***
В Больничное Крыло я вернулась на ватных ногах и с шумом в голове, поэтому не сразу же заметила груду учебников у моей кровати. Если быть честной, только благодаря этой груде я смогла отличить свою койку от десятка таких же одинаковых. «История магии от Адольфа Люббли», «Классификация древнеанглийских рун», «Теория защитной магии» — вчитываясь в названия на разноцветных книжных корешках, я морщила лоб все сильнее. На меня постепенно накатывало чувство более ужасное, чем Том Марволо Реддл, — скука. Перенасытившись учебниками с школьных времён, я более не получала удовольствия от книг. Скучные буквы на белом листе вызвали неприязнь и раздражение. — Простите!.. — позвала я мадам Блоссом. Она порхала через три кровати от меня и что-то подкладывала в наволочки. — Что это такое? — Ах это… Уважаемый профессор Слизнорт распорядился, чтобы вам доставили литературу… — То есть принесли учебники? — недоверчиво переспорила я. Стиль речи школьной целительницы сильно утомлял, пусть и звучал забавно. Мадам Блоссом утвердительно кивнула, из-за чего парочка седых кудрей вывалилась из-под головного платка. — Сколько я буду в Больничном Крыле? — уточнила я. — Ох, эльфики, не знаю! — покачала головой целительница. Её кудряшки запрыгали из стороны в сторону. — Ваше недомогание нас сильно беспокоит, поэтому профессор Слизнорт попросил о семи днях. — Поняла, — бросила я, усаживаясь на кровати и мрачно пялясь на груду учебников. — Не беспокотесь, мисс Монтэгю! Я быстро поставлю вас на ноги! — задорно отозвалась целительница и стукнула друг о друга две маленькие колбочки. Я напряжённо сглотнула. Бог знает, чем в ближайшую неделю меня будут пичкать. Однако это было не так важно, как моё нахождение в Хогвартсе в целом. «Так… Мне определено стоит обо всем подумать», — я аккуратно опустилась на кровать, стараясь не напрягать забинтованную руку. Убегая от Реддла, я случайно стукнулась об парочку учеников, и теперь вся правая сторона ныла. — «А хорошо я всё-таки ему вломила. Хоть на что-то моя левая сгодится!» — улыбнулась я и резко помрачнела. Всё это было нехорошо: кровать, что ощущалась слишком мягко; боль, пульсирующая в предплечье; даже дыхание. Я сделала глубокий вдох и шумно выдохнула. Воздух щекотал лёгкие, ткань ночнушки колыхалась от моих движений. — И всё же… Быть этого не может! — потрясла головой я и вскочила с кровати. Где-то позади послышался напряжённый «хмг» от Мадам Блоссом. — Не верю я в то, что проснулась внутри кем-то написанного мира! Мой возбужденный взгляд уткнулся в каменную стену, а в голове появилась нездоровая мысль: стукнуть ногой об камень. «Будет больно, значит точно не сплю», — нахмурилась я и приготовилась к удару. Но в последний миг остановилась: — «Я и так себя уже искалечила… Боже! Что в моей голове?!» — внутренне взвыла я и вновь решила опуститься на кровать, чтобы предостеречь себя от глупостей. Однако стоило мне бросить взгляд на свою койку, как я застыла, удивлённо вытаращив глаза. Там, где ещё секунду назад было только одеяло, лежал серебряный поднос с тарелкой каши, кружкой сока и большим круглым печеньем. — Эт… Этого тут раньше не было… — протянула я, удивлённо моргая. Я медленно потянулась левой рукой к кровати, будто на ней лежал не поднос с едой, а зубастая гиена. Неуверенно коснувшись круглого печенья, я подцепила его кончиками пальцев и поднесла к лицу. «Пахнет орехами…» — Мисс Монтэгю, время лекарства! — бодро провозгласила Мадам Блоссом, от чего я испуганно вздрогнула и чуть не выронила печенье. — Ох, я вижу вам доставили завтрак!.. — З… Завтрак? — заикнулась я и повернулась к целительнице. — Как доставили? Кто доставил? Мадам Блоссом ненадолго замолчала, внимательно смотря на меня. Постепенно ее взгляд становился все мягче, пока на губах не появилась ласковая улыбка. Она подошла ко мне и коснулась