ворошить, — повинился он. Тони обратил внимание на беспокойные руки — Сэнди тоже перебирает все, что лежит в пределах досягаемости, когда нервничает. — Три месяца — не семь лет, Питер. — Не тогда, когда я не знал ничего иного с рождения, а у тебя была целая другая жизнь, нормальная жизнь, — настаивал мальчик. Тони с нажимом провел ладонями по лицу и сел на заботливо придвинутый Дубиной стул. — Я… — он секунду собирался с мыслями. — Я слышу такое явное противоречие в твоих словах, когда ты упоминаешь нормальную жизнь. То, как ты это произнес… Звучит так, словно какой-то частью себя ты воспринимаешь то, что с тобой сделали, не как норму, но так, словно… в этом не было ничего по-настоящему страшного. Питер внимательно выслушал, задумался. — Я знаю, что со мной и другими детьми поступили неправильно. Ужасно. Думаю, самым верным определением будет — бесчеловечно. Но я могу только жить с этим дальше. Признание всех ужасов не отменит их в моем прошлом. Я просто не вижу смысла биться в истерике с каждым новым откровением, показывающим, как далека была моя жизнь от нормальной. Наверное, простая констатация фактов — мой метод защиты. И тот главный факт, что из всего произошедшего я смог извлечь то, что помогает теперь людям, защищая их от опасностей, тоже работает. Тони, помедлив, кивнул. Он мог это понять. — Что касается костюма, — снова перевел тему Питер, регулируя накал обстановки, — то я не возражаю. Мне не помешали бы более совершенные линзы на маске. — Ты не против следящего устройства в костюме? Не то чтобы я собирался… — Я понимаю. — Питер ничуть не кривил душой. Нужно было быть слепцем, чтобы не заметить, как Тони боится потерять сына, которого считал мертвым пятнадцать лет. — Я согласен на трекер, но должен предупредить, я обучен находить и устранять маячки. Это на тот случай, если тебя вдруг занесет в сторону гиперопеки. — Уверен, мы найдем компромисс, — Тони вскинул руки в жесте капитуляции. — Раз уж речь зашла о твоих навыках, как насчет опробовать местный спортзал?..***
Тони смотрел на предоставленную ПЯТНИЦЕЙ сводку физических показателей Питера с нескрываемым недоверием. Только что ребенок завершил тренировочный бой с двумя Марками из Железного Легиона, а кардиограмма показывала лишь незначительное учащение сердечного ритма, будто мальчик сражался даже не вполсилы, а так, устроил легкую разминку. — Это смешно, правда, — фыркнул Питер, откидывая со лба пару вьющихся прядок. — Я отлично знаю, что костюмы работали не на пределе своих возможностей, поэтому не посчитал нужным устраивать показательное выступление с превращением высокотехнологичной брони в металлолом. — Ты в состоянии смять её? — брови Тони подскочили к линии роста волос. — Зависит от упора, — пожал плечами мальчик. — Это же одно из базовых правил физики. Нужно просто правильно применить силу. К тому же, у меня еще не закончился период роста. Я стану еще сильнее. Тони присвистнул, еще раз пробежавшись глазами по цифрам. — Проверь меня, — подбодрил Питер. — Всерьез. — ПЯТНИЦА, настройки как для одного засранца с сывороткой суперсолдата, — нехотя скомандовал Тони, под еще одно фырканье сбоку. — Мне переименовать упомянутого человека в своих базах данных предложенным образом? — уточнила ПЯТНИЦА с заметной ехидцей в голосе. — В базах пусть будет лицемером, — буркнул гений. — Продолжаем, Питер. Запускаю. На этот раз все было серьезнее и дольше. Тони готов был прервать симуляцию боя в любой момент, но мальчик справлялся. Его стиль боя представлял собой преимущественно уклонение и атаки по уязвимым местам. Первую часть боя Питер только уворачивался, изучая повадки противника и предполагаемые слабости. Вторая часть была стремительной и короткой — несколько точных ударов и устранение. Сердцебиение и давление на этот раз повысились, пусть и незначительно, и Тони, посмотрев со стороны на приближенное к реальному столкновение, сделал вывод, что может позволить Питеру самостоятельно определять уровень опасности, с которым тот может справиться. Вечер Тони и Питер проводили в гостиной, в компании пяти коробок пиццы. Мальчик, казалось, впал в настроение для разговора и рассказывал о своем детстве. — … Химера, как я понимаю спустя время, совершила много ошибок в подготовке солдат. В большей степени она была сосредоточена на создании жизнеспособных мутантов, для чего и был нужен Ричард Паркер, но, получив удачных подопытных, столкнулась с тем, что не проработала в деталях программу их обучения. Правда, был проект «Зимний Солдат»… Тони едва заметно скривился при упоминании Зимнего, но Питер спокойно продолжал: — … но для работы с химерами эта технология не подошла. Химера специализировалась в большей степени именно на экспериментах, ученые постоянно придумывали какие-то новые варианты скрещивания