Сити

— Но если это рай, почему я помню всё, что было завтра и не знаю, что будет вчера? Почему вся моя жизнь — это череда стоп-кадров разных сортов одного дерьма? — с балкона виднелся созданный слэм. Толпа скачет, как Чингачгуки у костра. Рома «Как у барыги на балконе» — помещение, уходящее вглубь, подобно катакомбам, встречало синими и фиолетовыми огнями. Прохожие заметно сторонились места, а клиенты выходили завороженными: кто без пальто, кто с кольцом. — У Magi есть свои правила: смотри, но не трогай, пали, но не дёргай, дрочи, но без помощи рук, ты шаришь, о чём я? Главное — не влюбляйся в них… — Олег надел очки, чуть не забыв сунуть налички. — Их тела крадут твои деньги, но не дай им украсть твоё сердце! — дав все наставления, он пошёл прямо со спокойной душой. Эти советы ни в кассу — от цинизма, увы, нету лекарства. Олег Тела, мелькающие в свете, усыпаются зелёными бумажками, благодаря изгибам красных губ. Они все такие яркие по-своему. У каждой свой стиль, манера. Но они молчат, плавно проводя коготками по лицу, оставляя за ушком перышки. Это райские птички в синтетическом раю, охраняющие свои шесты-цветники. Пилоны усыпаны в плюмах — порой они смахивали чужие перья. — Да-а, я не зря пришёл сюда, — сняв очки, мир становится ярче. Всё блестит, сверк-сверкает, — Можно ближе? Но была одна особенная: курила через мундштук, безразлично оглядывая зал. Скромная одежка: висюльки, скрытые под призрачной мантией. В неё сливается фата, дополняет венок из полыни. Редкие серые перья, похожие на павлиньи, местами с багровыми очинами. Обычно…же у самцов такие? Заведение становится шире: диванчики у бара, лестница, второй этаж. Кто-то уже нажрался, буянит. Бар манил волшебными склянками, отдающими блеском. У стойки немного народа — все разбрелись компашками по столам. Рядом присело обольстительное тело, пьяно мурлыкая заказ, прям как… Шум из ближайшего угла заставил обернуться. Патлатый паренек со стаканом встал на стол, уверенно проходя к его середине. Один из сидящих прикрыл лицо от стыда, видно, уже думал, как будет извиняться перед персоналом. Но несколько парней, скрывая улыбки, уставились на проходимца. — Ну что, ребятки, было очень приятно сегодня с вами пообщаться. Мы пьем за успех, за полный и окончательный разъеб… — Встань! — пнул в плечо один из компании. — …Чтобы каждый из вас развился, неважно, как эмси или как артист. — Е-е-е! — Эй, бармен, слушай сюда! — кое-как достучался Олег, пытаясь меньше возмущаться. — «Cabernet Savignon», пожалуйста, — птичка не на прежнем месте, она пересела поближе. — Вон той даме, — в памяти мелькнула прошлая жизнь: пятничный бар, не уверен ни в ком; тоскливый дым, жестокий коктейль. — Прекрасно. Бармен, родной… На шее оказывается ожерелье из перьев, заставляя обернуться. Взгляд напротив скрывался под чёрными волосами. Как бы аккуратно поправляя хрупкую укладку, волшебные зелёные глаза засветились. Улыбка коснулась светлых губ. — Я вроде был свободен, но, — пальцы поддевают очки, заставляя картинно пробежаться взглядом по фигуре. Мнимый восторг затмился настоящим очарованием. — «Попал в капкан». — Милая девочка. — Саша, — я просто путаю черты, до сих пор пытаясь её забыть. Тонкие ладони облачены в оперные перчатки. Саша присела на барный стул, махнув рукой бармену. — Одинокая птица, ты летаешь высоко, — пропел Олег, перебирая в руках перья. — И лишь безумец был способен за тобою вслед погнаться. — Не знал, что такие дамы — ценители ретро. — А мы, по-твоему, пусты? Диалог прерван звоном стекла. Саша забрала в одной руке пустые бокалы, а в другой понесла бутылку вина. Смысл нахождения у барной стойки исчез, как и блеск софитов у шестов. Грядёт шоу. Словно Персефона в нижнем мире блуждает, аккуратно ступала Саша. Вуаль развевалась, открывая снежную кожу, отчего взгляд непроизвольно поднимался выше. В карманах на месте мелочь и резинки. Парень догнал вприпрыжку одну из бывших сотрудниц, слепо следуя за ней на второй этаж. Шоу за шоу, в перерывах отмечаются особо шумные «столы». В мареве выделяется высокий парень, произнося, наверное, тост, плескаясь содержимым коктейля. Мирон Возбуждение от мини-преступления спало, возвращая в прежнюю колею