своей пухленькой рукой моей головы: — В нашей школе всем ученикам положены завтрак, обед и ужин, — медленно начала целительница, поглаживая меня по волосам: — Еда готовится на кухне под замком, а потом наши уважаемые домовики потчуют ей всех обитателей замка. Мадам замолчала и посмотрела на меня, преисполненная простодушной гордостью. В ее глазах так и читалось: «Я помогу тебе, мое неразумное слабое дитя!» — Спасибо, — смущённо ответила я, чувствуя себя дурой. — Кушайте на здоровье! — целительница ободряющее хлопнула меня по спине и поставила на тумбочку рядом с кроватью пузырёк с чем-то неестественно зелёным: — А потом выпейте! Я с характерным недоверием взглянула на пузырёк, потом за Мадам Блоссом и тяжело вздохнула. Происходило слишком много непонятных мне вещей, в связи с чем мозг захотел уйти на перерыв. И как всегда бывает: когда голова отключается, полномочия переходят желудку. Мой живот протяжно заурчал, призывая меня откусить печенье. — Что ж, хотя бы заем стресс, — устало выдохнула я и вгрызлась в орехово-шоколадный десерт. Следующие часы прошли для меня утомительно. Я медленно подъедала овсяную кашу в попытке оттянуть момент принятия лекарства и пялилась в окно напротив. Об его стёкла то и дело бились ветки деревьев, заслоняя собой голубую полосу неба. «Живописно однако», — посмеивалась я, вспоминая свой тоскливый город. Солнце там являлось очень редко, как и моё желание ему порадоваться. Я так и не решила, где я и кто я. Но признаюсь, для сна каша была излишне вкусной. «Может, я умерла за работой…» — я задумчиво отпила апельсиновый сок из чашки. — «Или сошла с ума за той же работой…» — в последнее время я думала только об этом. Деньги. Все, кто говорят, что они неважны, — просто идиоты. Трусы, которые довольствуются маленьким кусочком пирога, вместо целого блюда. Я не хотела быть такой. «Лучше плакать в «Роллс-Ройсе», чем радоваться на велосипеде».* Не в состоянии разобраться во всем происходящем я решила отвлечься на книги, принесённые мне Горацием. Мне всегда было интересно содержимое знаменитых Хогвартских учебников. Первой, что мне попалось под руку, была «Теория защитной магии с первого по пятый курс». Я быстро пролистала первые страницы, цепляясь глазами за обрывки фраз: «При применении данного заклятия…», «круговые движения», «сосредоточьтесь на объекте…». — Довольно увлекательно, — саркастично протянула я, пробираясь сквозь сплошной текст. Что в жизни, что «здесь» вся научная литература была написана водянистым утомительным языком. По этой причине я всегда пропускала основную часть и вчитывалась только в выводы: — Хм… Ближе к середине я заметила заметку на полях. Она была написана неровным почерком и с орфографической ошибкой: «Вальбурга бесет!» Моё чувство прекрасного сморщилось, как плесневелый помидор. — Мисс Монтэгю? Вы выпили лекарство? — добродушно поинтересовалась Мадам Блоссом: — Что с вашим лицом? — А… Я… Да, я уже его пью, — спохватилась я и опрокинула в себя весь пузырёк. Язык защипало, как после клубники. — Господи, почему так кисло! — шёпотом взмолилась я. — Здоровья вам! — похвалила меня целительница и вернулась к своим делам, а я к изучению заметок на полях. Их оказалось куда больше, чем я думала. И каждая рассказывала что-то о Беатрис Монтэгю. «Скучно… Ненавижу учиться. Профессор такой зонуда!..» Я с болью в сердце пропустила очередную ошибку и переместила взгляд ниже. В углу страницы Беатрис начиркала скучающую голову с хвостиками по бокам и подобием круглых очков. — Это даже мило, — на моих губах появилась лёгкая улыбка. В редкие моменты (очень редкие) дети не казались мне противными. А Беатрис Монтэгю всё-таки была ребёнком. — Простите, мадам Блоссом?! — Что, моя хорошая? — заулыбалась целительница, а меня передёрнуло. Это «моя хорошая» прозвучало слишком неожиданно, от того и