геномов, а что делать с полученными подопытными не знали. В результате, всю толпу разношерстных мутантов зачесывали под одну гребенку и муштровали по одной программе, не учитывая индивидуальные особенности, по крайней мере, до пяти-шести лет. После, в зависимости от перспективности подопытного, с нами работали в направлении развития генетических особенностей. Питер помолчал несколько минут, собираясь с мыслями. Тони не торопил его — ему самому нужно было уложить в голове откровения мальчика, рассказанные так сухо, будто происходили и не с ним. — Моя… Моя муштра началась с четырех лет, — криво улыбнулся Питер. — Химера сочла перспективными мою обучаемость и интеллект. Знаешь, живя уже восемь лет рядом с обычными людьми, я увидел много того, что было мне непонятно. Малыши лет трех-четырех — просто дети, это с трудом укладывается у меня в голове, потому что для меня и других подобных мне все было иначе. Я помню себя с очень раннего возраста, в деталях. Помню… Три года общей дисциплины, противостояния боли, желаниям, глушения эмоций; три года специального обучения и совершенствования уже отработанных навыков; затем побег и мимикрия под обычного ребенка. Так четко. Только другие химеры смогут это полностью понять. Даже Сэнди не может, она видела только последствия. Это въелось в меня, впечаталось в память. Я могу научиться жить как все, но это не изменит меня внутри. Питер глубоко вздохнул и замолчал, принимаясь за следующий кусок пиццы, и было нетрудно понять, что порыв откровенности закончился и больше ничего не будет сказано. Выслушав Питера, Тони подумал о том, что теперь он, возможно, немного лучше представляет, что пережил мальчик, и пришел к пониманию, что он не в его силах изменить его суть бойца, но зато сможет быть рядом и оказывать всю поддержку, которую способен предложить.***
За несколько недель, проведенных в Башне, Питер вполне освоился, обследовал все этажи, заглянул в вентиляцию, оценив по достоинству пару укромных уголков, оборудованных Бартоном еще в ту пору, когда он жил здесь, и после того, как изучение непосредственно здания было завершено, принялся узнавать людей, регулярно в нем бывавших. Питер живо заинтересовался работой ученых в лабораториях Stark Industries. Когда он изъявил желание узнать рабочий процесс получше, Тони решил, что чем объяснять, как все устроено, лучше дать ему стажировку. Заодно выяснилось, что Майкл, хоть и неплохо учится в Мидтауне и продвинулся в понимании физики, все-таки пошел в мать и тяготеет к работе с общественностью — так он справляется с детскими проблемами с коммуникацией. Тони в порыве душевной щедрости предложил стажировку и ему — в отделе по связям с общественностью. Осчастливленный Майкл даже не знал, как благодарить неожиданного покровителя. Разумеется, изменения в жизни обоих мальчиков не остались скрытыми от их лучшего друга. Предвкушая восторженные восклицания Неда на всем пути следования к личным комнатам, Питер пригласил его в гости и получил незабываемый день. Помимо беглого осмотра они ненадолго застряли в IT-отделе, где Нед в непреходящем восторге привлек внимание всех специалистов, комментируя их работу и свой собственный опыт хакера (Питер искренне надеялся, что никто не воспримет эти откровения с чрезмерной ответственностью). Свидетелем вставшей работы целого отдела стала Пеппер, заглянувшая на огонек по намеку ПЯТНИЦЫ, а затем и Тони; у Пеппер ситуация вызвала смех, и она предложила Тони принять на стажировку еще одного способного подростка. Питер никогда не сможет забыть выражение лица Неда, выпавшего в осадок, когда Старк на полном серьезе заявил, что тот принят. Ученые в лабораториях удивительно быстро привыкли к смышленому подростку, регулярно присоединяющемуся к их творческому процессу. Более того, парень периодически прикрывал их перед гендиректором, и они со временем готовы были на него молиться, потому что чудо-ребенок продемонстрировал, что отлично разбирается в механике, и регулярно собственноручно занимался починкой их кофемашин. Мальчик-солнце обживался в Башне, влюбляя в себя всех её обитателей и персонал. Питер не покривил душой, когда сказал Тони, что никогда не сможет забыть произошедшего с ним, но он мог научиться жить нормально. И процесс обучения становился тем легче, чем больше близких и любящих людей оказывалось рядом с ним. Питер постепенно привык называть мисс Поттс «Пеппер», хотя поначалу неудержимо смущался. Женщина вызывала у него странные чувства. В отличие от Тони, чьи старания не давить были заметны невооруженным глазом, Пеппер легко справлялась с этим. Она не отстранялась, не пыталась предоставить дистанцию и также не осведомлялась все время, не слишком ли для него то или это; её присутствие просто было постоянным и ненавязчивым. И Питер, к своему