скуки. Взгляд останавливается на одном нескладном человеке. — Чего такой грустный, хуй сосал невкусный? — заключил Славка, предлагая шот. Музыка неприятно искажала слова, оставляя недоеденные окончания. — Кислого будешь? — шепнул тут же, сжимая плечо, а после ухмыльнулся. Подобные мероприятия высасывали сильнее первого опыта с пылесосом… Но, что ж, если начинать, так продолжать. Зря что ль Славка бегал, как к продюсеру на кастинг? — Нужно подплясать под дудку, чтобы здесь разрешили выступать, — Слава поставил шот, нервно перебирая шнурки. Удивительный талант — передать тревожность другим. — Идея-фикс; тебе ещё нравится. — Хочется переплюнуть достижения других балагуров. А то мы отстаём, — Слава усмехнулся. — Ты только так девушкам не говори, а то звучит как: я не трахаюсь с тобой, а пытаюсь перепрыгнуть достижения из прошлого секса. — Ух ты ж, девочка-пиздец, погляди. Отличная от других танцовщиц кружила вокруг какого-то простачка, который пока не понимает, что обводят его вокруг пальца. Образ гика смутно сходился с одним мутным знакомым, но совпадение списалось на больную тревогу и манию величия. Не могут же все ходить за тобой? Бледная нимфа, которая даже не удостаивалась реагировать на восторженные взгляды от её вида, с пустыми глазами, унесла чаши наверх. С балкона выделялось одно лицо: не то в маске, не то в антураже — не видно от приглушенного света. Славка энергично пиздел с корешом, у которого угарная козлиная бородка. По-моему, они знакомы давно — как две капли воды, несут бред, не закрывая рта. — С одной стороны она уебищна, с другой — спина. — хохот ушёл в пузырьки очередной стопки. Слава чуть не поперхнулся, когда рука с бедра скользнула выше и в карман худи. Пакетик зип-лок захвачен. Мирон направился в туалет. — Марочку за мамочку, — растворение во рту щиплет язык, ускользая из крови в нейроны. Эхом проносится странный звук: дверь или что-то упало? Разлепив глаза, узкая кабинка ширеет, стенки двигаются змейкой. Моргание. Снова хлопок, как в пещере. — Т-т-твои объятия удушливы, — плывущие руки всё это время держали за плечи, и только сейчас ленивая музыка дошла до стен, ушей и сознания. Невозможность постоять за себя разлепила глаза. Жёлтые очки придали эффект реалити — погружение: вверх — тянутся сами руки на шею чужую, вниз — устали ноги стоять. Кабинка, покрытая цветом мха, так и шепчет: «Давай же, давай». Слава открывает и закрывает рот в пустоту, которая сожрёт нас всех с потрохами. Мягкие стены сжимают внутри, Слава поправляет очки. Мир скачет попрыгунчиком, звуки сопровождает метроном: тик-так. Он тебя не поймет. Тик. От тебя только польза, — ты бэнкролл. Так. Гений? — Эгоист. Чужая футболка кислеет, тяжелый выдох в волосы выносит все мысли. Что если я вслух произнес всё то, что внутри живёт? Искрится потолок, снося жуткой бурей. Безумные действия на первом месте. Пластилиновое тело пригнулось. Синтез, союз, мычание. Что-то тает в руках, ускользают неприятные воспоминания. Моргание. Прижат, в клетке, в руках держат. Слава. Зачем мне слава? Кудри не мешают глазам, всё мешается: чувства, касания, действия. Стяг. Стягивают. Стежками мазки по шее. Вдаль. Глаза не вдаются в подробности. Вдоль. Движения становятся четче: рука движется за двоих, вдохи усыпаются в уши. Слух слаб, всё в слезах. И слюнах… Я смотрю на тебя влюблёнными и пьяными глазами, а ты лишь отводишь взгляд и прижимаешься всё ближе, целуя мою шею. — Изменила дама, наклюкался не в себя. Лан, парни, бывайте, — и только Ванька (с бородкой) хитро улыбнулся. Приближающиеся лучи солнца намекнули, мол, пора. И вот, когда почти все ожидали такси, кто-то опомнился о потере одного бойца. — А где Рома? Смог падал с верхнего этажа, порой не от углей. Охрана спокойно пропустила наверх, даже не обращая внимания. Все лица уставшие, искажены скукой. И только вдали, ближе к окнам, был нужный силуэт. Тот смотрел на унылый пейзаж, ожидая рассвета. Дым так и парил в воздухе, когда в пальцах тлела самокрутка. — Олеж, а где Ромка-то? Он медленно повернул голову в сторону звука, но потом вернулся к рассмотрению окон. Блант выдал последнюю искру и скрылся в похожих бычках. — Сав, ты не видел?

Вам пришло сообщение.