странно. — Сколько мне сейчас лет? Теперь передёрнуло саму мадам. Правда, она всеми силами попыталась это скрыть и с улыбкой ответила: — Пятнадцатый год идёт. — Спасибо! — пропела я, не отрываясь от учебника. Пятнадцать лет — время, когда красивые девчонки целуются в подъездах, а другие с жадностью на это смотрят. Помню, что я была как раз в ряду последних. Всегда недостаточно хороша для себя и окружающих. «Посмотрим, повезло ли Беатрис», — с этими мыслями я перевернула страницу. В начале главы, где меня встречало гордое название «Основы защиты от приведений», красовалась надпись: «Дэниель — идиот. Ненавижу его». — Может, это её бойфренд, — усмехнулась я и взглянула на следующую страницу, но там меня не поджидало ничего хорошего. «Адам — свинья. Ненавижу его». — Хм, — я перевернула дальше. «Вальбурга — крыса. Ненавижу её». Чем больше я листала, тем больше видела чужих имен и рядом с ними одно единственное слово «ненавижу». С каждым разом оно становилось всё чётче, вдавливалось чернилами в бумагу с необыкновенной силой, будто Беатрис хотела расцарапать пером дыру. На тридцать первой странице имена резко закончились. Им на смену пришли обрывочные фразы: «Почему именно я?», «Мой папа неудачник», «Я хочу домой». Слова, пропитанные одиночеством, сквозили до восемьдесят третьей страницы. Беатрис жалела обо всём: о «гнусном факультете Слизерин», о живущих там жестоких детях, о своей «неправильной слабой» семье и о «беспомощной» себе. «Сегодня я сбегу! Никто меня не остановит!» — гласила надпись, поперёк целого параграфа. Я заинтересовано перелистнула страницу в надежде узнать, что было дальше. Но следующие двадцать листов были пусты. Лишь на сто третьей странице появилось первая заметка: «Привет». Она была написана кем-то другим. Почерк был аккуратным и маленьким. «Привет», — отвечала Беатрис. «Я — Миртл Уорен. Будешь моим другом?» — к фразе прилагалось два выбора ответа «да/наверное», и оба были обведены неровным кружком. Вот, оказывается, как выглядит предложение от которого невозможно отказаться. Я потянулась к тумбочке за кружкой сока, но обнаружила там уже другой поднос. На нём меня ожидала тарелка с запечённым картофелем и куриным крылом, а в идентичной чашечке — компот. — Удивительное рядом, — саркастично прокомментировала я и утащила с тарелки кусочек картофеля. После появления в учебнике Миртл Уоррен одинокие фразы Беатрис сменились маленькими диалогами. Они болтали обо всём на свете. «Как тебе завтрак?» «Ненавижу овсянку», — отвечала Монтэгю. «А какие ты любишь носить рубашки?» — спрашивала Миртл ниже. «С кружевом!» «И я». Еда, одежда, школьные занятия — они обсуждали всё. Мне казалось странным, что эти разговоры происходили на листе бумаги, но может так, они хотели скрыть от ненавидящей их школы свои сердечные секреты. «Псс… Тебе кто-нибудь нравится?» Увидев этот вопрос от Миртл, я, опьянённая любопытством, опустила взгляд ниже, но не видела ответ. Разочарованно вздохнув, я принялась листать учебник дальше, пока не обнаружила чужое имя. Оно скрывалось между строчками о том, что лимонный тарт на десерт был слишком кислым. «Мне нравится Том Реддл». — Ууу-у! — загудела я на всё больничное крыло. Мадам Блоссом подпрыгнула на месте и чуть не выронила новый пузырёк из рук. — Вот это ты попала, девочка. Это был худший выбор из всех худших выборов! — зловеще констатировала я. — Вам нужно принять лекарство… — Давайте! Самое время выпить! — воодушевлённо ответила я целительнице. Она подошла ко мне, отдала пузырёк и поспешно удалилась под моё «ух, детка, ну ты даёшь». Всю неделю, что я провела в Больничном крыле, я читала заметки Беатрис во всех её учебниках. Похоже, Монтэгю вела этот своеобразный дневник с начальных курсов, записывая туда абсолютно всё. «Что ж, это оказалось очень полезным. С учётом того, что я до сих пор нахожусь