немалому удивлению, понял, что эта перманентная незримая поддержка — именно то, что ему нужно, чтобы чувствовать себя комфортно и в безопасности. Он никогда не знал свою маму, но Пеппер вдруг стала кем-то очень близким к фигуре матери, ближе, чем Сэнди, прочно занявшая нишу верного друга и старшей сестры. Перемены в жизни произошли не только у мальчиков, но и у Мэй, чьи регулярные посещения Башни привели к её знакомству с начальником службы безопасности. Питер и Майкл очень быстро заподозрили Хэппи в романтическом интересе к ней и даже заключили пари, когда он пригласит её на первое свидание. В том, что будет и второе, и третье, и десятое ни один не сомневался, глядя на прихорашивающегося Хогана, старающегося расправить пошире плечи и выглядеть посолиднее. Тони же имел дело с другими переменами после того, как мисс Лоусон сообщила ему, что подготовила поправки к Соглашениям, и, хотя ему не хотелось лишний раз покидать Башню и, как следствие, Питера, был вынужден присутствовать на нескольких заседаниях, предшествующих изданию нового свода Заковианских Соглашений. Следующий шаг был логичен — оправдать беглых Мстителей, чем Тони и занялся, правда, с зубовным скрежетом и кислой миной. Каковы бы ни были его личные чувства, он делал то, что считал себя должным сделать, и теперь, когда Соглашения представляли из себя не кандалы, как раньше, а действующую модель экстренного реагирования на угрозы Земле, он полагал справедливым вернуть в строй компанию усиленных людей в броских костюмах. Но, как бы там ни было, миссия связаться с командой Кэпа легла на плечи Роуди, потому что Тони так и не смог заставить себя воспользоваться тем допотопным кнопочным телефоном-раскладушкой, который прислал Роджерс. А вот миссия отвлечь внимание Тони от мысли о возвращении Мстителей была добровольно взята на себя Пеппер; благо, теперь она могла осуществить это не только разговорами о делах компании. Пеппер прекрасно помнила, почему они с Тони расстались, но жизнь упорно сталкивала их обратно и, кажется, настал тот момент, когда игнорировать её ставшие совсем непрозрачными намеки не представлялось возможным. И на этот раз в женщине теплилась надежда на то, что сам факт наличия Питера заставит Тони быть осторожнее и не лезть в самое пекло. Может, у этой странной семьи супергероев есть шанс сохранить себя в целости. К слову о семье… Пеппер пришлось напомнить Тони, что для общественности Питер — непонятно откуда взявшийся мальчик, бегающий по Башне, и предложить ему публично признать Питера своим сыном и наследником Stark Industries. Поднятый вопрос внезапно оказался очень острым, и было решено сначала обсудить его с ребенком, прежде чем принять потенциально опрометчивое решение.***
Роуди уже две недели жил в Башне, где продолжал свою реабилитацию, и успел познакомиться со всеми её новыми обитателями, среди которых один представлял для него особенный интерес. В памяти Роуди был еще жив тот запой, в который Тони ушел в две тысячи первом. Пеппер тогда не ошиблась, классифицировав его как нечто близкое к декабрю девяносто первого, — для его лучшего друга потеря ребенка оказалась не менее тяжела, чем потеря родителей. Недавняя навязчивая идея Тони пугала, и Роуди не знал, какие высшие силы благодарить за то, что все это не было плодом опьяненного разума. Он не знал также и того, чего ожидать от сына Тони. Пересказанная ему история и подборка файлов, заставивших содрогнуться и бывалого полковника, внушали образ морально и психически покалеченного ребенка, замученного собственной памятью, но… Питер, похоже, как никто другой умел обманывать ожидания. Мальчик умел смеяться. Мальчик умел находить что-то хорошее в том, что с ним сделали. И наконец, он нашел способ показать свою широкую и добрую несмотря ни на что душу, применив свои способности на благо простых людей. Питер напоминал Роуди Тони — до боли, так, что глаза слезились, а в груди теснилось чувство бесконечной гордости и восхищения передающимся по наследству внутренним стержнем этой семьи. Они были знакомы совсем недолго, но полковник уже знал, что без сомнения положит жизнь за этого ребенка. Что едва не случилось — Питер чуть не довел его до инфаркта, когда пришел весь взъерошенный, умилительно покрасневший и, смущаясь и запинаясь, назвал его «дядей Роуди». Наверняка, это Тони его научил и подослал, сам бы ребенок не решился — слишком уж вбиты в него установки уважительного обращения к малознакомым взрослым, — но Джеймс в жизни не слышал ничего, что отозвалось бы теплом в сердце сильнее, чем это. Перекатив в памяти приятное воспоминание, Роуди вздохнул и сосредоточился. В его руке лежал непривычный после старкфона телефон-раскладушка с потрепанным корпусом, палец замер над кнопкой вызова. Один гудок, второй, третий… — Стив?..