тут», — думала я, надевая школьную форму. Сегодня мадам Блоссом обещала снять с меня бинты и отпустить «на волю». Ну или же в ад, кому как больше нравится. — Ох, мисс Монтэгю, я так счастлива, что вы поправили своё здоровье! Признаться, в эти дни вы изрядно меня напугали! — светилась от счастья целительница, бегая из одной стороны больничного крыла в другое. — Чего только стоили ваши ночные проделки! — Не понимаю о чем вы, мадам, — удивлённо ответила я. — Ну как же? Вы несколько раз покидали крыло и возвращались мокрой донельзя! А ещё тыкали себя столовыми приборами! Вот так, — целительница театрально ткнула себя в плечо невидимой вилкой, а у меня покраснели от стыда уши. Я не думала, что Мадам Блоссом так пристально следит за мной. В перерывах между чтением учебников и едой, я регулярно предпринимала попытки проснуться. Обливала себя холодной водой, легонько (а иногда не очень) колола себя вилкой. Но с каждым разом моё воодушевление становилось всё меньше, а сон всё реалистичнее. Между вещами наблюдались причинно-следственные связи (например, всю неделю в Больничное крыло не вломился ни один динозавр или ядерная ракета). «Как было ни черта не понятно, так и осталось», — тяжело вздохнула я, пытаясь завязать на шее изумрудный галстук. На помощь мне пришла целительница и, приведя меня в божеский вид, принялась разматывать бинты. — Ох, бедная, мисс Монтэгю, — вздохнула она, как только увидела мою кожу. — Что там? — занервничала я. — Понимаете, ваш ожог был очень серьёзным, поэтому я готовила для вас всё это время самые действенные зелья, но… — мадам ослабила хватку, позволяя мне взглянуть на свою руку. Она была в порядке, кроме одной маленькой детали — вытянутого шрама на запястье: — Мне так жаль. Так жаль! — запричитала целительница. — Пф-ф, я уже подумала там что-то серьёзное, — облегчённо выдохнула я и благодарно улыбнулась: — Не переживайте. Шрамы украшают даже девушек! — Бедная, мисс Монтэгю! Новое горе вновь сводит вас с ума! — взволнованно ответила Мадам Блоссом. — Всё правда в порядке! Не переживайте так! — попыталась успокоить женщину я. Наверное, шрамы на девичьем теле считались тут чем-то позорным. Однако мне не было дела до этого. Всё, что меня заботило, скрывалось за дверьми Больничного Крыла. «Что ж, придётся приструнить несколько детишек», — устала вздохнула я, прощаясь с Мадам Блоссом и покидая помещение с длинными окнами и чередой больнично-белых кроватей.***
Мой путь лежал в Большой Зал. На это было несколько причин. Во-первых, его было легче всего найти, поскольку находился он на первом этаже. А во-вторых, в нём были все, кто мне нужен. Пройдя по длинному коридору, я завернула налево и вышла в Главный холл. Большие настенные часы, стоящие у главной лестницы, показывали «восемь часов утра тридцать три минуты». В это время учителя и дети были заняты завтраком. «Чудесно. Значит, я не опоздала», — саркастично отметила я и направилась в сторону огромных дверей. На стене рядом с ними висело множество картин, и как не странно, все их обитатели что-то жевали. Я завороженно уставилась на нарисованных мужчин и женщин. Некоторые из них уставились на меня в ответ. — Почему она смотрит? Это так неприлично! — спросил мужчина в чёрном фраке. Длинными пальцами правой руки он сжимал бутерброд с красной икрой. — А зачем вы едите? Вам же это не нужно, — спросила я. Несколько картин шумно вздохнули, а мужчина в чёрном фраке фыркнул и красноречиво стал жевать икру с белым хлебом. Не получив ответа, я картинно пожала плечами и толкнула дверь в Большой зал. Не знаю, есть ли смысл говорить о том, что он был поразительным. Потолок с ясным голубым небом, парящие свечи, четыре ряда столов — всё это было восхитительным. Все, кроме одного, — шум. Я недовольно поморщилась, смотря на бесчисленное множество детишек, оккупировавших столы с едой. Они все чавкали, стучали приборами по посуде и что-то увлечённо обсуждали. «Как в общественной столовой…» — пробежала неприятная мысль в моей голове. Я не любила людей. Конечно же не всех, но большинство не могла вынести. Мне не нравились уродливые люди, невоспитанные люди, глупые люди. Мир был и так не очень привлекательным и посвящать себя в такое же непривлекательное общество казалось мне кощунством. Отыскав стол со студентами в зелёном, я направилась к нему. Он находился с краю рядом со столом студентов Когтевран. Не знаю, существовал ли какой-то негласный закон, но ближе к выходу завтракали ученики постарше, когда как малышня была едва видна в другом конце. «Пятый курс… И где мои оболтусы?» — задумчиво хмыкнула я, приближаясь к старшим курсам. Среди спин я обнаружила свободное местечко и уверенно подошла к нему. Чистая тарелка так и кричала: это твоё недостающее место, Беатрис! И я почти заняла его, если бы не чужая ладонь, которая резко опустилась на скамью: — Занято, — ответил мне юноша со светлыми как солома волосами. Я недоверчиво взглянула на него и спросила: — Кем? — Чистокровными, — ответил юноша и холодно улыбнулся. Серые глаза, светлые пряди, небрежно выбивающиеся из уложенных набок волос, и звериное выражение лица — согласно заметкам Монтэгю это был Дэниэль Эйвери. Именно он был одним из первых, кто начал пускать слухи о недалёкой девочке со Слизерина, чей интеллект не больше чем у веретенницы.** — Правда? Спасибо, — ответила я и, игнорируя чужую ладонь, упёрлась коленкой в скамью и потянулась за тостом. Румяные хлебцы лежали друг на дружке на маленьком блюдце рядом с тарелкой Дэниэля. — Т-ты… — последний явно не был к этому готов и заикнулся. — Что-то не так? — спросила я, картинно откусывая кусочек от тоста. Смотреть в смущённое юношеское лицо было сплошным удовольствием. — Ты же сам сказал занято чистокровными. Мне очень приятно, что ты подержал для меня место. Лицо Эйвери исказилось ещё больше. А губы дёрнулись, чтобы произнести нечто грубое и неуместное. Краем глаза я заметила, что сидящие рядом студенты тоже напряглись. Атмосфера за столом стремительно начала сгущаться, предрекая бурю. — Беатрис Монтэгю, ты пренебрегаешь нормами приличия, — подал голос «мессия» змеиного факультета. Голос Тома Реддла мгновенно развеял скопившуюся над головами студентов тучу. — Только я пренебрегаю?! — нарочито эмоционально возмутилась я, приложив руку с тостом к чистой белой рубашке. Сидящие напротив меня ученики презрительно скривили лица. А студенты с Пуффендуя, чей стол стоял рядом, повернули головы. — А как же он?! — повернулась я в сторону Эйвери. — В поступке Дэниэля нет ничего злонамеренного, — спокойно ответил Марволо. — Ты нарушила его личные границы. — Ах вот как?! — воскликнула я, привлекая ещё больше внимания к столу Слизерина. — То есть из-за его личных границ я должна есть завтрак на полу?! — Да, — коротко ответил Том. Услышав это, я на мгновение опешила. Слова, которые я собиралась сказать, застряли в горле. — Опоздавшие на завтрак занимают те места, которые свободны. Если таковые отсутствуют, — Марволо еле заметно дёрнул уголками губ: — Иной альтернативы нет. Кто-то рядом злобно хихикнул. Кто-то сделал вид, что ничего не заметил. Но ясно было одно: Беатрис Монтэгю здесь не рады. — Про-ва-ли-вай, — одними губами произнёс Эйвери, нахально смотря мне в глаза. — Здесь тебе ловить нечего. — И правда, — ответила я и печально положила тост обратно на блюдце. — Здесь мне действительно нечего ловить. Поэтому стоит обратиться к кому-нибудь другому, верно? Мои губы согнулись в холодной улыбке. Глаза недобро сузились. Я выпрямилась, задрала руку вверх и громко выкрикнула: — Директор Диппет, мне нужно поговорить с вами! В этот момент кто-то за столом Слизерина очень громко поперхнулся тыквенным соком.